– О чём ты говоришь, Николай? И почему ты решил уйти уже завтра, ведь ты хотел остаться ещё на несколько дней?
– Я не вижу в этом особой необходимости, Грей. Я путешествую. Мне интересно познать этот мир, в котором живу. А тебе будет дан Учитель, который научит тебя всем таинствам рисунка и живописи.
– Николай, ты не просто поэт, и не просто путешественник. Скажи, кто же ты есть на самом деле? Почему ты решил, что мне будет дан Учитель?
– Поверь мне, Грей, я поэт. Сейчас у меня есть свободное от работы время, и я путешествую. Большего тебе сказать не могу. Пусть это останется моей маленькой тайной. Недели через две ты будешь работать с Учителем. Разве ты не рад?
– Даже очень рад!
– Тогда в чём дело?
– Не хочешь - не говори. Только ты для меня: всё равно, что чудный странник, пришедший ниоткуда и уходящий в никуда. Я не забуду тебя. Обещаю, что доделаю вазу до конца по твоим рисункам.
– Хорошая идея. Ваза должна получиться. Замысел прекрасен, только его надо воплотить в жизнь. И вот ещё что, Грей, ты не против, если я вечером сделаю несколько набросков с тебя, когда ты за работой?
– Конечно нет.
Вот по тем сделанным зарисовкам в доме Грея, я рисовал эту картину, перед которой стоял сейчас. Грея я изобразил с его задуманной вазой в руках. Ваза ещё не доработана, но её замысел чётко проглядывается… Я ещё долго путешествовал по тому миру. Природа, как и везде, прекрасна! Люди работают и живут… Потом я перешёл в мир менее «грубый». Конечно, определение грубости относительно. Здесь вместе уживаются и грубые холщовые материи, и более тонкие одежды. Мне казалось, что я продвигаюсь как бы снизу вверх, переходя с планеты на планету, где на каждом новом витке более высокий уровень организации жизни и духовности людей.
Мир, в котором жил я, более высокоорганизованный, чем все те, что я посетил. Здесь я не задержался надолго. Лишь на несколько дней вернулся домой. Подходя к дому, я заметил, что кто-то работает в саду. Мелькнула мысль – Учитель. Однако, приглядевшись, я понял: нет, это не он. Человек мне совсем не знаком… Ощутил лёгкое волнение на сердце, но тут же успокоился – Учитель обещал, что на время его отсутствия найдёт, кому позаботиться обо всём. Должно быть, этот человек и есть посыльный Учителя.
Оставив суму в доме, я вышел в сад.
– Приветствую, - обратился я к работающему.
Он оглянулся на меня. Поставил лейку на землю и спросил:
– Ты вернулся домой насовсем или уйдёшь снова?
– Я хочу отдохнуть в домашней обстановке несколько дней, потом снова в путь.
– Я доделаю здесь кое-что и уйду. Вернусь через несколько дней. До встречи, - и он вновь взял в руку лейку и продолжил работу, словно меня здесь уже не было. Поведение этого человека меня несколько смутило. И всё же вмешиваться в его жизнь мне было ни к чему.
Я навестил бабушку, повидался с Николосом. Учителя всё ещё не было. Через несколько дней пришёл посыльный Учителя.
– Когда ты уходишь? – спросил он.
– Думаю, завтра. А ты не знаешь, когда вернётся Учитель Биатриче?
– У него новый ученик, и он совсем недавно пошёл встречать его. Я приду завтра.
– В его поведении было что-то странное. Он не хотел или не мог разговаривать со мной? Кто был этот человек? Пожалуй, на эти вопросы мог ответить сам он или Учитель.
И вот я снова в пути…
Переходя от картины к картине, вновь и вновь оживали события тех лет. Я помню, когда взошёл на новый виток планет, то поразился увиденному. Если сначала мне краски планеты Радужной казались очень яркими, то в сравнении с тем, что увидел я, они поблекли. Как живописна и прекрасна здесь природа! Самые обычные цветы казались сказочными творениями, а перелетающие с цветка на цветок бабочки – маленькими эльфами. Я долго ходил по разным планетам, наслаждаясь красотой, впитывая в себя её краски, словно губка. Какие же здесь прекрасные дома и строения, как богаты они в замыслах архитекторов: нет одинаковых или чем-то похожих друг на друга. Будь это роскошный дворец или простой маленький деревянный домик, во всём просматривается изящество линий и особая неповторимость. Здесь и люди живут несколько по-иному, чем я видел ранее.
Проходя как-то мимо небольшого, но очень аккуратного замка, я увидел человека, подстригающего кусты изгороди, и спросил:
– Не скажешь ли мне, где в этом городе дом для путешествующих?
Мужчина оставил работу и подошёл ко мне.
– Идём, я провожу тебя, путник.
Мы вошли в широко открытые ворота, прошли по небольшому дворику, похожему на сказку: в центре дворика – фонтан (бронзовый мальчуган держит в руках рыбу, изо рта которой бьёт струя воды), надворные постройки утопают в зелени вьющихся лиан, вдоль дорожек, ведущих ко входам в постройки и в большое здание, – цветы. Всё зелено и в небольших клумбах захватывающих дух цветов. Мы подошли к большому зданию. Мужчина, сопровождавший меня, открыл передо мною дверь и негромко сказал:
– Проходи.
Я вошёл в здание. Ко мне тут же подошёл другой мужчина в одежде, похожей на того, кто меня встретил на улице. Он жестом пригласил меня следовать за ним. Буквально через несколько шагов от входа он остановился и сказал:
– Проходи, умойся с дороги.
Вслед за ним я вошёл в небольшую комнату, красиво убранную. Он взял со столика полотенце и кувшин с водой. Полил мне на руки. Я умылся над фарфоровой раковиной. Он подал мне полотенце и жестом указал на удобный стул-качалку. Я был поражён всем происходящим, что невольно соглашался со всем, что мне предлагали. Я сел на стул-качалку, и, прежде, чем успел опомниться, мужчина оказался возле моих ног с чашей воды. Он омыл мне ноги и подал удобные мягкие туфли домашнего покроя, как раз по моей ноге. От происходящего, мне казалось, я онемел. Пока этот мужчина выливал воду, в комнату вошла женщина и позвала меня:
– Идём со мной, я покажу тебе твою комнату.
Пока мы шли по коридору и поднимались по лестнице, женщина продолжала говорить:
– Комната выходит окнами во двор, есть небольшой балкон. Думаю, всё необходимое найдёшь в комнате. Если что-то понадобиться ещё, обратишься ко мне. Я нахожусь вот в этой комнате, - она указала жестом на дверь под лестницей, ведущей на третий этаж, – Ну вот мы пришли, - женщина открыла одну из дверей и предложила мне, - Проходи, устраивайся и отдыхай. К полудню принесут обед.
Я вошёл в комнату, закрыл дверь и огляделся. Комната обставлена роскошно, но нет ничего лишнего, всё очень изысканно и красиво. Как и во всех домах путешествующих – у стены кровать, у окна – столик. А ещё вдобавок ко всему на стене против кровати - две полочки с книгами. И небольшой платяной шкаф в углу. Шторы на окнах из лёгкой, не плотной материи, которая хорошо пропускает свет. Бельё на постели тоже тонкое; ажурное с вышивкой. На подушке красивая вышивка уголком. Столик у окна резной, на нём на розовой салфетке высокая ваза из переливающегося стекла и букет неярких цветов. На полочках с книгами по краям стояли в горшочках вьющиеся цветы. На одной из створок платяного шкафа большое зеркало в резной оправе. Я подошёл к шкафу и открыл дверцу. В нём висела лёгкая мужская одежда различного покроя. Посмотрев в зеркало, я пришёл к выводу, что мой дорожный плащ изрядно потрепался и был в пыли. Я его сбросил на пол. Он тут же исчез, хотя в комнате никого и не было. Я перестал удивляться происходящему. Всё принимал за должное. Сбросив плащ, я решил сменить свою одежду. Выбрал то, что было мне по душе и переоделся. Вся моя одежда, как и плащ, исчезла. Только теперь я решил лечь и отдохнуть.
Книги меня не интересовали и я просто погрузился в мир мысли. Не знаю, как долго я пробыл в таком состоянии, но вот в комнату вошла девушка с подносом в руках и спросила:
– Будешь обедать?
– Я не голоден, а вот от освежающего напитка и фруктов не откажусь.
Девушка подошла к столу и с подноса поставила на него графин с оранжевой жидкостью и красивый высокий бокал. Молча вышла, а через несколько мгновений вернулась с вазой в руках. Всё так же молча поставила её на стол и лишь у двери задержалась, спросив:
– Что-нибудь надо ещё?
– Благодарю. Мне более ничего не надо.
Девушка вышла, а я выпил ароматный напиток и отведал фрукты. В вазе были яблоки и груши, айва и хурма, инжир и персики, а поверх всего – роскошная гроздь винограда. В налитых ягодах виднелись косточки.
Здесь действительно всё было сделано для полного отдыха путешествующих.
Отдохнув, я вышел на балкон и сделал несколько набросков с живописного дворика. Потом прорисовал контуры всего здания (вид с дороги). И сделал наброски с работающего у входа человека. Мне долго не спалось, и я по памяти восстановил вид комнатки, где мне омыли ноги, и зарисовал. На следующий день к обеду я отправился в путь дальше. На мне была та одежда, что я выбрал себе в платяном шкафу. Лишь на выходе я снял мягкие и удобные туфли, одев свои сандалии.
Как же сильно отличаются эти миры! Тот, который я для себя назвал «грубым» и тот, который я покидаю сейчас…
А вот ещё одна картина. На ней изображён вид большого города. Его вид необычен. Ни с чем не сравнимы и мои воспоминания о нём…
Проходя по холмистой местности, я увидел в дали большой город. Мир, по которому я шёл, казался мне вымершим. Я почти никого не встретил здесь, хоть и шёл несколько недель. А тут вдруг – город!
Я перенёсся к нему и вышел на его улицы. Людей почти не было видно. По хорошо укатанным дорогам ездили машины, бесшумно и не оставляя выхлопных газов. Что-то шевельнулось внутри меня, и, глядя на всё окружающее и непонятное мне, я легко находил ответы.
Так машины работают за счёт энергии Космоса, которая будет открыта Человечеством. Использование этой энергии безопасно и безвредно. Окружающая среда не загрязняется. Дома вдоль дорог большие и высокие, но не более девяти этажей. И вновь мысль извне: «Самая оптимальная высота для подобных зданий». Мне на встречу шло несколько человек. Люди высокие, статные и хорошо сложенные. Черты лиц правильные и красивые. От них исходило какое-то тепло. Мысль извне: «Это люди будущего. Особо одарённое поколение, оставшееся жить после многих перемен на Земле».
Мне было неловко в этом городе. Здесь всё казалось не совсем реальным или, точнее, не совсем живым: холодным. Мысль извне: «Это город далёкого будущего. Он не обжит и оттого холоден. Его посещают люди, которые, сходя на Землю, будут нести преобразование в науке и технике; изменять представление о жизни живущих на Земле; они поведут людей к сознательной и разумной жизни, выводя из тупика существующего образа жизни. На многие годы Человечество опустится в хаос Бытия. Познает боль и унижение. Пройдя через смрад разложения духовности общества, восстанет к новой жизни, ведомое сильными людьми Мира сего и Космоса…»
Перед глазами в короткий миг пронеслись ужасные события и войны, наводнения и землетрясения, извержение вулканов и всё то, что разрушает мир, и от чего гибнут люди. Затем на миг обрыв видения, и … видения более спокойные: всё восстанавливается из разрушенного, но в обновлённом, более прекрасном виде. Потом восстановленное совершенствуется, изменяясь буквально на глазах… Толчок. Я открываю глаза и вижу, что стою на холме, с которого открывается прекрасная панорама города. Как я оказался на этом холме, не знаю. Но, движимый внутренним глубоким побуждением, беру бумагу и мелки. Легко и быстро делаю наброски города. Всё готово…
Более я не могу здесь находиться, гонимый чем-то Свыше, непонятным мне. Под впечатлением пережитого я возвращаюсь в очередной раз домой. Меня встретил Учитель. Он был очень взволнован.
– Николай, где ты был, и что произошло? Я не могу успокоиться, меня бьёт внутренняя дрожь. Я в непонятном волнении за тебя вот уже более суток.
– Более суток? – переспросил, удивившись, я.
– Да, более суток.
– А мне казалось, что всё это длилось не более часа, хотя…
– Что ты имеешь в виду, Николай? – Учитель был на грани эмоционального срыва, но всё же нашёл в себе силы сходить в сад за яблоками. Он предложил мне: - Вот яблоки. Поешь и рассказывай.
Я рассказал Учителю события последнего дня, а потом и всё остальное. Ведь со дня моего ухода в путешествие я видел его впервые. Мы долго беседовали с ним. Учитель был очень удивлён тем, что произошло со мной. Я имею в виду – видение на холме у города будущего. Я и сам не понимал, зачем всё это было мне открыто.
– Это знак Свыше, - сказал Учитель. - Когда-нибудь его значение ты поймёшь.
– Знаешь, Учитель, для меня не ново существование городов будущего. Я знаю, что есть во Вселенной область, отдалённая от всех миров, где существует всё, что уже есть на Земле и известно людям, а также всё то, что будет ещё ими открыто и познано. Но я никогда бы не подумал, что такие города холодны, словно города-мыслеобразы.
– Это из-за необжитости и тех, и других. Когда в городе или селении живут постоянно люди, там поселяется свой Дух. Он-то и влияет на восприятие живости и жизни окружающего и людей. Точно так же, как и у каждой речушки, ручейка или небольшой колки, есть свои Духи.
– Здесь в этом мире, как и на Земле, всё имеет свою духовность. Я знаю. Но меня сильно поразила холодность города, его необжитость.
– Конечно, это ужасно, когда Дух города, леса или реки покидает свою обитель. Или в силу каких-то обстоятельств начинает мстить за причинённую ему боль, обиду, а, может, и за непочтение к нему, как к личности.
– Я не раз задумывался над этим. Ведь есть на Земле города, которые живут в веках и процветают, а есть те, которые возникают и гибнут, или чахнут. Они обделены вниманием Духа, живущего в них…
– Такое не редкость, а в дальнейшем будет происходить чаще.
– Почему, Учитель?
– Потому что Человечество идёт и ещё долго будет идти к тупику Бытия. Делать ошибки, вставать и идти дальше. Об этом говорит и твоё видение у города Будущего.
Несколько дней я провёл дома в обществе Учителя. Узнал о том, кто ухаживал за садом в моё отсутствие. Вот как он мне объяснил:
– Это человек, отбывающий повинности. Ему не позволено разговаривать более, чем это связано с работой. Поэтому он тебе показался несколько странным. А что ты собираешься делать теперь?
– Я ещё не везде побывал. Мне хочется увидеть миры, существующие параллельно с теми, где я был.
– Боюсь, что это несколько опасно для тебя. Тебе надо быть более осторожным и негде не задерживаться надолго.
– Да у меня не так уж много свободного времени, а увидеть хочется ещё многое. Поэтому даже если и будет возможность где-нибудь задержаться, то я буду гоним внутренним голосом – увидеть как можно больше.
– Когда ты уйдёшь?
– Завтра. А ты ещё свободен?
– Пока да. Но в любой момент может прийти информация о работе.
– Ты ведь знаешь, Николай…
– Конечно, знаю.
И вот передо мной ещё несколько картин, глядя на которые я внутренне содрогаюсь. Увиденное я запечатлел по памяти, после возвращения из путешествия…
Поразил меня больше всего Мир самоубийц. Как живут они? Ужасно! Их Мир – ряд планет, очень похожих одна на другую тем, что там живущие обитают в норах, вырытых в земле. Что есть свет, им едва ли ведомо. В этом мире царит Мрак, постоянный сумрак, частые туманы, которые оседают на растительности в виде тенёт. Отчего нельзя сказать, что именно за дерево или цветок растёт. Всё поглощено в липкий, мерзкий налёт. Живущие здесь существуют. Питаются, чем придётся. Особенно трудно здесь Духам первые три года пребывания.
Церковью на Земле запрещено отпевать самоубийц в течение трёх лет. Но этот Мир осуждает их более строго. Если на Земле их отпевают в Церкви спустя три года со дня смерти и хоронят на кладбище отдельно ото всех за особой чертой (хотя с годами уйдёт и эта строгость), то здесь всё обстоит иначе.
Если по истечении трёх лет после отпевания душа не раскаивается в содеянном, считая свою правоту превыше всего, она осуждается на ещё более ужасные условия жизни.
Близким, оставшимся на Земле, остаётся лишь верить и надеяться, что их ушедший раскается и пойдёт на новые испытания, а через некоторое время будет возвращён на Землю в тело, чтобы полностью освободиться от идей самоубийства. Такое искупление грехов возможно лишь в новой жизни, а эта жизнь не будет лёгкой и, возможно, не раз возникнут подобные ситуации. Это – испытание души на её твёрдость и решимость освободиться от греха, пройдя через перерождение.
Трудно сказать, что бывает с теми, кто не раскаивается в грехе самоубийства. Я не знаю даже, как низко они опускаются, и есть ли у них путь к восстановлению. Чаще же приходит раскаяние. Тогда предстоит долгий путь очищения. Для каждого этот путь свой, неповторимый. Всё зависит от того, насколько искренне признание греха содеянного, и каковы были обстоятельства, подтолкнувшие человека на самый страшный грех - оборвать собственной рукой свою жизнь.
Не менее страдают и убийцы. Они отнимают жизнь у других, не имея на это никакого права! Жизнь даётся человеку Свыше, и только Всевышний вправе решать, каким должно быть наказание убийце. Конечно, во все времена осуждалась такая жестокость, и убийц осуждали на смерть, либо их постигала Карма Космоса.
Люди, несущие обязанности судей на Земле, должны быть строги сами к себе, ибо они тоже предстанут перед судом и будут отвечать за каждого осуждённого ими человека!
Для убийцы же самое строгое наказание – видеть свои преступления, и не просто видеть, а испытывать на себе всю боль жертвы. И это не единожды, такое преследует постоянно, лишь на время отступают видения, чтобы потом вернуться с новой силой ощущений. Как долго преследуют такие видения? Пока душа не пройдёт путь искупления греха.
Бывают убийства случайные, непреднамеренные. Тогда человеку вменяются особые повинности во искупление содеянного, хотя его преступление может быть и снято с него.
Убийц очень легко узнать в этом мире. Им отнимают на правой руке мизинец и безымянный палец. Этого изъяна скрыть нельзя!
Мне даже трудно представить, насколько тяжела жизнь убийц и насильников. Их путь искупления вины более долгий и мучительный, чем у самоубийц! …
А ещё есть миры, где соприкасаются Свет и Тьма. Здесь, как и на Земле, царит хаос, где добро часто воспринимается за зло, а зло почитается на уровне добра. Здесь стреляют и убивают, но смерти нет, остаются боль и раны. Этот мир тесно соприкасается со страной снов.
Как часто люди видят сны, события в которых развиваются в самых необычных условиях. Но всё происходящее реально! Для души человека притягателен мир соприкосновения Света и Тьмы, поэтому она часто, минуя страну снов, попадает в разные истории. Что манит человека в мир жестокий? Ответ прост: доступность и лёгкость входа в этот мир. Страна же снов, или же её часто называют страной Грёз – непостоянна, она меняется время от времени. Эти изменения зависят от стремления людей в эпохах. Отдельно же для каждой души в стране Грёз находится место, где душа любит бывать и отдыхать во время сна тела. Часто души сами себе создают эти места отдыха.
Более сильные духи, сошедшие на Землю, живут во время сна (а иногда и вне сна) жизнью, которую не воспринимает сознание человека, потому что это - жизнь души, подсознания. А знания духа, идущего на Землю, блокируются в момент родов, когда он пьёт воду из Озера Забвения. Сквозь этот блок, это препятствие, могут прорваться лишь очень сильные духом и волей люди. Так дано человеку Свыше – не помнить прошлой и не знать жизни души, когда она в теле.
А как же разгадывание снов? То, что должно разгадываться, – не сон, а сновидение, потому что душа часто вводит сознание в определённые видения, желая предостеречь человека от каких-либо поступков или событий. Ведь на подсознании запечатлена вся жизнь человека, всевозможные варианты поступков и событий, следующих за содеянным.
Бывают и Видения, которые не надо разгадывать, в них часто приходят предупреждения или описываются какие-либо периоды жизни. Это всё для того, чтобы уберечь человека от непоправимого. Откуда приходят Видения? Свыше! Тем, кто возвышен и чист духом, кто слышим самим Всевышним, – Видения идут от Него самого. Тем же, кто заземлён и далёк в помыслах от истинного понятия Бога, Видения идут через их Ведущих или Ангелов Хранителей (когда человек крещён).
Не важно, какое религиозное течение исповедует человек. Перед Богом все равны. И каждый получит по своей вере. По вере, что живёт в сердце и душе! А не по принадлежности к той, или иной Церкви…
Я ещё раз посмотрел на картины о мире соприкосновения Света и Тьмы. И мне вспомнился один небольшой эпизод:
Подходя к городу, моё внимание привлёк стон. Я прислушался и пошёл на стон. Чуть поодаль от дороги у дерева сидела женщина, она держала одной рукой другую, повисшую без движения. Я подошёл к ней. Она почти закричала:
– Оставь меня! Уйди, дай мне спокойно жить…
Видимо она меня приняла за кого-то другого. Не смотря на протесты и мольбу оставить её в покое, я всё же осмотрел её руку. Резким движением я вставил выбитый в сторону локоть. Женщина потеряла на миг сознание. Постепенно она пришла в себя.
– Кто ты? – первое, что она спросила, вглядываясь пристально мне в лицо.
– Я путешествую. И не желаю тебе зла. Пошевели рукой, думаю, что боль уже ушла.
Женщина подвигала болевшей рукой и улыбнулась.
– Боли нет. Благодарю тебя, путник.
– Я могу тебе чем-то помочь?
– Нет, не надо мне помощи. До дома я дойду сама. Если нам по пути, мы можем пойти вместе.
Мы вышли к дороге.
– В какую тебе сторону? – спросила женщина.
Я кивнул головой в сторону города.
– Мне тоже в город. Идём.
Какое-то время мы шли молча. Но всё же я не выдержал и спросил:
– Скажи, кто тебя преследует? Кого ты боишься?
– О чём ты говоришь, путник?
– Когда я нашёл тебя, ты бредила, кричала и умоляла оставить тебя в покое.
– А тебе что за дело до моей жизни? Ты есть и уйдёшь, не оставив после себя ни следочка…
– Может быть я смогу тебе помочь?
– Помочь? – усмехнулась она. – Чем и зачем?
– Разве нельзя помочь просто так?
– Откуда ты такой взялся? Здесь не бывает ни чего просто так. А тебе я не верю, хоть и не боюсь тебя. Прощай! – и женщина резко удалилась в сторону города.
Я был озадачен. Хотя, чему удивляться, если в этом мире рядом идут и добро и зло, сливаясь и переплетаясь. Мне стало странно от мысли: «Если б я жил здесь, потеряв доверие ко всем и всему? Это ужасно – не иметь доверия и потерять веру в людскую доброту и искренность…»
А вот несколько картин о стране Грёз. Они сказочны!
Я осмотрел ещё раз все свои работы. Потом убрал их, чтобы через несколько дней выставить их снова. Но уже на выставке… Я очень волновался за показ работ. Людей собралось много. Я ходил меж ними, теряясь в толпе. Мнения о работах были самые разные. Но выставка прошла удачно. Мои картины, кроме двух, на которых я оставил свой вензель, были взяты Синодом Духовного Образования в свою коллекцию. Так решило управление Синода.
– Николай, это успех! Поздравляю тебя! – поздравила меня Лига, бывшая среди зрителей.
– Благодарю, Лига.
– Я говорила, что тебе надо усиленно заниматься живописью. А ты же всё стоял на своём: поэзия твоё призвание и не более.
– Лига, я не изменил до сих пор своего мнения. Сейчас я работал для себя. Хотя знаешь, движим был внутренней силой, понуждающей меня рисовать. Но быть художником – нет. Моё призвание было и есть поэзия. Я не изменю Музе стиха.
– А что у тебя с работой?
– Пока вот был свободен. Путешествовал, рисовал. Теперь буду ждать распоряжений.
– Что ж, Николай, удачи тебе в работе. И не оставляй всё же живописи. Возвращайся к ней хоть изредка. Не обрывай, данного тебе Свыше!
– Благодарю тебя, Лига. Ты всегда была снисходительна ко мне и добра.
– Признательна за искренность, Николай. Прощай.
– Прощай, Лига.
Она слилась с уже редеющей толпой посетителей и исчезла совсем.
Вечером меня поздравили с успехом Один и Учитель. Мы весело провели время. Один остался у меня, а Учитель, сославшись на работу, покинул нас уже далеко за полночь.
Через месяц после выставки я получил сообщение из Банка Космоса, в котором говорилось о моём ученике и сроке начала работы.
Так был завершён ещё один этап в моей жизни. Конечно, условно. Так я определил это сам для себя, потому что с началом работы, в мою жизнь входило что-то новое, ранее неизвестное мне.
ГЛАВА 14
Работать с первым учеником было интересно. Это, как и при работе с Марком, был ещё почти ребёнок. Тоже девчушка лет десяти-двенадцати. То, что бывает впервой, долго, помнится. Но мне хочется рассказать об особом случае.
Путешествуя, я встретил Грея, которому по моему запросу был дан Учитель рисования. Вот таким же образом в ответ на чей-то запрос мне пришёл вызов на работу. Мой ученик жил в одном мире со мной. Когда я увидел его, мне издали бросилось в глаза что-то знакомое в посадке головы. Но я отбросил пришедшую мысль, что мы где-то встречались. Он подошёл ко мне в сопровождении Ведущего.
– Герман, это - твой Учитель. С этого момента ты в полном его подчинении, как был до этого в моём. Помни, что Учитель обо всём информировать будет меня. Желаю успеха. - И он ушёл, оставив нас одних. В его словах об Учителе открыто прозвучала угроза, что его я обо всём проинформирую.
И всё-таки в подростке, на вид лет семнадцати, было что-то знакомое. Даже имя! Мне казалось, что я его уже слышал. Юноша смотрел на меня открыто и доверчиво улыбался мне.
– Герман, права Учителя обязывают меня обо всём давать отчёт твоему Ведущему. Но я думаю, что сложностей в отношениях у нас не возникнет.
– Я буду во всём тебя слушаться. Ты добрый… Я вспомнил тебя сразу, как только увидел. Я всегда очень сильно хотел с тобой встретиться. Теперь ты - мой Учитель. Я счастлив!
– Герман, ты должно быть, изменился за время. Мне многое в тебе знакомо. Но я не помню, где мы с тобой встречались и когда?
– Много, очень много лет назад мы встретились у Врат, ведущих в этот мир. Ты тогда раздал всё съестное, что было в дорожной суме. Ты быстро вошёл во Врата, я знал, что ты добрый…
– Герман, а как же ты? – я мгновенно вспомнил тот день и его историю.
– Я ещё года два ждал, пока за мной придут. Совсем измаялся и разочаровался в себе. Думал, что мне так и придётся скитаться во веки вечные.
– Но всё обошлось. Тебе даже дали Учителя, Герман, это уже хорошо. Значит, ты не потерян для жизни. Ты живёшь и будешь жить.
– Ты добр ко мне, Учитель.
Мне было немного странно слышать такое обращение к себе. Как-то сразу же меж нами сложились доверительные отношения. Я не знал проблем с Германом. Помимо поэзии (я должен был развить в нём эту склонность), я ещё многому учил его сам от себя. Отсылая отчёты о происходящем Ведущему Германа, я не раз получал от него указания быть более строгим к нему, не позволять ничего лишнего. Меня коробило такое отношение к Герману. Он был чистым юношей, и не только в отношении со мной, в чём я не сомневался. Однажды я всё-таки решил вызвать его на откровенный разговор. За полгода, что мы были вместе, я не затрагивал события, которые могли причинить боль Герману.
– Герман, я не имею к тебе никаких нареканий. Для меня ты чист, а вот твой Ведущий требует быть к тебе строже…
– Он всегда со мной так поступал, - перебил меня Герман, - я для него убийца и не более… Он не хочет видеть во мне человека.
– Герман, не вини его. У твоего Ведущего цель – воспитать тебя. А у каждого свои методы работы. Главное, чтобы цель была достигнута.
– При этом можно не считаться даже со мной? С моими чувствами, да? – почти прокричал Герман.
– Не обижайся, Герман. Пойми, что очень часто через боль приходит очищение.
– Может быть… Но только ты за всё время видишь во мне человека, а не убийцу. А я-то ведь был оправдан! С меня была снята греховность поступка, хотя я и прошёл путь очищения не из лёгких, пойми, меня не клеймили, я чист, я оправдан! – и Герман протянул ко мне обе руки, широко разводя пальцы. – Видишь, они все целы…
– Не горячись, Герман, прошу тебя, не надо, - и я, подойдя к нему, сильно прижал юношу к себе, - успокойся, не надо, Герман. Ты ещё долго будешь работать со мной. За это время я постараюсь тебя научить очень многому из того, что знаю сам, и тому, что необходимо тебе.
– Благодарю, Учитель! – в глазах Германа, обращённых ко мне, светилась признательность и искренняя благодарность.
Обнимая юношу, я вспомнил Бена. Мне подумалось: то, что я не дал ему, я дам Герману. На этом наш разговор был окончен. Лишь спустя ещё несколько месяцев мы вернулись к разговору, начатому мною.
– Знаешь, Учитель, - как-то сам начал Герман, - я давно хотел поговорить с тобой, только всё не решался. А теперь мне кажется, что я могу свободно говорить о своём прошлом. Воспоминания уже не ранят меня так, как раньше.
– Я говорил тебе, что со временем у тебя изменится отношение ко всему окружению.
– Это благодаря тебе, Учитель.
– Не столько из-за меня, сколько твоё стремление стать возвышенней привело тебя к тому, что ты постиг и ещё будешь постигать. Герман, что есть путь очищения?
– Разве ты не знаешь этого, Учитель?
– Я знаю, что существует путь очищения, я знаю, что для каждого человека он своеобразен. Но близко мне никогда не приходилось сталкиваться с подобным.
– Учитель, хочешь я расскажу тебе о себе?
– Если не тяжело вспоминать…