Евгений уронил голову на сложенные на коленях руки. Мы сидели под раскидистым вязом. Над васильками кружил шмель, наполняя воздух жужжанием. Мне было больно за Евгения и Нелли. Но что я мог сделать для них? Ничего! Как мог, я попытался утешить Евгения, приводя разные доводы и примеры. Мне показалось, что уходил он менее обеспокоенным, чем до нашей встречи. Если так, слава Богу! Больше его я никогда не видел!
Ещё какое-то время я оставался там, где мы разговаривали с Евгением. Вновь мысли обрушились на меня потоком. Вновь вспомнил я Тамару… Грусть подступала всё ближе и ближе. Я ещё не совсем утвердился в новом восприятии мира, но внутренний голос подтолкнул меня: «Встань и иди». Сделав над собой усилие, я встал и пошёл.
Ещё какое-то время мною владели грустные воспоминания, но красота природы и дух планеты возымели надо мной власть, и я пришёл в хорошее настроение. Я старался избегать людных мест. Мне хотелось побыть наедине с собой и с природой. Лишь изредка я входил в селения, чтобы узнать – на верном ли я пути к городу со странным названием Скало-До.
Мой путь к городку занял ни много, ни мало – шесть дней. На подходе к городу меня застала ночь, а с рассветом я вошёл в городок и отправился на поиски домика Виктора и Ольги. Пока шёл к домику, успел заглянуть на базарную площадь и пройтись по нескольким магазинам. И вот я уже почти на окраине города. Нашёл нужную мне улицу и дом.
– Мир этому дому, - сказал я, войдя в дом.
– Приветствую тебя, путник, проходи…, - неуверенно отозвался женский голос, и в прихожую вышла Ольга, с интересом вглядываясь в моё лицо. После лёгкого замешательства она продолжила: - Проходи, что ж ты на пороге стоишь? А я сразу и не узнала тебя. Да проходи же, Николай!
В этом доме помнили обо мне! Я обрадовался радушному приёму Ольги, но Виктора не оказалось дома. Она предложила его подождать и очень плотно накормила, не обращая внимания на мои отказы.
– Ты был в пути столько дней и говоришь, что не голоден? Да кто тебе поверит? Вот покушаешь, тогда и говори, что сыт.
Отказываться было неловко. Поев, я спросил:
– Ольга, как далеко ушёл Виктор?
– Да здесь он, недалеко. Сказал, что быстро вернётся, а сам что-то задержался. Снова его этот чудак разговорами заправляет.
– Это Ютиш что ли? – спросил я.
– Да, он. А ты откуда его знаешь? – удивилась она.
– Мне в прошлый раз Виктор говорил о нём.
– Тогда понятно.
– Ольга, - обратился я к женщине.
– Да?
– Я, пожалуй, не буду ждать, пока вернётся Виктор. Я навещу его и Ютиша сразу.
– Ты хочешь идти к Ютишу в дом? - спросила Ольга.
– Да, а разве нельзя? – в свою очередь удивился я.
– Да нет, почему же, можно. Только странный он какой-то, может что-нибудь учудить. Понимаешь, он не совсем обычный, что ли… со странностями. За это прозвали его чудаком.
– Но ведь он сейчас не один дома. С ним Виктор. Он говорил, что познакомит меня с Ютишем. Думаю, всё обойдётся.
– Я не удерживаю тебя, вовсе нет. Если хочешь – иди. Только со странностями этот человек.
– Тогда я пойду.
– Хорошо. Скажи Виктору, что я жду его, пусть долго не задерживается. Ладно?
– Хорошо, я передам твою просьбу.
– Николай, а ты ещё вернёшься?
– Скорее всего, да. Если только встреча с Ютишем странным образом не изменит моих планов, - и я вышел из дома.
Желая застать Виктора у Ютиша, я вмиг оказался возле небольшого домика, утопающего в зелени садов. Дверь была приоткрыта, и я явно слышал спор двух человек. Значит, Виктор был ещё здесь.
– Мир этому дому, - приветствовал я, входя в дом.
Разговор резко оборвался. Мужчины сидели за столом: Виктор - лицом к двери, а Ютиш – спиной.
– Входи, пут… - Виктор смолк, узнав меня, и ждал реакции Ютиша.
Он же медленно повернулся к двери и взглянул на меня. Мне показалось, что его взгляд пронзил меня насквозь. Но мне нечего было скрывать или утаивать, я с чистым сердцем вошёл в дом.
Ютиш, как и Николос, выглядел старцем. В нём чувствовались сила и решительность. Одет он был в белую рубаху с круглым воротом. Вдоль горловины и на рукавах от плеча до кисти рук сбегал затейливый узор. Рубаха подпоясана широким, тоже расшитым узором, поясом, тёмные штаны. Он сидел, и я не мог различить их покрой. Его волосы цвета спеющей ржи с проседью, спадали ниже плеч и были стянуты малиновой ленточкой: она не давала морщиниться лбу и придерживала волосы, не давая им падать на глаза. Таким я увидел Ютиша. Он измерил меня взглядом и просто сказал:
– Проходи, гостем будешь.
Виктор вздохнул с облегчением.
– Ютиш, это мой друг Николай. Помнишь, я рассказывал тебе о нём?
– Помню. Я и так понял, что он пришёл к тебе. Проходи, что ж ты стоишь в дверях? Вроде бы не из робкого десятка. Что уже кумушки успели напеть о чудаке Ютише?
– Да нет, ещё не успели. Но слышал, что ты слывёшь человеком странным, - открыто сказал я Ютишу, подходи к столу.
Он достал из-под стола табурет и предложил:
– Присядь, мил человек, и скажи мне, мы вот тут с Виктором спорим, может ты решишь вопрос: «Почему, если человек несколько выделяется среди других, к нему относятся как к чудаку?» Это ещё легко сказано, - как к ненормальному. И не только на Земле, но, как видишь, и здесь, в мире намного высокоорганизованном, чем Земной? Почему? Хотя можешь и не отвечать, ты такой же с причудами, как и я. Только не так сильно выделяешься среди других, - глядя пристально на меня, говорил Ютиш, - ты тоже охоч до приключений, не сидится тебе на одном месте. Только, мил человек, головы терять не надо. Принимай жизнь такой, какая она есть. И пойми простую истину: ты едва ли можешь повлиять на определённый Свыше ход событий. Ты можешь только улучшить самую малость своё положение, или усугубить его настолько, что никогда не сможешь вернуться даже к тому, что имел. Хотя, зачем я тебе всё это говорю, после тьмы к тебе пришло прозрение…
Виктор с удивлением смотрел то на меня, то на Ютиша. Я же внимал каждому слову старца. Его нельзя назвать ни убогим, ни умалишённым. Он очень мудр!..
Вдруг Ютиш спохватился:
– Что ж это я даже ничего тебе и не предложил, вижу, что ты не голоден, так хоть соку выпей! Сам готовлю, - и он вышел в другую комнату.
– Николай, ты что-нибудь понял из того, что тебе сказал Ютиш? – спросил меня Виктор.
– Да, я всё понял.
– Если честно, то я не совсем понял окончание его монолога. После какой тьмы ты прозрел? Что это значит?
– Виктор, я не хочу тебя обидеть. Всё, что он сказал, предназначено мне. Я понял смысл его слов, но говорить об этом мне не хочется. Воспоминания болезненны для меня, и пока я ещё не готов свободно говорить о случившемся.
– Что ж, твоё право. Я не настаиваю…
– А вот и я, - входя в комнату с подносом в руках, сказал Ютиш.
Его глаза светились каким-то лихорадочным блеском. Он поставил на стол поднос с красивым графином и тремя бокалами сока.
– Гранатовый, пробуйте, - предложил Ютиш.
Виктор с недоверием посмотрел на напиток. Видимо, он не совсем доверял Ютишу. У меня же никаких сомнений не возникло.
Напиток был вкусный, освежающий. Ютиш тоже пил и нахваливал:
– Я сам придумал его состав. Кроме гранатового сока я добавляю настои некоторых трав. Получается неплохо. Тебе нравится, Николай?
– Да, очень приятно пьётся. Попробуй, Виктор, - предложил ему уже я.
Он же пригубил, но пить не стал. И тут я вспомнил, о чём меня просила Ольга.
– Виктор, Ольга просила, чтобы ты не задерживался долго, она тебя ждёт.
– Ютиш, я думаю, вам с Николаем будет о чём поговорить, а я пойду домой. Мне не хочется ссориться с Ольгой, я обещал ей не задерживаться.
– Хочешь – иди. Я никого не удерживаю. Заходи, как будет ещё настроение поспорить.
– Хорошо, я зайду. Николай, а ты ещё зайдёшь к нам? – спросил Виктор.
– Не буду обещать. Может быть и приду.
– Тогда до встречи.
– До встречи, Виктор!
Он вышел. Ютиш, глядя ему вслед сказал с иронией:
– Он хоть и приходит ко мне, но не верит полностью в искренность моих отношений к людям. Всё ждёт, подвоха. А это не по мне. Вот и сейчас воспользовался предлогом уйти, лишь бы не пить напитка: а вдруг там что-нибудь подмешано... Глупо, но мне иногда не по себе. Я же ведь человек…
– Ютиш, почему к тебе так относятся?
– Не знаю… Хотя это не совсем так… В силу обстоятельств я вынужден был войти в этот город в виде бродяги, в образе, вызывающем у окружающих смех. Так я должен был ходить по городу ровно три недели, чтобы почти каждый житель видел и знал меня. И только по истечении этих трёх недель я мог начать строить дом в месте, которое выберу сам… После скитаний по городу, я знал, что не смогу жить ни в одном районе города, поэтому и решил построить дом здесь, на трудно доступной террасе. Надо мной смеялись, когда я таскал сюда землю и облагораживал каменистую почву террасы. Да мне то что? Пусть смеются… Я построил дом сам, без чьей-либо помощи. Всё, что ты видишь здесь, всё это сделано вот этими руками, - и Ютиш потряс массивными мозолистыми руками.
Он молчал, а я не решался заговорить, потому что видел: Ютиш взволнован, он настроен выговориться за многие годы, может быть впервые, а мой любой неосторожный вопрос мог его сбить…
А Ютиш продолжал:
– Я всё сделал сам. Мне это не сложно… У меня богатый опыт жизни и достаточно знаний… Меня с начало забавляло, что меня зовут чудаком и рассказывают обо мне всякие небылицы, потом это стало приедаться и раздражать. Со временем во мне вырастала ненависть ко всем. Я озлобился против всех, кто входил со мной в какой-либо контакт, и я перестал общаться со всеми, кого знал. Я долгие годы жил один, как отшельник… Всё необходимое для жизни я мог производить сам, поэтому не особо пострадал от того, что был лишён возможности ходить на рынок. Общения с людьми я лишил себя сам … Так оно и произошло, как я не раз видел во сне…
Ютиш говорил медленно, словно рассуждал сам с собой. Казалось, он забыл о моём существовании. Но вот, после очередной паузы он продолжил:
– Часто я видел сон: иду по теряющейся в траве тропинке, меня мучает жажда. И вот я слышу журчание ручья или небольшой речушки. Я иду на шум и выхожу к мелкой и широкой речке. Вода чистая, прозрачная… Наклоняюсь, зачерпываю в ладони и жадно пью… Вдруг моё внимание привлекают непонятные звуки: показалось, что кто-то всхлипывает, и я не ошибся. Оглянувшись, вижу на другой стороне речушки на крупном камне хрупкую девочку лет пяти-шести. Я подхожу к ней и спрашиваю: «Малышка, почему ты здесь одна и почему плачешь?» Она поднимает ко мне заплаканное личико и жалобно просит: «Возьми меня, дедушка. Мне очень страшно…» Я протягиваю к ней руки и… каждый раз просыпаюсь на этом месте…
Он снова долго молчал и после молчания вновь продолжил рассказ:
– Всё в точности, как во сне, было и в жизни, вот уже более года назад… Я протянул к малышке руки и почувствовал на грубых руках лёгкие нежные пальчики девочки. Она не отшатнулась от меня, а тянулась ко мне… В её виде было столько трогательного, что я не выдержал. Да, я плакал, держа её на руках и шагая к дому. А бедное дитя прильнуло ко мне и уснуло, пока мы шли к дому. Конечно, я не мог её оставить… Я взял её к себе. Какое-то время она никуда не выходила далее дома и сада. Я научил её читать и писать. Она много не умела… а мне было в радость видеть её успехи. Малышка сообразительна… Я не мог держать её взаперти. Ей надо было учиться в школе, куда я её и устроил… Она зовёт меня так ласково: «Дедушка». Моя маленькая и прекрасная Леонора, она сейчас в школе и скоро должна вернуться домой. Знаешь, Николай, - обратился ко мне Ютиш, - ты очень терпеливый человек. Моё общество никто не выносит. Только вот Леонора меня любит, да Виктор не чурается, хоть и не верит мне.
– Ютиш, ты очень интересная личность, с тобой легко и интересно…
– Ты так говоришь, - прервал он меня, - потому что сам одинок. Хоть и пришло к тебе прозрение после тьмы, твоё одиночество не ушло. Оно лишь приняло иную форму: стремление соединиться со всем миром; оно в ощущении некоего единства со всем живым. А когда ты стремишься быть со всеми, хочешь ты того или нет, ты всё равно один, потому что быть сразу со всеми невозможно для человека. Это постижимо для Бога! Он - Дух и он Вездесущ. Он в каждой былинке… А человек был, есть и будет оставаться частичкой в огромном круговороте Вселенной. Вот так-то, мил человек.
– Ютиш, почему ты вынужден жить здесь и в таком обличии? Я не хочу тебя обидеть, но твоя история заинтересовала меня.
– Ты не единственный, кто проявляет ко мне подобный интерес. Но делают это чаще всего из праздного любопытства и из-за тщеславия. Ты же искренен… Я расскажу тебе, но не сейчас. Я слышу, что во дворе шалит моя малышка. Она сейчас войдёт в дом.
– Дедушка, это я пришла. Можно… - она осеклась, увидев, что дедушка не один.
– Не робей, Леонора, малышка моя. Это хороший человек. Так что ты хотела?
– Приветствую! – Леонора, кивнула мне и быстро подошла к Ютишу. Она что-то тихо заговорщически протараторила ему и стояла, ожидая ответа.
Ютиш напустил на себя строгость, хоть и улыбался уголками губ. Я знал, что он не откажет ей в просьбе, хоть и хотел быть построже к ней. Он испытывающее глядел на малышку и негромко, но твёрдо сказал:
– Хорошо, ты можешь пойти, но с закатом солнца ты должна быть дома, до сумерек. Ты меня поняла?
– Да, дедушка, я вернусь пораньше. Ты не волнуйся за меня, я же буду не одна.
– Иди, - коротко ответил на её реплику Ютиш и потрепал по щеке.
Леонора звонко чмокнула дедушку в щёку и выбежала на улицу. Через несколько мгновений стихли её шажки.
– Ютиш, откуда она?
– Кто? Леонора-то? Я и сам не знаю. Когда принёс домой её, она спала. Я уложил её на свою кровать. Это я после для неё смастерил кроватку… Так она проспала более суток, а проснувшись, сразу позвала меня: «Дедушка, дедушка, ты где?» Всё, что мне удалось о ней узнать от неё же – это только имя. А ещё она рассказала мне, что купалась с сестрой и братом в реке, их имён она не помнит, а про родителей говорит, что жили они в большом доме, у них был балкон, а под ним сад. В саду фонтан, но ей не разрешали там купаться, вот она и убегала со старшими на реку. Они баловались на воде, а потом ей стало больно в ноге и темно в глазах… Больше от неё так ничего и не добился. Говорит, что когда прошла боль, она открыла глаза и увидела, что сидит на камне и никого рядом нет. Ей стало страшно и она заплакала. А потом пришёл дедушка и забрал её к себе.
– Неужели её никто не искал?
– Может и до сих пор ищут. Только ко мне никто не обращался, ничего не спрашивал, а я не могу выйти из города, разве что только побродить в его окрестностях…
– Почему так, Ютиш?
– Я обещал тебе рассказать свою историю. Хочешь, слушай, хочешь – нет.
– Что ты! Мне в самом деле интересно. Я ещё ни разу с подобным не сталкивался.
– Это и не мудрено. Сколько ты живёшь в этом мире? Год? Два? Не больше… И ранее никогда здесь не был.
– Ты прозорлив, Ютиш! Так оно и есть.
– Я не спрашиваю ничего о тебе, потому что многое вижу сам. Мне этого достаточно, чтобы понять тебя и твой интерес к моей персоне… То, что я здесь – это мне в наказание за содеянное…
– Ютиш, как долго ты живёшь таким образом?
– Чего таить, доходит третий десяток лет. Осталось почти столько же. Так что моя малышка успеет вырасти с дедушкой. А когда изменится мой вид и образ, она уже будет взрослой и всё поймёт, - с грустью проговорил Ютиш.
– Ты хочешь её воспитать?
– Да. Даже если её будут забирать, сделаю всё так, чтобы она осталось со мной. Она для меня сейчас самый близкий и родной человек.
– Ютиш, а что же всё-таки было с тобой?
– Ты сам возвращаешься к этому вопросу, значит выслушаешь всё. Я, мил человек, жил на Земле не единожды. Где только я не побывал и кем я только не был! Я прошёл и нищету, и богатство. Я познал и боль, и разочарование, мне знакомы и счастье, и любовь. Я был на вершине славы, и был втоптан в грязь… На Земле я прожил девять раз.
– О!
– Да, да. Ты не ослышался – девять раз. И не удивляйся более, что я вижу тебя насквозь, я не знаю лишь самое твоё сокровенное. У меня богатый опыт жизни. Я говорил тебе уже об этом. Но продолжу: когда я шёл на Землю в последний раз, я выбрал себе самую сложную из всех прожитых судеб ранее. Я устал скитаться, мне хотелось определиться, обрести счастье и жить. У меня сильно развита интуиция, так что все ловушки и западни я обходил, если уж не с легкостью полёта птицы или веяния ветра, то и без особого труда. Всё складывалось хорошо: я встретил девушку, полюбил её. Она стала мне женой, подарила мне прекрасных сыновей-погодок. Далее шёл самый опасный этап в моей жизни, полный искушений и соблазнов, пройдя через который, я обрёл бы всё желаемое. Но … жизнь распорядилась иначе. По глупости во хмелю поспорил с приятелем в каком-то кабаке: он-де не сможет так просто ударить ножом человека… Оказалось - смог… Рана была смертельной, а муки недолгими.
– Ютиш, но ты же не сам оборвал свою жизнь! Это была случайность. Почему же ты так наказан?
– О, Николай, как ты ещё не опытен! На мне было много всего плохого от прошлых жизней. Были пороки и привычки, от которых я так и не успел избавиться, а здесь они вновь возобладали надо мной.
– Я знаю, что порок и дурные наклонности должны преодолеваться человеком на Земле в плотном теле, потому что с ним уходит то, что губило его. Если только в теле же и преодолеешь тягу к пороку…
– Послушай-ка, мил человек, да я недооценил тебя! Ты не так наивен, как мне показалось. Скажи, откуда такие познания, ведь ты недавно здесь, в чём сам признался?
– Я учусь в Синоде Духовного Образования.
– О! И на каком же ты уровне?
– Перешёл на седьмой, - ответил я спокойно.
– И это всего за год с небольшим? Ну ты, мил человек, далеко пойдёшь. Нечасто такие люди встречаются.
– Перехвалишь, Ютиш, не надо… - отшутился я на сказанное мне.
– Так не бывает: «Перехвалишь». Знание либо есть, либо его нет. Вот что я тебе скажу: если по окончании Синода предложат учиться дальше – не отказывайся. Иди дальше, не останавливайся на достигнутом, постоянно совершенствуй себя. В этом прогресс Вселенной.
– Я и не думаю оставлять учёбу. Мне она в радость. Так что буду учиться дальше, вот только немного развеюсь…
– Отдых тоже дело нужное. Да, что ещё хотел сказать, раз уж к слову пришлось… Николай, я только здесь, в уединении, понял, как низко опускается человечество, и как долго ему идти ещё, падая в вопросах морали! Но со временем начнётся возрождение! Как же мучительно это будет для тех, кто прокладывать будет путь следующим поколениям. Такие люди будут подобно мне, изгоями в обществе, непонятыми в их чистых стремлениях и помыслах к великому и возвышенному.
– Я думал над этим, Ютиш, и готов согласиться с тобой, что прозрение к людям придёт увы не скоро!
– Николай, если б знали люди, что главное для человека не его плоть, а его дух, они бы меньше заботились о ненужных благах! Стало быть, намного меньше соблазна и пошлости. Плоть?! Ненасытная оболочка, поражающая и уничтожающая.
– Я не совсем с тобой согласен, она и совершенствует дух, укрепляет его…
– Да, так-то оно так… Если только человек высокоорганизован, а не уподобляется животному, стремясь удовлетворить любую плотскую похоть. Но мы не будем спорить. Ни к чему! Мы и без лишних объяснений поняли друг друга. Ты согласен?
– Конечно, да!
– Знаешь, Николай, я давно ни с кем не был так откровенен. Рядом с тобой мне легко, и я предлагаю тебе нечто вроде сделки. Конечно, это шутка. Я хочу, чтобы ты остался на некоторое время у меня. Погости. Потолкуем. Что знаю я, научу; может и мне будет чему научиться у тебя. Как ты на это смотришь?
– Ютиш, я принимаю твоё предложение и остаюсь у тебя.
– Что ж, добро пожаловать!
У Ютиша я провёл более двух недель. У нас было много общего. Каждый по-своему был одинок, и каждый в чём-то искал и находил успокоение. Как-то Леонора уснула за столом – пока Ютиш ходил за своим излюбленным напитком, она, прислонившись к стене, заснула.
– Устала, малышка, - сказал нежно Ютиш, осторожно беря её на руки.
– Чем-нибудь помочь тебе, Ютиш?
– Разбери её кроватку, - и он пропустил меня вперёд.
Я снял и сложил аккуратно покрывало, расправил тоненькое лёгкое одеяльце из красивой материи и положил небольшую подушку. Уголок наволочки был расшит затейливым золотистым узором, подобный узор я видел в первый день на рубахе Ютиша. Пока я возился с постелью, Ютиш держал девочку на руках, потом он попросил:
– Помоги мне, сними башмачки.
И вот уже малышка спит в кроватке, а мы с Ютишем вышли в сад. Дверь в дом была приоткрыта, на что Ютиш сказал мне:
– Вдруг проснётся, чтоб услышать, если будет звать. А иногда она, бывает, во сне плачет, помочь просит. Разбужу её или сама проснётся, стану спрашивать, что ей снилось, говорит: «Не помню», а сама дрожит, что листок на ветру. Знаю, не договаривает она мне, да я ничего не могу поделать, не проникну же я в её сны…
– Ютиш, а я ни разу здесь не видел снов. Почему?
– Ещё не пришло, значит, время.
– А ты видишь сны?
– Вижу, но не часто. До встречи с Леонорой мне снился один и тот же сон, с тех пор ничего более не вижу.
– Ютиш, значит ли это, что ты перестал во время сна выходить и чем-либо заниматься?
– Ты знаешь об этом?! Хотя да… Синод… Не знаю, Николай, я сейчас птица подневольная. Да и вообще видения во время сна нечасты. Этого достигают немногие… Бывает, во сне приходят откровения, вот как мне о Леоноре… К тому же выход во сне – это не совсем точно сказано. Скорее, некое раздвоение.
– Да, я согласен с тобой, просто не совсем точно выразил свою мысль. Но такое раздвоение проходят только сильные духи, а когда приходят откровения – это просто эпизод из будущего прокручивается. Во время сна на человека легче воздействовать, поэтому они и приходят как бы во сне.
– Ты хочешь сказать, что приход откровений и раздвоение – различны по природе происхождения?
– Да, это так.
– Николай, вот что значит нежелание учиться! Я не знал об этом. И всё по глупости своей. Была возможность учиться, да спесь обуяла. Я же сильный, у меня большой опыт жизни, зачем мне знать ещё что-то, мне уже известного хватает… А зря… Я только теперь, в уединении, очень много осознал.
– Это же прекрасно, Ютиш! Значит, не зря тебе дано было такое наказание. Оно пошло тебе на пользу.
– В этом ты, мил человек, прав. Только что проку в том, что я так много осознал и во многом покаялся. Мне ещё столько лет тянуть определённую мне узду. Знаешь, страшно становится, когда думаю об этом. Одно утешение сейчас – Леонора.
– Ютиш, а ты не думал, что это тебе нечто вроде награды? И в то же время – утешение…
– Думал… И благодарен Всевышнему за Леонору и за тебя тоже.
– А я-то при чём?
– Ты? Ты на многое мне глаза открыл. За многие годы я впервые по нормальному говорю с человеком и не боюсь получить оплеуху.
– Значит наша сделка состоялась? – попытался пошутить я, видя, что Ютиш впадает в плохое расположение духа, наверное от нахлынувших воспоминаний. И шутка возымела действие.
– Значит, сделка, говоришь?! Состоялась, мил человек, состоялась, - и он по-братски обнял меня за плечи. В короткий миг я заметил, как увлажнились его глаза, и в них блеснула благодарность.
Однажды у нас возник спор относительно еды. Вот из-за чего всё началось: Ютиш приготовил салат из корений спаржи, заправленной корицей, а Леонора отказалась его кушать.
– Дедушка, ну зачем ты положил в салат корицу? – спросила она, отодвигая от себя блюдечко.
– Корица – хорошая приправа к этому салату.
– Но она имеет неприятный запах…
– Леонора, оставь капризы! – слегка повысил на неё голос Ютиш.
– Но дедушка, я не люблю корицу…, - жалобно проговорила девочка, готовая вот-вот расплакаться.
– Хорошо, не хочешь – не ешь. Иди, там в блюде есть ещё не заправленный ничем салат. Возьми и делай с ним всё, что захочешь, - строго приказал малышке Ютиш.
Леонора со счастливым личиком соскользнула с табурета и почти бегом направилась в маленькую боковую комнату, которая служила чем-то вроде кухни, где готовилась еда. Через несколько мгновений она появилась с блюдцем в руках и торжественно прошествовала к столу. Ютиш укоризненно посмотрел на неё и шумно втянул в себя воздух.
– А тмин и чесночные семена вкуснее? – спросил он девочку.
– На вот, отведай, дедушка, - не растерялась малышка и протянула блюдечко с салатом Ютишу.
– Нет, не хочу. Ешь сама, - Ютиш отклонил протянутое угощение и повернулся, чтобы добавить себе ещё салата с корицей.
В этот момент Леонора наклонилась ко мне и заговорщически шепнула:
– Он не любит запах чеснока, поэтому считает вредным. Хочешь попробовать?
– Ох, девчонка, ты сообщников себе ищешь? – услышав последнюю реплику, нарочито сказанную громко, парировал Ютиш.
Леонора смотрела с интересом на меня.
– Давай попробую.
Леонора часть салата со своего блюдечка отложила мне и снова полушёпотом:
– Он только вид делает, что сердится. Я его знаю.
– О чём это вы переговариваетесь? – спросил Ютиш.
– Я говорю, что вкусней, а ты мне не веришь, - быстро отреагировала Леонора.
Я усмехнулся: Леонора подшучивала над дедом. Салат, заправленный Леонорой, имел своеобразный вкус и был вкусен, как и салат с корицей. Мне понравились оба блюда. Ютиш наблюдал за мной и ждал моей оценки.
– Знаешь, Леонора, - я специально обратился к ней, а не к Ютишу, - салаты и тот и другой - оба вкусны. Каждый имеет свой привкус.
– Значит тебе понравилось?! Я же говорила тебе, дедушка! А ты мне не веришь… - торжествовала своей маленькой победой Леонора.
– Так вот как! Вы сговорились!
– Вовсе нет, тебе показалось, - ответил я Ютишу.
– Знаю-знаю я вас, а о чём шептались? Я же видел, - Ютиш шутил, чтобы порадовать малышку.
– А вот и нет, не сговорились! Николай сам всё так решил, - не унималась девчушка.
Пока мы перепирались, всё было съедено и выпито. Ютиш подвёл итог:
– Леонора, девочка моя, убери со стола, а мы с Николаем в саду потолкуем.
– Хорошо, дедушка, я всё сделаю.
Девчушка стала убирать со стола, а мы с Ютишем вышли в сад.
– Знаешь, Николай, спаржа с корицей - это изысканный вариант салата. Другие добавки ни к чему, они только убивают весь вкус.
– Ну почему же, Ютиш? У каждого свой вкус. И каждый волен в выборе еды…
– Да это так, но мне кажется, что искажать классические блюда ни к чему.
– Ютиш, это не искажение, а лишь различные варианты одного блюда. Вот и всё. Спаржа с корицей останется спаржей с корицей. От того, что будут использоваться другие специи, вкус салата из спаржи с корицей не изменится.
– Николай, как ты не понимаешь, что изысканность во всём, даже в еде, прививается с детства.
– Ты имеешь в виду Леонору? Разве она не знает принятых норм порядка?
– В том-то и дело, я пытаюсь привить ей хорошие манеры…
– Вкушение спаржи ты считаешь одной из хороших манер? – удивился я.
– А почему нет? Ведь это изысканный вариант блюда! – в свою очередь, недоумевал Ютиш.
– Ютиш, пойми, что если человек разборчив в еде, в одежде - это хорошо. Нельзя уподобляться животному. Хотя и животное не станет есть что попало.
– Смотря где и какое? – С иронией сказал Ютиш.
– Но речь сейчас не об этом. Я о воспитании Леоноры. Совсем необязательно навязывать ей свои взгляды на жизнь. Куда лучше было бы высказывать различные точки зрения, приводить различные примеры, давая тем самым ей возможность выбора.
– Ты действительно так считаешь? – внимательно глядя на меня, спросил Ютиш.
– Так оно и есть. Ребёнок должен формироваться как личность с детства. Надо расширять его кругозор, а там уж он пусть сам решает, что ему более предпочтительно.
– А если будет проявляться склонность к пороку? Тогда как быть?
– Ютиш, с этим надо бороться. Но по этому поводу не дашь строгих правил и указаний. Их просто нет…
– Тогда как же быть?
– Для каждого случая и для каждого ребёнка должен быть исключительно индивидуальный подход.
– Вот оно что! Я совсем оказывается ничего не смыслю в воспитании детей? Николай, а у тебя откуда такие познания? Ты воспитывал детей? Сколько их у тебя было?
– Ни одного, Ютиш…
– Как так?
– Я не успел обзавестись детьми. Слишком рано ушёл в мир иной.
– Я не хотел причинять тебе боль. Не огорчайся. Я больше не коснусь этой темы.
– Отчего же? Если есть проблемы, я рад помочь. А что касается меня, то есть боль и хуже, но…
– Не надо вспоминать о плохом. Лучше жить с надеждой на хорошее в будущем. Очень важно не потерять Веру и Надежду, в чём бы они не проявлялись.
– Хорошо бы иметь и третье – Любовь!
– Любовь?! – воскликнул Ютиш.
– Да, прекрасно если есть и Надежда, и Вера, и Любовь…
– А у тебя их нет? – спросил Ютиш и тут же продолжил: - Хотя глупо задавать такой вопрос, и всё же… Николай, почему ты один?
– Я не был женат…
– Это не главное, разве ты никого не любил?
– Любил и люблю…
– Ты здесь, а она ещё на Земле?
– Нет, она на много раньше пришла сюда.
– Значит что-то произошло?
– Я не знаю.