Очень скоро она получила ответ. Элеонора сомневалась в том, что ее дочь не шутит. Ну а если это правда, она может забыть о возвращении в Австралию. Ее черного мужа, кем бы он ни был, там никогда не примут.
Получив телеграмму, Анна угрюмо усмехнулась. Это было так похоже на Элеонору — не уточнять, кто именно не примет Мтеми. Мельбурнское общество? Или родители Анны? Анна понимала, что Элеонора, возможно, и сама не могла ответить на этот вопрос. Перечитав эти строки еще несколько раз, она швырнула телеграмму в огонь, где та медленно съежилась
Тем временем Анне выделили хижину, поскольку до этого ей пришлось ночевать в хижине Старой Королевы. Жилище было подарком ее будущего супруга, но не он, а Патамиша и Старая Королева показали девушке хижину и завели ее внутрь.
Дом, совсем новый и чистый, был обставлен просто — африканская кровать, несколько табуретов и низкий столик. Патамиша указала на отрезы яркой ткани, висевшие на окнах в качестве занавесок.
— Европейцы любят украшать свои дома таким образом, — рассудительно заметила она. — У меня на них ушло несколько отличных китенге.
— Спасибо. Они очень красивые. — Анна была до глубины души тронута этим жестом. Она знала наверняка, что они с Патамишей станут подругами.
Анна медленно поворачивалась, разглядывая свое новое жилище. Все предметы были расставлены симметрично и очень правильно, естественным покрытием пола служили пыль, ветки и солома — все это создавало ощущение покоя и уюта. Она положила руки на крепкую подпорку, установленную в центре комнаты. Свежесрубленное дерево было еще сырым и ощущался сильный аромат живицы.
— Ты довольна? — обеспокоено спросила Патамиша.
Анна улыбнулась:
— Довольна.
Разложив некоторые свои вещи и поместив все остальное в глубине хижины, Анна отправилась на поиски Мтеми. Она шла легким шагом, наслаждаясь ласкающими ее солнечными лучами и вниманием следующих за ней детей. Она нашла Мтеми у дерева, где устраивались собрания. Когда он увидел ее, то присел на срубленную колоду и жестом поманил ее к себе.
Анна осторожно присела рядом с будущим мужем. Она знала, что как будущая жена вождя она находится под неусыпным наблюдением. Мтеми предупредил ее, что она не должна позволять себе вольности с ним. Также он подчеркнул, что ее никогда не должны видеть наедине с мужчиной — даже с самим Мтеми. Ее поведение должно быть безукоризненным, потому что регент будет особенно внимательно следить за ней, ища повод дискредитировать ее. Слушая все это, Анна постаралась скрыть растущее удивление и разочарование. Она решила было, что, выйдя из-под влияния миссии, она сможет жить более свободно и открыто. Вместо этого, как выяснилось, до самой свадьбы она должна вести себя еще более сдержанно. Они с Мтеми были официально обручены и тем не менее не могли отправиться вдвоем к озеру с фламинго или хотя бы в дом Кики. Никаких шансов побыть вдвоем, правда, допускалось совместное времяпровождение в чьей-нибудь компании.
Анна присела на колоду на расстоянии вытянутой руки от Мтеми.
Они обменялись традиционными приветствиями на суахили, потому что дюжина детишек смотрели на них, зачарованные каждым движением белой женщины.
Когда они соблюли все правила хорошего тона, Мтеми запрокинул голову, будто ища что-то в небе.
— Представь, что мы где-то в другом месте, — предложил он по-английски. — Например, у озера. На закате. Помнишь, как оно выглядит?
Анна кивнула. Она действительно увидела эту картину силой своего воображения. Оранжевое небо огнем полыхает на поверхности озера.
— Мы прогуливаемся. Совсем одни, — тихо продолжал Мтеми. — Я обнимаю тебя за плечи. Моей руки касаются твои мягкие волосы.
Анна улыбнулась, слегка покраснев.
Проходившая мимо пожилая женщина помахала им рукой. Кивнув ей в ответ, вождь продолжил:
— Вскоре уже стемнеет. А мы все еще на берегу озера…
Взгляд Анны упал на маленькую птичку, которая сидела на крыше ближайшей к ним хижины.
— Становится все холоднее, — теперь продолжила она. — Мы стоим совсем близко друг к другу.
Мтеми усадил одного из малышей к себе на колени. Мельком взглянул на Анну. Его взгляд был уверенным и прямым, как древко охотничьего копья.
— Мы не стоим. Мы нашли удобное место, чтобы прилечь. Там, где трава густая и высокая…
Анна затаила дыхание.
— Да…
Она следила за губами Мтеми, ожидая продолжения.
За его полными, красиво очерченными губами. Темными, как и кожа на его лице. Очень темного оттенка красного…
— Анна! — Их молчание нарушил голос молодой женщины. — Разве я тебя не искала?
— Она здесь! — хором крикнули дети.
Это была Патамиша, ее лица почти не было видно, потому что перед собой она держала охапку смятых китенге.
— Пора учиться одеваться.
Анна беспомощно взглянула на нее.
Патамиша пояснила Мтеми:
— Старая Королева попросила меня научить ее. Тот одобрительно кивнул своей невестке:
— Во всем племени не сыщешь лучшей учительницы.
Патамиша просияла, довольная похвалой. Она повернулась к Анне:
— Пора. Идем со мной, прямо сейчас.
Анна покорно поднялась и последовала за ней. Идя за девушкой, она чувствовала, что Мтеми наблюдает за ней. Ей было приятно думать о том, что его взгляд скользит по ее телу. После долгих месяцев изнурительной работы она стала такой стройной, какой не была никогда в жизни. Ее мышцы стали заметнее и налились силой. Ее ягодицы, хоть и по-прежнему чуть более округлые, чем ей хотелось бы, были упругими, бедра — подтянутыми. И лишь грудь осталась мягкой.
В хижине Анны девушки разложили на кровати все китенге. Патамиша задумчиво рассматривала их некоторое время, после чего выбрала два, цвета и узоры которых, как показалось Анне, абсолютно не сочетались.
— Теперь снимай всю одежду, — скомандовала африканка. Она указала жестом на рубашку и брюки своей новой подруги.
Анна смутилась, но все же начала раздеваться. Когда она разделась до белья, Патамиша уставилась на нее с нескрываемым любопытством.
— А это зачем? — указала она на бюстгальтер Анны.
Анна не ответила. Правда покажется более чем абсурдной в мире, где груди используют преимущественно для кормления детей, а когда они теряют упругость и обвисают, их гордо выставляют напоказ как свидетельство материнства.
Когда Анна бросила бюстгальтер на кровать, Патамиша начала рассматривать ее белоснежную грудь и розовые соски. Затем она так же досконально изучила остальные достоинства фигуры Анны, после чего на ее лице появилась озадаченная улыбка.
— У тебя кожа двух цветов, — сказала она, подходя ближе.
Ее тонкий пальчик обвел границу загара Анны: ее плечи, руки и шея до линии выреза рубашки были коричневыми, контрастируя с безупречной белизной остальной кожи, которая всегда была скрыта под одеждой. Хотя холодно ей не было, Анна чувствовала, что ее кожа покрывается мурашками, а волосы на руках и ногах встают дыбом.
Не сводя глаз с Анны, Патамиша потянулась за одним из китенге, разложенных на кровати. Неторопливо она закрепила его вокруг плеч Анны. Краем глаза Анна заметила, как темные пальцы и такие же ногти скользят по бледной коже ее груди и плеч. Затем Патамиша взяла второй отрез ткани и обернула его вокруг талии Анны, туго связав концы на бедрах. Патамиша отступила на пару шагов, чтобы полюбоваться своим творением, после чего сняла с Анны оба китенге и попробовала сделать все по-другому. Она сгибала, оборачивала, связывала, разглаживала, приминала, и шелест ткани ввел Анну в глубокий транс.
Наконец Патамиша отошла от нее:
— Я закончила.
Анна посмотрела на себя. Ткань обтекала ее формы, падая изящными складками, а те два узора, которые Патамиша выбрала на этот раз, удивительно сочетались друг с другом.
— Я бы никогда не смогла надеть все это сама, — призналась Анна. — Получилось очень здорово.
Патамиша пожала плечами.
— Я ведь жена члена королевской семьи, — сказала она, как будто этот факт вполне объяснял ее умение и хороший вкус. — Теперь ты готова.
Анна недоуменно взглянула на нее:
— К чему я готова?
Патамиша рассмеялась, демонстрируя ровные белые зубы:
— К повседневной жизни женщины племени ваганга. — Жестом она поманила ее к двери.
Анна покачала головой. С неприкрытыми плечами и коленями она чувствовала себя неуверенно. Ей показались довольно ненадежными все эти узелки, закрепляющие ткань; пуговицы, швы и молнии, к которым она привыкла, были намного прочнее. А еще она никак не могла избавиться от чувства, что на нее надели маскарадный костюм.
Патамиша уверяла Анну, что она выглядит замечательно. Что ее ягодицы и бедра привлекут внимание всех мужчин в деревне.
В конце концов они пришли к компромиссу. Анна снова надела рубашку, но оставила на кровати свой бюстгальтер и облачилась в одно из китенге вместо брюк.
Патамша критично осмотрела ее костюм.
— Это подойдет. Но однажды придет день, когда ты станешь носить только африканские вещи.
— Может быть, — кивнула Анна. «Когда этот день придет, — сказала она себе, — я уже отращу длинные волосы и смогу прикрыть ими свои обнаженные плечи…»
Следующие несколько недель Патамиша ни на шаг не отходила от Анны, обучая ее, как правильно готовить пищу на костре и как нужно ухаживать за растениями в огороде. Их обеих частенько видели сидящими на корточках между грядками, болтающими и смеющимися во время прополки или сбора гусениц на возделываемом участке земли, расположенном на краю деревни. Иногда возле них собирались женщины, и они все вместе болтали и рассказывали друг другу всякие истории. Анна обнаружила, что это приходится ей по душе, равно как и новые подруги, что в некоторой мере удивляло ее. Плохо зная африканскую культуру, она всегда думала, что женщины здесь лишь выполняют свои простые обязанности и их роль не так весома, как роль мужчин. Ей казалось, что африканкам недоступны радости жизни, они лишь изредка выглядывают из-за плеч главных действующих лиц — своих отцов, мужей и взрослых сыновей. Теперь же Анна поняла, что они живут в собственном мире, существующем отдельно от мира мужчин, в котором они сами устанавливают правила, что у них есть свои секреты и что им многое по силам. С каждым прожитым здесь днем она чувствовала себя все более своей в компании этих женщин, которые собирались иногда на огороде. Внутри нее пускало ростки чувство принадлежности к ним. Она тщательно ухаживала за этими хрупкими ростками, отмечая, как они неспешно, но постоянно тянутся вверх.
Анна пробралась через заросли, пригибаясь, пытаясь увернуться от низко свисающих ветвей деревьев, за которые по-прежнему часто цеплялись ее волосы. Она двигалась осторожно, уже жалея о том, что вновь не надела прочные брюки Кики. Но она была хотя бы обута, в отличие от Зании, который беспечно пробирался вперед, даже не пытаясь руками раздвигать ветки и насвистывая что-то сквозь остатки зубов.
Знахарь появился у хижины Анны рано утром, когда она только-только проснулась.
— Нам пора, — сказал он, как будто они заранее о чем-то договорились. — Мы с тобой идем в лес собирать лекарственные травы.
Мускулистая рука, держащая огромную шерстяную сумку, появилась в дверном проеме. Анна с любопытством посмотрела на нее. Ее будущее целительницы зависело, насколько она знала, от ее способностей быстро перенимать новые знания и обучаться новым приемам.
— Я скоро буду готова, — крикнула она.
Но когда она спустя несколько минут вышла из хижины, то обнаружила, что Зания ждет ее один.
— Только ты и я? — Она нахмурилась.
Мужчина пренебрежительно махнул рукой:
— Разве я не лекарь? Разве не мне доверяют люди свои тела? Мне одному из всех мужчин можно оставаться с тобой наедине.
Зания говорил это очень уверенно и жестом звал Анну идти за ним. В конце концов они отправились в лес. Только когда деревня скрылась из виду, Анна задумалась, правильно ли она поступила. Но среди деревьев ее тревога уступила место ощущению свободы. Она испытала облегчение, скрывшись от множества внимательных взоров. А еще ее постоянно снедало желание проверить, нет ли Мтеми поблизости. Она продолжала надеяться, продолжала ждать… Здесь же были только она, лес и Зания, все казалось простым и понятным.
Анна рассматривала фигуру мужчины, идущего впереди нее, — ткань обвивалась вокруг его жилистых икр, тонкие руки и ноги украшали амулеты. Зания явно чувствовал себя в лесу как рыба в воде. Уверенным и неукротимым. Анна ласково улыбнулась. За те недели, что прошли с момента ее появления в деревне, дружеское соперничество, которое установилось между ними, двумя лекарями, переросло в эффективное сотрудничество. Некоторые из жителей деревни стали обращаться за медицинской помощью к Анне. Другие же выбрали Занию. Многие лечились сразу у обоих. Не мешая друг другу, медсестра и знахарь с интересом приглядывались к методам «конкурента». Спустя некоторое время они стали трудиться сообща. Анна нередко могла поставить диагноз, изучив с помощью микроскопа образцы крови или мочи, прослушав легкие и сердцебиение с помощью стетоскопа. Но у нее не было никаких лекарств. Зания, со своей стороны, имел весьма приличный запас снадобий, а еще у него были свои методы, которым можно было поучиться. Вместе они могли добиться большего, чем если бы продолжали лечить каждый в своей хижине. Тем не менее оба они испытывали недостаток в препаратах, которые могли заменить лишь импортные лекарства. Когда они оказывались перед серьезной проблемой, то отправляли местных жителей в новую больницу в Джермантауне. Анна писала сопроводительные записки обломком древесного угля на листьях серого клена, чтобы родственники больного могли взять их с собой. Зания обеспечивал больных болеутоляющим на время путешествия до Джермантауна. Каждый раз сестра Маргарет в ответ на эти записки передавала письмо, напечатанное на бланке миссии, где перечисляла названия прописанных больному лекарств. Анна прикалывала эти письма щепками к стенам своей хижины. Они висели там, слегка скручиваясь от жары, — единственные физические напоминания о той жизни, от которой она отказалась. Ох вид вызывал у нее смешанные чувства, в том числе и горько-сладкие воспоминания об утраченной дружбе. Сара, Майкл и малышка Кейт были далеко отсюда, в Лангали. Стенли обитал всего лишь за холмом, в Джермантауне, но и он принадлежал другому миру.
Казалось, прошло очень много времени, прежде чем Зания остановился и поставил на землю сумку. Анна замедлила шаг, глядя по сторонам. Они стояли на прогалине, заросшей суккулентами и низким кустарником. Здесь ощущался запах сырости и грибов. Зания сразу взялся за работу — начал собирать листья, сдирать кусочки древесной коры и выкапывать корешки и клубни. Анна присела на корточки рядом с ним, внимательно слушая его рассказ о том, как именно можно использовать то или иное средство. Его приемы были довольно сложными. Одни листья нужно было собирать лишь ночью, другие — только в определенное время года. В зависимости от способа обработки из одного и того же растения можно было приготовить как лекарство, так и смертельную отраву. Также нужно было учитывать духовную составляющую знахарства.
— Не все растения нам можно использовать, — объяснял он. — Прежде чем сорвать некоторые из них, нужно испрашивать разрешения у предков. Господь одарил нас лекарствами, которые растут повсюду. Они помогают практически от всех хворей, в том числе и заразных, — рассказывал Зания своей спутнице. — Намерение это было благим. Но теперь лечить очень сложно из-за того, что все смешалось. Люди, путешествуя, привозят свои болезни в те места, где их излечение не предусмотрено. Поэтому иногда нам требуются лекарства белых людей, которые хранятся в упаковках и могут перемещаться на большие расстояния.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что они «привозят свои болезни»? — спросила Анна.
Ей было интересно узнать, что этот знахарь имеет представление, пусть и примитивное, о процессе распространения инфекций.
— Уверен, ты отлично знаешь, как это происходит, — ответил Зания. — Образы болезней живут в мыслях людей. Стоит человеку лишь однажды увидеть одну из них, как она уже навеки принадлежит ему и будет всегда путешествовать с ним. Разве не так?
Анна пристально посмотрела на знахаря. Мысленно она уже сформулировала фразы, которые доброжелательно и вежливо убедят Занию в том, что он неправ. Но только она раскрыла рот, чтобы ответить ему, как все слова вылетели у нее из головы. Она вдруг ощутила, что лес будто затаил дыхание. Будто кто-то незримый также ожидал от нее ответа. Доказательств ее мудрости. Каким-то образом в тот момент все, что она знала, перестало быть незыблемым. И уж точно она больше не считала, что ей все известно.
Когда сумка Зании стала полной, он повел Анну обратно, шаг в шаг повторяя путь, по которому они пришли сюда. Когда они уже подошли к опушке леса, их встретил смех. Громкий, мужской, многоголосый смех.
— Воины, — сказала Анна. Пульс у нее участился.
Мтеми…
Оба они направились в ту сторону, откуда доносились голоса. Анна уже представляла себе картину — воины смеются до упаду над чьей-то шуткой, хлопая себя по бедрам, как всегда делают, когда услышат что-то смешное. Они любят пошутить, разыграть друг друга, и даже во время работы. В этом ощущалось желание наслаждаться жизнью настолько, насколько это возможно. Анне пришло в голову, что смех — это тот звук, который у нее больше всего ассоциируется с новой жизнью. Не только смех воинов, но и смех старых людей, матерей, девушек, детей. И ее смех тоже. За последние пару недель она смеялась больше, чем за долгие месяцы работы в миссии.
То же самое происходило и с местными жителями в Лангали. Анна и Стенли проводили свои дни в трудах и заботах, африканцы же, похоже, смотрели на жизнь проще. Это всегда вызывало замешательство у миссионеров и даже выводило их из себя. В конце концов, это ведь африканцы болели, голодали, жили в нищете, боялись…
— Африканцы любят смеяться, — поделилась Анна своим наблюдением с Занией.
— Конечно! — Знахарь часто закивал в знак согласия. — Мы должны быть счастливы тем, что имеем. Рано или поздно проблемы найдут нас. Разве нужно быть серьезными, раз времени так мало? — Он обернулся к Анне, ожидая ее ответа.
— Разумеется, — кивнула она. — Время.
Пока она говорила эти слова, в ее сознании появилась непрошенная строка из Библии:
«Время рождаться, и время умирать…» [13]
Она отогнала эту мысль, заменив некоторые слова своими собственными.
Время выходить замуж…
Выйдя из леса вместе с Занией, Анна замерла, чтобы запечатлеть в своей памяти необыкновенную сцену, представшую ее взору. Под пурпурным небом стояла группа воинов. Все высокие и стройные. Копья лежат на их обнаженных плечах. Тела обернуты красной тканью. Знаки, нарисованные такого же цвета глиной, украшают темную сияющую кожу.
Даже рассказывая смешные истории, они выглядели величавыми. Внушали благоговейный трепет. Были опасными.
Зания поприветствовал их. Когда мужчины обернулись на его голос, взгляд Анны пробежал по всем лицам. Почти сразу она нашла Мтеми, стоящего в центре круга. Ее сердце екнуло, когда он направился в ее сторону.
— У тебя все хорошо? — спросил Мтеми.
Анна улыбнулась:
— Все хорошо.
— Ты замечательно выглядишь, — продолжил вождь. Затем добавил чуть тише: — Ты прекрасна.
Анна почувствовала, как легкий румянец разливается по ее лицу.
— Вы добыли мясо! — Зания указывал в сторону темной груды туш, сваленных на землю неподалеку.
Благодарная тому, что он отвлек внимание воинов от Анны, она подошла поближе, чтобы получше рассмотреть добычу. Она узнала антилопу дик-дик, лежавшую сверху. Анна напряглась, потому что вспомнила, как Майкл застрелил одну такую во время ее первого путешествия в Лангали. И как та не сразу умерла… С тех пор мясо множества диких зверей подавалось к столу в доме миссии. И хотя оно было вкусно приготовлено Орденой, Анна никогда не получала удовольствия от такой еды.
— Все в порядке, — сказал Мтеми Анне, заметив, что она нахмурилась. — Мы убили обоих.
Анна непонимающе посмотрела на него.
— Мы убили пару.
Девушка озадаченно помотала головой.
— Нельзя убивать только одного, — пояснил Мтеми и умолк. Когда он снова заговорил, голос его смягчился. — Они выбирают себе пару на всю жизнь. Если один умирает, второй обречен жить в одиночестве.
Анна посмотрела на недвижимое тело маленькой антилопы. Ее остекленевший глаз смотрел прямо на девушку. Окинув взглядом остальную добычу, она увидела и вторую дик-дик — ее хрупкую рыжевато-коричневую ногу с маленьким черным копытцем. Пара на всю жизнь; вместе и в смерти.
«Как же такое может быть? — размышляла Анна. — Почему, тогда как большая часть живых существ находит замену потерянному супругу, другие выбирают пару на всю жизнь? Это ведь очень жестокий приговор — жить в одиночестве. Но, с другой стороны, между такими животными возникает столь сильная, нерушимая связь, что этому можно лишь позавидовать». Подобно многому, с чем она столкнулась в Африке, у этого явления тоже было две стороны. Вот и охотники, убивая обоих животных, проявляли милосердие.
Костер потрескивал и искрил, когда Анна помешивала угли палкой, пытаясь сделать так, чтобы огонь разгорелся сильнее. Она никогда не ладила с огнем. В Австралии этим всегда занимались мужчины — они кололи дрова и разжигали огонь для барбекю. Но здесь, в деревне, эта работа считалась исключительно женской, и Анна решила овладеть этим искусством. Придвинувшись поближе к костру, она сильно подула на угли. Те полыхнули огнем, а в лицо ей полетел пепел. Когда она села на место, отгоняя от себя дым, перед ее лицом появилось нечто. Прямоугольный коричневый сверток.
— Для тебя, сестра Мейсон. — Эти слова были произнесены по-английски.
Анна повернулась и увидела молодого африканца в голубой рубашке и брюках.
— Кто ты? — спросила она.
— Я — почтальон. Принадлежать Джермантаун. Я доставить этот пакет твои руки.
Он протянул ей нечто, завернутое в мятую коричневую бумагу и перевязанное веревочкой. То, что предназначалось «для сестры Мейсон», а отправителем была указана Джермантаунская миссия. Анна тотчас узнала почерк. Она прижала сверток к груди и, не обращая внимания на разочарование наблюдавших за ней, унесла его, чтобы вскрыть в своей хижине. Войдя внутрь, она разорвала бумагу, не справившись с узелками на веревке. В конце концов обертка была сорвана. Внутри лежала пара наволочек. Анна разложила их на шкуре леопарда, служащей покрывалом на ее кровати. На уголке одной из наволочек была вышита мелким крестиком буква «А». Уголок другой был украшен буквой «М». Анна рассматривала подарок. У нее перехватило дыхание, когда она представила, как Сара склонилась над вышивкой. Она, должно быть, делала это во время дежурства в больнице, догадалась Анна, чтобы сохранить это в тайне от Майкла. Чувствуя вину, она все равно продолжала вышивать.
К подарку прилагалось письмо. Анна открыла его, и листы тонкой бумаги тихо зашелестели в ее руках. Она заметила, что письмо было написано от руки, а не напечатано на машинке в доме миссии, как прочие письма. Почерк то и дело менялся, и это свидетельствовало о том, что письмо писали в несколько приемов.
«Дорогая Анна, — писала Сара, — словами не передать, как сильно я по тебе скучаю. Майкл запретил мне общаться с тобой. Я не знала, что мне делать. Я должна слушаться своего мужа. Но все равно ты навсегда останешься для меня самым дорогим другом. Я очень хочу увидеть тебя, но едва ли у меня получится это сделать».
Сара исписала мелким почерком целых четыре страницы. Сообщила новости о Кейт — та как раз делала свои первые шаги и упрямо пыталась кушать твердую пищу с помощью рук. Описала последние кулинарные неудачи Тефы и спокойствие добродушной Ордены, не придававшей этому большого значения. Затем Сара перешла к работе, которую теперь вела среди местных жителей. Она узнала о многом, побывав в домах, где матери с младенцами на самом деле проводят большую часть времени. Сара старалась не упоминать о том, что Анна сама выбрала для себя жизнь в такой же хижине. Из ее рассуждений выходило, что Анна влюбилась в другого миссионера, человека, с которым она будет жить обычной жизнью — в обычном доме с обычными кроватями, с подушками и простынями, на которых будут вышиты их инициалы.
На середине второй страницы Сара вернулась к новостям общего характера. Миссии, расположенные ближе к западной границе, писала она, были предупреждены о том, что должны держать ухо востро и сумку с предметами первой необходимости наготове. Есть опасения, что проблемы в Конго не обойдут и Танзанию. Межплеменные конфликты вряд ли повлияют на сбор урожая, но невозможно предугадать, к чему они приведут. Затем несколько строк было посвящено работе Майкла в больнице, после чего письмо резко обрывалось безо всяких обещаний каким-либо образом связаться с Анной. Конец листа был покрыт следами высохших слез, чернила на этих местах немного расплылись.
Я очень скучаю по тебе. Иногда мне кажется, что я люблю тебя больше, чем следовало бы, и что это является еще одной причиной, по которой нам лучше не общаться. Наверное, так и правда будет лучше. Потому что сейчас я чувствую только боль.
Ордена, Тефа и крошка Кейт тоже скучают no тебе.
С любовью, твоя подруга навеки.
Сара
Вытерев собственные слезы, Анна завернула наволочки в чистую ткань и убрала их в чемодан. Она снова вытерла глаза рукавом и попыталась привести в порядок лицо, памятуя о том, что, когда она выйдет из хижины, сразу попадет под прицел взглядов соседей, пусть и дружелюбных.
Она посмотрела на дверной проем и увидела, что кто-то входит в хижину.
— Приветствую тебя, хозяйка дома.
Это была Старая Королева.
— Приветствую вас, матушка, — ответила Анна.
Женщина села на кровать и поманила Анну к себе. Подходя к ней, Анна недоумевала, что же такое хочет сказать ей мать Мтеми. Когда не так давно, Старая Королева приходила в хижину будущей невестки, она в очередной раз прочла ей лекцию о том, насколько для нее важно не оставаться наедине с мужчинами.
— Я кое-что хотела бы обсудить с тобой, дочка, — сказала Старая Королева.
Анна кивнула.
— Я внимательно слушаю вас.
Старая Королева склонила голову:
— Это связано с плотскими отношениями.
Лицо Анны вытянулось от удивления, но Старая Королева, казалось, этого не заметила.
— Я хочу быть уверена в том, — продолжила африканка, — что твоя мать правильно тебя обучила всем вещам, которые ты должна знать.
— Но я ведь медсестра! — воскликнула Анна. — Конечно же я знаю…
Она запнулась, так как не смогла сразу точно перевести выражение «правда жизни».
— Хорошо. — Старая Королева, казалось, испытала облегчение. — Я не знала, осведомлены ли белые женщины, которые работают в больницах, о том, как доставить мужчине удовольствие. Я лишь слышала, что вы умеете лечить раны и хвори и иногда причинять боль.
Анна смотрела на нее, не говоря ни слова.
— Так значит, тебя кое-чему научили. — Старая Королева теперь говорила спокойно. — И ты знаешь о том, как женщина должна подготовиться к тому, чтобы, когда мужчина войдет в нее в первый раз, не чувствовать боли. И как сделать так, чтобы мужчина оставался в тебе. И многие другие вещи. — Она кивнула. — Эти навыки очень важны также и для европейских женщин. Не правда ли?
Она уселась поудобнее и некоторое время молчала. Анна видела, что старая женщина внимательно изучает ее бледные руки и ноги, аккуратно завязанное китенге, мятую рубашку — и, наконец, ее грудь.
— Есть еще кое-что, — добавила Старая Королева серьезным тоном. — Я бы хотела обсудить с тобой приготовления к свадебной церемонии.
Анна нервно заерзала на кровати. Она поняла, что совершенно ничего не знает о ритуалах, обязательных на свадьбе в племени ваганга. За время своего пребывания в Африке она слышала о нескольких странных обычаях — об этом упоминалось в миссионерских кругах. А потом она вспомнила о диком празднике, устроенном перед свадьбой, свидетелями которого они с Майклом стали возле деревни в джунглях. Конечно, Мтеми оградит ее от подобных вещей, думала она. Однако же он часто повторял, что важно соблюдать все тонкости ритуалов, без которых люди утратят чувство единства и безопасности в своем племени. А ведь она собиралась стать одной из них. Она должна была сделать все, чтобы у Мтеми не возникло из-за нее новых проблем.
Старая Королева сидела молча, ожидая ответа. Анна, подняв на нее глаза, наткнулась на ее взгляд. Хотя мать Мтеми и была доброжелательной и оказывала ей всяческую поддержку, она тем не менее сохраняла определенную дистанцию между собой и своей будущей невесткой, не открываясь ей, пока не узнает и не увидит больше. Анна почувствовала, что именно сейчас настал этот решающий момент — своеобразное испытание, по результатам которого ее и будут оценивать.
— Ты должна научить меня, мама, — попросила она. — Потому что моя мать сейчас далеко.
Старая Королева кивнула, взгляд ее сузившихся глаз был пристальным.
— В прежние времена, — начала она, — моей задачей было бы… поставить на тебе знак королевского рода ваганга.
Старая женщина приспустила китенге, чтобы показать Анне свою правую грудь. Ее рассекали темные шрамы — три изогнутые линии. Анна тотчас узнала этот знак — такой же был на груди у Мтеми. Ее внезапно охватила паника.
— Конечно, — сказала Старая Королева, — новое правительство запретило такие вещи.