Проблемы мировой политики и международных отношений в истории социально-политической мысли

Теория международных отношений — важная и неотъемлемая часть современной политической науки. Так же как и политология, теория международных отношений анализирует прежде всего реа­лии современного мира, но опирается на теоретический фундамент, созданный многовековым развитием политической мысли. Первые внешнеполитические концепции возникли одновременно с появле­нием государств. Большинство суждений о внешней политике и межгосударственных отношениях, высказанных древними мыслите­лями, сегодня звучит весьма наивно. Однако нельзя отрицать того, что некоторые из этих концепций вплоть до нынешнего столетия использовались в реальной внешнеполитической практике отдель­ных государств.

Например, внешняя политика традиционного Китая на протяже­нии веков в значительной степени вдохновлялась идеями, берущи­ми свое начало в двух основных течениях древнекитайской поли­тической мысли, — конфуцианстве и легизме. Конфуцианство по­родило представление об исключительном положении Китая по отношению к соседним странам и народам, его превосходстве над ними и привело впоследствии к изоляционизму. В основе внешне­политической концепции легизма лежал прагматический принцип выгоды и пользы отношений Поднебесной с теми или иными «вар- варами» (под которыми понимались все остальные народы). По­скольку легизм делал ставку на принуждение и насилие как на наиболее эффективные средства управления людьми, постольку и во внешнеполитической сфере он ориентировался прежде всего на силовые методы, о чем свидетельствует выдвинутая легистами тео­рия прямой зависимости могущества государства от его военных успехов. По существу это было одно из первых в истории теорети­ческих оправданий агрессивных войн. Проблема войны и мира ока­залась центральной для всех без исключения направлений внешне­политической мысли с момента ее возникновения. Сходный взгляд на роль силового фактора в международных отношениях продемон­стрировал древнегреческий мыслитель Фукидид в «Пелопонесской войне». Одновременно Фукидид указал, что в основе политики го­сударств лежат не столько действия конкретных личностей, сколь­ко объективные и не зависящие от воли людей интересы. Такая точка зрения на внешнюю политику соответствует концептуаль­ным подходам, сложившимся в более поздние периоды.

Однако более или менее систематическое представление о внеш­ней политике и международных отношениях стало формироваться в эпоху Возрождения и Новое время. Одним из первых мыслите­лей этого периода, обратившихся к изучению проблем международ­ных отношений, был Н. Макиавелли. Он считал, что война является неизбежной спутницей человеческой истории в силу изначальной склонности людей к насилию. Поэтому при принятии решения о начале военных действий руководитель государства не должен быть связан никакими ограничениями. Главную задачу любого государ­ства на внешнеполитической арене Н. Макиавелли видел в дости­жении выгоды, защите своих интересов, при этом он считал вполне возможным и необходимым игнорировать и моральные, и правовые нормы. В мирное урегулирование конфликтных ситуаций Н. Маки­авелли не верил, считая силу единственным реальным фактором политики.

Прямой противоположностью взглядам Н. Макиавелли была внешнеполитическая концепция голландского гуманиста Э. Рот­тердамского, который видел в мире, а не в насилии и войне выс­шую человеческую ценность. Для предотвращения войн он предла­гал ввести принцип неизменности границ, поскольку территориаль­ные споры выступают основной причиной военных конфликтов. Другой голландский мыслитель Г. Греции вошел в историю как один из первых теоретиков международного права. Его научная деятельность была посвящена вопросам правового регулирования

международных отношений. Творчество Г. Гроция имело явную антивоенную направленность. Он первым пришел к выводу о необ­ходимости коллективной борьбы за поддержание мира. Ему же принадлежит одна из первых классификаций справедливых и не­справедливых войн.

Поиски путей установления прочного мира, устранения войны как способа решения межгосударственных споров отличают твор­ческое наследие представителей французской политической мысли XVII—XVIII вв. Э. Крюсе и Ш. И. де Сен-Пьера. Э. Крюсе, невзи­рая на различия между нациями, рассматривал человеческое обще­ство как единое целое, поэтому цель политики он видел в поддер­жании и расширении согласия между народами. Важным направ­лением международного сотрудничества Э. Крюсе называл развитие международной торговли, усматривая тесную связь между уровнем экономического взаимодействия между государствами и степенью конфликтности в их отношениях. Э. Крюсе первым высказал пред­ложение о создании универсальной международной организации, которая стала бы гарантом сохранения мира. По его замыслу, в эту организацию на правах полного равенства независимо от размеров территории, численности населения и географического положения должны войти все государства Европы, Азии и Африки. Возглав­лять эту организацию должен Совет, состоящий из избираемых ее членами представителей. В компетенцию Совета входили бы раз­решение спорных вопросов, выработка рекомендаций о методах уре­гулирования межгосударственных разногласий. В проекте Э. Крю­се специально оговаривалось, что ни одно государство не должно предпринимать никаких действий в конфликтной ситуации, пока не изучит соответствующие рекомендации Совета.

Созвучные с идеями Э. Крюсе мысли высказывал его соотече­ственник Ш. И. де Сен-Пьер. Он также считал, что государства должны заключить договор о создании международной организа­ции, но предлагал в значительной степени ограничить суверенитет отдельных государств и строить данную организацию на конфеде­ративных началах, что уменьшит риск возникновения военных кон­фликтов. Коллективные органы такой конфедерации намечалось наделить довольно широкими полномочиями. Кроме этого, Сен-Пьер говорил о необходимости учредить международный судебный три­бунал с правом применения обязательных для членов организации постановлений и сформировать армию для использования в тех случаях, когда отдельное государство будет оказывать сопротивле­ние общей воле конфедерации. По существу, Сен-Пьер стоял на

позиции создания мирового правительства. Эта идея неоднократно высказывалась в истории социально-политической мысли.

Сторонником создания мирового правительства был и такой из­вестный мыслитель, как Т. Гоббс. Он считал, что естественному состоянию общества соответствует «война всех против всех». Та­кое положение может быть преодолено только посредством заклю­чения общественного договора и образования государства. Но в сфере межгосударственных отношений естественное состояние со­храняется и после этого. Как и Н. Макиавелли, Т. Гоббс видел в силе главный регулятор международных отношений. В естествен­ном состоянии государства не связаны какими-либо ограничени­ями и стремятся к своему усилению, поэтому войны между ними неизбежны. Однако в отличие от Макиавелли Гоббс осуждал вой­ны с морально-этической точки зрения и призывал к устранению их причин. А возможность прочного мира Т. Гоббс допускал толь­ко при условии функционирования мирового правительства, сто­ящего над властью отдельных государств.

На рубеже XVIII—XIX вв. развернутый план перестройки меж­дународных отношений предложил английский мыслитель, один из основоположников либерализма И. Бентам. Он предусматривал создание универсальной международной организации, международ­ного суда, коллективных вооруженных сил. И. Бентам опередил свое время, высказав мысль полностью отказаться от колоний, по­скольку они являются для метрополий бременем, а не источником прибылей, как полагали тогда многие. Международные отношения, по мнению И. Бентама, должны носить демократический характер, строиться на принципах полного равенства государств и исклю­чать господство одних народов над другими.

Почти одновременно с И. Бентамом свой план достижения веч­ного мира, вытекающий из его общефилософских взглядов, выдви­нул И. Кант. Отдавая приоритет морали перед правом и полити­кой, он утверждал, что отношения между государствами должны регулироваться теми же простыми моральными нормами, что и от­ношения между людьми, а сами моральные нормы станут нормами права. Эффективность и результативность любой политики будут зависеть от того, насколько она учитывает эти нормы и принципы.

Взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на международную политику имели некоторое сходство с воззрениями немецких классических философов. Так же как и И. Кант, основоположники марксизма верили в возможность достижения вечного мира, но путь к нему лежал, по их мнению, не через моральное совершенствование, а че-

рез классовую борьбу и революцию. Уничтожение частной соб­ственности и классов должно было стать условием распростране­ния простых нравственных норм, характерных для отношений меж­ду частными лицами, на отношения между народами. Но пока эта цель не достигнута, К. Маркс и Ф. Энгельс, вслед за Г. Гегелем, считали войны и конфликты между государствами неизбежными и неустранимыми. Марксистское понимание проблем мировой поли­тики и международных отношений базировалось на идеях эконо­мического детерминизма. Сама мировая политика, по марксизму, могла появиться только после формирования мирового рынка. Бур­жуазия отдельных стран посредством контроля над этим рынком превращается в космополитическую силу, становится господству­ющим классом в мировом масштабе. Одновременно и социальный антипод буржуазии — пролетариат — превращается в некую ин­тернациональную общность, не имеющую собственного отечества, но имеющую общие классовые интересы во всех странах. Проле­тарская революция, призванная положить конец господству капита­ла, приобретает, таким образом, всемирный характер. Мировая рево­люция должна покончить не только с социальными, но и с нацио­нальными антагонизмами, превратить все человечество в единую общность, не знающую ни классовых различий, ни государственных границ. Классовая борьба, по словам классиков марксизма, выступа­ет движущей силой политического процесса не только на уровне отдельных стран, но и в сфере международных отношений. Нацио­нальный же суверенитет и государственные интересы — второсте­пенные, преходящие факторы.

В.И. Ленин в целом придерживался тех же взглядов на между­народную политику, что и основоположники марксизма, но допол­нил их новыми положениями. Прежде всего это касалось его тео­рии империализма. В соответствии с постулатами данной теории для последней стадии капитализма характерны господство монопо­лий и финансовой олигархии внутри отдельных стран, усиление внешней экспансии, стремление к территориальному переделу мира. В.И. Ленин был убежден, что империалистическая политика имеет сугубо экономическую природу и неизбежно ведет к мировым по­литическим кризисам, войнам и революциям. Поддерживая маркси­стскую доктрину мировой революции, В.И. Ленин внес в нее неко­торые коррективы. Но, как К. Маркс и Ф. Энгельс, он игнорировал проблемы национально-государственных интересов. Эта позиция отчетливо проявилась после прихода большевиков к власти, когда их внешняя (в значительной степени и внутренняя) политика осу- ществлялась в расчете на скорую победу мировой революции. Вслед­ствие этого ни Ленин, ни его соратники не были особенно озабоче­ны государственными интересами самой России, рассматривая ее лишь как плацдарм для мировой революции. Впоследствии внеш­няя политика советского государства приобрела более прагмати­ческий характер, но окончательно избавиться от идеологизирован­ного подхода к международным отношениям руководители СССР не смогли вплоть до середины 1980-х гг. Попытка уйти от такого подхода, предпринятая под флагом «нового политического мышле­ния», обернулась для внешней политики СССР, а затем и России гигантской катастрофой.

18.2. Геополитическое направление в исследовании международных отношений

На рубеже XIX и XX вв. стало формироваться совершенно но­вое направление в исследовании международных отношений — гео­политическое. Идея о существовании зависимости между полити­ческой жизнью государств и народов и географической средой вы­сказывалась задолго до XX столетия. В Новое время подобные взгляды были характерны для Ш.-Л. Монтескье. В конце XIX в. идеи географического детерминизма широко распространились в общественных науках, что стало непосредственной предпосылкой возникновения геополитики.

У истоков этого направления внешнеполитической мысли сто­яли немецкий географ Ф. Ратцель и шведский правовед Р. Чел- лен. Заслуги последнего в основном заключаются во введении в научный обиход самого термина «геополитика». Ф. Ратцель сфор­мулировал положение о пространстве как о непосредственной по­литической силе. Он полагал, что пространство— это не просто территория того или иного государства, а важнейший элемент его силового потенциала.

Особое место в истории геополитических исследований занима­ют идеи английского ученого X. Маккиндера. Он исходил из пред­положения, что страны, контролирующие определенные участки кон­тинентального пространства, обладают преимуществом перед дру­гими. В 1904 г. в статье «Географическая ось истории» X. Маккиндер назвал главным, «осевым» регионом мировой истории и политики внутреннее пространство Евразии. Государство, обеспечившее себе господство в этом регионе, могло бы, по его мнению, претендовать и

на мировое господство. В последующем геостратег ввел понятие «мировой остров», которым он обозначил сплошной континенталь­ный пространственный пояс, состоящий из Европы, Азии и Африки. «Осевой» регион получил название Хартленд, т.е. Сердцевинная земля. В 1919 г. в книге «Демократические идеалы и реальность» X. Маккиндер сформулировал свой знаменитый постулат: тот, кто контролирует Восточную Европу, господствует в Хартленде; тот, кто господствует в Хартленде, господствует над Мировым островом; тот, кто правит Мировым островом, господствует над миром. Пози­ция X. Маккиндера отражала интересы Великобритании того пери­ода, опасавшейся чрезмерного усиления двух континентальных дер­жав — Германии и России и особенно возможного союза между ними.

До Первой мировой войны X. Маккиндер считал Германию боль­шим злом по сравнению с Россией. После окончания войны и побе­ды русской революции он стал автором идеи «санитарного кордо­на», суть которого состояла в необходимости образования в Восточ­ной Европе группы буферных государств, разделяющих Россию и Германию. Санитарный кордон должен был, с одной стороны, изоли­ровать большевистскую Россию, а с другой — препятствовать гос­подству в ключевом регионе как России, так и побежденной в вой­не Германии.

В конце своей жизни X. Маккиндер достаточно точно спрогно­зировал некоторые тенденции мирового политического развития второй половины XX в., одновременно пересмотрев свою прежнюю геополитическую концепцию. Он обозначил Северную Атлантику как Средиземный океан, являющийся опорной точкой всей Земли, и далее предположил, что прибрежные страны этого океана смогут сбалансировать могущество державы, доминирующей в Хартленде.

Германская геополитика, так же как и английская, пыталась дать теоретическое обоснование внешнеполитического курса своей стра­ны. Поскольку цели внешней политики кайзеровской, а затем гит­леровской Германии носили откровенно агрессивный, захватнический характер, такой же характер имели и германские геополитические концепции. Уже Ф. Ратцель, исходя из принципов социал-дарвиниз­ма, считал жизнеспособными только те государства, которые расши­ряют свои территории. Эти идеи развил К. Хаусхофер, ставший центральной фигурой германской геополитики после Первой миро­вой войны.

К. Хаусхофер ввел понятие жизненного пространства и рассмат­ривал его расширение как условие существования всякого дина-

мичного государства, претендующего на положение великой держа­вы. Он воспринял идею противостояния континентальных и морс­ких государств и сделал из нее вывод о том, что главным врагом Германии как континентальной страны является Великобритания. И хотя К. Хаусхофер видел возможность расширения жизненного пространства Германии на Востоке, он был сторонником союза Рос­сии и Германии в рамках направленного против океанских держав евразийского блока. Несмотря на то что многие концепции этого геополитика оказали влияние на внешнеполитическую деятельность национал-социалистов, их пути в конце концов разошлись.

Во второй половине XX столетия центр геополитических исследований переместился в США. Основателем американской школы геополитики был адмирал А. Мэхэн. В отличие от немец­ких и английских геополитиков он считал, что основой силового потенциала государства является его морская мощь, поэтому мор­ские державы имеют преимущество перед континентальными. А. Мэхэн считал необходимым для США поддерживать контроль над мировыми морскими путями, что определялось географиче­ским положением этой страны. Американская внешняя политика на протяжении нынешнего столетия практически подтвердила данные выводы.

Особое место в американской геополитике середины XX в. при­надлежит Н. Спайкмену. В отличие от X. Маккиндера он видел ключом контроля над миром не Хартленд, а Римленд. Под Римлен-дом Н. Спайкмен понимал евразийский пояс прибрежных террито­рий, или так называемый «маргинальный полумесяц», включающий морские страны Европы, Ближний и Средний Восток, Индию, Юго-Восточную Азию и Китай. Этот пояс действительно охватывает Евразию с Запада на Восток и дает тому, кто его контролирует, немалые преимущества. Поэтому Н. Спайкмен заменяет формулу X. Маккиндера своей: кто контролирует Римленд— господствует на Евразией; кто господствует над Евразией — контролирует судь­бы мира. По мнению Спайкмена, географическое положение Соеди­ненных Штатов весьма выгодно по отношению и к Хартленду, и к Римленду. США одновременно обращены двумя своими побережь­ями к разным оконечностям Римленда, а через Северный полюс — к Хартленду и таким образом имеют возможность контролировать баланс сил во всей Евразии. Концепция Н. Спайкмена, выдвинутая еще во время Второй мировой войны, теоретически обосновала пере­ориентацию внешней политики США на активное вмешательство в политические процессы за пределами Западного полушария.

18.3. Теоретические концепции мировой политики... 1950—1960-х гг. 579

Дальнейшим развитием идей Н. Спайкмена стала концепция другого американского геополитика — С. Коэна, поделившего весь мир на геостратегические и геополитические регионы. Геострате­гическими им были названы те регионы, которые играют определя­ющую роль в мировой политике и экономике. С. Коэн выделил всего два таких региона: мир зависящих от морской торговли оке­анических держав и евразийский континентальный мир. Ядром пер­вого геостратегического региона является территория самих США с прямыми выходами к трем главным океанам — Атлантическому, Тихому и Северному Ледовитому. Сердцевина второго геострате­гического региона — российский промышленный район, включав­ший европейскую часть тогдашнего СССР, Урал, Западную Сибирь и Северный Казахстан. Страны морского побережья Западной и Северной Европы также входят в состав первого геостратегическо­го региона, как и континентальный Китай — в состав второго, но занимают в них периферийное положение. Нетрудно заметить, что данная геополитическая концепция отражала мировые реалии пе­риода «холодной войны» с присущей ему биполярной структурой международных отношений.

В годы «холодной войны» геополитическая ситуация во многих регионах оставалась относительно стабильной. Окончание же «хо­лодной войны» вызвало, помимо всего прочего, серьезнейшие геопо­литические сдвиги, породившие нестабильность в прежде более или менее спокойных регионах. Эти изменения обусловили большой интерес к геополитическим исследованиям во всем мире, в том чис­ле и в нашей стране. Такой интерес вполне закономерен, поскольку геополитика отражает объективно существующую взаимосвязь меж­ду географическими факторами и внешней политикой государства. Но следует помнить, что геополитика — лишь одно из направлений в исследовании мировой политики и международных отношений, и строить реальный политический курс учитывая только геополити­ческий аспект было бы ошибочным.

18.3. Теоретические концепции мировой политики

и международных отношений в политической

науке 1950—1960-х гг.

В процессе становления современной политической науки сфор­мировалось несколько направлений теории международных отно­шений. Во многом они связаны с предшествующей историей со-

циально-политической мысли. Первоначально основная дискуссия в области теории международных отношений развивалась между представителями политического идеализма и политического реа­лизма. Первое направление воспроизводило подходы, характерные для таких мыслителей, как Г. Гроций и И. Кант. Сторонники поли­тического идеализма надеялись добиться отказа от насильствен­ных, военных способов в разрешении конфликтов между государ­ствами, опираясь исключительно на правовые и моральные регуля­торы. Особая роль отводилась международным организациям, силе общественного мнения, системе коллективной безопасности. При­мером политического идеализма являются идеи и практическая деятельность президента США В. Вильсона, пытавшегося после окончания Первой мировой войны на основе принципов христиан­ской морали добиться такой перестройки международных отноше­ний, которая бы исключила в будущем войну как общественное явление. Практическим следствием идей и деятельности В. Виль­сона стало создание первой универсальной организации — Лиги Наций. Однако в целом политика, основанная на идеалистическом подходе, не достигла провозглашенных целей и вызвала глубокое разочарование в самих США.

Одним из результатов этого разочарования было формирование в молодой американской политологии направления политического реализма. Данное направление основывалось на традиции, восходя­щей к Н. Макиавелли и Т. Гоббсу, и постепенно превратилось в ведущее. С точки зрения политического реализма на международ­ной арене постоянно идет противоборство государств, стремящихся к увеличению своего влияния. По мнению одного из основополож­ников политического реализма американского политолога Г. Мор-гентау, цели внешней политики должны определяться в терминах национального интереса и поддерживаться соответствующей си­лой. Анализ категорий «национальный интерес» и «национальная сила» находился в центре внимания самого Г. Моргентау и других представителей американской школы политического реализма — Дж. Кеннана, К. Томпсона, Ч. Маршалла, Л. Халле, Ф. Шумана, Ч. и Ю. Ростоу, Р. Страуса-Хюпе.

В англоязычной литературе понятие «нация» тождественно по­нятию «государство», что соответствует западным традициям и ре­алиям, где давно уже сформировались и национальное государство, и гражданское общество. Поэтому речь фактически идет о нацио­нально-государственных интересах. Представители школы полити­ческого реализма подразделяют их на постоянные, основополага­ющие, и преходящие, промежуточные. К первым относят:

• «интересы национальной безопасности», под которыми подра­
зумевается защита территории, населения и государственных ин­
ститутов от внешней опасности;

• «национальные экономические интересы», а именно развитие
внешней торговли и рост инвестиций, защита интересов частного
капитала за границей;

• «интересы поддержания мирового порядка», включающие взаи­
моотношения с союзниками, выбор внешнеполитического курса.

Промежуточные интересы по степени значимости можно выст­роить в следующем порядке:

• «интересы выживания», т.е. предотвращение угрозы самому
существованию государства;

• «жизненные интересы», т.е. создание условий, препятствующих
нанесению серьезного ущерба безопасности и благосостоянию всей
нации;

• «важные интересы» — предотвращение нанесения «потенци­
ально серьезного ущерба» для страны;

• «периферийные или мелкие интересы», связанные с проблема­
ми преимущественно локального характера.

В зависимости от конкретной ситуации, складывающейся в ми­ровой политике, на первое место выдвигаются те или иные осново­полагающие или промежуточные интересы в различных сочетани­ях между собой.

Термин «национальная сила», применяющийся в англоязычной литературе, не имеет точного эквивалента в отечественной. Наибо­лее близок он таким понятиям, как «государственная мощь», «внеш­неполитический потенциал государства». Речь идет о ресурсах, ко­торые государство может задействовать для достижения целей своей внешней политики. При выявлении того, что они понимают под «национальной силой», представители послевоенной волны полити­ческих реалистов в США находились под сильным воздействием геополитических концепций. Г. Моргентау многое заимствовал у А. Мэхэна и Н. Спайкмена. По его мнению, в структуру «нацио­нальной силы» входят следующие элементы: географическое поло­жение, природные ресурсы, производственные мощности, военный потенциал, численность населения, национальный характер, мораль­ный дух нации, качество дипломатии.

Вместе с тем Г. Моргентау не отвергал роли права и морали в политике. Напротив, он утверждал, что политический реализм при­знает моральное значение политического действия. Однако амери­канский политолог указывал на существование неизбежного про-

тиворечия между моральным императивом и требованием успеш­ного политического действия. Государство не может, по его словам, действовать по принципу: «Пусть мир погибнет, но справедливость должна восторжествовать!». Поэтому моральные критерии по от­ношению к действиям людей, определяющих государственную по­литику, должны рассматриваться в конкретных обстоятельствах места и времени, а высшей моральной добродетелью в международ­ных отношениях должна быть умеренность и осторожность. Г. Мор-гентау фактически выступил против навязывания каким-либо од­ним государством своих принципов всем остальным, утверждая, что политический реализм отказывается отождествлять моральные стремления какой-либо нации с универсальными моральными нор­мами.

Поскольку направление политического реализма было ведущим в США, то и в Западной Европе постулаты этого направления получили самое широкое распространение. Западноевропейские политологи лишь использовали концепцию Г. Моргентау и других американских реалистов для объяснения тех или иных событий в международной политике, поэтому их работы не были оригиналь­ными в теоретическом отношении. Исключением следует считать французскую школу изучения мировой политики и международ­ных отношений. Ее ведущим представителем в 1960-е гг. по праву считался выдающийся французский социолог, политолог и фило­соф Р. Арон.

Р. Арона нельзя называть ортодоксальным приверженцем шко­лы политического реализма, поскольку он остро критиковал многие основополагающие тезисы, содержащиеся в работах Г. Моргентау. Вместе с тем Р. Арон в конечном счете пришел к тем же выводам, что и критикуемая им школа политического реализма.

Р. Арон считал, что для внешней политики государств характер­ны две символические фигуры — дипломата и солдата, поскольку отношения между государствами «состоят, по существу, из чередо­вания войны и мира». Каждое государство может рассчитывать в отношениях с другими государствами только на свои собственные силы, и поэтому оно должно постоянно заботиться об увеличении своей мощи. Р. Арон усматривал специфику международных отно­шений в отсутствие единого центра, обладающего монополией на насилие и принуждение. Поэтому он признавал неизбежность кон­фликтов между государствами с применением силы и делал из это­го вывод о том, что подлежат объяснению прежде всего причины мира, а не войны.

Несмотря на совпадение ряда базовых принципов и подходов французского социолога с аналогичными принципами и подходами школы политического реализма, между ними сохранялись и суще­ственные различия. Р. Арон стремился дать социологическое объяс­нение многим феноменам в сфере мировой политики и междуна­родных отношений. Так, вслед за классиками социологии XIX в. он указывал на отличия между традиционным и индустриальным об­ществами в самом главном вопросе международных отношений — в вопросе о войне и мире.

В традиционном обществе, где технологическим и экономиче­ским фундаментом является рутинное сельскохозяйственное произ­водство, объем материального богатства заведомо ограничен, а само богатство сводится в основном к двум главным ресурсам — земле и золоту. Поэтому, указывал Р. Арон, завоевание было рентабель­ным видом экономической деятельности (естественно, для победи­теля). Таким образом, существовала рациональная мотивация ис­пользования вооруженной силы для присвоения богатств, произве­денных трудом других народов. С переходом к индустриальному обществу рентабельность завоеваний стала неуклонно падать по сравнению с рентабельностью производительного труда. Происхо­дило это потому, что развитие новых индустриальных технологий, широкое использование достижений науки и технического прогресса обусловили возможность интенсивного роста совокупного обще­ственного богатства без расширения пространства и без завоева­ния силой сырьевых ресурсов. Как подчеркивал Р. Арон, во второй половине XX столетия экономическая прибыль, которая может быть получена в результате войны, смехотворна по сравнению с тем, что дает простое повышение производительности труда.

Однако все перечисленные обстоятельства не могут полностью исключить военную силу из числа средств достижения внешнепо­литических целей. Хотя значение этой силы уменьшилось, а значе­ние экономических, идеологических и иных не чисто насильствен­ных факторов внешней политики возросло, риск возникновения военных конфликтов не исчез. Причина тому — сохранение есте­ственного состояния в международных отношениях и, как следствие, потенциальная возможность несовпадения, конфликта государствен­ных интересов, взаимного недоверия, роковых ошибок в принятии внешнеполитических решений. Несмотря на кардинальные измене­ния в системе международных отношений, сохраняются прежние стереотипы в мышлении политических лидеров и военных, стерео­типы, выработанные в те времена, когда применение военной силы

было само собой разумеющимся. Личностный фактор становится, таким образом, весьма важным фактором мировой политики, а в исследовании международных отношений главным направлением является изучение способов и методов принятия внешнеполити­ческих решений.

Модернизм появился в середине 1950-х гг. и стал своеобразным противовесом господствовавшему в сфере изучения международ­ных отношений политическому реализму. Возникновение нового направления было обусловлено разными причинами. Во-первых, влиянием технологического и научного прогресса, новыми средствами и возможностями для теоретического и эмпирического изучения международных отношений. Во-вторых, изменениями в мировой политике, вызванными ослаблением в конце 1950-х гг. накала «хо­лодной войны». В-третьих, приходом в американскую политичес­кую науку нового поколения ученых. К. Райт, М. Каплан, К. Фрид­рих и К. Дойч — а именно с этими именами связывают рождение модернизма — стремились привнести в теорию международных от­ношений новые идеи и методы, частично заимствуя их из других общественных и естественных наук.

Усилия модернистов во многом были направлены на выработку некоей альтернативной политическому реализму общей теории международных отношений. Надежды на создание подобной тео­рии связаны с использованием для исследования мировой полити­ки и международных отношений общей теории систем. Первая по­добная попытка была предпринята в 1955 г. Ч. Макклеландом, выдвинувшим предположение о том, что международные отноше­ния следует рассматривать как систему, состоящую из взаимосвя­занных частей, структура которой в значительной степени опреде­ляет поведение объединенных ею государств. Дальнейшее разви­тие данная концепция получила в работах М. Каплана, Дж. Розенау, Р. Розенкранца, Д. Сингера и других американских политологов. Они считали целью всякой международной системы сохранение внутреннего стабильного состояния.

В структурном отношении международная система подразде­лялась на отдельные подсистемы и элементы, которые во взаимо­действии с окружающей средой проявляют себя как единое це­лое. Общее состояние международных систем определяется неза­висимыми и зависимыми переменными. Термином «независимые переменные» обозначались основные акторы международных от­ношений (государства, международные организации), структура международной системы (различные типы политических и иных

союзов и группировок), формы и виды взаимодействия между ос­новными элементами системы (экономические, военные, диплома­тические каналы взаимодействия в условиях либо конфликта, либо сотрудничества). Зависимые переменные включали: могущество государства (способность оказывать влияние на поведение дру­гих акторов), управление силой (применение силы одним государ­ством против другого государства), стабильность существующей структуры и процессов в международной системе и их изменение. На основе количественного анализа перечисленных переменных предпринимались попытки построения математических моделей международных систем.

Внимание модернистов привлекал также вопрос о связи между­народной системы с внутренними политическими системами. Ина­че говоря, проблема взаимодействия системы и среды рассматрива­лась как проблема воздействия внутренней политической ситуации на международные отношения, и наоборот. Один из известных пред­ставителей модернизма 1960-х гг. американский политолог Дж. Ро­зенау выделил пять основных факторов, влияющих на внешнюю политику:

^ индивидуальные факторы, под которыми понимаются личные качества, таланты, предшествующий опыт политических деятелей, определяющие особенности принятия внешнеполитических реше­ний данными лидерами по сравнению с другими;

•^ ролевые факторы или, иными словами, факторы, имеющие от­ношение к внешнему поведению государственных деятелей, обус­ловленные ролью, вытекающей из занимаемого ими официального положения, а не из личных качеств и характеристик;

•^ правительственные факторы, касающиеся тех аспектов прави­тельственной структуры, которые определяют границы внешнепо­литического выбора политических лидеров;

^ «общественные переменные» — основные ценности общества, степень его национального единства, уровень экономического раз­вития и т.д.;

•^ «системные переменные», т.е. факторы, определяемые воздей­ствием внешней среды и международной системы на внешнеполи­тический выбор государственных лидеров (географические реаль­ности, идеологические вызовы со стороны других государств, ста­бильность правительств в странах, с которыми данное государство взаимодействует в системе международных отношений, и т.д.).

Неудивительно, что при таком подходе к пониманию сути внеш­ней политики и детерминирующих ее факторов внимание модерни- стов было сосредоточено на субъективной стороне международных отношений, на изучении роли отдельных личностей и групп в при­нятии внешнеполитических решений. Большую известность полу­чила концепция Р. Снайдера. По его мнению, механизм принятия внешнеполитического решения можно объяснить взаимодействием трех переменных величин: ролью и взаимоотношением различных органов, поступлением в них информационных потоко