ПОЙТЕ БОГУ НАШЕМУ, ПОЙТЕ
Есть зерна для новой жатвы,
Есть души для новых храмов,
Есть вера для нового чуда…
Александр Солодовников
Мой храм в обжитом дачном поселке под Москвой – совсем молодой. В прошлом году со дня его закладки минуло первое десятилетие.
Посвящен он почему-то не новомученикам, не иконе Божией Матери «Неувядаемый цвет» или Песчанской и даже не святителю-исповеднику Луке, хотя есть у нас и его мощи. Нет, он просто, как часто на нашей земле, – Покровский.
***
Чтобы найти его, мне понадобилось тоже десять лет.
Может быть, я со временем узнаю, для чего нам так настойчиво показывают те места, которые когда-то станут для нас самыми дорогими.
Мне четыре-пять лет, и мы идем всей семьей из другого дачного поселка в лес, который у нас называется темным. Жаркая пыльная дорога проходит просторным полем, за которым, очень далеко, виднеется красивый узорчатый храм.
Через четверть века мы с женой будем гостить поблизости у внучки известного советского писателя. Это будет перед самой Пасхой. И я, некрещеный, понесу наши куличи, яички и «млеко огустевшее» в этот никогда не закрывавшийся храм.
Незабываемая и доныне деталь. Каждое десятое яичко церковные служители экспроприировали у нас… в чью-то пользу. Потом, когда стал учиться в Вологде в духовном училище, я узнал, что это называется десятиной, на которую родная наша Церковь-матушка живет-существует и нас же и питает. Понятно, что тогда некрасиво было что-то возразить, но до сих пор помню, как меня душила великая «жаба» за эти «десятые яички», которых и было-то – одно или два!..
А еще через семь лет я, уже без жены, буду раз от раза преодолевать неблизкий путь сюда и найду здесь отцов во Христе. И сейчас, имея свой порт приписки, говеть предпочитаю именно тут, где все родное, как нигде больше.
Узорчатый храм этот тоже называется Покровским.
***
Москвичи помнят, как развернулось у нас на излете восьмидесятых движение «добровольных помощников реставраторов».
Мы с моей благоверной сподобились поработать в таком качестве дважды. Одно из двух мест, где мы работали, называлось Каблуково. Я с прочей нашей столичной братией что-то переносил или выгребал под началом Юры, первого и несменяемого старосты временного храма, который был еще в проекте, и все это происходило на фоне высившихся в стороне священных руин, заросших деревьями.
Пройдет каких-то пять лет, и меня, недавно крещенного, чуть не насильно поставят в большой самодеятельный хор, созданный молодой москвичкой Аней, одной из первых выпускниц знаменитого теперь Кустовского. Своего храма в Москве Аня не нашла, и пятнадцатилетнее существование ее хора имело целью проведение праздничных и великопостных служб… угадайте с одного раза где? Ну конечно же, в Каблукове: сначала в доме причта, где был устроен алтарь и стала совершаться Божественная литургия, потом в новом деревянном храме святого пророка Илии, душном-предушном, но таком домашнем. Сейчас мне от силы раз в году, на главный престольный праздник Нерукотворного Образа, венчающий щедрый подмосковный август, удается выбраться на свой первый в жизни клирос. В храме все тот же, что с самого начала, огромный рыжебородый добродушный отец Сергий, одноклассник старосты Юры, там уже другой, но тоже замечательный регент. И хорошее пение.
А московский хор Ани туда уже не приедет. Потому что Господь, как известно, забирает к Себе лучших.
В 2009-м у Ани, которой едва исполнилось сорок, обнаружили рак. Дальше – быстрое угасание, несмотря на пять операций за полгода. А в декабре с Аней – при пении большого хора, руководимого Аниным учителем, – прощался весь храм святых бессребреников Космы и Дамиана в Шубине, что возле Тверской.
Я тогда учился на регентском в Вологде и не приехал на погребение. При стипендии в триста рублей приходилось ограничивать себя во всем. В дни Аниного исхода наш курс повезли в соседнюю Кострому в семинарию – на экскурсию и, конечно же, на молебен перед Феодоровской иконой Божией Матери. Перед поездкой пришло не очень внятное сообщение из Москвы, в котором были слова: «Будем прощаться с Аней». Но ведь прощание означает только одно… У меня не оставалось денег на ответный звонок, чтобы уточнить подробности. В конце концов, мы же знаем, что у Бога все живы. И вот мы с нашим отцом - ректором и студенческим хором молимся у чудотворной иконы. Молились, может быть, как никогда. А едва двинулись в 
обратный путь – новая «эсэмэска», уже с другого номера: «Марина ошиблась, Аня жива»…
…Напротив входа в белоснежный отреставрированный Спасский храм в Каблукове (Аня успела его таким увидеть и даже попеть в нем) – две могилки. Анина и ее отца, Олега Борисовича, пережившего дочь всего на несколько месяцев, тоже прекрасного певчего. На надгробии – слова из сорок шестого псалма: «Пойте Богу нашему, пойте».
Жаль только, что такие люди, сами Божьи любимцы, не оставляют преемников. Продержаться без Ани хор не смог.
Зато на другой окраине нашего обширного Подмосковья в одной из сельских церковок успешно создает свой хор Аня маленькая, уже на моей памяти пришедшая в пеструю Анину братию. Что же до остальных полутора десятков ее бывших хористов (немало!), по большей части не ставших профессиональными певчими… Проходит ли такая школа бесследно для души?..
АНГЕЛ МОЙ
Крылом своим меня одень,
Волненья сердца утиши,
И благодатна будет тень
Для очарованной души.
Федор Тютчев
Считается, что при крещении к человеку приставляется ангел-хранитель, покровитель души и тела.
Выходит, что без этого Божественного покрова я прожил тридцать пять лет.
Но кто же тогда охранял меня в лесах, по которым я пробродил всю жизнь и вот уж где почти всегда чувствовал себя в безопасности, или в незнакомых городах и весях, где, хоть и не столь явно, но ощущал то же?
А два случая из моей дохристианской жизни связаны с особым промышлением.
К несчастью, на двадцать втором году от рождения я стал руководителем самодеятельных туристских групп.
«Бесплатно завожу в дебри» – это бы еще ладно. В дебрях не страшно. Провезти «зайцами» через четыре области толпень путешественников, и далеко не один раз, – все это тоже пустяк. В сравнении с тем, что посерьезней будет.
Вот скажите, каково: предложить полусотне людей поднырнуть под товарняк, перегородивший нам путь к платформе Тихонова Пустынь (!), чтоб успеть на намеченную электричку, которая ходит всего несколько раз в день… Состав тронулся через несколько мгновений после того, как последний турист вылез из-под него, и большой вопрос, видел ли нас машинист. Выводов из этого я не сделал, и, видимо, поэтому Господь оградил юного горе-руководителя от подобных соблазнов впоследствии.
Но ничего! На пути были еще автомагистрали. И на одном подмосковном маршруте уже не столь юный деятель, в котором я с трудом узнаю себя, решился на великую «мудрость»: зимой, в сумерках, в неположенном месте, без жезла, фонарей и светоотражателей и вообще без соблюдения хоть какой-то техники безопасности (правда, она тут не очень помогла бы…) перевести три десятка своих спутников через скоростную трассу Москва – Киев.
Перейти-то мы перешли. Если не считать того, что наша хорошая знакомая и постоянная участница походов Таня была на моих глазах сбита машиной.
А теперь как вы объясните дальнейшее: при моей очевидной вине, которую я не собирался умалять, в дорожной милиции не стали заводить дела (за молодого «мудреца» горой стал весь московский турклуб). Какое-то предупреждение было вынесено, но это так, для порядка… Дознаватель-майор в Алабинском спецбатальоне удивлялся: «У нас такое первый раз. На этом участке наезд – значит, труп». А Таня, посчитавшая виноватой только себя («Нерасторопная оказалась…»), отделалась переломом ноги, вылечилась и вернулась на туристскую тропу. Прихрамывает только. Теперь она ездит еще и по святым местам.
Характерный штрих. После страшного перехода, долгих объяснений в участке и посещения с дежурными, но, наверное, все же небесполезными апельсинами Тани, уже загипсованной в ближайшей больничке, в тот же вечер «мудрец» поспешил на ночной дальний поезд, увозящий в очередное путешествие. Можно ли остановить того, кто катится с горы?
К счастью, еще через три года, после крещения в монастыре у синего озера, я вошел в церковную ограду, принес на исповедь (далеко не сразу) множество содеянного лютого и безумного… За покаяние пришлось, правда, заплатить некоторыми любимыми вещами из моего годами создаваемого уюта. А как бы вы думали? «Дай кровь и прими Дух»…
Дорожно-транспортная эпопея повторилась и, надеюсь, все-таки завершилась тоже чудесным, иначе не скажешь, образом через семь лет в паломническом походе по стопам преподобного Сергия из Радонежья на Киржач.
Роскошный, почти жаркий август. Закрытый плавный поворот в лесу на нешироком и тихом шоссе, по левому краю которого в один ряд, по всем правилам, шествует наша колонна – как всегда, несколько десятков человек. Внезапно из-за поворота с двух сторон на скорости вылетают две легковушки. Объехать нас, затормозить – уже некогда, и водитель той машины, что несется навстречу нам, направляет ее в лес. Все происходит за какие-то пять секунд.
Что делать? Значит, туда же, в лес, и всем нам. А там на больших ветвях в метре-полутора над землей стоит-висит в горизонтальном положении целехонькое авто с совершенно невредимыми, насмерть перепуганными и страшно счастливыми пассажирами. Убеждаемся, что помощь им не нужна, разве что психологическая, а спасателей они и без нас вызовут, желаем им удачного вызволения из лесного плена и продолжаем путь.
Когда я рассказал об этом происшествии на исповеди нашему любимому тарасовскому батюшке, ныне покойному отцу Вячеславу, тот был категоричен: «Значит, шли и не молились!»
3. ПОД ТВОЮ МИЛОСТЬ…
Твой кончик счастья виден только для тебя…
Михаил Пришвин
«Не живете вы жизнью общины».
Эти грозные и, несомненно, справедливые слова были сказаны мне воскресным днем 9 ноября 2008 года батюшкой на исповеди в Павловском Посаде во время очередного паломничества.
Да, не живу… хоть и пошел шестой год моего воцерковления. Швыряет меня из края в край родного Подмосковья и по сю пору, восемь лет спустя.
И все-таки, может быть, и по молитве того укорившего меня священника, встретившегося на нашем богомольном пути, через три месяца после этого мне был показан храм, который в неблизком будущем станет моим.
Что-то в последнее время такие события часто происходят на фоне какой-нибудь тяжкой хвори. И книга-то эта была задумана и начала писаться, когда в первые месяцы обживания в наконец-то своем (своем!!!) храме вдруг на обычной дорожке диким образом подвернулась нога. Сидя в гипсе, знаете ли, хорошо пишется… Только почему-то не решаюсь рекомендовать для вдохновения этот способ другим.
Этот стройный белый Покровский храм я увидел поодаль, едва выписавшись после тяжелого воспаления обоих легких и в совсем не фигуральном поте лица прокладывая тропу к другому, старинному храму на высоком берегу Клязьмы, где венчался любимый Иван Сергеевич Шмелев. Хорошо, день тот был не по-февральски ласковым, и выздоровление пошло дальше в нужную сторону. К Покровскому храму, стоявшему среди деревьев дачного поселка, я не подходил – и без того сил мало, – но расположение его на всякий случай заметил. Ну хотя бы то, что рядом была остановочная платформа железной дороги.
Через какое-то время, оставшись без места службы и проезжая по этой ветке в субботний вечер, я вспомнил о нем. Близилось время самой милой сердцу службы – воскресной всенощной. С трудом найдя храм в густой березовой роще, с досадой прочитал на его воротах, что… ввиду отсутствия постоянного священника воскресное богослужение совершается лишь иногда: вот тогда-то… и тогда-то… Время шло, и пришлось бегом возвращаться к платформе, чтобы еще «захватить» остаток службы в соседнем городе.
После всего этого вполне можно было сказать себе годящиеся к любому случаю слова: «Ну, значит, не судьба!» – и окончательно забыть этот маленький дачный полустанок. И это вроде бы удалось. Если бы…
Если бы я не оставался со своим регентским дипломом не у дел уже третий год и все же вписался бы в «общинную жизнь»… Ну хоть где-нибудь. Но это не давалось.
Поправился – гуляй дальше. Небо – оно только к больным близко, ну и еще к тем, к кому я, к сожалению, не отношусь…
Шел 2013-й. Мне перевалило за сорок пять. Пора уже и с ярмарки… А я, может, этой «ярмарки» не видел.
На исходе лета, ясным утром самого главного праздника Царицы Небесной, я выехал из дома – куда глядели глаза. Ни на одном из городских вокзалов выходить не стал. Не люблю я, с детства не люблю многолюдные места, где «каждый каждому уже не рад». Мне бы всю жизнь, где потише. И тут опять эта дачная платформа. Думаю: ну уж на Успение литургию не служить… Не бывает такого, просто не бывает. И пошел, уже не путаясь в дорожках, снова к Покровскому храму. За пять лет – в третий раз…
Оказалось, что я опоздал, и очень намного. Так что на клирос, понятно, проситься не стал. Стою с народом. Красиво. Уютно. И поют хорошо, не театрально.
Не знаю, что я такое успел за это время почувствовать. Только после подхожу к настоятелю. Молодой, высокий такой, красивый. И чуть не на коленях умоляю принять-причислить к славному лику певцов сего святого места.
Уже потом от прихожан узнаю, что батюшка, много лет ходивший в дьяконах, произведен в священники и назначен сюда только в этом году, на весеннюю Иверскую. И регент Маша, девушка-ангел, тоже только сейчас, месяца не прошло. И алтарник Денис. И еще… И что вот теперь тут, спустя десять лет после закладки храма, только и начинается та самая долгожданная «общинная жизнь».
Прикидываю. Храм закладывался, а я в это время как раз и крестился.
Было это у синего-синего озера.
ПРИЗВАНИЕ
Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог.
Когда мы в смятенье, тогда средь разброда
Оно настигает мгновенно, врасплох.
Борис Пастернак
Мыслимо ли: прожить тридцать пять лет от рожденья на крещеной Руси, спокойненько разменять с ней второе тысячелетие священного омовения наших пращуров в днепровских водах, наблюдать, посвистывая, давно уже совершившееся вхождение в Церковь Божию родных матери и брата и при всем этом так и отводить самому Создателю декоративную, в лучшем случае, роль?
Но на тридцать шестом году моя конструкция на песке, в которой были (загибаю пальцы): квартира в Москве, удобная работа, счет в банке, для души – хобби, несколько разных про запас, а до полного счастья еще и молодая, симпатичная и талантливая жена, – рухнула под ветром страстей, моих и жениных, с которыми мы оба жили, не зная, куда их девать. Что еще? Ах да, дети… Детей не было. В наш быт они не вписывались. А Господь знал это и надежно охранял. И от абортов, и от безотцовщины. В случае развода.
Однажды, вернувшись с работы, я обнаружил следы мести своей благоверной за мое нетерпение ее слабостей. Превышала ли месть пределы необходимой обороны, теперь уже не скажешь, но я был даже не то что раздавлен. Просто жить дальше было нечем и незачем.
Вот в этот самый миг меня, как я теперь понимаю, в первый раз коснулось крыло ангела. Я помню это чувство, но передать его невозможно. Это было нежное, легкое, без слов, но явственное сердечное извещение о том, что этажизнь – еще не все. И – ободрение на предстоящий блудному сыну путь возвращения к Отцу. Путь, который легким не бывает, но в котором, как и в любом другом, главное – идти.
Замечателен дальнейший ход моих тогдашних мыслей: немедленно, сейчас же принимаю крещение в нашей родной Русской Православной Церкви!
Что делать дальше, после «немедленного принятия», – не было и догадки.
Счастье дурака, что на заре тысячелетия еще крестили всех подряд и без всяких огласительных бесед, и на мой вопрос в храме, что нужно для крещения, ответ был изумительным: «Наличие желающих креститься».
Вы, наверное, подумали, что, потерпев катастрофу со своим уютным, но безбожным домашним мирком, я тут же помчался в храм?
Во-первых, так не бывает. Почти. А во-вторых… Может быть, для того мне надо было еще добрых полгода побегать со своим несокрушимо твердым решением, чтобы перед самым событием было явлено пусть скромное, но все же чудо – одно из неисчислимых Божьих чудес.
Я отдыхал в провинциальном городке, сбегавшем деревянными улочками по складкам холмов к синему-синему озеру. Неуемная любовь ко всему новому и оригинальному не позволяла мне пойти в соседний с домом храм или в тот, куда ходили мои родные. А потом, в обычном путешествии в летний отпуск, «почему-то» так и не решился покреститься ни в милой-премилой сельской церквушке в березах над речкой Шачей, где служил и упокоился один из святых исповедников эпохи, хорошо памятной еще нашим родителям, ни в вотчине великого Преподобного, хотя и там, и тут был священник, и можно было договориться, а у Преподобного я 
даже имел беседу со старцем-архимандритом в его келье на верху угловой монастырской башни. Я жаловался батюшке на свою дражайшую половину. Помню, как удивило меня в старческом жилище сочетание обилия икон с меньшим, но тоже обилием современной электронной техники.
А теперь здесь, у озера, тоже был храм. И вот на вечерней прогулке захотелось подойти к нему.
На закрытой двери был прикреплен листочек со словами из проповеди известного протоиерея, с которым годы спустя случилось и познакомиться.
Память неплохо сохраняет поразившее когда-то, но для большей точности приведу эти слова по печатному источнику. Вот они.
«Времена наши последние… Сроки человеческой жизни и ее удивительная хрупкость подсказывают нам, что времена наши всегда последние. Но не убегать, не прятаться нужно… А “прибегать”. Не крепость строить, а спешить собрать в себе то, что не отнимется ни болезнью, ни войной, ни голодом, ни холодом, ни смертью. КТО СОБИРАЕТСЯ КРЕСТИТЬСЯ – ПУСТЬ СКОРЕЕ КРЕСТИТСЯ. Кто живет в браке, но еще не обвенчан, – пусть поспешит с венчанием. Кто еще не воцерковился – спешите жить церковной жизнью. Если вы можете оказать милостыню – спешите милосердствовать. Спешите прочесть духовные книги, спешите, пока они лежат на прилавках церковных лавок, читайте, пока глаза ваши могут прочесть, а ум принять прочитанное. Если вы задумали поклониться святыне – поезжайте, пока есть транспорт, пока есть дороги, пока есть здоровье. Если вы кого-то обидели – примиритесь, покуда вы не расстались навеки. Спешите оказать свою любовь близким. Спешите на Исповедь и Причастие, пока открыты храмы и пока совершается Литургия. Спешите молиться о продлении мирных времен. Готовьте себя не прятаться от Господа, а выходить навстречу».
Но почему я никогда еще не читал этих слов?
Должно быть, через эти полгода небесный вестник вот так напомнил мне о моем решении.
Храм, однако, был и вправду заперт – до выходных. А за озером сиял белый монастырь, откуда я только что вернулся с экскурсии, и добраться до него можно было только на такси или же пешком по длинной и извилистой лесной дороге. От меня требовался не очень великий, но подвиг: наутро повторить тот же путь, что накануне, чего я отроду не терпел.
Но ангел из-за озера звал. И первого июля, в день Боголюбской иконы Божией Матери, меня вместе с несколькими верещавшими грудничками крестили в монастыре. Тоже посвященном Небесной Заступнице. У синего-синего озера.
Вот так осуществилось заветное желание «деточки»: чтоб непременно в необычном, особенном месте. «Даст ти Господь по сердцу твоему»…
Позапрошлым летом в наш храм нежданно пришел Боря, сильно пожилой, но очень активный товарищ. Зная его по многим путешествиям, где он вроде бы не был замечен в большой ревности к церковной службе, можно было и подивиться такому гостю. Оказывается, он искал меня, чтобы подарить свежие фотокарточки из своей поездки в тот приозерный монастырь Царицы Небесной, где десять лет назад крестили меня. О своем крещенье в этом сказочном месте я за эти годы прожужжал уши, кажется, всем на свете, и Борино желание порадовать меня было понятным. Одного не знал Боря - что визит свой он нанес мне на Боголюбскую, первого июля, и как раз в те минуты, когда я собирался выходить с миром, причастившись Святых Христовых Таин.
Кто привел Борю именно в этот день?
Кстати. Из храма, где я нашел братьев и сестер и узнал общинную жизнь, я однажды пытался убежать. Навсегда. Это только у наемников, работающих ради мзды, – хоть и не бывает в Церкви больших зарплат, почти никогда! – нет искушений. В общем, пережив со своей общиной одну Пасху Христову, я почувствовал, что мне здесь по некоторым веским причинам невмоготу, и с «благословения» отца настоятеля – приличествовавших случаю слов вроде «скатертью дорога» – вновь на целое лето ударился в странствия. Даже прибился как будто к одному уютному московскому приходу.
Но как бы не так! Возвращение блудного певчего прошло без фанфар и поцелуев, но было незабываемым. Однажды в этом московском храме, где меня по доброте душевной пригрели и до сих пор зовут в гости попеть, я стоял после литургии возле окна на лестнице, ведущей на клирос, и вдруг меня с неописуемой силой – ну просто батюшки мои! – потянуло в Покровский храм, к оставленным братьям и сестрам. Ощущение было похоже, наверное, на то, как если бы на тебя направили гигантский пылесос: лети, пыль, по адресу.
Вот и полетел. С тех пор, хоть искушений стало еще больше, планов побега не вынашиваю. Потому как знаю, что бесполезно.
Можно поразмышлять о том, что́ это было там, тогда, на лестнице. Мне приходит на ум только одно. Кто-то очень помолился за меня…
Только вот бывать в своем храме теперь приходится нечасто, с тех пор как после двухлетнего профессионального «отдыха» я был наконец приглашен регентовать в один свежевыстроенный храм на окраине Москвы. Но я знаю, что на Пасху, Рождество, Прощеное воскресенье и, конечно, Покров Царицы Небесной никакая сила не сможет помешать мне быть там, где я на самом деле дома. На родине души.
А о «братьях и сестрах» я не просто так упомянул. Ладно, из меня «брат» еще тот. Но там, у Покрова, как мне до сих пор кажется, все и вправду по-настоящему, не только сама Божественная служба… И даже упрямо не хочет приживаться это странное английское «вы» в общении между – да-да, именно! – братьями и сестрами…
СКОРАЯ ПОМОЩЬ
И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам…
Анна Ахматова
Мы с супругой так и не смогли помириться. Так что я остался один и без квартиры. Конечно, утешения и подмены нужны не только слабым. Но существует достаточно весомая причина их избегать: тот непреложный факт, что каждое наше телодвижение имеет отзвук и продолжение в Вечности.
Устав от ежедневных многочасовых миграций, я подыскивал жилье по той же ветке, где и мой храм. Искал и ничего не находил. Интернетом я обзавелся позже всех. Там, как известно, можно найти все, если сидеть сутками и Господь сподобит. Но как раз в ту пору поисков у меня Интернета еще не было. Он появится через считанные недели. А пока он ждет, уступая место Промыслу.
Но тогда я этого и не предполагал, будучи банально измотан скитаниями. В один из дней уходящего бабьего лета за вечерней я поделился своими проблемами с певчей, о которой знал немногое, но главное: что она в Церкви много лет, если не десятилетий, и человек нелукавой веры. В ответ услышал:
– Надо молиться Трем святителям. Помоги Бог.
Спокойным, будничным тоном, как о чем-то самом обычном.
Служба еще не отошла. Молилась ли моя старшая сестра во Христе за службой трем великим вселенским учителям Василию Великому, Григорию Богослову и Иоанну Златоусту, я никогда не узнаю. У меня есть причины никогда не спрашивать о таких вещах. Хорошо, что они, Три святителя, всегда поминаются на праздничном богослужении, и в тот вечер, услышав звук их имен, я, как мог, мысленно воздохнул к ним – если только это можно назвать молитвой. В общем, сказать, что мы совсем не молились Трем святителям, будет неправдой.
Самое интересное было дальше. В тот вечер я не спешил и шел на электричку, какая придет. И, дойдя до перрона, мог выбирать, благо их отправлялось целых две с разницей в четыре минуты. По каким-то соображениям я выбрал вторую. И вот в моем вагоне, а их в составе 10 – 12, и именно в моем купе, которых в вагоне 15 – 20, на сиденье лежала оставленная кем-то газета бесплатных объявлений для жителей окрестностей той ветки, по которой я искал жилье. Нужно учесть, что поезда, идущие с этой станции, сходятся с трех разных направлений и потом уже следуют в ту сторону, куда я в тот вечер ехал ночевать.
Но и это еще не все! Газета была не целой. Всего несколько страниц. Раскрываю. Да, именно те, где о найме жилья. Тут же, из электрички, звоню. Первое объявление. Третье. Седьмое… Да, это мы давали, но уже сдали. Восьмое. Тот же ответ. Наконец, последнее в списке. Ну совсем не хочется звонить: и от станции далеко, и дороговато. На всякий случай набираю номер. Нет, еще не сдали. Приезжайте, посмотрите. На следующий же день еду. Местечко чудное. Цену сразу же сбавили безо всякого торга и ощутимо для меня – на целую тысячу рублей. При этом все равно осталось дорого, и я прикинул, что поживу немного и начну искать что-нибудь подешевле и поудобней, но вот уже прошел немалый срок, и каждый месяц откуда-то берется нужная сумма. Я уже почти перестал этому удивляться.
Никогда не думал, что буду жить в Дмитрове и обрету здесь столько неожиданных радостей. Но почему года три назад, когда в наш храм принесли и оставили кучу ставших ненужными книжек, газет, календарей и я, как всегда, рылся в них, я сразу напал на брошюрку «Дмитров. Прогулка по городу»? Я давно не собираю краеведческой литературы, а этот путеводитель был невелик и так хорош, что невозможно было его не взять. А ведь в церковь такие книги не приносят.
Из Дмитрова мне пришлось все же уехать.
Недели за две до того, как я, теперь уже вооруженный Интернетом, засел за поиски новой квартиры, в одном из храмов, случившихся на нашем паломническом пути, в обычном ворохе бесплатных книг я присмотрел себе лишь одну, но какую! – чудесную повесть об одном из любимейших святых, Савве Сторожевском. А потом были долгие просмотры десятков сайтов четырех российских областей и стольких же железнодорожных направлений. Купить или снять именно то, что тебе нужно, при всем современном обилии информации все равно непросто.
Мне выпало подмосковное Колюбакино – из-за своего удобства, сговорчивости хозяев, дешевизны и тишины.
В первый же воскресный день с утра отправляюсь, влившись в ручейки идущих с других улиц поселка принаряженных людей с простыми, «непарадными» июньскими цветами в руках, в местный храм Рождества Богородицы.
Икон в храме много. Повсюду – эти же самые васильки или незабудки. В каждом букетике – любовь. Все образа, конечно, или Царицы Небесной, или Николы-заступника, или целителя Пантелеимона. А наши-то родные, русские, ищу глазами, есть? Ну как же… На самом видном месте – он, преподобный Савва, Звенигородский и всей России чудотворец. Вспоминаю, что и обитель его – тоже во имя Рождества Богородицы. Зря, что ли, автобусов шестьдесят с паломниками туда сопроводил да о святом Савве в дороге рассказывал, а потом в духовном училище реферат писал – тоже о нем. А от моего нового дома до Звенигорода – каких-то двадцать верст.
В тихой своей комнате, под пение птиц за окном (в кущах нашего поселка частенько даже и кукушка свое вещает), прочитываю немаленькую повесть за один день. И только после этого догадываюсь, что не только она, но и тот давнишний краеведческий путеводитель были посланы мне в благословение.
Радостно гостить на Твоей земле, Господи!
С преподобным Саввой у меня связано вот какое событие.
В конце зимы 2010-го, когда писался реферат о Преподобном, я закончил свою очередную работу – о «философии брака» – и сам занимался ее изданием. Красивый макет мы с моим издателем Володей сверстали, смету на печать немалого тиража рассчитали. Оставался махонький такой штришок. Заплатить. А денег-то и не было. Сколько-то, конечно, удалось скопить. Что-то пожертвовали мои путешественники и читатели. Все равно – крохи. Тысяч тридцать пять недоставало. Рублей. Всего лишь.
Смешная для иных сумма, но где ее достать, я, далекий от бизнеса человек, не представлял.
Наш поход к преподобному Савве, собравший десятка два участников, пришелся в тот год на Вербное воскресенье. Под ярким мартовским солнышком рассказываю над обрывом к Сторожке-реке о Преподобном и делюсь со слушателями своей незадачей. Говорю, что новая и нужная книга как бы и существует уже, но…
Помочь не прошу: кто ж такую сумму пожертвует.
Но иногда, бывает, ищешь необходимое, с ног сбиваешься, а тут внутри какое-то блаженное спокойствие.
Под вечер приходим на гору Сторо́жу и становимся в соборе Рождества Богородицы на вечернюю службу. У самого гроба Преподобного. А по пути домой подходит одна из паломниц: «Пусть Ваша книга увидит свет. Деньги у меня есть, договоримся, заедете, а вернете, как сможете». Я, прикинув, назвал срок: полгода-год. Вышло – самую чуточку больше…
Я не собираюсь говорить о чудесной материальной помощи преподобного Саввы Сторожевского в издании моей книги.
Но вот что знаю наверняка: случайным ход событий того дня не был точно.
Ведь и сам день-то был – благословенным…
6. БОГ БЛАГОСЛОВИТ!
Я любил подходить к нему
под благословение:
он благословлял с такой верой
в благодать благословения…
Сергей Фудель
об отце Павле Флоренском
Если бы мы всегда помнили о великой силе благословения наших духовных наставников, священников Божиих, и не пренебрегали им! Как любит говорить батюшка, с которым Господь свел меня в самом начале церковной жизни и которого до сих пор (слава Ему во веки) не отнимает: «На этом не экономят».
Те эпизоды, в которых зримо проявилось действие этой силы, у меня не такие уж яркие. Вы можете порыться в памяти и вспомнить случаи куда поинтересней. Но смею думать, что и эта малость послужит укреплению в вере. Ведь это тоже маленькие чудеса.
Благословение на свои походы, давно уже ставшие «миссионерскими», я начал получать… Как бы поосторожней выразиться? Ага, вот: случайно.
В две тысячи далеком году из-за какой-то ерунды я разругался с руководством турклуба, не ценившим выдающиеся таланты, и отказался печататься в афише, выпускаемой им. Правда, вскоре пришлось дать задний ход. Но тогда на три месяца я с этими своими походами оказался как бы без призора. И решился испросить позволения проводить их от имени – ну не то чтобы Церкви, но хотя бы конкретного храма. Понятно, что здесь уже ходу назад не было. Но и как же я дорожу этим теперь уже многолетним благословением, убедившись на опыте в его действенности!
Очень скоро, всерьез и на годы, в наших путешествиях изменилась погода. «Дождливые» походы стали редким исключением. Все ж выдался один, незаурядный по климатическим условиям. В Филиппово заговенье. По лесам Покровского (!) уезда Владимирщины. Не унимающийся и совсем даже не моросящий, а настоящий дождь – и это в конце ноября! Вот и довелось мне в том походе услышать ехидное: «Ну и где же Ваше благословение?..»
Хватило ли у совопросников пороху до финиша, не помню, но за чьи-то молитвы Господь послал нам в тот день таких костровых умельцев, как никогда ни до, ни после. Потоки сверху – и могучий, ревущий, настоящий костер, поедаемые возле него полуразмокшие «заговинные» тортики с кремом, а в самом конце, после вечерней службы в монастыре, – тихий вечер и чистое небо, усеянное звездами. Ну чем не чудо?
(Конечно, дождички нас настигают. И даже обкладывают, что бывает, правда, крайне редко и непременно восполняется каким-нибудь особенным утешением).
Все последние годы утром или днем тридцать первого декабря мы, те, кто может себе это позволить, собираем нехитрый походный скарб и уезжаем подальше от надоевшего шумного «отмечания» Нового года, всякий раз обидно случающегося в разгар Рождественского поста. Едем, ясное дело, в малолюдные и намоленные места святой Руси. Прекрасно, если получится провести новогоднюю ночь за Божественной литургией. Один лишь раз не удалось, но скажите: «не заметить» наступления Нового года, готовясь первого января вместе приступить к Святой Чаше в Оптиной пустыни и увлекшись совместным чтением правила к Причащению в паломнической гостинице, – это ли не круто, как сказали бы наши православные дети?
Как-то при формировании такого новогоднего десанта обнаружился сильный перекос по половому признаку. Ко мне шли и шли записываться – и все-то одни лишь прекрасные дам… то бишь сестры. Надо сказать, что и поездку к батюшке я откладывал. Все ж таки доехал до него и, как всегда, попросил молитв о нас, «в путь шествовать хотящих».
А дальше все происходит по невидимому плану. И – в тот же вечер. Я жил тогда у самых стен Лавры в «вороньей слободке», набитой разным, но одинаково не очень счастливым людом. Едва я вошел к себе, стучится сосед, простой такой мужичок Юра. «Слушай, Сереж, а помнишь, ты говорил, что в походы водишь? Ты куда-нибудь идешь на днях?»
(Кстати, в ходе этого путешествия и некоторых последующих событий у Юры, сноровистого и верующего, но житейски обездоленного, определилась личная судьба).
А в позапрошлом году я убедился, хоть знал и до этого, что силу благословения имеет и слово обычного благочестивого православного христианина. Или христианки.
Есть на нашем севере такой сказочный город – Великий У́стюг. Он из тех, куда возвращаются. (Вот даже только название написал, а сердце так и упорхнуло туда).
Мы побывали там почти одной и той же компанией дважды. Второй раз встречают уже как родных. Устраиваемся ночевать в уютной приходской гостинице, что в двухэтажном деревянном доме узнаваемой вологодской постройки. По лестнице сверху сбегает девочка, сотрудница храма, собирается домой, спрашивает, все ли у нас хорошо, интересуется, какие из окрестностей в этом году хотим посетить.
– Ну уж в Туровец-то поедете?
– Да нет, в Туровце уже были в поза-том году, у нас и так график плотный…
О существовании погоста Турове́ц, невероятно красивого урочища с двумя храмами и источником на склоне лесистой горы над Северной Двиной, где в шестнадцатом веке было чудесное явление иконы Богородицы Одигитрии (то есть Путеводительницы!), мы узнали в первое посещение Устюга, когда котласский водитель Игорь, возивший нас целый день, завернул туда (за свой счет!), обнаружив, что мы ничего не знаем о Туровце. Дай Бог здоровья и спасения ему с его детьми и внуками!
«Ну как же в Туровец-то не поехать? – не отстает девочка. – Поедете, поедете». Я вежливо улыбаюсь и раскланиваюсь: нужно готовиться к следующему походному дню, идти на общую вечернюю молитву и укладываться спать.
И ведь поехали! Вне графика! В расписании следующего дня у нас вдруг обнаружились два свободных часа, к тому же была требуемая сумма денег, сэкономленная на неожиданно дешевом транспорте, и внутренняя потребность где-то постоять хотя бы часть воскресной всенощной.
Ух, как хорошо, оказывается, когда тебя благословляют!
В Прощеное воскресенье настоятель, как и всюду, напутствует нас перед началом святого поста, вначале всех, а пот