Смерть не есть зло. — Ты спросишь, что она такое? —




Глава четвертая.

Единственное, в чем весь род людской равноправен.
(Сенека Луций Анней (Младший)

 

Второе свидание Мэйо с Хонорой состоялось спустя две недели после памятного вечера на берегу залива. Приход осени не убавил жарких ясных дней, зато исчезла ночная духота и влажность. На загородных виллах шла уборка урожая и предприимчивые дельцы уже везли в столицу свежие вина. Многие рон-руанцы старались совершить путешествие в богатые провинции – Геллию или Поморье – чтобы отдохнуть и набраться сил перед наступающим сезоном гроз.

В доме семьи Ленс тоже укладывали вещи. Рабы бегали с тюками и утварью, стараясь лишний раз не попадаться на глаза хозяйке. Никто не удивился, когда к ней пришел молодой человек, одетый без изысков и представившийся навклиром[1] торгового судна. Хонора пригласила гостя на открытый балкон над террасой, построенный в соответствии с поморскими традициями. Стены украшала облицовка из раковин, кадки были заполнены кустарниками, внешне напоминающими устремленные к солнцу водоросли.

Невольники подали угощения и оставили госпожу наедине с черноглазым брюнетом. Он бесцеремонно пересел ближе к ней, крепко обнял и, запустив руку под платье, стал ласкать мягкую, пышную грудь.

– С какой целью ты явился сюда, рискуя своей жизнью и моей репутацией, – строго спросила Хонора, вздрагивая от растущего возбуждения.

Пальцы юноши скользили по ее нежным ареолам, как кисти художника, наносящего темперу на тщательно обработанную заготовку.

– Хочу прочитать третью страницу трактата, – язык Мэйо пробежался вверх по шее любовницы, слизывая насыщенно-сладкие духи с бархатными ореховыми нотками.

Поморец до сих пор не сумел разгадать, какие именно благовония она использовала и это лишь подогревало его интерес. Хонора играла, дразня Всадника молчаливыми обещаниями скорого блаженства. Она искушала, подобно богине, требуя восхищения и слепого повиновения. Ее колдовство превращало Мэйо в исступленного безумца, обуреваемого ненасытной жадностью, ищущего не спасение, а гибельный, тянущий ко дну омут.

– Я – туман над водой… – прошептала Хонора. – Ты – блуждающий в белой мгле корабль. Здесь не гавань. Рон-Руан – опасная заводь с острыми зубьями рифов…

– Кто сказал, что мне по нраву торчать возле пристани? Может быть, все, о чем я мечтаю – поймать ветер и в щепки расшибиться о скалы.

– Поцелуй Язмины?

– Одиночество.

– Идем! – она сорвала с волос заколку и сияющие пряди упали на обнаженные плечи.

Мэйо безотрывно смотрел на них, не запоминая дорогу. По петляющей галерее Хонора привела любовника к небольшому закрытому дворику с каскадным фонтаном. Со второго этажа поморец прекрасно видел группу нобилей, расположившихся среди кустов и лимонных деревьев.

На широкой клинии полулежал советник Неро, обмахивая лицо пушистым веером. Справа в плетеном кресле восседал коротышка Фирм. Легат Джоув медленно прохаживался вдоль парапета, цедя вино из серебряного кубка. На собрании присутствовали казначей Олус, представители жреческой коллегии, архигосы, в том числе Дариус, отец Дия, несколько анфипатов и саров, квестор священного дворца Рэмирус и муж Хоноры, владелец особняка.

– Их вынудила объединиться смерть Лисиуса, – очень тихо произнесла итхальская блудница, стараясь держаться в тени, за раскидистым цветком, нелепо торчащим из глиняного горшка. – На улицах вот-вот начнутся бунты. Многие бегут из столицы под видом отъезда на отдых. Мы, Дом Арум, Олус, Лорисса… Больше сотни семей. Рабы уже не боятся носить амулеты и татуировки с пауком. Уезжай и ты, пока не поздно.

– Нет, – Мэйо заставил девушку, прогнувшись, опереться на мраморные перила, и не спеша вошел в нее, прикрывая глаза от удовольствия. – У тебя не будет повода счесть меня трусом.

– Глупости… – Хонора сердито толкнула его бедрами. – Мы с мужем остановимся в Тарксе, снимем виллу… Там есть чудесные сады и бухты, где никто не помешает часами листать трактаты.

– Я уже все сказал.

– Ты поступаешь, как упрямый ребенок, не доросший до рассудительного мужчины.

Поморец шире развел ее ноги и надавил ладонями на мягкий, теплый живот, не позволяя уклониться от яростного, разрывающего изнутри напора:

– Считаешь, ребенок способен на такое?

Хонора закусила губу, приглушая стон блаженства:

– М-м-м… Бедняжка Вида потеряла чудесного любовника… Ты гораздо талантливее Креона.

– Что?

– Твоя бывшая невеста делит ложе с братом. Я знаю много секретов. Уплывем в Таркс и услышишь их все.

Мэйо улыбнулся. Пришло время исполнить обещанное царевичу.

– Сефу. Расскажи о нем.

– Сокол Инты? – итхалька завела руки назад, лаская крепкие бедра юноши. – Твой покровитель и…

– Друг, – коротко бросил наследник Макрина. – Мы с послом не в тех отношениях, которые красочно расписывают злые языки.

Поддавшись искушению, Хонора оттеснила Мэйо в угол, развернулась и вынудила ускорить ритм, быстро доведя поморца до высшего пика блаженства. Едва молодой человек вновь обрел способность размышлять, он широко заулыбался при мысли о том, что игры Аэстиды становятся вдвойне сладостней, когда прилюдно наставляешь рога влиятельному столичному сановнику в его доме и в присутствии первых лиц Империи.

«Стань я зесаром, непременно отымел бы кого-нибудь в тронном зале… – веселясь, думал Мэйо. – Креона… Восьмиконечным жезлом…»

– Сефу хотят убить, – дыхание Хоноры защекотало ухо поморца. – Фирм готов заплатить Неро за его смерть. Подкупят человека из ближайшего окружения или охраны. Возможно, того симпатичного мулата.

– Юбу? Он преданней собаки.

– Ты недооцениваешь влияние богатства на людей. За деньги нельзя купить друга, но можно легко его продать.

– Благодарю. Я услышал достаточно.

– Когда мы увидимся в Тарксе?

– Долг опекаемого – защищать покровителя, – Мэйо нежно поцеловал руку Хоноры. – Мне необходимо быть рядом с Сефу.

– И погибнуть вместе с ним?

– Если так угодно Веду.

– Я жестоко ошиблась в тебе, – девушка отвернула лицо, пряча проступившие на глазах слезы.

– Мне жаль.

– Для слабого мужчины, женщина – священная богиня. А для сильного – ничтожная раба. Ты не сомкнешь на мне ошейник, Мэйо из Дома Морган.

Улыбка поморца сделалась теплее:

– Когда надоест мое общество, просто укажи на дверь. Без истерик, ладно? Они не к лицу ни богиням, ни рабам.

 

В маленькой, возведенной по эбиссинскому образцу беседке, из которой открывался чудесный вид на берег озера Мерэ, лежали двое – молодой мужчина и совсем юная девушка. Они любили приходить сюда в первые ночи осени, когда заканчивали роиться докучливые насекомые и воздух долго хранил накопленное в жаркие дни тепло. Пять крупных провинций, называемых Срединными землями, уже могли похвастаться желтеющей листвой деревьев и богатыми лесными дарами. Северяне – в Аквилии и Лании – надевали вторые туники, ворча на долгие моросящие дожди. Южане – итхальцы, поморцы, геллийцы и эбиссинцы – пока вовсе не ощущали сладковатых ароматов увядающей природы, лишь богатство овощей и фруктов напоминало им о наступлении желтой декады года.

Набросав на дощатый пол толстые шкуры и подушки, пара укрылась под шерстяным пледом и сжигала ночь шальным огнем страсти. Мужчину звали Алэйр, он имел чин Всадника и был племянником зесара Клавдия. Девушка носила домашнее имя Ориана, что означало «золотая». Оно как нельзя лучше подходило златокудрой ликкийке с нежной, словно покрытой бархатистой пыльцой кожей и огромными глазами цвета янтаря.

Увидев ее однажды в толпе, Алэйр позабыл обо всем: о своем благородном происхождении, об обещаниях жениться на достойной девушке, выбранной родителями, о приличиях и морали. Он неистово желал ту, которой от бедности приходилось торговать собой возле ступеней храма. Только ее и никого другого.

Влюбленный юноша мог бы сделать Ориану гетерой или конкубиной, но предпочел выступить против общественного мнения и объявить ликкийку законной женой. Их свадебная церемония прошла скромно, без гостей и пышных торжеств. Перед алтарем Аэстиды новоиспеченный муж надел на предпоследний палец левой руки супруги простое железное кольцо. Ориана, облаченная в гладкое, ниспадающее до пола, белое одеяние, грациозно откинула пепельно-желтую накидку и оставила Богине в качестве подношения пышный букет амариллисов. Единственными, одарившими молодоженов, были зесар Клавдий и взысканец Варрон.

Рассорившись с родителями, Алэйр написал дяде о своем трудном финансовом положении, и Владыка ответил, что будучи наследным правителем не может одобрить поступок молодого Всадника, но как любящий родственник не позволит ему скитаться без крыши и угла.

Роскошная вилла близ озера Мерэ стала надежной крепостью, где молодожены спрятались от любопытных глаз, злых пересудов и бессмысленной жестокости окружающего мира. Новобрачным не нужны были почести или несметные богатства, а только покой и согласие в маленькой, но безгранично счастливой семье. Ориана ждала первенца. Алэйр мечтал, что в будущем она подарит ему не меньше трех наследников.

Согретая объятьями и вином пара шутила и смеялась, выбирая красивые имена для детей. Зная о случившемся с претендующими на трон родственниками, племянник Клавдия отправил в столицу письмо об отречении. Алэйр счел, что этого будет достаточно, и его семью больше не побеспокоят назойливые политиканы. Он старался не покидать находящийся под охраной легионеров дом, не принимал гостей и всячески избегал общения с незнакомцами.

Утомленные ласками супруги уснули заполночь. Они не слышали тихих шагов трех убийц в темных одеяниях, не видели, как те проникли под своды беседки, не почувствовали опасности, таящейся на остриях отравленных кинжалов.

Ориана умерла быстро. Обнимавший ее Алэйр погиб лишь от четвертого удара. В те последние мгновения, бессильный перед страшными, молчаливыми людьми, он думал не о боли и смерти, а о бездыханной жене и невинном ребенке, которому не дали появиться на свет.

Двое убийц выскочили наружу и, петляя между кустами жимолости, растворились во мраке. Они спешили к оставленной у прибрежных зарослей лодке. Третий чуть задержался, положив на неподвижное тело Алэйра маленькую дощечку с криво выведенной надписью: «Враг Варрона».

 

Декурион Кальд важно прохаживался между рядами палусов, по которым били деревянными мечами Всадники первой медной турмы. Потные юноши едва держались на ногах от усталости, но продолжали тренировку, слушая зычный голос наставника.

– Храбрость без знания науки войны есть кратчайший путь в могилу. Случись оказаться на поле брани безрассудному смельчаку, не прошедшему должной подготовки, и он будет выглядеть, словно мечущаяся по базару женщина. Дуре хочется поскорее протолкнуться туда, где идет самый бойкий торг. Она полезет сквозь толпу, создавая сумятицу, огребет тумаков и вернется к мужу грязной, оборванной и без покупок. Запомните, воины, я не потерплю среди вас дур. Даже таких смазливых и слабых на передок, как Мэйо из Дома Морган!

Несколько Всадников громко прыснули со смеху. Поморец от всей души врезал по вертикально поставленному бревну и процедил, слизнув пот с растрескавшихся губ:

– Сука…

– Тихо, – велел Сефу, нанося не менее сильный удар в верхушку палуса. – Он умышленно издевается над тобой.

– Тварь гнобит меня, Плато и Юбу…

– Я знаю, – сердито процедил царевич.

– Ты слышал, Рикс и Ринат уехали с отцом в Геллию…

Резко обернувшись, декурион рявкнул:

– Всадник Мэйо, хватит домогаться до посла! Если так свербит в заду, корзину на плечи и пять полных кругов пошел!

Сын Макрина в сердцах отшвырнул учебный меч:

– Кажется, Вед решил хорошенько пощекотать фалом мою печенку!

– Семь кругов! – гаркнул Кальд.

– Это не дисциплина, а истязание! – вступившись за друга, Плато с гневом бросил клинок под ноги. – Никто не давал вам право обращаться с нами, будто со скотом!

– Истязание, – наставник стиснул кулаки. – Это когда афары поймают вас в джунглях, отрежут уши, носы, члены и заставят жрать собственное дерьмо, а затем насадят на колья под визг местных обезьян! Если не хочешь подохнуть на чужбине с треклятой деревяшкой в брюхе, подними то, что уронил, и продолжай тренировку!

Кряхтя, Мэйо взвалил на плечо корзину с камнями. Ему предстояло пройти чуть больше шестидесяти с половиной стадиев[2]. Согласно уставу, если конец дня застанет провинившегося в пути, завтра ему придется осилить назначенное расстояние с тем же грузом. Поморец знал, что декурион не отменит свое решение, поэтому сцепил зубы и уныло побрел к ипподромному кругу.

Вскоре юношу нагнал рыжий алпиррец с наполненной булыжниками корзиной на плече.

– Гадство, – хмыкнул Плато. – Какая-то гнида рассказала отцу про кордак.

– Что тебе было?

– Орал: «Не потерплю рядом с собой вульгарного кинэда!» Обозвал кретином и шлюхой.

– Знакомо, – улыбнулся Мэйо. – Разреши представиться, я в глазах родителя – тупой ублюдок, Мертово семя и жалкое ничтожество.

– Не понимаю, зачем Боги разожгли в моей душе страсть к танцам и вынуждают отказаться от нее? Это все равно, что дать птице крылья и запретить летать.

Поморец, морщась от головной боли, поудобнее перехватил корзину:

– Вероятно, Небожители готовят нас к подвигу. Совсем как старина Кальд. Сперва нужно испытать нечеловеческие муки, а потом завоевать победу.

– Ты веришь в его байки?

– Я уже ни во что не верю.

– Смотри! – лицо алпиррца внезапно просияло умильной улыбкой.

На ипподромный круг спешил заика Дий, выставив перед собой корзину с камнями, точно щит.

– П-подождите! – крикнул сын архигоса. – Я с в-вами!

– Тебя-то за что? – искренне удивился Мэйо.

– С-сам з-захотел, – хлюпнул носом широколицый парень. – Б-братство – в-важнее в-всего.

– Нет больше братства, – невесело констатировал Плато. – Близнецы продолжат службу в гарнизонах Геллии. Меня ссылают на север, куда-то под Бастию. Корабль Сефу готовят к отплытию. Так что скоро из нашей коллегии останешься только ты и Мэйо.

У поморца зарябило в глазах:

– Царевич ничего не говорил о своем отъезде.

– Зачем ему лишний раз тебя огорчать? – наследник анфипата споткнулся и выругался

– Б-бросьте, в-все н-наладится…

– Твои бы слова – в Небесный чертог, – оживился Мэйо. – И чтоб их там непременно услышали!

– Выше носы, пока их не отрезали свирепые афары! – зыкнул им в спины Нехен Инты.

Сокол и Юба двигались ускоренным маршевым шагом, точно готовясь к празднованию триумфа. Пот ручьями тек по смуглым, мускулистым шеям эбиссинцев. Они тащили корзины с такой легкостью, словно те ничего не весили.

– Если я буду жрать один ячмень, все равно не наберу столько сил! – рассмеялся Плато.

– Попробуй начать с пшеницы и хенкета, – заулыбался поморец.

– Соскучились по мне? – Сефу встал во главе соратников. – Декурион Кальд передает вам наилучшие пожелания, а также напоминает, что Око Туроса еще не покраснело, значит – наш великий поход продолжается!

– Пусть слон возлюбит этого старого демона своим длинным хоботом! – буркнул мулат.

– Ради такого зрелища, я готов даже приехать сюда на слоне! – горячо заверил друзей Мэйо.

Построившись в шеренгу, первая коллегия первой рон-руанской медной турмы замаршировала по ипподромному кругу с грозной боевой песней.

 

Узнав от поморца о заговоре Неро и Фирма, Сефу надолго погрузился в раздумья. Он умел предугадывать ходы противника и понимал, что единственный шанс одержать победу в скачке за зесарский трон – любой ценой доставить Фостуса в столицу. Из этих соображений царевич распорядился привести в полную готовность свой самый быстроходный корабль для скорого отплытия посланника в Геллию. Соколу оставалось только определиться с наилучшим кандидатом на должность договорщика и текстом письма к брату Клавдия. То, что нашептывали приставленные Именандом советники, Сефу категорически отвергал.

После долгих бесед с Мэйо, выбор Сокола пал на Макрина. Мудрый и опытный сар Таркса играл осторожно, не создавая лишнего шума. Царевич хотел встретиться с поморским градоначальником тихо, почти по-семейному, и ждал удобного момента. Разумеется, для родственника Именанда не составило бы труда получить приглашение на ужин от магистрата Понтуса, через которого Макрин добывал полезные сведения о творящемся в столице. Однако Нехен Инты отказался от этой привилегии, поскольку в богатых домах крутилось слишком много вездесущих паразитов, вражеских соглядатаев и продажных рабов.

С тех пор, как Мэйо поселился у вольноотпущенника Читемо, сар ни разу туда не приезжал. Сефу надеялся, что рано или поздно Макрин захочет увидеть сына, а юноша ненавязчиво, как бы между делом, передаст ему предложение о встрече и некоторые любопытные сведения, известные лишь узкому кругу лиц.

На этот счет у Юбы созрел интересный план. Царевич готовился выслушать мулата, но начал приватный разговор совсем с другого.

Внук чати Таира расставил на разлинованной доске несколько выкрашенных в черный цвет деревянных фигур. Ему нравилось проводить ночи здесь, в частном опиумарии, который содержал богатый эбиссинский купец. Задрапированные бархатом стены, золотые статуэтки змей и скарабеев, густой дым курильниц напоминали Юбе аналогичные заведения на родине.

– Ваш ход, Немеркнущий.

Сефу отставил полую тыкву, доверху набитую курительной смесью.

– Значит, жена коротышки Фирма предложила убить меня?

– Да, Солнцеликий. Этого пожелал кто-то из ее многочисленных любовников.

– Она так сказала?

– Намекнула.

Царевич передвинул фигуру через две клетки:

– Ты сразу согласился?

– Нет, Священный. Мы не сошлись с ней в цене.

– И что решили?

– Я сказал: «Не в правилах эбиссинцев вести торг с женщиной. Пусть придет доверенный человек от мужчины и с ним будем говорить на равных».

– Ловкий выпад. Она согласилась?

– Да. Встреча состоится в канун празднования букцимарий.

– Добрая весть, – Сокол постучал пальцами по краю низкого столика. – Узнай, кто так истово желает мне смерти, и принеси голову посредника.

– Будет исполнено, Парящий Над Пустынями. Теперь мой ход.

Сефу удовлетворенно кивнул.

 

Получив записку от Варрона, Макрин не смог отказать юноше во встрече. Сар вспомнил беседу с несчастным ликкийцем, похожим на измученного, затравленного зверька. Поморец считал, что убийцу зесара следовало осудить и наказать по закону, но решительно порицал грубое моральное давление на взысканца со стороны паукопоклонников.

В храмовом саду было тихо и безлюдно. Из соседнего здания долетали обрывки песнопений. Варрон появился быстро. Он почти бежал, одной рукой придерживая распахнувшийся на груди плащ, другой – подол белой туники. Осенний ветер взъерошил волосы ликкийца, бессонные ночи оставили темные круги под его глазами.

С тяжелым сердцем Макрин раскрыл объятья и по-отечески крепко прижал к себе взысканца. Затаив дыхание, юноша уткнулся в плечо сара.

– Благодарю вас… За то, что пришли. Я почти не надеялся…

– Меня подкупила твоя вежливость, – мягко сказал поморец.

– Пожалуйста, пока никто не видит… – Варрон суетливо достал спрятанное под плащом письмо. – Возьмите скорее. Это для Фостуса. Предупреждение. Он должен немедленно бежать из храма. Куда угодно, под чужим именем… Иначе погибнет, как Лукас и Лисиус.

Макрин убрал послание за пояс и прикрыл краем лацерны[3]:

– Что тебе известно?

– Помощник Руфа – Тацит – этот эбиссинский змей сегодня утром уплыл в Геллию. Он хочет вынудить Фостуса отказаться от притязаний на венец. Люди Тацита расправляются с наследниками Клавдия. Я клянусь именем Дома, что говорю чистую правду. Здесь творят ужасные вещи. И все, абсолютно все, сходит негодяям с рук.

– У тебя бледный, нездоровый вид…

– Выслушайте до конца, прошу вас. Вчера Руф отправил сына в Тиер-а-Лог, к какому-то Элиуду. Мальчик уплыл на одном из кораблей анфипата Карпоса. Он – тайный эмиссар культа на Севере. Второй эмиссар – легат Джоув. Ему поручено убить слугу эбиссинского посла Юбу, Плато – наследника Плэкидуса, и вашего первенца… Мэйо.

Сар Таркса сжал предплечья взысканца:

– Зачем Руфу смерть трех Всадников?

– Таким образом он хочет повлиять на Сокола Инты. Выбить почву из-под его ног. Я старался остановить зло, но ничего не получается. Мой голос для культистов – хуже комариного писка. Все так запутано и страшно. Вы, без преувеличений – моя последняя надежда спасти хоть кого-нибудь.

– Ты же понимаешь, что Руф не случайно позволил нам встретиться и говорить наедине?

– Он ничего не боится. Многотысячная толпа верных Пауку ждет приказа залить улицы Рон-Руана кровью.

– Почему же понтифекс медлит?

– Он желает удостовериться, что Фостус и Алэйр мертвы, но если Неро введет в город легионы, начнется кровопролитие и гражданская война.

Размышляя, Макрин потер висок:

– Неро вряд ли решится на подобное. Разве только Фирм подговорит.

– Пожалуйста, вы – мудрый человек… Я на грани отчаяния. Так много людей погибло по моей вине. Это нужно остановить.

– Полностью согласен, – сар испытующе взглянул на ликкийца.

– Есть способ… Стоило давно так сделать, набраться смелости и… оборвать эту никчемную нить, – Варрон прижал ладонь ко лбу. – Я вам противен. Я сам себе противен.

Градоначальник взял юношу за локти:

– Мой сын, как и ты, желает преумножить в мире благо. Его беда – неверно избранный путь. Он глух к чужим советам, и предпочтет набить синяков, катясь с обрыва, чем двинуться проторенной дорогой. Шаг в пропасть принесет тебе избавление от страданий, но обречет на муки других людей. Кто сядет на трон, если культисты убьют Фостуса? Руф?

– Он – Тьма, сосредоточие Зла, – голос ликкийца зазвенел от напряжения.

– Может быть, Фирм или Неро?

– Нет.

– Эйолус наполовину парализован и вряд ли оправится.

– Я слышал об этом. Он уже так стар.

– Да, – невозмутимо произнес Макрин. – А ты молод, честен и способен на решительные поступки.

– Вы полагаете, – Варрон слегка приподнял подбородок, – я мог бы стать… зесаром?

– Не жезл делает Богоподобного истинным Владыкой. Не блеску мантии поклоняются люди. Нужно нечто большее, чтобы повести за собой тысячи. В моем сыне живет такая искра. И в тебе она тоже есть. Потушить ее способен резкий порыв ветра, но ему же под силу за считанные часы раздуть пожар. Одному по нраву остывающий пепел, другому – огненная буря. Каждый шаг в жизни – это выбор. Ты долго был во дворце и знаешь правила игры. Кукловода и куклу связывает множество нитей. Порой, сложно сказать, кто и кем управляет. Говорят, некоторые актеры сходят с ума. Им кажется, что кукла живая, у нее появляются привычки, потребности, голос. Такую куклу уже не спрячешь подальше от глаз в пыльный сундук, не выбросишь, не заставишь насильно играть. Руф мало общается с тобой, верно?

Ликкиец кивнул.

– Какая же к тому причина?

– Я не знаю.

– Теперь знаешь, – Макрин сдержанно улыбнулся. – Это скромная благодарность за предупреждение об опасности, нависшей над моим сыном. Добро за добро.

– Если я стану зесаром, – в глазах Варрона вспыхнул свет, – вы согласитесь занять пост советника?

– Рядом с Руфом? – пренебрежительно фыркнул поморец.

– Мне понадобится помощь, чтобы переиграть его.

– Я не изменю решение голосовать за Фостуса.

– Разумеется. Это справедливо. Но все же, если изберут меня, вы не откажетесь от предложенной должности? – ликкиец впервые за несколько недель почувствовал прилив сил. – Я прошу вас от чистого сердца.

Вместо ответа Макрин снова обнял Варрона и ободряюще похлопал по лопаткам.

 

После очередной выездной тренировки Всадники отправились обедать, а рабы по обыкновению принялись растирать спины лошадей тряпицами и соломенными жгутами, чистить амуницию, раскладывать сено по стойлам.

Набросив на Альтана украшенную жемчугом попону, Нереус отвел его под навес и высыпал в ясли три ковшика ячменя. Геллиец ласково похлопал жеребца по шее. От долгого бега у островитянина ноги словно налились свинцом и это неприятное ощущение тяготило юношу. Он покинул конюшню и, опустившись на траву, стал массировать одеревеневшие голени.

Жаркое солнце пекло взмокшую от пота спину. Из-за недостатка влаги глинистую почву покрыла сеть трещин, и казалось, что дороги выстланы змеиной кожей. Военный лагерь притих. Только издалека доносился непонятный, монотонный стук, словно кто-то бил камнем о камень. Этот размеренный шум убаюкивал. Нереус прижался к высокому мраморному парапету и вскоре задремал.

Невольнику приснилась вилла Рхеи, играющая на арфе Ксантия и Мэйо, улегшийся в саду среди свитков, с которыми намеревался ознакомиться до заката.

«Человеческая память обладает странным свойством, – сказал поморец. – Она не бережет малого. Если причинить людям огромное зло, то запомнят его, а не ту крупицу добра, что ты старался посеять прежде. Если же не скупиться на добрые дела, то худой поступок сочтут мелочью, будь он даже до омерзения чудовищным…»

– Неру! – знакомый голос прервал рассуждения нобиля. – Проснися, Неру!

Геллиец широко распахнул глаза. Долговязый афар, причепрачный Юбы, тряс его за плечо:

– Белый морской скакун совсем худо! Вставай!

Островитянин мигом вскочил на ноги. Возле стойла Альтана крутился смуглокожий раб царевича Сефу. Ни слова не говоря, Нереус вбежал под навес и обмер.

Жеребец валялся на боку, запрокинув голову и не дышал. Из неподвижного рта торчал клок сена. Глаза лошади потускнели, словно их заволокло туманом. Геллиец рухнул на колени, припав грудью к мертвому коню.

– Ты хорошо перебрать корм? – спросил невольник эбиссинского посла. – Я найти в нем листья «дерева смерти».

Он показал Нереусу пушистую веточку тиса. У светловолосого юноши сжалось и похолодело сердце. Это растение часто использовали как живую изгородь. Нерадивые садовники могли выбросить подрезки на луг…

В обязанности причепрачных входило тщательно следить за качеством зерна и сена, но рабы нередко кидали лошадям охапки подсушенной травы без проверки. Так было и в этот раз. Островитянин со стыдом и ужасом отрицательно мотнул головой.

– Беда, – афар быстро дотронулся до причудливого шейного амулета. – Ты виноват, Неру. Недоглядел.

Геллиец кивнул. Он зарылся лицом в лошадиную гриву:

– Прости, Альтан… Прости меня…

Юноша не сопротивлялся, когда легионные рабы выволокли его наружу и потащили к хозяину. Нереуса гложило чувство вины, а также внезапное осознание, насколько суровой будет кара за смерть искренне любимой владельцем, дорогостоящей лошади.

Поморец стоял на плацу, в тени двухэтажного здания лагерной префектуры. Возле наследника Макрина толпились члены первой коллегии, а чуть в стороне застыл декурион Кальд. Мэйо наскоро доложили о случившемся. Лицо нобиля тотчас перекосило от злости. Нереус съежился, выставив перед собой скрещенные в запястьях руки. Он не знал, что сказать, да и молодой господин явно не намеревался выслушивать оправдания.

– К столбам мерзавца! – глухо распорядился Мэйо.

С побледневшего невольника сорвали тунику и растянули его крестом между двумя высокими столбами, накрепко привязав за лодыжки и запястья. Островитянин предположил, что наследник Дома Морган захочет лично выпороть невольного убийцу своего коня, но ошибся: поморец доверил это надсмотрщику над легионными рабами.

Возле затылка Нереуса раздался оглушительный щелчок бича. Поддавшись растущей панике, геллиец дернулся и жалобно вскрикнул.

Кнутобойца глумливо ухмыльнулся, довольный тем, что смог до одури напугать провинившегося, даже не начав сечь его.

– Вед Вседержитель, смилуйся, – прошептал островитянин.

Бич вспорол кожу на спине, и Нереус задохнулся от боли, принимая первый нещадный удар. Веревки вонзились в запястья, точно схватившие зверя капканы. Геллиец едва успел сделать вдох, как плетеный хвост бича снова оставил на его лопатках глубокую кровоточащую рану.

Затем последовал еще один удар. Юноша выл и извивался, почти утратив контроль над собой. По щекам истязаемого ручьями текли слезы. Всякий раз, когда бич рвал его тело, Нереусу казалось, что струя пламени жжет плоть и оголенные нервы. Он то сжимал зубы до скрипа, то кусал нижнюю губу. Мир перед глазами плыл и раскачивался, превратившись в скопление мутных пятен.

Крики сделались тише, сменяясь протяжными стонами. Невольник слабел, его ощущения притуплялись. После дюжины ударов у Нереуса не хватало сил даже приподнять голову и взглянуть на своих мучителей. С каждым тихим выдохом подступала тьма. Островитянину казалось, что где-то рядом шумит море. Он смежил веки, но продолжал видеть, как гаснет свет, не способный пробиться сквозь толщу черной воды…

Хмурый Сефу уверенно приблизился к Мэйо и встал у его плеча. Глядя вдаль с грустью и волчьей злобой, поморец о чем-то напряженно раздумывал.

– Я искренне сочувствую твоему горю, – негромко сказал царевич.

Сын Макрина отрешенно кивнул.

– Мне жаль павшего коня, – продолжил эбиссинец. – Его уже не вернуть и скорбь терзает твое сердце. Но если сейчас умрет этот раб, не будет ли завтра во сто крат больнее?

Мэйо посмотрел на посла так, словно только что очнулся от долгого сна и еще не совсем понимал, где находится.

– Пощади его, – в голосе Сефу мелькнули властные нотки.

Поморец сделал вид, что не услышал слова царевича.

– Эта вещь дорога тебе, – мягко промолвил наследник Именанда. – И не пытайся укрыться под капюшоном молчания. Горе одинаково сушит лица умных и дураков, храбрецов и трусов, гордых людей и ничтожных рабов.

– Совершивший проступок должен помнить о неотвратимости наказания.

– Пусть его страшится тот, кто имеет злой умысел. Прочие всегда могут уповать на заступничество Богов. В этом и состоит подлинная справедливость.

– Будь в мире хотя бы тень справедливости, – поморец на мгновение прижал кулак к губам, – такого никогда бы ни случилось.

Он сомневался, что поступает правильно, но все же обреченно махнул рукой надсмотрщику. Едва живой геллиец в последний раз ощутил жгучее прикосновение бича, а затем услышал из уст кнутобойцы долгожданное слово: «Милосердие!»

 

За ужином Мэйо с безучастным видом ковырялся в тарелке и прихлебывал вино, не чувствуя вкуса. Ни музыка, ни щебетанье рабынь, присланных Читемо для увеселения поморца, не могли избавить юношу от тревожных мыслей. Гнев угас, но смутное беспокойство точило душу, словно червь яблоко. Нобиль знал, что закон на его стороне, ведь Нереус добровольно раскаялся в злодеянии, следовательно – был прямо или косвенно виновен в гибели Альтана. Между тем такое оправдание не помогало заглушить болезненные уколы совести. Наследник Дома Морган даже врагам никогда всерьез не желал смерти, а тут захотел погубить самого близкого друга.

Находясь под гнетом мрачных раздумий, юноша жестом позвал Элиэну, расставлявшую кубки на маленьком столике. Когда пожилая рабыня приблизилась, Мэйо спросил хриплым, полным тревоги голосом:

– Как там Нереус?

Женщина ответила с опаской:

– Еще дышит, господин.

– Что значит «еще»? – лицо Мэйо ожесточилось, скулы напряглись.

– Его раны глубоки и кровоточат.

– Так пошлите за врачом. Немедленно!

Поддавшись внезапной вспышке ярости, поморец вскочил с клинии и опрокинул стол, повергнув невольниц в ужас. Музыка и голоса смолкли. В абсолютной тишине раздались тяжелые шаги.

Читемо вел Хремета, облаченного в светлые жреческие одежды. За пожилым эбиссинцем следовали ученики и рабы.

– Что вам угодно? – сухо поинтересовался Мэйо, отвернувшись от гостей и глядя поверх невольников, спешно убирающих с пола разбросанные кушанья.

Врач сложил ладони пирамидой. От улыбки часть морщин на его лице разгладилась:

– Повелевающий Водами Инты, благословенный Сопту-хранителем, приказал реке жизни нести мою лодку в эту заводь, дабы я смог врачевать раны молодого животного, принадлежащего его нуну.

Мэйо потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное:

– Мне говорили, ты не лечишь рабов.

– Если Немеркнущий пожелает исцелить сухое древо, все лекари пустыни отложат инструменты и возьмутся за кувшины с водой.

Юноша хмуро кивнул. Он был приятно удивлен, что царевич Сефу смог встать выше предрассудков и проявить дружескую заботу не только на словах, но и на деле.

– Я благодарен Солнцеликому Владыке, – горячо сказал молодой нобиль. – Читемо, отведи уважаемого Хремета к Нереусу.

– Как угодно, господин, – вольноотпущенник замялся. – Ваш отец скоро прибудет сюда. Желаете переодеться в белое?

– Да, – решительно ответил Мэйо. – Я хочу принести жертву Асглэппе и попросить о скорейшем исцелении моего раба.

– Элиэна подготовит молельную комнату, – пообещал Читемо.

 

Юный поморец выбрал тогу с синей каймой и перевязал ее широкой поясной лентой, как было принято среди его соотечественников. Элиэна украсила волосы нобиля серебряной диадемой. Затем рабыня надела на запястья Всадника спиралевидные браслеты с головами черных морских драконов и отвела Мэйо в молельную комнату.

Читая по памяти древние тексты, он медленно обошел полукруглое помещение, останавливаясь возле каждой жаровни, статуи и раскрашенной маски. Невольница держала поднос с зерном, благовониями и фруктами. Молодой человек брал горстями пшеницу, чтобы щедро поделиться ей с богами. Не забывал он и хранителей Дома, и духов предков, и личных гениев – успокаивая злого, подбадривая доброго. Согласно бытовавшим поверьям, первому причитались крупинки соли, черепки, блестящие камушки; второму – лепестки фиалок, смоченный в вине хлеб и сладости.

В ожидании отца Мэйо много размышлял, готовясь к разговору с ним, но когда Макрин наконец приехал, все речи вылетели из головы юноши. Он прижался к родителю, будто онемев и долго не мог справиться с нахлынувшим чувством беспомощности.

– Мне хорошо известно, каково это: потерять любимую лошадь, – вздохнул сар. – Альтана похоронят со всеми почестями. Ты уже решил, как поступишь с негодным рабом?

– Да, – Всадник чуть отстранился, чтобы утомленный дорогой отец мог занять мраморный солиум[4].

– Если подлечить его и продать на галеры, можно возместить часть убытков, – заметил Макрин, усаживаясь поудобнее и ставя ноги на деревянную скамеечку.

Мэйо плюхнулся рядом, да так, что тисовый стул с полукруглой спинкой издал громкий и противный скрип:

– Чужая рука кинула в сено ядовитую траву. Нереус не виноват.

– Этот мальчишка расцелован Богами, – съязвил пожилой нобиль. – Ты защищаешь его с горячностью волчицы, у которой забирают любимого щенка. И если подобной странности еще можно найти объяснение, то как понимать поступок седьмого царевича Земли и Неба, посылающего лучшего лекаря столицы врачевать раны грязного скота?

– У моего покровителя щедрое и доброе сердце.

– В таком случае, следовало попросить эбиссинца о чем-то более полезном. Ты видишь, что творится вокруг? Наш Дом на пороге разорения. Длительное безвластие грозит обернуться голодом и народными восстаниями. Неро и Фирм стягивают в Итхаль легионы, чтобы утихомирить взбудораженных паукопоклонниками рабов. Фостус отрекся от венца и мерило вот-вот достанется Варрону. Твоей жизни угрожает смертельная опасность…

– Я знаю, как все исправить.

Макрин недоверчиво поморщился:

– Действительно?

– Отец, ты должен навестить Фостуса и убедить принять венец. Взамен Сефу даст нам деньги, зерно и свою защиту.

– Его покровительство – лишь удобная видимость. Вы так и не стали по-настоящему близки. Думаешь, мне ничего неизвестно о твоих заигрываниях со свояченицей Неро?

– При чем тут мои отношения с Хонорой? – Мэйо напряженно пот



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-10-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: