Я смотрю на него, и вижу себя в его Шуме, как мистер Хаммар опускает меня в воду, а он барабанит кулаками по стеклу и истошно вопит, но что еще хуже, я вижу его чувства в ту минуту, его безнадежную ярость.
И у него такое лицо…
— Виола, прошу тебя, — взмаливается он. — Пожалуйста…
— Он их убьет, — говорю я. — Всех до единого. А там ведь Уилф, Тодд. Уилф.
Он в ужасе смотрит на меня:
— Уилф?!
— И Джейн. И многие другие. Он всех убьет, всех уничтожит. И тогда наступит конец. Конец всему. Тодд.
Его Шум чернеет и пустеет, Тодд съеживается на полу в лужице воды, собравшейся под нами.
— Нет, — выдавливает он. — О нет…
Я не хочу это говорить, но мои губы сами произносят слова:
— Ты сделал все в точности так, как он задумал. Он знал, как на тебя надавить.
Тодд поднимает на меня глаза:
— А что мне оставалось?
— Ты должен был молчать! Пусть бы меня убили!
Он смотрит мне в глаза, и я вижу в его Шуме, что он ищет меня, ищет настоящую Виолу, которая прячется где-то за страхом и болью, все ищет…
И на долю секунды мне хочется, чтобы он не нашел.
— Пусть бы меня убили, — тихо повторяю я.
Но он не мог так поступить, верно?
Поступить так и остаться собой.
Остаться Тоддом Хьюиттом.
Мальчиком, который не умеет убивать.
Мужчиной, который не умеет убивать.
Мы сами творим свою судьбу.
— Надо их предупредить, — говорю я, стыдясь и пряча от него глаза. — Если сможем. — Я хватаюсь за край бочки с водой и пытаюсь подняться. Лодыжки простреливает резкая боль. Я вскрикиваю и падаю обратно на пол.
И он снова меня ловит.
— Ноги…
Мы оба опускаем глаза на мои босые ноги, распухшие и наливающиеся жутким синевато-черным цветом.
— Отнесу тебя к целительнице. — Он обхватывает меня одной рукой, чтобы поднять.
— Нет! — останавливаю я его. — Надо предупредить «Ответ». Это самое главное.
— Виола…
— Их жизни важнее мо…
— Она пыталась тебя убить, Виола. Хотела тебя взорвать.
Я тяжело дышу, пытаясь не чувствовать боли в ногах.
— Ты ничего ей не должна.
Но я чувствую на себе его руки и понимаю, что все не так уж невозможно. Тодд касается меня, и во мне поднимается гнев, но не на него. Охнув и опираясь на него, я встаю на ноги.
— Нет, кое-что все-таки должна, — говорю я. — Я должна посмотреть ей в глаза, когда она увидит меня живой.
Я пытаюсь сделать крошечный шаг вперед, но это невыносимо. Я снова кричу.
— У меня есть лошадь, — говорит Тодд. — Я могу посадить тебя в седло.
— Он не даст нам уйти, — говорю я. — Он же сказал, что нас отведет стража.
— Ага. Это мы еще посмотрим.
Тодд одной рукой обхватывает мои плечи и нагибается, чтобы другой взять меня под коленки.
И вот я у него на руках.
Случайно шевельнув ногой, я снова кричу, но Тодд несет меня вперед, как тогда, на холме возле Хейвена…
Он тоже это вспоминает. Я вижу картинку в его Шуме.
Обвиваю рукой его шею. Он пытается улыбнуться.
Улыбка, как всегда, получается кривой.
— Видно, мы так и будем все время друг друга спасать, — говорит Тодд. — Интересно, счет когда-нибудь сравняется?
— Надеюсь, нет.
Он снова хмурится, и в его Шуме сгущаются тучи.
— Прости, — тихо говорит он.
Я хватаю воротник его рубашки и крепко стискиваю:
— Ты тоже меня прости.
— Значит, мир? — Кривая улыбка опять озаряет его лицо. — Снова?
И я заглядываю ему в глаза, глубоко-глубоко в душу, потому что хочу, чтобы он услышал не только мои слова, но и чувства.
— И навсегда, — говорю я. — Так будет всегда.
Тодд сажает меня на стул, а сам подходит к двери и начинает в нее стучать.
— Открывайте! — кричит он.
— Это ведь кое-что значит, Тодд, — говорю я, стараясь делать как можно более частые и неглубокие вдохи, иначе они отдаются болью в ногах. — С этого дня мы должны помнить о самом главном.
— В смысле? — Он снова бьет в дверь кулаком и охает, потому что кулаки у него разбиты.
— Мэр знает твое слабое место, — говорю я. — Угрожая мне, он может вынудить тебя на что угодно.
— Да уж, — говорит Тодд, не глядя на меня. — Это я и так знал.
— Он и дальше будет пытаться тобой манипулировать.
Тодд резко оборачивается и стискивает кулаки:
— Он больше никогда тебя не увидит! Я ему не позволю!
— Нет. — Я качаю головой и тут же кривлюсь от боли. — Так нельзя, Тодд. Его нужно остановить.
— Ну, это не обязательно должны делать мы.
— Кто-то должен. — Я выгибаю спину так, чтобы на ноги приходилось как можно меньше веса. — Нельзя отдать ему победу.
Тодд начинает пинать дверь:
— Тогда пусть это делает твоя госпожа! Мы доберемся до «Ответа», предупредим их, а потом сбежим отсюда.
— Куда сбежим?
— Не знаю. — Он начинает искать глазами какой-нибудь тяжелый предмет, чтобы вышибить дверь. — В какую-нибудь заброшенную деревню. Дождемся там прилета твоих кораблей.
— Он убьет госпожу Койл и первым доберется до переселенцев. — Я поворачиваю голову, чтобы не выпустить из вида Тодда, и тихонько охаю от боли. — На кораблях бодрствуют лишь несколько хранителей, все остальные спят, Тодд! Он может убить хранителей и поддерживать сон остальных сколько душе угодно. А может вообще их не будить!
Тодд замирает на месте:
— Правда?
Я киваю.
— Когда «Ответ» уничтожат, кто сможет ему помешать?
Он стискивает и разжимает кулаки:
— Придется нам.
— Сперва надо найти «Ответ», — говорю я, пытаясь выпрямиться. — Предупредим их…
— И расскажем, что за человек их госпожа.
Я вздыхаю.
— Получается, мы должны остановить обоих…
— Ну, госпожу-то несложно остановить, — говорит Тодд. — Мы просто расскажем, какая она на самом деле, и кто-нибудь другой займет ее место. — Он пытливо смотрит на меня. — Может, ты.
— Или ты. — Я пытаюсь перевести дыхание. Это не так-то просто. — В любом случае, надо их найти.
И тут дверь внезапно открывается.
На пороге стоит солдат с винтовкой.
— Мне приказано отвести вас в собор, — говорит он.
Кажется, я его узнаю.
— Иван, — говорит Тодд.
— Лейтенант, — кивает Иван, — у меня приказ.
— Вы же из Фарбранча! — вскрикиваю я, но солдат, не мигая, смотрит на Тодда.
В его Шуме слышится что-то…
— Лейтенант, — с упором повторяет он, как будто хочет что-то этим сказать.
Я перевожу взгляд на Тодда:
— Что это значит?
— Приказ, рядовой Фарроу? — говорит Тодд, пристально глядя на Ивана. Между их Шумами быстро мелькает что-то размытое.
— Так точно, сэр, — отвечает Иван, встав навытяжку. — Непосредственный приказ от вышестоящего по званию.
Тодд косится на меня. Я слышу работу его мысли.
— Что происходит?
В Шуме Тодда появляется Ли.
— Рядовой Фарроу, здесь есть еще один заключенный? Юноша? Со светлыми лохматыми волосами?
— Есть, сэр.
— Если я прикажу вам отвести нас к нему, вы выполните приказ?
— Вы же вышестоящий по званию, лейтенант, — говорит Иван, также пристально глядя на Тодда. — Я обязан выполнять любые ваши приказы.
— Тодд?.. — Кажется, я начинаю понимать, что происходит.
— Я уже давно пытаюсь вам это сказать, лейтенант, — с легким нетерпением в голосе говорит Иван.
— На данный момент в министерстве есть офицеры выше меня рангом? — спрашивает Тодд.
— Нет, сэр. Тут только я и стражники. Всех остальных забрали на войну.
— Сколько стражников?
— Шестнадцать, сэр.
Тодд облизывает губы, соображая.
— Они тоже сочтут меня начальником, рядовой?
Иван впервые отводит взгляд, быстро озирается по сторонам и уже тише отвечает:
— У нас тут небольшие разногласия насчет того, кто будет за главного. Думаю, их можно уговорить.
Тодд расправляет плечи и одергивает полы форменной куртки. Я снова замечаю, какой он стал высокий — намного выше, чем когда мы виделись в последний раз, — и лицо у него больше не детское, а голос стал ниже и глубже.
Я смотрю на него и вижу мужчину.
Он откашливается и вытягивает руки по швам.
— Рядовой, отведите меня к заключенному по имени Ли!
— Хотя мне приказано отвести вас прямиком к президенту, — официальным тоном чеканит Иван, — я не могу вас ослушаться, сэр.
Он выходит наружу и ждет нас в коридоре. Тодд подходит к моему стулу и встает передо мной на колени.
— Что ты задумал? — спрашиваю я, пытаясь читать его Шум, но мысли в нем вертятся так быстро, что я не успеваю ничего разобрать.
— Ты говоришь, что мы должны остановить мэра, потому что больше некому, — говорит он, еще сильней растягивая губы в кривой усмешке. — Я, кажется, придумал способ.
ЛЕЙТЕНАНТ
[Тодд]
Когда мы с Иваном уходим по коридору, я чувствую на своей спине взгляд Виолы. Она сомневается, можно ли ему доверять.
Я, если честно, тоже.
Потомушто доверять ему нельзя, верно? Иван вступил в армию добровольцем, чтобы спасти собственную шкуру, и я помню, как он тайком поведал мне о своем желании перейти на сторону Прентисстауна. Ему явно не терпелось стать военным, а за усердие его даже сделали капралом.
Но потом мэр Прентисс выстрелил ему в ногу.
Надо быть заодно с теми, за кем сила, говорил он. Только так и можно выжить.
Быть может, он решил, что нашел новую силу?
— Именно так, сэр, — говорит Иван, останавливаясь у двери. — Он здесь.
— Ходить может? — спрашиваю я, пока Иван открывает ключом дверь…
Но Ли уже вылетает из камеры с криком «ААААААААААА!!!», сшибает Ивана с ног и бьет его по лицу снова и снова, такшто мне приходится его оттаскивать. Он резко оборачивается с кулаками наготове и только тут видит меня.
— Тодд!.. — изумленно охает он.
— Надо как можно быстрее… — начинаю я.
— Где она?! — кричит он, уже озираясь по сторонам в поисках Виолы.
Мне приходится встать между ним и Иваном, чтобы тот не разбил ему голову прикладом винтовки.
— Она ранена, — говорю я. — Ей надо наложить шину. — Я поворачиваюсь к Ивану: — У вас тут есть перевязочные материалы?
— Есть набор для оказания первой помощи.
— Сгодится. Отдай его Ли, он позаботится о Виоле. Потом скажи стражникам, что я хочу с ними поговорить.
Иван злобно сверлит взглядом Ли.
— Это приказ, рядовой.
— Будет сделано, сэр, — язвительно отвечает Иван и скрывается в коридоре.
Ли таращит на меня глаза:
— Сэр?!
— Виола все объяснит. — Я толкаю его вслед за Иваном. — Скорей отнеси ей бинты и шину! Ей больно!
Это приводит его в чувство. Я разворачиваюсь и иду в сторону вестибюля мимо двух стражников.
— Что происходит? — спрашивает один из них.
— Что происходит, сэр, — отрезаю я, не оборачиваясь, и стремительно выхожу из министерства Вопросов на улицу, а там иду прямиком к воротам.
На улице — тишь и покой.
И Ангаррад.
Видимо, ее привел Дейви.
— Привет, девочка! — говорю я, медленно подходя к ней и гладя ее по носу.
Жеребенок Тодд? — слышится в ее Шуме.
— Все хорошо, девочка, — шепчу я. — Все в порядке.
Ее Шум все твердит без конца мое имя, Тодд, Тодд, Тодд. Я подхожу к седлу. На нем до сих пор висит моя винтовка.
И дневник моей мамы тоже там.
Дейви постарался.
Я отвязываю поводья Ангаррад от столба и вывожу ее на дорогу, так чтобы морда смотрела прямо на огромную серебряную «В» на воротах.
— Мне тут надо речь произнести, — говорю я. — Хорошо бы с твоей спины.
Жеребенок Тодд, говорит она.
— Ангаррад, — говорю я.
Ставлю ногу в стремя, запрыгиваю в седло и поднимаю глаза к небу. Темнеть еще не начало, но сонце уже начинает сползать к водопаду. День подходит к концу.
Время на исходе.
— Пожелай мне удачи, — говорю я.
— Вперед! — ржет Ангаррад. — Вперед.
Стражники переводят взгляд с меня на Ивана, который пытается заставить их молчать — впрочем, это не поможет заглушить их Шум, который блеет и кричит, точно овца на пожаре.
— Он же лейтенант, — увещевает Иван стражников.
— Мальчишка он, а не лейтенант! — возражает ему рыжеволосый солдат.
— Любимец президента, — добавляет Иван.
— Да, и вам приказали отвести его в город, рядовой, — говорит стражник с большим пузом и капральскими нашивками на рукаве. — Еще скажите, что ослушались непосредственного приказа!
— Лейтенант отдал мне другой приказ, — говорит Иван.
— С каких пор он у нас главнее президента?
— Да бросьте! — взрывается Иван. — Вас же всех поголовно наказали, поэтому вы здесь!
Это немного их утихомиривает.
— Ты идиот, если думаешь, что я встану на сторону мальчишки и ослушаюсь президента, — говорит капрал Пузан.
— Прентисс все узнает, — добавляет рыжий, — как ни скрывай.
— Он прикажет нас расстрелять, — поддакивает ему другой стражник, долговязый, с бледной, землистой кожей.
— Кому прикажет? — не унимается Иван. — Все солдаты на войне, а президент сидит в своем разрушенном соборе и ждет, когда я приведу Тодда.
— С какой стати? — спрашивает рыжий. — Почему он не с армией?
— Это не в его духе, — отвечаю я. Все снова поднимают глаза на меня. — Мэр не участвует в сражениях. Он правит, руководит, но курка не спускает и рук не пачкает. — Ангаррад чует мое волнение и делает едва заметный шажок в сторону. — За него это делают другие люди.
И потом, думаю я, пытаясь утопить эту мысль в Шуме, ему очень хочется поговорить со мной.
Что, по мне, гораздо хуже войны.
— Так ты чего, решил его свергнуть? — спрашивает капрал, скрещивая руки на груди.
— Он обычный человек, — говорю я. — А человек небессмертен.
— Нет, он не так прост, — возражает рыжий. — Говорят, он сделал из своего Шума оружие.
— И если близко к нему подойти, он может завладеть твоим разумом, — добавляет долговязый.
Иван презрительно фыркает:
— Бабушкины сказки! Ничего такого он не умеет…
— Умеет, — говорю я, и снова все взгляды обращаются на меня. — От его Шумных оплеух потом полдня в голове звенит, боль — адская. А еще он может пролезть в мозг и заставить тебя что-нибудь сделать или сказать. Все это чистая правда.
Стражники удивленно пялятся на меня, гадая, когда я скажу что-нибудь более утешительное.
— Но, кажется, для этого надо смотреть ему в глаза.
— Тебе «кажется»? — фыркает рыжий.
— А Шумные удары несмертельны, и он не может бить нескольких людей разом. Если мы нападем вместе, всех ему не достать.
Правда, я тщательно скрываю в Шуме воспоминание о его последнем ударе — севодня, на Арене. Он был куда мощнее и страшнее всех предыдущих.
Мэр оттачивает свое оружие.
— Неважно, — говорит долговязый. — У него тоже есть охрана. Ты зовешь нас на верную смерть.
— Он ждет, что вы меня приведете, — говорю я. — Мы спокойно пройдем мимо охраны прямо к нему.
— И с чего мы должны тебе подчиняться, лейтенант? — спрашивает капрал, глумясь над моим званием. — Что мы за это получим?
— Свободу от тирании! — восклицает Иван.
Капрал закатывает глаза. Не он один.
Иван не унимается:
— Мы свергнем его и сами захватим власть!
Глаза уже никто не закатывает, но долговязый говорит:
— Кто-нибудь жаждет увидеть в президентах Ивана Фарроу?
Он хотел всех насмешить, но никто не смеется.
— А как насчет президента Хьюитта? — говорит Иван, глядя на меня со странным блеском в глазах.
Капрал Пузан фыркает и повторяет:
— Да он же мальчишка!
— Нет, — говорю я. — Уже нет.
— Он один решил сопротивляться режиму, — добавляет Иван. — Это коечто да значит.
Стражники начинают переглядываться. Я вижу вопросительные знаки в их Шуме, сомнения и страхи, подтверждающие друг друга, и мысль о неизбежном поражении.
Но из их Шума я узнаю, как можно спасти дело.
— Если вы мне поможете, — говорю я, — я дам вам лекарство.
Разговоры тут же умолкают.
— Что, правда? — недоверчиво спрашивает рыжий.
— Да блефует он! — отвечает за меня капрал.
— Лекарство хранится в подвалах собора. Я сам видел, как мэр его туда…
— Почему ты все время называешь его мэром? — спрашивает долговязый.
— Пойдемте со мной, — говорю я. — Помогите мне схватить его, и я разрешу каждому взять столько лекарства, сколько он сможет унести. — Стражники теперь слушают меня во все уши. — Пора Хейвену снова стать Хейвеном!
— Он отобрал лекарство у всех солдат, — говорит Иван. — Если мы свергнем президента и раздадим лекарство обратно, кого, по-вашему, они станут слушать?
— Ну уж не тебя, Иван.
— Верно. — Он снова бросает на меня тот странный взгляд. — Но, быть может, его.
Стражники смотрят на меня, сидящего верхом на Ангаррад, вооруженного и в пропыленной форме, видят мои надежды и обещания, и в их Шуме поднимается ропот. Каждый невольно спрашивает себя, готов ли он рискнуть и попытать судьбу, настолько ли он отчаялся.
А я думаю о Виоле, сидящей в министерстве Вопросов, — я делаю это только ради нее, я на все готов ради нее.
И тут мне приходит в голову еще один аргумент.
— Всех женщин уже клеймили, — говорю я. — Кто следующий?
Когда я возвращаюсь на Арену, Ли уже заканчивает накладывать Виоле повязки. Лицо у нее порозовело и выглядит куда менее измученным.
— Стоять можешь? — спрашиваю я.
— Чутьчуть.
— Неважно, — говорю я. — Ангаррад ждет нас во дворе. Вы с Ли поедете на ней искать «Ответ».
— А ты? — спрашивает Виола.
— Я должен встретиться с мэром и положить конец его тирании.
Услышав это, она подскакивает на месте.
— Я с тобой! — тут же выпаливает Ли.
— Нет, вы должны остановить атаку и рассказать всем про госпожу Койл.
Ли поджимает губы, и я вижу, как бурлит яростью его Шум. Он тоже чуть не умер от той бомбы.
— Виола сказала, ты не умеешь убивать.
Я бросаю на нее гневный взгляд. Она тут же отворачивается.
— Я убью его, — говорит Ли. — Убью за то, что он сделал с моей матерью и сестрой.
— Если вы не предупредите «Ответ», жертв будет столько, что мэр никогда за них не расплатится.
— Хорошо бы он добрался до госпожи Койл, — говорит Ли, но тут же в его Шуме начинают вертеться другие люди, Уилф с женой… и Виола Виола Виола.
— Что ты задумал, Тодд? — спрашивает она. — Нельзя же идти на мэра в одиночку!
— Я буду не один, — говорю я. — Со мной стражники.
Она распахивает глаза:
— Что?!
Я улыбаюсь:
— Да вот, поднял тут небольшой бунт.
— Сколько стражников? — все так же мрачно спрашивает Ли.
Я медлю с ответом.
— Семеро… Всех подговорить не удалось.
Плечи Виолы опускаются.
— Ты пойдешь на мэра с семью солдатами?
— Какой-никакой, а шанс, — говорю я. — Почти все солдаты брошены на последнюю битву. Мэр меня ждет. Таким беззащитным он никогда не был и вряд ли еще будет.
Виола секунду смотрит на меня, потом кладет одну руку на плечо Ли, а другую на мое, и с трудом поднимается на ноги. Я вижу, как ее всю передергивает от боли, но Ли наложил ей тугие повязки, такшто она может секунду-другую постоять.
— Я с тобой, — говорит она.
— Нет, — отрезаю я.
— Ни за что! — вопит Ли.
Она поджимает губы:
— И с каких это пор вы решаете за меня, что делать?
— Ты не можешь ходить, — говорю я.
— У тебя есть лошадь.
— Это ваш шанс выбраться отсюдова!
— Он ждет нас обоих, Тодд. Если ты войдешь один, твой план рухнет — и рта не успеешь раскрыть. — Я подбочениваюсь.
— Ты же сама говорила, что мэр снова попытается использовать тебя против меня!
Она шипит от боли, пытаясь переступить с ноги на ногу.
— Тогда твоему плану лучше сбыться, так?
— Виола… — начинает Ли, но тут же умолкает под ее строгим взглядом.
— Найди «Ответ», Ли. Предупреди их. Времени совсем мало.
— Но…
— Иди, — повторяет она уже тверже.
И мы оба видим, как всколыхивается его Шум, как не хочется ему бросать Виолу. Чувство настолько сильное, что я отворачиваюсь.
И еще мне хочется его ударить.
— Я не брошу Тодда, — говорит она. — Я нашла его и больше никогда не брошу. Прости, Ли, но ничего не поделаешь.
Ли пятится, не в силах скрыть в Шуме обиду. Виола смягчается.
— Прости, — повторяет она.
— Виола… — говорит Ли.
Но она только качает головой:
— Мэр считает себя всезнайкой. Думает, что знает будущее. Он сидит там и ждет нас с Тоддом — что мы придем и попытаемся его остановить…
Ли хочет ее перебить, но она ему не позволяет:
— Но коечего он не знает. Мы с Тоддом пробежали вместе полсвета… сами. Мы убили сумасшедшего проповедника. Мы обогнали целую армию, выжили, несмотря на погони, избиения и смертельные раны, нас взрывали, пытали, морили голодом, мучили как могли…
Виола убирает руку с плеча Ли и стоит, держась только за меня.
— Мы с Тоддом? Против мэра? — Она улыбается. — Да у него нет ни единого шанса!
МАРШ К СОБОРУ
[Виола]
— Ты это серьезно сказала? — спрашивает Тодд, затягивая седельные ремни. Он говорит очень тихо и смотрит только на свои руки. — Про то, что у мэра нет ни единого шанса?
Я пожимаю плечами:
— Но ведь помогло же.
Он улыбается:
— Мне надо поговорить со стражниками. — Он кивает на Ли, который стоит в сторонке и, сунув руки в карманы, с недовольным видом наблюдает за нами. — Ты с ним полегче, ладно?
Он машет Ли рукой и направляется к нашему конвою из семерых солдат, столпившихся у ворот. Ли подходит ко мне.
— Ты точно знаешь, что делаешь? — спрашивает он.
— Нет. Но я верю Тодду.
Он громко выдыхает воздух через нос, опускает голову и пытается выровнять свой Шум.
— Ты его любишь, — говорит он. Не вопросительно, а констатируя факт.
— Люблю, — отвечаю я. Тоже констатируя факт.
— Как друга… или?..
Мы оба смотрим на Тодда. Размахивая руками, он объясняет солдатам наш план и их дальнейшие действия.
Он выглядит как настоящий вожак.
— Виола?
Я оборачиваюсь:
— Ли, ты должен как можно скорее найти «Ответ».
Он хмурится:
— Они могут не поверить мне насчет госпожи Койл. Люди возлагают на нее большие надежды.
— А ты думай об этом так, — говорю я, осторожно берясь за поводья лошади. Жеребенок? спрашивает она, тоже не сводя глаз с Тодда. — Если ты сможешь их найти, а мы схватим мэра, сегодня весь этот ужас закончится.
Ли щурится на солнце:
— А если не схватите?
Я пытаюсь улыбнуться:
— Ну, тогда тебе придется нас спасать!
Он тоже кое-как выдавливает улыбку.
— Мы готовы, — объявляет Тодд, возвращаясь к нам.
— Ну, вперед, — говорю я.
Тодд протягивает руку Ли:
— Удачи.
— И вам, — говорит Ли, пожимая ему руку.
Но смотрит лишь на меня.
Как только Ли скрывается в лесу — он должен будет срезать путь через холмы и первым добраться до «Ответа», — мы отправляемся в путь — к собору. Тодд ведет за поводья Ангаррад, которая без конца твердит жеребенок жеребенок, беспокоясь из-за нового наездника. Тодд бормочет что-то ласковое и успокаивающее ей на ухо, гладит ее по носу и гриве.
— Как самочувствие? — спрашивает он, когда мы подходим к первым женским общежитиям.
— Ноги болят, — говорю я. — И голова. — Потираю ладонью рукав, под которым прячется железный обруч. — И рука тоже.
— А в остальном? — улыбается Тодд.
Я поглядываю на стражников, марширующих вокруг нас, как настоящий конвой: Иван впереди, двое сзади, двое слева и двое справа.
— Ты в самом деле веришь, что мы его схватим? — спрашиваю я Тодда.
Он смеется:
— Все равно мы уже идем, так?
Да, мы идем.
По дороге, ведущей прямо в сердце Нью-Прентисстауна.
— Давайте быстрее, — уже громче говорит Тодд.
Стражники прибавляют шагу.
— Все ушли, — шепчет один из солдат с огненно-рыжими волосами, когда мы проходим по густо застроенным кварталам.
Зданий вокруг становится все больше и больше. Зданий, но не людей.
— Не ушли, — отвечает рыжему другой, с большим животом. — Прячутся.
— Без армии как-то жутко, — продолжает рыжий. — Без солдат, марширующих по улицам…
— Теперь мы тут маршируем, рядовой, — говорит Иван. — Мы — тоже солдаты.
Мы проходим мимо домов с закрытыми ставнями и лавок с занавешенными витринами, мимо безлюдных улиц — ни пешеходов, ни мопедов, ни телег. Из-за закрытых дверей вырывается Шум, но он вполовину тише обычного.
И пропитан страхом.
— Они знают, что дело неладно, — говорит Тодд. — Почуяли приближение войны, которой так давно ждали.
Я оглядываюсь по сторонам. Окна вокруг темные, нигде ни единого любопытного лица — никому не интересно, что это за девчонку с переломанными ногами везут на лошади в центр города.
А потом дорога поворачивает, и впереди возникает собор.
— Ох ты надо ж! — охает рыжий, и все резко останавливаются.
— Вы умудрились выжить после такого?! — спрашивает пузатый Тодда. — Похоже, на вас и впрямь Божье благословение.
Колокольня уцелела, но едва балансирует на вершине шаткой лестницы из кирпичей. Две стены главного здания тоже стоят нетронутые, включая ту, в которой было круглое витражное окно.
Но все остальное…
Все остальное превратилось в груду камней и пыли.
Даже сзади видно, что большая часть крыши провалилась внутрь, а остальные две стены вышибло на дорогу и площадь перед собором. Арки опасно накренились, двери сорвало с петель, внутреннее убранство лежит на виду у всех, сверкая в последних лучах заходящего солнца.
И нигде ни одного солдата.
— Его что, никто не охраняет? — спрашивает рыжий.
— Очень на него похоже, — отвечает Тодд, разглядывая собор и словно надеясь увидеть внутри мэра.
— Если он вообще там, — добавляет Иван.
— Там, — кивает Тодд. — Поверьте мне на слово.
Рыжий начинает пятиться.
— Нет уж, я туда не пойду, — бормочет он. — Это самоубийство. Я не пойду.
Бросив на собор последний перепуганный взгляд, он кидается наутек по улице, которой мы пришли.
Тодд вздыхает:
— Кто еще?
Солдаты переглядываются, гадая, зачем вообще сюда пришли.
— Он и вас заклеймит, — говорит Иван, кивая на меня.
Я задираю рукав и показываю всем железный браслет. Кожа вокруг все еще красная и горячая. Похоже, инфекция попала, и целебные кремы с ней не справляются.
— А потом превратит вас в рабов! — продолжает Иван. — Не знаю, как вы, а я не за этим пошел в солдаты.
— И зачем же? — спрашивает его один из стражников, хотя ответа явно слышать не хочет.
— Мы его схватим и станем героями, — говорит Иван.
— Героями с лекарством, — кивает пузатый. — А тот, кто распоряжается лекарством…
— Хватит разговоров, — перебивает его Тодд, и я слышу в его Шуме неловкость и недовольство словами пузатого. — Вы готовы помочь или нет?
Солдаты переглядываются.
И вдруг Тодд повышает голос.
Повышает так, что его вопрос звучит как приказ.
Повышает так, что даже я вскидываю голову.
— Я спросил: вы готовы?
— Да, сэр! — хором выкрикивают стражники и удивленно переглядываются, как будто сами не ожидали от себя такого ответа.
— Тогда вперед!
И солдаты снова начинают печатать шаг по мелкому гравию — вниз по небольшому склону, к собору, который становится все ближе и больше.
За деревьями слева от нас возникают холмы на южном горизонте.
— Святый Боже! — выдыхает пузатый.
Даже отсюда можно увидеть марширующую вдалеке армию: огромная черная рука, взбирающаяся по слишком узкой дороге на вершину холма, навстречу «Ответу».
Я смотрю на заходящее солнце.
— Осталось около часа, — говорит Тодд. — Может, меньше.
— Ли не успеет…
— Может, и успеет. В лесу должны быть тропинки.
Змея армии ползет вверх по склону. Солдат так много, что «Ответу» нипочем не выстоять, если дело дойдет до настоящего сражения.
— Мы не можем проиграть, — говорю я.
— И не проиграем, — кивает Тодд.
Мы подходим к собору.
Идем вдоль северной стены — она сильней всего пострадала от взрыва и обвалилась прямо на дорогу.
— Помните, — бормочет Тодд солдатам, пока мы пробираемся через обломки, — вы ведете двух пленников на встречу с президентом, как вам и приказывали. Ни о чем другом не думайте!
Мы идем дальше. Каменные завалы вокруг такие высокие, что за ними ничего не разглядеть. Мэр может быть где угодно.
Мы сворачиваем за угол туда, где раньше был фасад. Вместо него теперь зияющая дыра, сквозь которую видно внутренние помещения, колокольню и круглый витраж. Солнце за нашими спинами светит прямо сквозь цветное стекло. Наверху просматриваются комнаты с обрушившимися стенами и полами. Среди камней щебечут иволги: они копошатся в объедках и кое чем похуже. Основная часть здания накренилась, как будто неожиданно устала и вот-вот может упасть без сил.