На следующий день войска прибыли к лагерю на Гусином ручье, встав биваком в двух милях от сооруженного из фургонов корраля в месте, более пригодном для пастбища. Крук отправил в Форт Феттерман курьера с предварительным донесением о сражении, которое следовало телеграфировать Шеридану. После краткого описания акции Крук сообщил: “Команда в итоге отбросила индейцев, приведя их в полное смятение и преследуя на протяжении нескольких миль. Наши Скауты убили многих во время отступления”.
Это хвастовство походило на бахвальство генерала, выигравшего сражение. Не было ни слова о том, что Крук едва избежал полного уничтожения, или что Лакотов и Шайенов отступили в полном порядке, полностью сохранив свою боеспособность.
Среди офицеров нашлись те, кто более осторожно оценивал результаты сражения. Капрон в своем дневнике отметил, что “результат сражения был в нашу пользу, но мы не сделали всего того, что могли бы сделать”. Миллс, однако, был искреннее и позже вспоминал: “Каждый из нас сделал очень краткие донесения о ходе боя, не особо гордясь нашими успехами”. Нижние чины знали, что их крепко побили. Они стали называть Крука “Джорджем Роузбадским”.
Поскольку Крук намеревался оставаться в лагере на Гусином ручье, раненых погрузили в фургоны и отправили в Форт Феттерман. Они покидали лагерь под приветственные крики и добрые пожелания своих товарищей. Капитан Никерсон и Том МакМиллан из чикагской “Inter-Ocean” – оба с ухудшающимся здоровьем – сопровождали раненых. Караван эскортировали две роты пехоты под командованием Капрона и Луна. Чуть позже в тот же день Шошоны также отправились домой в западный Вайоминг, оставив четверых воинов в качестве гарантии своего возвращения.
Крук рассчитывал, что за пятнадцать дней получит подкрепление в виде пяти дополнительных рот пехоты, вооруженных дальнобойными винтовками “Спрингфилд”, одной роты кавалерии, большого отряда гражданских скаутов и 300-500 Кроу, Шошонов, Не-Персе и, возможно, Пауни; а также запасы продовольствия на шестьдесят дней и от 300 до 400 дополнительных патронов на человека. За это время он надеялся также связаться с Терри и Гиббоном, шедшими с севера к нему навстречу.
“Сиу должны разделиться, чтобы охотиться на бизонов, и таким образом отдать себя в наши руки, или же оставаться едиными и быть порубленными на куски, или же отправиться в Резервации, побежденные”, - заметил Бурк.
Если смотреть вперед, оценка Бурка была правильна. На текущий момент, однако, армия была слабейшей из двух враждующих сторон и, как продемонстрировал Роузбад, не могла “порубить на куски” крупные силы враждебных индейцев. Хотя Крук и овладел полем боя, тактически и стратегически он потерпел поражение. Авторы передовицы в “New York Herald” видели это абсолютно ясно:
Отступление Крука после сражения на юг предоставило Сидящему Быку свободу в выборе мест для своих будущих операций, сделав того и впрямь весьма “неизвестной величиной уравнения”.
Эта передовица разъярила Крука, обвинившего “Herald” в том, что освещение ею сражения состоит из “самой возмутительной лжи”. В действительности Крук сам запутался во лжи, а описание кампании, сделанное “Herald”, было абсолютно достоверно. С корреспондентом Давенпортом, правдивые сообщения которого послужили основанием для передовицы, обошлись с “неуважением, которое трудно было стерпеть”, и “Herald” ответила трехмесячной анти-Круковской кампанией. Тем не менее, авторы редакционной статьи оценили ситуацию так же хорошо, как это мог сделать любой военный аналитик. Лакоты и Шайены контролировали весь регион и свободно перемещались по большим участкам трех федеральных территорий. Никто не знал, где они находились, или же чем они занимались.
Солдаты приписали Неистовой Лошади руководство враждебными силами при Роузбаде. Хотя вождь и участвовал в сражении, ни одно достоверное индейское свидетельство не говорит о единой командной структуре, сконцентрировавшейся в одной личности; их понятия о войне носили слишком индивидуальный характер, чтобы принять подобный контроль. Но поставленные перед необходимостью оправдать поражение крупной военной силы, генералы сочли удобным верить в то, что они сражались против индейского Наполеона, а в воображении белых людей Неистовая Лошадь более всего подходил к этой роли. Как результат, он стал самым серьезным противником - символическим “бякой”, ответственным за любое промедление военных - поражение которого означало бы поражение всех индейцев Степей.
После сражения усталые, но гордые Лакоты и Шайены вернулись в свое селение, расположенное теперь в пяти милях к востоку от реки Литтл Бигхорн. Некоторые семьи выхаживали своих раненых или оплакивали погибших, но большинство индейцев не ложились всю ночь, празднуя и слушая воинов, перечисляющих свои подвиги. Многие воины не участвовали в сражении, но жадно внимали тем, кто там побывал.
На следующее утро, когда Крук отступил, около двадцати юношей вернулись на поле боя. У них вовсе не заняло времени, чтобы обнаружить свежевскопанный участок земли, на котором остывала зола от большого костра. Они не поняли, что это массовое захоронение, но у них возникло подозрение, что белые припрятали там какие-то ценности. Юноши начали раскапывать землю руками.
Вскоре они откопали тела. Индейцы забрали себе погребальные одеяла, которые, как они решили, были нужнее живым, чем мертвым. Кроме того, они сняли с трупов украшения, и по крайней мере один солдат был оскальпирован. Разграбив могилу, индейцы взобрались на вершину гряды, откуда они смогли разглядеть войска Крука, отступающие на юг к своей базе в Вайоминге.
В индейском лагере женщины разбирали типи, готовясь к короткому переходу на запад, к берегам Литтл Бигхорна. Чесоточный – единственный погибший Шайен – был похоронен согласно обычаю в пещере на склоне холма. Лакоты оставили своих павших в принадлежавших тем палатках. Считалось скверным занимать палатку, в которой кто-то умер, поэтому их покинули и оставили стоять, как освященные гробницы погибших воинов.
Долина Литтл Бигхорна является узкой, поросшей травой степью. Если глядеть с юга, река извивается вправо, и в 1876-м году она была очерчена линией тополей. Восточные берега реки поднимаются к череде крутых холмов и гряд. За ними тянется холмистая степь. С левой или западной стороны дно долины представляет собой степь с небольшими холмами и лощинами.
Удовлетворенные тем, что Крук отступил далеко на юг, и больше им ничто не угрожает, в новом лагере люди занимались выпасом лошадей, охотой и снабжением своих семей. Вожди проводили советы. Ночью состоялись пиршество и танцы.
“Я никогда не видела столько собравшихся вместе индейцев, как в тех шести лагерях”, вспоминала женщина, известная как Кэйт Большая Голова.
Заседания советов кочевали из лагеря в лагерь. Глашатаям приходилось проезжать через все селение, объявляя место очередного совета. Каждый отдельный лагерь управлялся своим внутриплеменным правительством. На советах вожди встречались как равные, но один – Сидящий Бык – был признан главным вождем всего селения.
Присутствовали не все вожди Лакотов. Лидеры фракций Красного Облака и Пятнистого Хвоста оставались в своих агентствах. У Шайенов, однако, были представлены почти все из их сорока вождей, а также двое из четверых “стариков” или старших вождей.
Среди воинов, все еще прикованных к постелям ранами, полученными в битве при Роузбаде, находился Лакота по имени Гремучий Ястреб. Ему прострелили бедро, и все думали, что он уже не поднимется. Однако знахарь по имени Волосатый Подбородок, сила которого проистекала от духа медведя, не сдавался.
Сперва Волосатый Подбородок призвал Черного Лося и еще пятерых мальчишек исполнить роль медведей. Он выкрасил тело и лицо Черного Лося в желтый цвет, потом провел по одной черной полосе справа и слева от глаз к носу. Затем он связал ему волосы пучками так, чтобы они походили на медвежьи уши, и воткнул в волосы несколько орлиных перьев. Всех остальных ребят он выкрасил в красный цвет, а к головам прикрепил настоящие медвежьи уши. Сам Волосатый Подбородок накинул на плечи медвежью шкуру и затянул песню. Пока он пел, в типи вошли две девушки, одна держала в руках чашу с водой, у другой была какая-то целебная трава. Они протянули Гремучему Ястребу чашу и траву. Затем раненому дали палочку из красного тростника, он встал и поковылял за девушками, опираясь на священную красную трость. Ребята тем временем должны были прыгать вокруг него и рычать как медведи. Затем наружу на четвереньках выбрался Волосатый Подбородок, одетый в медвежью шкуру. Он был очень похож на настоящего медведя. Вскоре Гремучий Ястреб пошел на поправку.
Черный Лось говорил, что эта церемония проводилась 24 июня. В тот же самый день вожди решили переместить лагерь с изрезанного восточного берега Литтл Бигхорна на равнину, лежавшую на другой стороне реки, чтобы охотникам было легче добраться до видневшихся там больших стад антилоп.
По пути к новому месту разведчик сообщил о новой опасности – солдаты наступали с северо-востока, двигаясь вдоль по Роузбаду. Вожди решили оставаться на новом месте всего одну ночь, а затем передвинуть лагерь дальше вниз по долине, чтобы отдалиться от солдат. Тем временем разведчики будут наблюдать за войсками. Если те свернут к Литтл Бигхорну и подойдут к лагерю с миром, индейцы будут говорить. Их отношение было записано племенным историком Шайенов Джоном Стоит В Лесу:
Может быть, теперь они хотят от нас что-то другое, не возвращения назад в резервацию. Мы поговорим с ними. Но если они хотят сражаться, мы дадим им эту возможность, так что все были готовы.
Новый лагерь расположился возле речного берега. Селение теперь выросло настолько, что оно протянулось на три мили вдоль реки, а в самой своей широкой точке на две мили ушло в прерию.
ЧАСТЬ 4
ВОЙНА КАСТЕРА
ТЕРРИ МЕНЯЕТ ПЛАНЫ[21]
Войска, ставшие теперь причиной волнения в индейском лагере, вел Кастер. Они были частью того охватывающего с двух сторон движения и шли с востока к предполагаемому местонахождению индейцев, тогда как Гиббон должен был подойти к ним с запада. Придерживаясь охватывающей стратегии Шеридана, генерал Терри надеялся поймать индейцев между двумя этими колоннами и либо покончить с ними, либо отбросить на юг к Круку.
У Терри ушло почти две недели на сбор достаточного количества информации и вывод этих сил в поле. Усилия часто приводили к разочарованию. Несмотря на замечательную разведку, проведенную лейтенантом Брэдли для Гиббона, очень мало информации дошло до генерала, и он почти ничего не знал о том, где могли бы находиться индейцы. Соответственно, 10 июня Терри приказал майору Рино взять шесть рот Седьмой Кавалерии – половину полка – а также пушки Гатлинга и провести рекогносцировку. Рино следовало идти на юг от Йеллоустона вдоль реки Паудер примерно шестьдесят миль или около того, а затем повернуть на запад к реке Танг. Повернув на север, Рино должен был пройти вдоль Танг до ее слияния с Йеллоустоном. Всего Рино должен был покрыть около двухсот миль, и его снабдили двенадцатидневным запасом провианта и фуража. Мич Боуэр, полукровка-Сиу из отряда Гиббона, был выделен для сопровождения Рино, который также получил восемь индейских скаутов.
На второй день похода солдаты обнаружили место, где около недели назад стояли лагерем примерно тридцать семейств. Пятью днями позже, 16 июня, отряд Рино добрался до берегов реки Танг. Там доктор ДеВолф записал в своем дневнике: “Теперь приходится кипятить воду для лагерных нужд; плохая трава”. Это было тем местом, где ранее располагался основной лагерь. Вода и трава пострадали от огромных табунов. Лошади взмутили воду в реке и выщипали или вытоптали всю траву.
По оценке Боуэра в лагере насчитывалось до четырехсот палаток. Боуэр пришел к правильному выводу, что это было место расположения того самого селения, которое впервые увидели Брэдли и Кроу месяц назад во время похода Гиббона. Поскольку Боуэр сопровождал колонну Гиббона, он знал, что когда Брэдли во второй раз обнаружил селение, оно уже находилось на берегах Роузбада.
Выводы Боуэра поставили Рино в трудное положение. Он мог подчиниться полученным приказам, двигаться по маршруту, который определил ему Терри, и вернуться обратно, спускаясь вниз по реке Танг, с информацией месячной давности. Или же он мог направиться на запад к Роузбаду, пытаясь разыскать селение. Рино выбрал Роузбад, немного не дошел до него и стал лагерем, пока скауты проводили разведку лежащей впереди долины.
Несколько часов спустя скауты вернулись с сообщением, что найден широкий след примерно недельной давности, ведущий на юг. В 8:30 вечера Рино приказал колонне возобновить марш, и следующие три часа отряд шел вдоль по обнаруженному следу. Солдат Питер Томпсон вспоминал:
След был так широк и настолько изрыт палаточными шестами, что мы с трудом нашли подходящее место для ночной стоянки. В особенности пострадали места водопоев, столь необходимые нам.
К тому времени, когда солдаты, наконец, обнаружили хорошее место для лагеря, они продвинулись так далеко, что Боуэр предупредил, что индейцы находятся впереди на расстоянии всего одного дневного перехода. Лагерь окружили двойными дозорами. Горнистам запретили подавать сигналы, а солдат предупредили, чтобы они воздержались от шума. Войска могли бы расслабиться – индейцы находились гораздо дальше к югу, чем предполагал Боуэр, примерно в шестидесяти милях от отряда Рино. Это был канун их победы над Круком.
На следующее утро Рино шел по следу, идущему вдоль по Роузбаду, на протяжении шести с половиной миль, а в десять часов приказал солдатам стать лагерем, пока скауты обследуют местность. Ожидая, солдаты судачили, что же предпримет Рино. Они, конечно, не ведали о том, что Крук и индейцы находились к югу от них на той же самой реке и в этот момент отчаянно сражались между собой.
Скауты вернулись далеко за полдень. Они обнаружили, что земля, по которой проходил гигантский след, недавно была опять потревожена. Не поняв, что эти свежие следы были оставлены различными небольшими общинами и семейными группами, направлявшимися к месту великого индейского совета, скауты решили, что они вплотную приблизились к основному селению. Соответственно скауты доложили Рино, что если они продолжат идти по следу, то рискуют быть обнаруженными и уничтоженными намного превосходящими их силами противника. Узнав, все что можно, с выдохшимися лошадьми, Рино решил двинуться по Роузбаду обратно к Йеллоустону. В четыре часа дня он повернул на север и присоединился к основным силам Терри 20 июня после десятидневного отсутствия.
Пока Рино шел по следу индейцев с половиной Седьмой Кавалерии, Дакотская колонна Терри поднялась вверх по Йеллоустону к устью Роузбада, где объединилась с Монтанской колонной Гиббона. Терри теперь получил доступ к донесениям Брэдли и 15 июня приказал Кастеру взять оставшуюся половину Седьмой, спуститься вниз по южному берегу Йеллоустона и обследовать берега реки Танг, где предположительно он должен был встретиться с Рино (Терри еще не знал, что Рино направился к Роузбаду).
Донесения Брэдли давали Кастеру возможность выполнить поставленную перед ним задачу. Однако репутация Кастера как борца с индейцами была гораздо выше его реального опыта, и он не сумел уловить важные нити к пониманию того, что предпринимали индейцы. Хотя он и не обнаружил ничего, что могло бы прояснить их теперешнее местонахождение, Кастер наткнулся на место зимней стоянки этого года. Среди всего он нашел кости и череп, которые, похоже, принадлежали какому-то кавалеристу. Кастер принял найденные рядом “погасшие угли большого костра” за доказательство того, что человека запытали до смерти.
Останки эти представляли собой скоре некий познавательный интерес, нежели тактическую значимость. Кастеру следовало бы уделить побольше внимания более свежему телу Сиу, обнаруженному на погребальной платформе с атрибутикой, говорящей о том, что это были останки воина. Обследовав по приказу Кастера тело, переводчик Исайя Дорман обнаружил под правым плечом частично затянувшуюся рану, указывавшую на то, что воин был ранен в каком-то недавнем сражении. В сообщении в “New York Herald” Кастер даже не упомянул о мертвом индейце, но с мельчайшими подробностями описал кости кавалериста.
Не обнаружив больше ничего интересного, Кастер повернул назад к Йеллоустону, у которого он повстречался с возвращающимся Рино. Терри ожидал в своем штабе на борту парохода “Дальний Запад”, когда две половины Седьмой Кавалерии соединились.
Кастер и Терри, оба пришли в негодование, узнав, что Рино отклонился от предписанного ему маршрута, хотя и по разным причинам. Без сомнений, Кастер помнил, что когда у него случилась размолвка с Грантом, Рино попытался завладеть Седьмой. Воспользовавшись возможностью свести счеты, Кастер раскритиковал Рино и описал реакцию Терри на поведение майора в своем сообщении в ”Herald”.
Рино напал на след и прошел по нему около двадцати миль, но заячья душа никогда не сможет покорить сердце прекрасной дамы, как не сможет покорить и индейское селение. Если бы Рино, первый раз нарушив приказ (оставаться на реке Танг), преследовал и догнал индейцев, на его новое неповиновение посмотрели бы сквозь пальцы, но тут решимость оставила его, и вместо того, чтобы продолжить преследование и, по крайней мере, припереть индейцев к стене, он отдал приказ возвращаться… и сообщил подробности своей грубой и непростительной ошибки генералу Терри, своему командиру, который ясным языком сообщил Рино, что поведение последнего (марш вдоль по Роузбаду, а не по реке Танг) является абсолютным неповиновением приказу, печальные последствия которого невозможно даже полностью предсказать.
Подобная публичная атака, немыслимая в наше время, была достаточно обычна для девятнадцатого века, когда соперничающие офицеры частенько поливали друг друга грязью в печати. Кроме того, Кастер писал и из чувства раненого самолюбия, поскольку сам он ничего не достиг, тогда как Рино, нарушив приказ, предоставил Терри самую ценную на то время информацию.
Гнев Терри также был беспричинным – дело в том, информация Рино заставила его изменить свои планы. Генерал намеревался оставить Гиббона патрулировать северный берег Йеллоустона, тогда как Кастер обследовал бы регион, лежащий южнее. Теперь стало ясно, что необходимо отправить Гиббона на юг, маршем, параллельным маршу колонны Кастера, в надежде окружить индейцев. Штабист в течение последних одиннадцати лет, прошедших с окончания Гражданской войны, Терри предпочитал четкий и спланированный ход событий. Он негодовал, если приходилось принимать решение, отличающееся от уже сложившегося в его голове конечного плана, даже если это и диктовалось военной необходимостью.
Официально Терри был более сдержан, доложив лишь то, что Рино обнаружил “следы крупного свежего лагеря” на Роузбаде. Основываясь на этих данных, Кастер должен был набросить сеть на весь регион, где предположительно находились индейцы. Он проследует по Роузбаду на юг, затем повернет на запад к верховьям Литтл Бигхорна, следуя по нему на север до слияния с Бигхорном. Гиббон тем временем пройдет вверх по Йеллоустону до устья Бигхорна, затем направится по Бигхорну на юг к Литтл Бигхорну и соединится с Кастером. Терри, который не желал сидеть в праздности на борту “Дальнего Запада”, будет сопровождать Гиббона.
Терри изложил свой новый план на совещании с Кастером и Гиббоном, которое он провел в полдень 21 июня на “Дальнем Западе”. Исходя из сообщений скаутов, Терри предполагал, что след индейцев может вести к враждебному лагерю, расположенному в “какой-то точке Литтл Бигхорна”. Если так, то Кастер не должен был идти по нему, но придерживаться южного направления, чтобы дать Гиббону время надавить на индейцев с севера. Терри был убежден, что, полностью используя способности скаутов и проводников, колонны могли бы сблизиться достаточно для того, чтобы если одна из них вступит в бой, вторая сможет быстро подойти на помощь. “В то же самое время”, писал Терри, “считалось,
что двойная атака намного уменьшит шансы Сиу на успешное отступление, если они решат уклониться от боя”.
Кастер возьмет пятнадцатидневный запас пайков, караван вьючных мулов и пойдет налегке, без палаток. “Действуя таким образом”, писал он в своем последнем сообщении в ”Herald”, говоря о себе в третьем лице, “его команда сможет пройти везде, где могут индейцы”. По окончании совещания Кастер предупредил своих офицеров, чтобы они взяли с собой дополнительный запас соли на случай, если поход продлится более пятнадцати дней и придется жить охотой.
Письменные инструкции Терри, переданные Кастеру в соответствии с уставом через капитана Эдварда Смита – адъютанта генерала – были вручены на следующий день:
Штаб-квартира Департамента Дакоты
(Походный)
Лагерь у Устья Реки Роузбад,
Монтана, Июнь 22-ое, 1876
Подполковнику Дж. А. Кастеру, 7-ая Кавалерия
Полковник:
Командующий походом бригадный генерал приказывает Вам, как только Ваш полк будет готов к выступлению, проследовать вверх по Роузбаду, преследуя индейцев, след которых был обнаружен несколько дней назад майором Рино. Невозможно, конечно, дать Вам какие-либо четкие указания, касающиеся этого продвижения, и поэтому Командующий Департаментом слишком доверяет Вашему рвению, энергии и способности, чтобы связывать Вас точными приказами, которые могут лишь помешать Вашим действиям, когда Вы вступите в близкий контакт с противником. Он, однако, указывает Вам свои собственные взгляды на то, как Вы должны действовать, и желает, чтобы Вы придерживались этих взглядов если только не найдете существенной причины для отступления от них. Он считает, что Вы должны следовать вверх по Роузбаду до тех пор, пока точно не определите направления, куда ведет вышеупомянутый след. Если выяснится (представляется почти несомненным, что так оно и будет), что след поворачивает к Литтл Хорну, генерал считает, что Вы должны будете пройти еще дальше на юг, возможно до самых верховьев реки Танг (в двадцати милях к югу от Роузбада), а затем повернуть (на северо-запад) по направлению к Литтл Хорну, постоянно заботясь, однако, о Вашем левом фланге, чтобы не дать индейцам возможность уйти, обойдя Вас слева.
Колонна полковника Гиббона идет ныне к устью Бигхорна. Как только она достигнет этой точки, она форсирует Йеллоустон и двинется вверх по меньшей мере до слияния Бигхорна с Литтл Хорном. Конечно, ее дальнейшее движение будет определяться обстоятельствами по мере их возникновения, но имеется надежда на то, что индейцы, если таковые есть на Литтл Хорне, могут быть зажаты между двумя этими колоннами, так что их отход станет невозможным. Командующий Департаментом желает, чтобы на своем пути вверх по Роузбаду Вы тщательно изучили верховья Таллок-Крик, и чтобы Вы приложили все усилия и направили к полковнику Гиббону скаута с информацией о результате Вашей проверки. Нижняя часть этого ручья будет обследована подразделением из отряда полковника Гиббона.
Пароход поддержки пройдет вверх по Бигхорну до самых ее рукавов, если выяснится, что навигация позволяет это сделать. Командующий Департаментом желает, чтобы Вы явились к нему не позднее истечения того срока, на который Ваши войска снабжены пайками, если только Вы не получите дальнейших приказов.
С уважением,
Ваш покорный слуга,
Эд. У. Смит, капитан, 18-ая Пехота
Старший адъютант
Многое выводят из фразы, что Терри не хотел “связывать… точными приказами, которые могут лишь помешать действиям…” Кастера. Утверждают, что этим он предоставил Кастеру свободу действовать по своему усмотрению. Ключевым, однако, является то предложение, в котором Терри изъявил свое намерение “указать Вам свои собственные взгляды”, и где он “желает, чтобы Вы придерживались этих взглядов…”. Как знает любой солдат, “взгляды” и “желания” бригадного генерала имеют вес приказа, и, если исключить “существенную причину”, любой подполковник идет против этих взглядов и желаний на свой страх и риск.
Хотя Кастера и уполномочили действовать, основываясь на собственном мнении, при “близком контакте с противником”, формулировка предписывает ему избегать подобного контакта, если это возможно, пока Терри и Гиббон не подойдут к нему настолько, что смогут его поддержать. До той поры Кастер должен был провести разведку местности, установить примерное местонахождение враждебных групп и передать эту информацию Гиббону.
Написанное Терри указывает на то, что он предусматривал наступательную акцию, как только Кастер и Гиббон сблизятся достаточно для того, чтобы скоординировать свои действия. Теперь команда Кастера состояла исключительно из кавалерии – всех двенадцати рот Седьмой. Кроме того, ему предложили одну роту Второй Кавалерии. Это предложение Кастер отклонил. Как позже заметил Гиббон, кавалерия лучшим образом подходит для обнаружения и атаки противника, тогда как его собственные войска, состоявшие в основном из пехоты и пушек Гатлинга, были наиболее полезны для блокирования.
Имеет существенное значение и то, что Кастеру передали скаутов Гиббона. Кастеровские Ри были незнакомы с этим краем, тогда как Кроу Гиббона знали его досконально. Шестеро наиболее компетентных Кроу были переданы Кастеру, так же как и Мич Боуэр.
Абсолютно ясно, что Терри поручил Кастеру обнаружить противника и доложить об этом Гиббону. Затем Кастер атакует с востока, отбросит индейцев на запад к пехоте и Гатлингам, которые блокируют им пути к отступлению и уничтожат их.
Если этот план по каким-либо причинам провалится, Терри, по крайней мере, мог надеяться на то, две колонны отбросят индейцев на юг, в объятия Крука. Никто на Йеллоустоне не знал, что Крук потерпел поражение и был вынужден отступить в Вайоминг. Не знали и о том, что никогда ранее за всю свою историю индейцы не были объединены как сейчас, что они ни боятся армии, ни впечатлены ее присутствием.
Вскоре после полудня, в четверг 22 июня 1876 года, Седьмая Кавалерия Соединенных Штатов выступила из лагеря, оставив позади Йеллоустон. Двенадцать рот включали в себя почти 700 офицеров и нижних чинов. С полком шли двадцать четыре скаута, среди которых были Ри со своим переводчиком Фредом Джерардом, Чарли Рейнольдс; а также шесть Кроу, Мич Боуэр и Джордж Херендин, взятые взаймы у Гиббона. Кроме того, в отряде Кастера были штатские обозники и, в нарушение наложенного Шерманом запрета, корреспондент Марк Келлог.
Кастер находился в хорошем расположении духа и, как вспоминал Гиббон, “свободно болтал с нами и был несомненно горд внешним видом своей команды”.
Гиббон предупредил: “Слушай, Кастер, не жадничай, дождись нас”.
“Нет, не буду”, - ответил Кастер таинственной репликой, которая могла означать что угодно. Затем, взмахнув рукой, он пришпорил свою лошадь, Старину Вика, и помчался вперед к голове колонны.
ПУТЬ НА ГОЛГОФУ
Как он и предсказывал в Сент-Поле, Кастер теперь “высвободился” из-под опеки Терри. “Все знали, что генерал Кастер, если предоставить его самому себе, так или иначе но быстро положит конец этой кампании”, писал рядовой Томпсон. Ушла веселость, царившая при выступлении с Йеллоустона. Перед лицом грядущих сражений и офицеры, и солдаты стали серьезны.
У самого Кастера настроение менялось каждую минуту. Заметив, что рядовой Джон Буркман находится с обозом, а не со своей ротой, Кастер вызвал Буркмана к себе и потребовал объяснить, почему он не на своем месте. Буркман, который по совместительству служил у Кастера ординарцем и редко оставлял без ответа оскорбления со стороны подполковника, отдал честь и отрывисто ответил, что был приставлен к обозу по приказу дежурного офицера. Не произнеся больше ни слова, он развернулся и вновь занял свое место в обозе. Немного времени спустя Кастер подскакал к нему и сказал: “Все в порядке, Джон. Это моя ошибка. Извини”.
Тем вечером совет офицеров Кастер открыл словами недовольства. Он был возмущен тем, что некоторые офицеры полка критиковали его перед членами штаба генерала Терри. Впредь он настаивал, чтобы все жалобы и предложения передавались лично ему по инстанции, в соответствии с армейским уставом.
Бентину это показалось возобновлением застарелой вражды, уходящей своими корнями к избиению отряда майора Эллиота во время Уашитской кампании 1868-69 г.г. Когда та кампания завершилась, Бентин публично критиковал Кастера за то, что тот не удосужился послать поисковую партию, которая могла бы спасти Эллиота. Кастер никогда не простил Бентину ту критику и периодически поминал ее. Теперь казалось, что Кастер снова затронул эту тему, и Бентин потребовал, чтобы тот был более конкретен.
“Полковник Бентин”, - ответил Кастер: “Я нахожусь здесь не для того, чтобы Вы меня допрашивали, но, в качестве информации непосредственно для Вас, скажу, что ни одно из моих замечаний не адресовалось Вам лично”.
Ответ удовлетворил Бентина, и Кастер перешел к обсуждению других вопросов. Он сообщил офицерам, что отказался от предложения Терри взять Вторую Кавалерию, “будучи уверенным в том, что Седьмая справится сама”. Он также отказался от батареи пушек Гатлинга, по очень простой причине – тяжелые, неуклюжие пушки замедлили бы движение по пересеченной местности.