Татары внесли в жизнь русского народа множество новых условий, сложившихся не только из зависимых отношений побежденных к победителям, но и просто из близкого соседства двух народов, дававшего легкие примеры и образцы для заимствован!!!. Мы, разумеется, можем рассматривать здесь лишь то влияние татарского владычества па русскую жизнь, которое отразилось в ней только со стороны межевания.
К первому числу условий татарского владычества, повлиявших непосредственно на состояние нашего древнего межевания, прежде всего, надо отнести дань, которую татары сначала сами раскладывали и взимали
с побежденных русских, а затем поручали её сбор русским князьям, огульно обложив данью каждое княжество. С целью верного учета сбора этой дани, как татарам, так впоследствии русским князьям, было необходимо производить в княжествах время от времени переписи жителей и делать между ними раскладку платежей, сообразно достаткам каждого. Но так как в то время в числе имуществ и промыслов русских главной доходной статьей являлись произведения земли, то разумеется, что если не в свои переписи, то хотя бы в свои соображения о раскладке дани, татарам было необходимо вводить некоторый элемент материального определения земель, по крайней мере с точки зренья их обычной доходности.
Это обстоятельство и повлияло весьма заметно на историю нашего государственного межевания, которое с тех пор, в течение нескольких столетий, постепенно вырабатывалось у нас в систему земельного кадастра, включавшего в себя определение площадей, состава, качества, местоположение и принадлежности поземельных владений, в целях правильного обложения землевладельцев налогами и повинностями.
Из летописей усматривается, что первая монгольская перепись при Батые была произведена жителями Шевав 1245 г.; затем при хане Мунке в 1257 г. были переписаны земли Суздальская, Рязанская и Муромская, а в 1259 г. жители Новгорода. В 1273 г. при хане Менгу-Темире упоминается в летописи последний раз о повсеместной переписи жителей в России, но по всем вероятностям эта перепись была не последняя, так как в ханских ярлыках, даваемых русскому духовенству на освобождение от дани и на прочие льготы, встречается много намеков на их производство даже в XIV веке.
За недостатком данных невозможно теперь установить достоверноепредставление об организации и ходе татарских переписей
X III века; однако, судя по крайне скудным указаниям письменности
того времени, выясняется, что в этих переписях участвовали наезжавшие в Россию татарские баскаки, даньщики, писцы и численники и что вслед за их переписями с русских взимались, кроме дани, разные пошлины, натуральный повинности и, между прочим, подать„поплужная“, размер которой, вероятно, соразмерялся с количеством разрабатываемых нашенных земель. Затем имеются свидетельства о том, что писцы и численники, при производстве своих переписей, включали в них дворы и людей и что в то время податному обложению подлежали всякие земли, леса, воды, огороды, мельницы, перевозы, зимовища, летовища и другие статьи доходовъ. Однако, как в частности производились такого рода переписи и как совершалась по
ним раскладка дани и других татарских поборов, о том теперь сказать что-либо определенное нельзя. Можно только догадываться» что татарские писцы, численники, даньщики и баскаки относились к своим обязанностям не всегда добросовестно и умело и что вследствие этого, а также для прекращения бунтов и различных уклонений народа от татарского,числаханы передали раскладку и сбор своей дани в руки русских князей.
Настолько же мало можно сказать и о переписях, производимых в XIV и ХУ веках русскими князьями в целях раскладки и татарских, и своих налогов. Относительно этих переписей известно, что они производились княжескими писцами и ожсчиками, которые за свой труд вознаграждались особой пошлиной— писчей бьлкой, а также кормом и подводами, и что раскладка татарской дани и княжеских налогов производилась тогда писцами, смотря
по сгшь, т. е. по богатству лица, по животам — по движимому имуществу,
по промыслам — по занятым, по мгрскому разрубу, т. е. по раскладке самими жителями местности причитающихся на нихъ платежей,и наконец по сохам, которыми в то время назывались особые податные единицы, включавшие в себе определенный размер имущества или известный промысел. Как давно установилось у нас понятие о сохе, как о податной единице, сказать весьма затруднительно, однако по некоторым признакам возможно предположить, что оно выработалось у русских еще в глубокой древности и ко временам татарскаго ига уже на столько окрепло и вышло в жизнь, что даже сами татары, как кажется, признавали соху за податную единицу и сообразовали с ней исчисление дани русских. Так однажды,еще в XIII веке, татарская дань была уплочена со всей русской земли по полугривне „с сохи“ при чем в каждую соху засчитано по два работника. В XIV и XV веках состав, качество и размер имуществ или промыслов, входящих в соху, был уже различен
в разных княжествах. Так известно, что соха Новгородская быламенее московской и определялась пространством земли, которое можнообрабатывать тремя работниками на трех конях; при этом за соху же считались: кузница, лавка, чан кожевенный, невод и пр.; плуг засчитывался за две сохи. Кроме того, Новгородская земельная соха сама делилась еще на три части—обжи, размер которых определялся пространством земли, какое можно обработать одним работником на одной лошади. О размерах земельных сох княжества Московского в XIV и XV веках возможно строить лишь некоторый предположения, основанные на темных намеках письменности и на изучении размеров и состава сох времен последующих. Н а этих основаниях представляется, что измерение сох в княжестве Московском производилось тогда по количеству четвертей высеиваемого хлеба, по количеству копенъ собираемого сена, по содержанию прочих угодий селения и по числу работников, живших в селении; что сообразно единицам своего измерения сохи делились на „чети“, т. е. на так1я пространства, как те необходимы для засова четверти зерна, и на „выти под которыми можно понимать обыкновенный хозяйства при крестьянских дворах, иногда одно, иногда нисколько; и что геометрическое содержание
сох и вытей, сообразно способам их исчисления, было далеко неодинаково и зависало от состава и качества земель, от тяжести прочих повинностей, лежащих на том или другом сословии плательщиков, и от усмотрения правительства, которое могло увеличивать или уменьшать размерь сох для образования большего или меньшего числа податных единиц.Спустя одно-
два столетия рассматриваемого времени, по свидетельству Татищева,в московскую соху полагали: 800 четвертей доброй земли.1000 четвертей средней и 1800 четвертей худой земли. Затем имеются также указания, что в XVI веке соха московская, по своей платежной способности, приравнивалась 10 сохам новгородским. Вот и все, что можем мы сказать о порядках и способах монгольских и русских переписей земель и людей в XIII, XIV и XV веках. Переписи эти имели то важное значение в истории русского межевания, что ими надолго утвердились в России финансовые описания и исчисления земель в целях правильной раскладки поземельных налогов и повинностей. Вторым важным проявлением межевания в татарский его период было распространение местных межевых законов. Явление это обусловливалось, главным образом, раздроблением России на несколько
княжеств, почти независимых одно от другого и поставленных в различные географическая и политические условия существования. Вследствие этого естественно, что постановленья Русской Правды, если и действовали когда-нибудь одинаково на всем пространстве России, то с раздроблением на княжества местных условии й жизни и татарского ига, они не могли оставаться постоянно без изменений и начали развиваться в каждом княжестве не в одинаковой мере и самостоятельно, не согласуясь с ходом дела у соседей. Надо думать, что уклонение от законов Русской Правды начались в России немедленно же по раздроблению на уделы; затем под влияние сказанных условий законы эти постепенно изменялись, развивались и дополнялись и, такимъ образом, переработались к концу татарского ига в несколько особых законодательств. До нашего времени дошли только некоторый из таких законодательств— Московское, Новгородское и Псковское, однако нет никаких основаниц предполагать, что Тверь, Рязань и другие княжества не имели своих особых законов как общих, так и межевых.
Из законодательства великого княжества Московского нашему рассмотрению могут подлежать только соответственные статьи Двинской
уставной грамоты, данной въ 1397 г. князем Дмитриевичем вновь присоединенной к Москве, Двинской области. В этой грамоте резко различаются межи земель княжеских от меж земель, принадлежащих к селениям, а эти последние от внутренних полевых меж одного селения. В Русской Правда такого различия еще не существовало; там нарушение всякой межи каралось одинаковой пеней в 12 гривень, между тем как по Двинской уставной грамоте такая пеня различается, смотря по принадлежности земель.— „А другу друга межу переоретъ или перекосить па одипомъ полй, вины боранъ,а межи селъ межа тридцать б'Ьлъ, а княжа межа три сорока бгЬлъ, а вязьбы въ томъ нгЬтъ “. Точно также и порядки судебного процесса по Двинской уставной грамоте имеют уже большую сложность и свои особенности, отличия от порядков судебного процесса по Русской Правде. Так Двинская уставная грамота предписывает наместнику
по жалобе истца вызывать к суду ответчика чрез дворяпъ и подвойских, а в случай неявки ответчика на суд выдавать истцу безсудную грамоту, по которой истец без суда признавался правым. Еслибы явилась надобность осмотреть на месте спорное имущество, то для сего надлежало посылать особого дворянина, которому в вознаграждение за труд полагалась определенная пошлина, смотря по расстоянию. В заключение судебного процесса по Двинской уставной грамоте надлежало выдать оправданной стороне „правую грамоту", за написании е которой и за приложение к ней печати полагались определения пошлины в пользу наместника и его дьяка.
Новгородская судная грамота, дошедшая до нас от Х века,по сравнению с Русской Правдой, указывает уже на значительный прогресс русского законодательства того времени. Она устанавливает виды суда и подсудность дела, определяет права и обязанности истца, ответчика, поверенных и свидетелей, дает сложный формы вызова в суд, различает судебные сроки и судебный пошлины и подробно определяет самый порядок суда. Межевой суд и, вообще, все спорные дела о поземельных владениях по этой грамоте подлежали в Новгороде представителю земской власти—посаднику, который, впрочем, не мог оканчивать эти дела без участия княжеского наместника:—„А посаднику судити судъ свой съ наместники великаго князя
но старине; а безъ наместниковъ великаго князя посаднику суда некончати". Относительно возбуждешя и порядка производства дЬлъ о поземельныхъ владгЬн1яхъ существовали въ грамот'Ь сл'Ьдующгя постановлешя:— „А кому будетъ о земл’Ь дгЬло, о сел'Ь, или о дву, или болши,или менши: ино ему до суда на землю не наезжать, ни людей своихъ не посылать, а о земл'Ь позвати къ суду. А утяжетъ въ земл’Ь, ино взяти ему грамота у судьи въ земл’Ь и въ убытк'Ь на истц'Ь; а отъ земли судь-Ь кунъ не в з я т ь „ А кто на комъ иоищетъ наезда, или грабежа въ земномъ дЬл'Ь: ино судити нанередъ на’Ьздъ и грабежъ: а о земл'Ь посл'Ь судъ“. „А кто кого утяжетъ въ земл'Ь и судную грамоту возьметъ, ино ему 'Ьхать на свою землю по судной грамот'Ь,
да и володЬть ему тою землею". Срокъ для окончашя дЬлъ о земляхъ назначался суду двухъ месячный: — „А земное орудье судити два месяца,
а болши дву мЬсяць не волочити “. Однако, если по обстоятельствамъ дЬла представлялась надобность прежде постановлешя рЬшенхя послать на мгЬсто спорнаго имущества „межника", то по нргЬздЬ его съ„межи“ срокъ для окон чатя дЬла отдалялся еще на два мЬсяца: —„А какъ межникъ прйдетъ съ межи, ино той судъ кончати посаднику въ друие два мгЬсяца тому жъ посаднику, а дал'Ь не волочить".За отлучку посадника изъ города на то время, когда имъ былъ иазначенъ судъ по межевому дЬлу, взыскивался съ посадника большой штрафъ и кром’Ь того всЬ убытки истца. „А кой носадникъ, межника давъ, а по'Ьдетъ прочь изъ города не кончавъ того суда,
ино великимъ княземъ и Великому Новгороду на томъ посадникЬ пятьдесятъ рублевъ, а истцу убытки подойметъ".
За порчу меж Новгородская судная грамота не указывает никаких штрафов, но вместо того полагается большое денежное взыскание за самовольное нарушение владения даже в том случай, если отнятая „наездом“ земля была
признана впоследствии собственностью лица виновного в самоуправстве.
Псковская судная грамота, дошедшая до нас только в редакции Х века, но, как сказано в её заглавии, составленная на Псковском вече 1397 года из узаконенных, данных в разное время Псковскими князьями, не имеет в себе специальных законов собственно о межах, на зато в ней с большою подробностью развиты постановленья о межевом суде и о судебных доказательствахпно делам о поземельных владениях.Статья ея: „А которому княжому человеку ’Ьздить на межу съ сотскими, ино ему также цЬловати крестъ“— прямо указывает на существованье в Пскове правильного порядка, установленного на предмет исследования граничных споров. Тоже можно усмотреть и в другой её статье, определяющей порядок разграничения споров о лесной земле, описанной противоречиво в грамотах снорящих лицъ: — „О лЬшей земле будетъ судъ. А ноложат грамоты двои на одну землю, а зайдут грамоты за грамоты, а истца оба возьмут межников, да оба изведутся по своим грамотам, да предь Господю ставши межников межничество снимут. ино им присужати ноле“. Из следующих статей можно усмотреть, что сторона победившая в поединке признавалась правою и ей выдавалась „судница“— правая грамота, а сторона побежденная считалась виновною и платила пошлины въ пользу князя, посадника и сотских. Замечательной особенностью Псковской судной грамоты является её закон о земской давности. По этому закону лицо, провладевшее возделанной или застроенной землею и водою бесспорно в течение 4— 5 лег, освобождалось от притязаний на владение те прежнего владельца этой земли. К землям лесным, где признаки воздействия воли владельца в продолжение 4— 5 лет не могли быть очевидны, давность не применялась, и тяжбы этого рода разрешались
вышеприведенной статьей о лесных землях. Не останавливаясь здесь на множестве других статей упомянутых грамот, могущих дать в совокупном их изучении определенное представление о порядке производства в Пскове, Новгороде и Двинской области спорных дел о землях, мы в заключение обзора межевого законодательства всех трех княжеств отметим тот факт, что ни в Псковской и Новгородской судных грамотах, ни в Двинской уставной грамоте вовсе еще не указываются способы к предупреждению граничных споров, а даются лишь средства к защите и восстановлению нарушенных правь на поземельный владения, безразлично— будут ли они нарушены в целом, или только в своих материальных пределах.Обращаясь теперь к вопросу о том, каким же собственно образом возникали межи поземельных владений в X III— XV веках, мы можем утверждать, что установление их совершалось двояким путем: во-первыхъ, самими владельцами и, во-вторыхъ, по распоряжению и при участии административной или судебной власти. Подтверждение первому положению мы находим в содержании многих данных,,юридическихъ актах того времени, из которых прямо усматривается, что лица, отчуждавшие земли, без всякого участия княжеских чиновников, а лишь в присутствии свидетелей, указывали и описывали приобретателямъ свои земли и таким образом устанавливали на будущее время их законные пределы. Таким же образом совершалось установление меж судебноюи административною властно в разных случаяхъ развода земель по решению суда, по повелению ли князя или властей духовных, или просто по усмотрению третьего лица, которому было доварено владельцами разграничение земель. Такие случаи межевания возможно проследить в содержании правых грамот того времени, в которых, кроме изложения самого хода судебного процесса, предъявлявшихся доказательств и решения суда, иногда прописывалось и приведете в исполнение судебного решения.Установленные таким образом границы описывались в упомянутых выше актах иногда весьма подробно, с перечислением всех межевых знаков, с обозначением смежных земель и владений и даже с показателем меры граничных линий в саженях; в других
случаях пределы отчуждаемой или отводимой земли описывались менее определенно— или но составу угодий, входящих в именье, или только
по названью именья с такой припиской: „со всемъ, что къ нему потягло изъ старины, куда плугъ, соха, топоръ и коса ходить“. Попадаются примеры, где земли описаны по площади в десятинах, но это весьма редко. Затем почти во всех дошедших до нас от того времени грамотах на земли имеются въ конце приписки, кто были свидетели при отводе земель и при составлены грамоты, кто писали грамоту и кто приложил к ней печать. Этот факт свидетельствует нам о существовавшем тогда стремлении закреплять сделки о землях формами письменного юридического акта. Мы приведем здесь несколько характерных выдержек из актов X III— ХУ веков, подтверждающих вышеизложенное об установлении и описании меж землям в указанное время.Данная 1253 г.— “ Се язъ раба Божхя Марина черница дала есми ко святому Васшпю въ монастырь село Мининское со всемъ, что къ нему по тяглу, и съ прикупными землями да село Романовское да въ Романовскомъ же дала есми прикупной лугъ Любощу подле реки Нерли отъ Василковскаго мочища доломъ да по два озерца, да на вязь, да на иву, да поперегъ болотца къ Романовской рощ е на валовую межу; а дала есми те села и съ животомъ святому Василью по его душе игумену съ братьею, покаместь и святая обитель сястоить, лета 6761“.
Обобщая теперь все сказанное о состоянии межевания в России в период татарского владычества, прежде всего, следует заключить,что в обширной практике кадастровых работ того времени несомненно должны были выработаться способы финансового деления земель и способы самого описания их. Затем возможно утверждать, что в то время поземельный отношения в княжествах уже настолько осложнились, что вызвали появление достаточно определенных законов и правил на предмет разрешенья споров о землях. Однако установление меж поземельным владениям, по прежнему, все еще лежало на самих владельцах, и участке правительства в общем устройстве поземельных владений своих подданных выражалось тогда в
весьма слабой степени Оно ограничивалось части изданием карательных законов за нарушение меж и владения, части кадастровыми описаниями земель в целях правильной раскладки налогов, и частью установлением меж землям лишь в тех случаях, когда сами владельцы этого сделать не могли и обращались к помощи правительства.
Таким образом правительство отвечало тогда лишь текущим ближайшим надобностям жизни и вовсе не имело в виду задачи предупреждения межевых споров посредством общего межевания и приведения всех меж в известность и в определенность. Оно даже не имело специально межевых органов управления, а его межевой суд принадлежал тем же местам и лицам, который ведали вообще всякие спорные дела). Писцы того временине были специально межевыми чиновниками и при своих описаниях вовсе не имели в виду юридического разграничения земель; они лишь отмечали палого способность земель наравне со всем прочим имуществом. Юридическое же разграничение земель производилось ими лишь в некоторых частных случаях, по особым повелениям власти, так же как и другими чиновниками — пунами,судьями, волостелями и пр) Одним словом, организация государственного юридического межевания находилась тогда лишь в зародыше: оно, очевидно, не вытекало еще, как необходимое следствие, из общих условий и потребностей народной жизни и, потому, не требовало от правительства особых забот и особой организации.