- Неплохая идея, - прокомментировал Евгений.
- Да, но вот только плоховато у меня с историей.
- Необязательно надо вдаваться в подробности. Ведь история - всего лишь фон, сцена.
- Да, наверно, - засомневался я. - Так вот, в прошлом можно описать историю любви, а в настоящем - какую-нибудь закрытую секту.
- Дерзай, - воодушевил Евгений и посмотрел на свои часы. - Ладно, Ром, я пойду - скоро электричка.
- Ага. Хорошо.
- Книгу как отдашь, так отдашь. Мне она не к спеху.
Я кивнул и, извернувшись, схватил протянутую Евгением книгу под левую руку.
- Может тебе её донести?
- Да нет, не надо, - заверил я. - Ну, ладно. Давай.
- Давай.
****
Придя в очередной раз, он с улыбкой на лице начал:
- Поздравь меня. Я скоро стану отцом.
- Поздравляю. Неожиданная новость, - высказался я.
- Я тебе не говорил, уже не один месяц встречаюсь с однокурсницей. Она скоро закончит училище. С одной стороны меня, конечно, радует эта новость, но с другой... Сам понимаешь. Я - наркоман и неизвестно, сколько ещё протяну.
- Большая доза?
- 8 кубов. До Гены мне ещё далеко - у того 13. Но...
- Подожди, но как так получилось? А презервативы?
- Какие презервативы? - он махнул рукой. - Всё в ширево уходит. Вчера презервативы были, сегодня их уж нет. А страсть не спрашивает когда можно, а когда нельзя...
Он закурил.
- Ладно. Буду биться до последних сил... Я недавно перечитывал твои стихи. Их у меня скопилась целая пачка. Так что, пора книгу издавать.
- Книгу? - я несколько смутился.
- Ну, не книгу. А брошюрку, точно можно выпустить. У меня друг работает в типографии. Какой у них минимальный тираж? 100 экземпляров. Бумага, конечно, неважная. Но это не главное. Главное тебе пора выходить в люди. Я знаю, кому предложить такую литературу. Так что валяться мёртвым грузом брошюры не будут.
- А сколько это будет стоить?
- Я узнавал. 75 рублей.
- Хорошо, - согласился я. - Ты когда ещё придёшь?
- Дня через два-три. Надо будет ещё критику написать к твоим стихам.
- Тогда и отдам. Сейчас при себе нет.
Не помню, под каким предлогом я выудил у Татьяны Константиновны деньги, но это было довольно сложно сделать. Говорить правду мне не хотелось, потому что она, узнав, что ко мне периодически приходит некий человек, навела о нём справки. В результате, моя классная воспитательница имела практически полное представление о том, что собой представляет Евгений - наркоман, исключён из училища, работает грузчиком... Я был потрясён её осведомлённости. Оставшись со мной тет-а-тет, и изложив сведения о моём друге, Татьяна Константиновна говорила:
- Надеюсь, ты понимаешь, чем чревато общением с ним?
- Татьяна Константиновна, мне он интересен как человек. У него совсем другой уровень развития, гораздо выше. Мне просто интересно с ним общаться.
- Я тебя прекрасно понимаю, - смягчилась она. - Но будь с ним поосторожней... И, пожалуйста, в следующий раз, когда Женя придёт к тебе, пригласи его ко мне в класс. Я хочу с ним поговорить.
- Хорошо, - согласился я, не представляя, что скажу Евгению, после допроса, который проведёт с ним Татьяна Константиновна. Будь на её месте какая-нибудь Авдотья Митрофановна, я б, выслушав внимательно наставления, сказал "Ага", и тут же забыл бы про разговор. Но с Татьяной Константиновной такую песню не споёшь.
Был "допрос". Воспитательница ни словом не обмолвилась с Евгением о его наркотической зависимости. Речь зашла о моём творчестве, увлечении Евгения роком и о его дальнейших планах.
В конце беседы Татьяна Константиновна напомнила:
- Женя, ты даёшь ему возможность подняться в небо, - она имела в виду меня. - Это очень ответственно с твоей стороны. Потому что падать всегда больно.
- Я понял, - кивнул Евгений.
Выходя со школы, он спросил меня:
- Что это ещё за допрос она мне устроила?
Чувствуя себя нехорошим человеком, я объяснил ситуацию.
****
Прошло пять дней. Евгений ждал меня, как всегда, за воротами.
Я вышел, и на мгновение остановился. Он сидел, скрючившись, на лавочке. Правая рука была неестественно согнута, кисть разжата, указательный палец торчал, подобно сучку, голова упала на подбородок... Вся его фигура являла собой корявость. В этот момент Евгений был похож на меня, с той только разницей, что так я выгляжу всегда, с самого рождения.
Я подошёл и нарочито громко сказал:
- Здоров!
Он сразу же очнулся и принял облик здорового человека:
- Привет, братская печень! Рад тебя видеть! - и как всегда похлопал по плечу.
- Всё нормально?
- Да... Раствор сильный оказался.
- Да, я знаю, - вырвалось у меня.
(Несколько дней назад я второй раз кольнулся, и чуть не схлопотал передозировку).
- Что!? Ром, ещё раз узнаю - башку откручу!
Я заулыбался.
- Серьёзно! - продолжал Евгений. - Ты мне хоть и друг, но так и сделаю! Не сомневайся! Ром, пойми - это ведь не шутки.
Мне стало немного стыдно за себя:
- Я понял. Так случайно вышло... Не буду... - пауза. - Я тут деньги принёс. Вот в левом кармане достань. Пересчитай на всякий случай.
- Да. 75. Всё под расчёт. Завтра я тогда съезжу к другу - сделаю заказ. Сегодня никак не получится... Ты уж извини.
- Да всё нормально.
- Наверно дней через пять будет готов черновой вариант.
Мы ещё какое-то время пообщались, рассуждая о жизни творческой и личной известных людей искусства. Пришли к выводу, что смешивать эти две категории не стоит. И он ушёл, пообещав через пару дней прийти.
*****
С той поры я больше его не видел. Мне говорили друзья, что видели Евгения в городе неоднократно. А я ломал голову, почему он не заходит. Было понятно, что деньги ушли "случайно" на раствор. Но мне на них насрать. "Может, его мучит совесть и потому не хочет приходить, - думалось мне. - Догадывается, что так будет повторяться беспрерывно. Мог, хотя бы, объяснить для начала".
Но, ни смотря не на что, я, как помешанный, всё продолжал сочинять и сочинять, подогреваясь песнями "Гражданской обороны". По ночам ковырялся в толковых словарях, отыскивая слова, наиболее подходящие по смыслу и звучанию к моему футуристическому стилю. На уроках, решая задачи, упражнения и уравнения, про себя образовывал сюрреалистические словосочетания, способные, как мне казалось, пробудить в человеке неземное, иррациональное начало. " Покончившее с собою небо; волоча зелёные ресницы; гангрена снега; полиэтиленовые слёзы; чёрное солнце глаза; атрофированная способность карать...". В свободное время слеплял накопившийся материал в стихи. И так без перерыва. Ни дня отдыха. Всё остальное было мелким, ничтожным и бессмысленным. Почти все уроки, кроме литературы и русского, я запустил: делал задания - лишь бы отвязались. Скатился на четвёрки. Но проходил месяц, второй, третий... И до меня всё ясней доходило, что никто не придёт, никто не скажет, что я "по крайней мере, самобытен" и о моём творчестве "должны узнать многие". Писать сугубо для себя, в стол, мне не улыбалось. В итоге послал всё к чёрту! Часто самопроизвольно я входил в состояние творческого вдохновения, и мне оставалось только взять ручку и записать очередное новое стихотворение. Но я тупо продолжал смотреть телевизор, мучить подушку или просто ничего не делать, впадая в апатию. Только спустя год весь мой футуристический кошмар сошёл на "нет". Я стал готовиться к аттестационным экзаменам, навёрстывая упущенное время, только бы поскорее забыть ощущение полёта. Ведь крылья у меня давно отсохли.
Впрочем, безвозвратно покончить с творчеством я так и не смог: помешали собственный нарциссизм и "непредвиденные" обстоятельства. После окончания школы я определился в дом престарелых по причине поступления в институт, отсутствия друзей и всяких перспектив в родимых краях. В богадельне без самовыражения скончаться бы мне, как личности, и не читать бы вам этой книжки. Но судьба распорядилась иначе. Постепенно поэзия сменилась прозой, юношеский максимализм - рационализмом, а романтика плавно мутировала в иронию. Время диктует свои правила.
ХРОНИКА ПОСЛЕДНЕЙ ВЕСНЫ
Школа. По календарю - время возрождения, апрель, но на дворе моросит дождь и дует промозглый ветер. Почки набухли на чёрных деревьях, но боятся превратиться в листья, будто гусеницы в бабочек. Кашель. В моём горле ноет рана. Какие-то уроки. Второй день подряд пронизывает озноб. Валяться в кровати не хочу.
Вечер субботы. Все гуляют во дворе, пока перестало моросить. Я один в палате вышагиваю, декламируя по памяти стихи Маяковского. В голове - вертеп от отсутствия внутри себя весны и переизбытка ошеломляющего ощущения необъятного. Горло саднит - ангина. В окне замечаю Её, удаляющуюся. Видится, будто Она своей необъятной грациозностью мягко качает всё вокруг. Боязливо взираю вслед, как трусливый раб, на величавую красоту, словно на памятник Богу. Она исчезает, невольно превращая меня в ничтожество - горечь утраты, отчаяние, раздражение. Строка из "Нате" разрезает пустоту приглушённым криком. Кашляю. Сплёвываю на обои - не я. В груди разодрано. На улице - грязь.
Воскресный день. Валяюсь в кровати до четырёх, лишь два раза встав на завтрак и обед. Вечером - заклинания из коротких поэтических строчек. Бронхит изматывает.
Дни разлетаются, как разбросанные карты. Я сижу один в классе, читаю и не понимаю учебник. Слышу - Её уверенный изящный шаг заполняет оживляющей мелодией школьный коридор. Не в этой Женщине увидел я очертания Бога. Она - другая. Моя совершенная любовница, в пугающей маске отчуждённости. Но в глазах - океаны понимания, беззаботности, кротости, ласки, ранимости. Она - первая ветвь очарования на моём древе совершенства. "Почему не со мной, не наравне?". Удаляется неземная, оставляя лишь метающуюся тревогу деревьев и невнятную возню людей... За окном - ветер, сумрачно. Дождь и я творим грязь.
Сызнова осознаю течение нового дня. Большая перемена. Старшие играют, вонзая ножик в размеченный круг примёрзшей земли. В воздухе развеян аромат непонятного счастья. Я то бессмысленно оцениваю силы соперников, то смотрю себе под ноги на зеленую поросль. Мои ботинки вязнут в тёмно-коричневой массе. Скучно. Бросаю взгляд на прорезавшееся сквозь серые тучи солнце. Щурюсь и кашляю. Отхаркиваюсь на пробившуюся траву.
Обыденный вечер. Проваливаюсь во тьму сна. Пробуждение - противное утро. Уроки похожи на вагоны проносящегося поезда. Стремительно направляюсь в библиотеку. Вблизи лавочки, замечаю, стоит Она, неизменно непревзойдённая, облачённая в снисхождение. Таит загнанные в угол души смиренность и милосердие. Объясняет заигрывающим сосункам, что Ей нравятся мужчины старше, чем Она. Сгибаюсь, как от удара в солнечное сплетение. Ускоряю шаг, словно убегаю. В воздухе пахнет цветением черёмухи, пылью и дождём. На небе - чёрное облако, затмевающее солнце, распустившее веером ярко-жёлтые лучи, будто бы ресницы. Сверху падает крупными хлопьями снег - тает, соприкасаясь с асфальтом.
"Нет... Никогда - нет".
УНИВЕР - САМ