ЛЕГЕНДА О ДЬЯВОЛЕ, РАСКАЗАННАЯ 11 глава




Глава 12. Возвращение

 

Её стройное, упругое, но легкое тело стрелой вонзилось в воду, подняв чуть ли не к самым звездам сотни тончайших струй-щупалец. Но вонзившись, тут же стало быстро терять скорость, и так же быстро Лена стала успокаиваться, почувствовав себя в родной стихии воды. Однако глаза открывать не спешила: что-то её не пускало, не позволяло совершить это простое действие. Тогда она решила сориентироваться в пространстве водоема вслепую: опираясь только на ощущения своего тела, понять, где верх, а где низ, куда плыть, где искать выход. Спустя пол-минуты после вхождения в воду, уже окончательно прийдя в себя и расслабившись, Лена, наконец, распознала легкое дуновение подъемной силы, определила её направление и, без особых усилий поменяв геометрию тела и траекторию движения, с этой силой слилась, вытянулась в струнку, заработала кончиками ног и понеслась вверх…

К своему удивлению уже через несколько секунд девушка оказалась на поверхности, смогла совершить несколько полновесных вдохов и оглядеться… Загрей не обманул. Без всякого сомнения, это было родное водохранилище, окутанное сиянием тишины звездной безлунной ночи, обрамленное знакомыми темными силуэтами берегов, пахнущее сырой свежестью юного лета. Северо-восток уже окрасился в багрово-розовые, предрассветные тона – в той стороне был город, там её ждал дом, уютная комнатка и теплая кроватка. Запад же был черён, а потому казался зловещим, но именно оттуда она прилетела, и именно там был странный остров, который она уже начинала тихо ненавидеть.

Сердце её мечтало о доме, но до восточного побережья было далеко, тогда как на западе, буквально в полусотне метров, сквозь легкую дымку явственно читались контуры Нового Аваллона. Лена ясно слышала и плеск волн, шуршащих по прибрежным камешкам, и шелест листвы, струящейся на ветру, и собственное желание посидеть на берегу, на черной прочной земле, чтобы сделать хотя бы поверхностный, косметический ремонт в своей голове – разбросать по полкам памяти ещё живые впечатления, подвергнуть анализу, понять и осмыслить волшебные события, которые с ней приключились и – чем дальше – тем больше, – начинавшие казаться сном.

Но только она начала обдумывать произошедшее, как вдруг её глаза, ставшие после этой ночи необыкновенно цепкими, наткнулись на белое пятно, манившее с побережья острова сквозь предрассветный туман легчайшим серебристым сиянием. Лена заработала руками, ногами, всем телом… Чем ближе была заветная кромка земли, тем яснее она видела белеющий прямоугольник, тем сильнее мучило её нетерпеливое вожделение прикоснуться, пощупать, завладеть неизвестным предметом… Наконец, её руки коснулись дна, ноги подогнулись в коленях… Стремительной пружиной вылетела она из воды… Нет, происшедшее не было сном! Несомненно, в её руках был подарок Загрея, оказавшийся здесь таким же фантастически быстрым способом, как и она сама.

Благодарными руками скользила она по белым, блестящим, с перламутрово-розовым отливом, волокнам ткани, от которой исходил благоуханный аромат тех же цветов, что еще пять минут назад ласкали своими бархатными лепестками её разогретую наслаждением плоть, распластанную на на пурпурном ложе. Развернув аккуратно сложенный конвертиком подарок, Лена поняла, что ей презентовано почти точно такое же платье, в котором впервые явилась Эли на урок анатомии. Почему почти? Наверное, потому, что оно было необычным: ткань казалась и новой, будто только что вышедшей из лона ткацкого станка, и в то же время древней, настолько мягкой, словно её долго-долго носили, пусть и аккуратно, но много-много лет назад, а потом заботливо привели в порядок и положили на хранение. Еще больше удивило девушку серебристо-голубовато-розовое сияние, волшебный легчайший свет, видимый, конечно, только в темноте, исходивший от платья, а также ярко-красная, цвета кораллов, светящаяся узорчатая широкая тесьма, украшавшая обшлаги рукавов, подол, вырез вокруг шеи и остроугольный разрез на груди. В остальном же это было обычное, почти повседневное платье без всяких излишеств – без кружев, без вышивки, без единой пуговицы…

Конечно, Лена не удержалась и тут же натянула на себя, на свою еще не высохшую кожу, это волшебное одеяние. Оно оказалось ей не просто в пору, а даже немного маленьким, туго обтягивающим плечи, грудь, талию, бедра. «Наверное, он шьет такие платья по одной и той же Элиной мерке, а потом раздает своим любовницам на память», – такова была первая мысль, пришедшая в голову Костровой. Но тут же стали приходить новые идеи: может, это свадебный подарок, приглашение выйти за него замуж? или намек на предстоящие мне в будущем страдания? или знак принадлежности к некому мистическому братству, в которое я была посвящена? а может просто подарок, благодарность за мою скромную красоту, нежность и другие достоинства?

Нет, Лена решительно не знала, какая гипотеза ближе к истине, но сам факт подарка, то, что он захотел, чтобы она носила то же, что и его Любимая, – это казалось ей и хорошим, и обнадеживающим.

Накатывалась усталость, точнее ее новая очередная волна, силившаяся опрокинуть на землю, уложить, усыпить… Лена огляделась, подумывая, где бы устроиться на ночлег в ожидании первого экскурсионного катера или случайной рыбацкой лодки… И вдруг что-то ее насторожило – то ли шорох, то ли шипение, то ли… Нет, это был не звук, а совсем другое – легчайший ветерок, струящееся нежнейшее дуновение со стороны воды… Оглянулась и тут же чуть отпрянула назад – с озера, хищно и медленно полз на неё… туман. Да-да, легкая дымка прямо на ее глазах густела, росла, курилась все гуще и сочнее, превращаясь в сплошную молочного цвета пелену, закрывавшую озеро облачной стеной. Но внезапно в этой стене образовался провал, и перед глазами девушки открылся проход – будто кто-то сделал в тумане просеку, и она была настолько прямой и ровной, что не оставалось сомнений – это не просто так. Проход в тумане был шириной в 2-3 метра, а тянулся, похоже, через все водохранилище, ибо Лена без труда разглядела на конце туманной просеки красный огонек-маячок, манивший с другого берега.

«Значит, отдохнуть не удастся – надо плыть», – сказала себе девушка, растолковав сие чудо как приглашение высших сил. Но плыть в такой одежде было, конечно же, немыслимо – она сковывала движения настолько, что Лена едва могла поднять в стороны руки, а ногами перебирать было еще сложнее – только мелкими-мелкими шажками. С трудом освободившись от нежных тугих тенетов волшебного платья, Кострова аккуратно свернула его в трубочку, прилегла прямо на песок, чтобы пару минут отдохнуть перед скорым ночным заплывом, а после их прошествия снова бросилась в воду…

Лена возвращалась долго, больше часа, то есть затратила вдвое больше времени, чем накануне днём, когда плыла на остров: сказалась и усталость, и то, что в руках – попеременно то в левой, то в правой, – теперь приходилось держать волшебное платье. К счастью, оно не намокало: отталкивало воду словно прорезиненное – лучше брезента, болони или полиэтилена, – а потому оставалось таким же сухим и легким, как перед отплытием. Всю дорогу Лена не переставала удивляться: две стены непроницаемого тумана, вытянувшись до самого неба, обрамляли её путь, а в прорези бледно мерцали умирающие звезды, которые она видела то на небе – когда плыла на спине, то на воде – если переходила на брасс. И чем слабее мерцали звезды, чем светлее становился небосвод, тем ярче горел красный маячок на берегу…

Стоит ли говорить, что на берег она вскользнула без сил, словно измученная штормом, едва уцелевшая медуза, вскользнула и замерла на месте, оставив отдыхать изнуренные икры в теплой неге воды: ей казалось, что стоит чуть-чуть отпустить погулять сознание, и она тут же уснет, умчится в мир грез, где, быть может, её встретит Загрей или его единственная любовь – Элиза… Но через пять минут отдыха она ощутила незваный прилив сил, приподнялась и, несмотря на туман, поняла, что впервые в своей жизни оказалась на элитном пляже, ехидно называвшемся в народе «бандитским»: по фронту и краям он был огорожен двухметровой каменной стеной, увитой обоюдоострой проволкой-ягозой; по мере приближения к воде стена «плавно» переходила в железный сетчатый забор, с обеих сторон спускавшийся в воду и уходивший вглубь водохранилища на несколько десятков метров. В этот предрассветный час было уже почти светло, однако территория пляжа была освещена – вдоль забора горели три тусклых невысоких фонаря, превращавшиеся в густом мареве в три нежарких солнца. Благодаря им Лена не без труда разглядела на стене, тянущейся параллельно берегу, три темных прямоугольника – без сомнения, это были железные двери, через которые жители элитарного дачного поселка могли выходить на пляж.

«Что ж, – сказала себе Елена, которой стал внезапно овладевать неизвестно откуда взявшийся кураж, – пришло время испытать судьбу. Ну, что, милая, готова? Давай так: если хотя бы одна из дверей окажется незапертой, то тогда ты попытаешь счастья за забором, ну, а если нет – придется обратно лезть в воду и искать пристань попроще». Словно кошка, мягко перебирая ногами, которые ей самой показались лапами, Лена прошмыгнула через неширокую песчаную полосу берега, дернула среднюю дверь и ни капельки не удивилась тому, что та, как и царьградская керкапорта, предательски погубившая в 15 веке второй Рим, также оказалась незапертой.

Оказавшись внутри, Кострова так же легко, такой же ловкой животной походкой заскользила вдоль одной из улиц, втайне надеясь разглядеть какой-либо знак, способный направить её приключение в нужное русло. Но поселок, похоже, уже спал – было тихо и покойно как на кладбище. И тут она увидела в одном из домов ярко освещенное окно второго этажа, всего одно горящее окошечко на всю округу, а во дворе этого же дома высился столб, на вершине которого, покачиваясь на ветру, горел именно тот путеводный красный цвет, служивший ей маяком в недавнем часовом плавании… Без сомнения, ей надо было попасть именно в этот двор, в этот дом… Радостная, в предвкушении удачи – несомненно теперь у нее в лице Загрея есть могучий покровитель и направитель, защитник и помощник, – она побежала к перекрестку, чтобы, сделав поворот и пройдя полсотни метров, оказаться у заветного дома…

Но на перекрестке она чуть не столкнулась с двумя мужчинами в униформе, вывалившимися на неё из тумана. Они заметили её в тот же момент, что и она их, когда между ними было едва ли больше десяти метров, но если Лена слегка остолбенела, то те, напротив, энергично двинулись ей навстречу. «Девушка, постойте, – закричал один из них. – Что вы здесь делаете? Кто вы?» Откуда Лене было знать, что территория патрулируется, что все входы-выходы на пляж просматриваются камерами слежения, что на случай туманной погоды включается резервная система контроля, реагирующая на избыточное давление на грунт, а потому о проникновении нарушителя охрана уже знала, только не знала, кто же этот нарушитель, на поимку которого отправились целых три «группы захвата» по два человека в каждой – все кадровые вохровцы, а с ними еще две немецкие овчарки, успешно прошедшие не только общий курс дрессировки, но и защитно-караульную службу.

Сбросив оцепенение, Лена бросилась наутек – попадаться в руки грубых мужиков, да еще в наряде Евы, ей категорически не хотелось. Пользуясь своей природной резвостью и резкостью, она легко оторвалась от грузных охранников, прошмыгнула в тот же переулок, из которого вышла… Но куда ей было спрятаться, если по обеим сторонам улицы тянулись высокие заборы? И снова она решила положиться на авось и сверхъестественное содействие Загрея… Она подбежала к одной калитке – увы, заперто, к другой – тоже, к третьей – и та подалась! Лена забежала в чужой, незнакомый двор, пересекла весь участок, перескочила через небольшой заборчик из сетки-рабицы, отделявший одно владение от другого, потом снова через еще один такой же, и, сама того не ведая, действуя до того на автомате, очнулась только тогда, когда увидела перед собой знакомое светящееся окно, а над головой путеводный мерцающий красный цвет фонаря-маяка…

 

Из окна лилась до боли знакомая мелодия, но Кострова не сразу ее распознала; только когда ангельский голос запел очередной куплет: «Тристэ фэ ля гримас деван са гляс…» – она, наконец, вспомнила и песню рыжеволосой француженки, и саму певицу, поклонницей которой никогда не была, но часто недоумевала: и чего в этой тощей доходяге с писклявым голоском находят мужчины? Тем не менее, эта песня показалась ей весьма символичной – почему-то злоключения героини, известные ей по клипу, показались Лене парафразом её собственных продолжающихся мытарств.

– Кажется, ты у самой цели, Леночка! – радостно, предвкушая близкую победу, чувствуя как новая порция наглой отваги вливается в каждую клеточку ее тела, увещевала себя девушка. – Надеюсь, ты не оплошаешь, оправдаешь оказанное доверие и сделаешь всё, как надо. Итак, вперед, моя дорогая… – и Кострова сильно, торопливо застучала в дверь, стараясь заставить звенеть её в полную мощь, дабы пробиться стуком к хозяину сквозь песню Милен Фармер.

Но, увы, не получилось. Прошла минута, к середине подходила вторая, а за дверью не было слышно ни звука – лишь «Тристана» пошла «на второй круг» – похоже, домовладельцу эта мелодия была сильно по душе. Возможно, Лена еще минуту-другую поломилась бы в дом, если бы не услышала за красно-кирпичным забором далекое, но равномерно приближающееся тявканье…

«Что ж, я хотела по-хорошему. Но не получилось…», – с этими словами, крутящимися в голове, Лена без труда отыскала средней величины камешек, обогнула дом и со всей силой запустила «снаряд» в то самое светящееся окно второго этажа… Звон осыпающихся осколков, вырвавшаяся наружу с удвоенной мощью «Тристана» и, наконец, в осиротевшем створе окна показался обнаженный торс хозяина, увенчанный головой, изукрашенной удивленным лицом со сверкающими гневом глазами.

– Вы кто? – только и нашелся, что спросить молодой человек из разбитого окна.

– Кто-кто, дед Пихто! – зло ответствовала девушка и тут же, резко сменив тон на униженно-подобострастный, вторя главной героине только что вышедшего в прокат очередного фантастического голливудского блокбастера, добавила: – Хелп ми! Хелп ми, плиз! Квикли, мистер!

– Вы – иностранка? – будто бы забыв первую фразу, сказанную неожиданной гостьей на чистейшем безакцентном русском языке, поспешил уточнить юноша.

– Йес оф косс! – сама не понимая зачем, то ли соврала, то ли пошутила Кострова, знавшая английский едва-едва, но все равно продолжая косить под заграничную штучку: – Оупен зе до, мистер!

– Конечно-конечно, мисс! – извиняясь, отвечал хозяин дачи. – Сейчас-сейчас, уан момент!

Уже через десять секунд Лена во всей своей нагой красе стояла в прихожей перед оценивающе-удивленным ликом незнакомца – такую красоту и так близко он, пожалуй, ещё не видел никогда! Потому, сдерживая волнение, он только и нашелся, что спросил:

– Что-то случилось, мисс?

– Конечно, случилось! – уверенно, спокойно и даже весело отвечала девушка. – Разве по мне не видно, что случилось, и очень случилось, или к вам голые девицы каждую ночь шастают?

– Вы прекрасно говорите по-русски, мисс! – решился на комплимент юноша.

– Да ладно-то прикалываться. Я и сама знаю, что мой инглиш – полный отстой!

– Разве я прикалываюсь? – наигранно удивился молодой человек.

– А то что же? – зло ехидничала девушка.

– Ну, знаете… Скорее это ваше появление похоже на чью-то злую шутку. Учтите, если это розыгрыш, то последствия для вас могут быть весьма печальными…

– Ну, вот, не успела войти, а уже угрозы! Ты злишься, что я окно твое раздолбала, да?

– Да, нет… – согласно не согласился парень. – Но, может, вы объясните, что произошло, кто вы, откуда, зачем?

– Хорошо, я все объясню, но только… сначала… пожалуйста, пообещайте, что не выдадите меня охране. Обещаете?

– Обещаю. Даю слово офицера!

– Офицера? – удивленно вскинула темно-карие очи Лена.

– А что, не похож? – грустно улыбнулся юноша.

– Не очень… Прости… – извинилась девушка.

– Да, ладно, мне не привыкать… Итак, вы обещали рассказать…

– Прямо сейчас? Здесь? Стоя на пороге? – Лену вновь захлестнула куражистая волна возмущения. – Может, сначала ты пригласишь меня в дом? А еще лучше, если позволишь одеться… А еще лучше было бы принять душ!

– Ой, простите, сорри мисс, экск’юз ми. Конечно-конечно, давайте я провожу вас в ванную… Вот сюда, плиз…

Но не успела Лена сделать и шага по указанному направлению, как раздался мелодичный писк, и через секунду низковатый мужской голос пробасил откуда-то из-за спины:

– Здравствуйте, Сергей Иванович! Вы не спите, мы вас не разбудили?

– Нет-нет, я не спал, – отодвигая испуганную девушку в сторону, сказал в микрофон домофона Костров. – Что-то случилось?

– К сожалению… Тут такое дело… – продолжал докладывать бас из стены. – В общем, под прикрытием тумана – и откуда он только взялся, – на закрытую территорию проникла девушка… пардон, совсем без одежды. Мы ее почти схватили, но ловкая стерва ускользнула словно рысь какая… Скажите, она у вас не объявлялась?

Костров строго-вопросительно взглянул на Лену! Неужели это правда? Неужели среди ночи такая красавица – ни много ни мало, а настоящая модель, достойная титула «Мисс Вселенная», – могла сама по себе заявиться к нему на дачу, заявиться просто так, волей слепого случая, заявиться без всяких тайных замыслов и коварных планов??? А Лена, думая пока больше о спасении, чем о дядином наследстве, всем телом, мимикой и жестами умоляла: «Не выдавай, не выдавай меня, ради всего святого не выдывай!». Ее лукавые глаза засеребрились наворачивающимися слезами: «Пощади меня! Пощади! Пощади!» Разве мог он устоять, разве вообще может устоять мужчина, когда девушка, такая девушка, просит о помощи, просит о спасении и смотрит на него такими глазами!? А потому ответил:

– Нет, не объявлялась…

– А ничего подозрительного, необычного не приметили, Сергей Иванович? – не унимался голос из стены.

– Нет, к сожалению… Увы, не смогу вам помочь…

– Вы позволите осмотреть ваш участок? Может, она где в кустах притаилась, ведь кто ее знает, что на уме у этой твари?

– Да ради… – он уже хотел согласиться, но Лена решительно замотала головой: «Нет, только не это!»

И тогда Сергей продолжил более жестким тоном:

– Нет, не позволю. Ее здесь нет… Я… – Костров не любил врать, а потому слегка замялся. – Я… только что выходил в сад и никого не заметил.

– Хорошо, – нехотя согласился голос. – Но если что – сразу нам сообщите…

– Обязательно! Сразу поставлю вас в известность!

Убедившись, что домофонный голос затих окончательно, Лена подошла к Сергею и благодарно, по-сестрински мягко чмокнула его в щеку, при этом её спелые груди самыми остриями сосков скользнули по груди юноши, скользнули, на мгновение задержавшись, застыв, прильнув к чужому телу, но и этого мгновения хватило, чтобы поранить его сердце… Теперь она не сомневалась, что попала точно «по адресу», что перед ней ее единственный двоюродный брат, и, значит, игра уже началась… Он попытался обнять девушку, обнять, чтобы прижать к себе, сохранить это прикосновение, не отпускать его, усилить, но Лена ловко вывернулась и, лукаво подмигнув, словно бы обещая: «Потом, все потом!», взяла его за руку и напомнила:

– Ты обещал проводить меня в ванную, не так ли, Сережа?

– Конечно, пойдем, вот сюда… Но, почему ты не захотела, чтобы они осмотрели сад, ведь теперь они будут думать…

Но Лена, не дав ему продолжить, перебила:

– Конечно, будут думать, но если бы они увидели разбитое окно и нашли осколки, то тогда бы они так просто отсюда не ушли.

– Точно, а я и забыл про окно… А тебя то как зовут?

– Меня? Меня… Ариадной, – неожиданно даже для самой себя солгала Лена, и, пытаясь замаскировать свою ложь, тут же добавила: – Только не говори, что имя редкое и красивое. Мне все об этом говорят… Надоело…

– Да уж, верно говорят… Загадочное имя и… многообещающее…

– О, да! – согласилась девушка. – А Сергей – почти что Тесей. Не находишь?

– Пёт-етр… – задумчиво произнес Костров. – Ну, что, пойдем в салль де бэнь?

– Пошли, Тесей! Веди свою Ариадну… – торжественно согласилась Лена.

Ванная комната была здесь же, на первом этаже, и от входной двери до нее надо было сделать едва ли больше десяти шагов… Запирая за собой дверь в ванную, Лена попросила:

– Если не трудно, то, может, найдешь какую-ни-то одежду, а то мое платье… – и тут она бросила взгляд на трубчатый сверток в своей руке, – слишком сковывает движения… и так трудно снимается…

Последние слова прозвучали в груди Сергея как явное обещание, как недвусмысленный намек, что все будет, и потому он с удвоенной энергией бросился искать одежду для гостьи и вообще наводить порядок, однако перед тем… в самый последний момент, за несколько мгновений до того, как включить свет в ванной, но уже после того, как Лена туда вошла, он краешком глаза отчетливо заметил, что в темноте тело девушки источает тончайший лазоревый свет, словно оно окутано серебристой аурой, быть может, даже божественной…

Глава 13. Ариадна и Тесей

 

Пока Лена смывала с себя липкий уральский чернозем, приютившийся не только на ногах, но залезший на живот и спину, испачкавший лицо и волосы, Сергей бросился наверх наводить марафет. Но только он начал уборку, как вспомнил, что надо поставить чайник – и стремглав метнулся вниз, на кухню, где заодно также стал подыскивать трапезу, достойную таинственной гостьи, но не успел закончить и это, как оказался в спальне родителей, дабы подыскать в шифоньере подходящую – не слишком откровенную, но далеко и не монашескую – одежду для неожиданной странницы-пришелицы по имени Ариадна… В конце концов, он вконец запутался в своих желаниях и действиях, все поплыло перед глазами, калейдоскопом закружились стены, окна, двери, вещи, мебель… Кровь била по вискам отбойным молотком, и это был молоток желания, молоток жажды плоти, юной женской плоти, которая была так близко, так рядом, обещая подарить неземное наслаждение… Кожа на лице его краснела, на груди и спине потела, на руках и ногах вздыбливалась мелким бисером мурашек. Казалось, все вот-вот полетит у него окончательно из рук, и вихрь чувств, вызванный неведомым доселе натиском гормонов, разорвет если не его тело, то уж точно разбросает осколками хрупкое сентиментальное сознание… И тут, как гром средь ясного полдня, донеслось бархатистое, шершавистое, томное контральто:

– Тесей, потри мне спинку, пожалуйста!

«Боже! – взмолился про себя Костров. – Дай мне сил вытерпеть, устоять, не взорваться, не упасть до животного! Прошу Тебя, молю Тебя!» Робким, шатающимся шагом двинулся он к заветной двери, за которой на фоне шума струящейся воды парил чарующий голос, распевавший незнакомую песенку: «Рано ли, поздно ли, там иль тут, тропочку, ниточку оборвут…»

Войдя в ванную, Сергей однако внезапно успокоился – быть может, Бог в самом деле услыхал его мольбу, – но так или иначе, получив в руки мочалку, он смог целую минуту выполнять новую для себя работу мойщика женских спин, за что получил очередную награду, сотканную из двух слов «спасибо» и «милый» и приправленную таинственно-томной интонацией и загадочным взглядом-улыбкой…

«Молодец, Серега! – сказал он себе, оказавшись тет-а-тет с самим собой. – Первое искушение ты выдержал! Главное – не сломаться раньше времени!»

Лена же тем временем завершала свой туалет и когда уже собиралась накинуть заботливо принесенный длиннополый, но весьма откровенно декольтированный халатик нежно-сиреневого окраса, как некий внутренний голос властно потребовал: «Сначала надень платье! То самое, подаренное Загреем. Надень, а потом сними, и увидишь, что будет…» Непростая была это работенка – натягивать тугое одеяние на еще сырую кожу, но усердие было не напрасно – результат превзошел все ожидания девушки…

Когда Ариадна вошла, наконец, в спешно убранную залу, посреди которой на низком журнальном столике курился электрочайник, а в круг него расположились немногочисленные, но изысканные аппетитные яства: сырокопченая колбаска местного пошиба, осетринка, эксклюзивно присланная из Астрахани три дня назад, французский сыр «Рошфор» из самого дорогого гастронома города, а также традиционная для начала июня испанская клубника, источавшая нежнейший… Но этого аромата Лене не суждено было расслышать, ибо вместе с ней в комнату ворвалось и моментально заполонило её без остатка облако свежести, в котором перекликались, споря друг с другом, то ссорясь, то мирясь, две дивные мелодии: одна была вечерним запахом моря, пропитанным йодом и солью, насыщенным мельчайшими капельками, моментально сделавшими лицо и торс Сергея мокрыми, будто бы он постоял у самого берега волнующегося океана, другая – утренним ароматом розовых полей, едва проснувшихся и отдающих вместе с испаряющейся росой все тайны ушедшей ночи. А между двумя главными мелодиями резвились, жужжали, порхали десятки других, более тонких и менее уловимых благоуханий, каждое из которых на секунду-другую словно выскакивало на сцену, под яркий свет софитов, и тут же уходило в тень, уступая место новому солисту. Тут были и терпкие ароматы полыни, и резкое дыхание можжевельника, и томно-тучные гроздья жасмина, и пьянящая прелесть сирени, и дурманящая отрава ландыша, и нежное прикосновение фиалки, и даже увесистая поступь ладана, и много-много других аккордов, заставлявших обоняние трепетать словно сухой лес в предвкушении долгожданной грозы.

Но все это удивительное действо совсем не было похоже на хаос ароматов, царящий в любом парфюмерном магазине. О, нет! В магазине, даже если это самый дорогой и фешенебельный салон изысканнейших духов, запахи смешиваются как придется, без системы и смысла, наскакивая, отталкивая, давя, калеча, уродуя и уничтожая друг друга. Здесь же, на втором этаже генеральской дачи, в просторной и совсем уже светлой гостиной, ждущей первых лучей молодого солнца, начался настоящий концерт с исполнением цельной, единой симфонии, отчасти похожей на рок-оперу, в которой все гармонично, продуманно, строго и классически прекрасно, где солируют то ли Ромео с Джульеттой, то ли Кончитта с графом Рязановым, а их поэтический диалог обрамляют десятки других персонажей-ароматов.

Пораженный услышанной бесподобной красотой – именно услышанной, а не унюханной, хотя речь идет именно о запахах, – Сергей несколько минут просто плавал в этой симфонии, испытывая то, что, возможно, не довелось пережить еще никому из смертных, и это было нечто более богатое и сильное, более глубокое и возвышенное, чем то, что мы на нашем бедном языке именуем термином «наслаждение»… Лена же между тем, сияя победным взором, уселась в кресло и стала пристально, неотрывно смотреть в глаза брату, словно старалась влезть в самое нутро его души, проникнуть взглядом до самой сердцевины мозга. Она предвкушала полный и безоговорочный триумф и только страсть к игре, желание подольше помучить жертву, не позволяли ей сразу перейти в наступление и потребовать свое… Она была уверена, что за свое ясное и недвусмысленное обещание одной только ночи безумной любви, Сергей, как ей казалось, уже близкий к умопомрачению, подарит ей все, что она хочет, подпишет любые бумаги вплоть до отказа от половины… а может и от всего огромного наследства… Но Лена не спешила – скорая победа показалась ей недостойной ее божественной мощи и ее могущественнейшего покровителя, она хотела продемонстрировать Загрею, что она великая актриса, великая художница жизни, а все великое требует времени и терпения…

– Ну что, милый!? – наконец прервала молчание девушка. – Давай, угощай свою гостью.

– Конечно-конечно, Ариадна! Кушай, что хочешь! Все свежее, мытое… Тебе чаю или кофе?

– Чаю? Кофе? – вздернула брови девушка. – Неужели я достойна только этого?

– Извини, у меня что-то с головой – столько впечатлений… Вино, ликер, коньяк, виски?

– Да за кого ты меня принимаешь? – грозно, но вместе с тем ласково спросила Кострова, едва не давясь от смеха.

– Но что же тогда? – не вытерпел недоумевающий Сергей. – Быть может, шампанское?

– Совсем что ли очумел, милок! Какое шампанское? Я хочу… пожалуй… – тут Лена сделала многозначительную паузу и выпалила: – А спирт у тебя есть, только чистый, медицинский, без всяких там сивушных отголосков?

– Спирт???

– Ну да, а почему – нет? – поинтересовалась Ариадна.

– Не знаю… Может, если только чуть-чуть… надо поискать… – затушевался юноша, но внезапно что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу, и, уже уверенно улыбаясь, добавил: – Ну, конечно, спирт сейчас будет, Королева! Один секунд!

– Да, ладно, – уже почти смеясь, остановила порыв гостеприимного хозяина девушка. – Я же пошутила! Давай тащи вино! Надеюсь, оно французское или хотя бы итальянское?

– Нет, мисс, – уже придя в себя, осмелился возражать Сергей. – Французского не держим-с. Сегодня люди голубой крови пьют исключительно вина, сделанные на родине винограда, именно там выращенные, заложенные и выдержанные!

– Значит, греческое вино? Или даже с самого Крита?

– О, нет! Простите, Королева, но ваши сведения устарели. Согласно последним научным изысканиям, родиной винограда признан Крым! И, осмелюсь утверждать, в нашем городе ни у кого нет такой богатой и изысканной коллекции коллекционных крымских вин, как у вашего покорного раба!

– Ого! Круто! – обрадовалась девушка, а про себя подумала: «Неплохо ты устроился, генеральский сосунок. Но ничего, ты еще поскачешь у меня, поваляешься в ногах, полижешь подошвы моих лапок!» А затем уже вслух добавила:

– Ну, давай, угощай свою Королеву, рыцарь! Полностью полагаюсь на твой вкус! – а в душе дивилась: «Кажется, повторяется та же история, что и с Загреем: сначала вино, потом секс, а затем поучать начнет или даже легенду какую расскажет, ведь он, кажется, учился в Москве, в самом МГУ… Только вот беда – секса ты не получишь, мальчик, хоть и из кожи вон лезешь, чтобы заработать его… Ведь ты не Загрей, даже на нормального мужика не тянешь, куда уж тебе до бога…»



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-08-08 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: