Под утро я наконец уснула. Разбудила меня Танька. Она приехала часов в десять и грохнула в дверь кулаком:
— Ольга, это я.
Я прошлепала к двери, открыла и снова бухнулась в постель. Танька прошла и села рядом.
— Хватит дрыхнуть. Солнце вовсю жарит, народ уже на пляже. Если уж приходится угробить целый день на дурацкое сидение здесь, так хоть с пользой.
Я перевернулась на спину и подумала, что как раз сегодня сестрица могла бы и задержаться в городе.
— Верка сказала, тебя вчера Самарский ужинать приглашал.
— Приглашал.
— И что?
— В женихи набивается.
— Серьезно? Слушай, а он красивый мужик. Депутат. Денег куры не клюют.
— Он меня лет на пятнадцать старше.
— Подумаешь, кто сейчас на это смотрит. Не понравится, разведешься и все равно будешь при бабках.
— Что ты городишь? — не выдержала я.
— А чего тогда ужинать с ним потащилась?
— Разведка боем. Ты что, забыла, он у нас на подозрении.
— Ну и?.. Удалось кое-что прояснить?
Поняв, что уснуть все равно не удастся, я села, сунув подушку за спину, и поведала сестре о вчерашних событиях.
— Ты всерьез думаешь, что он нанял парня на мотоцикле, чтобы тот сбил тебя в темной аллее с летальным исходом? По-моему, это глупость. Ну, стоял человек, может, ждал кого-то. Опять же, завидный жених…
— Кто?
— Самарский. Сплю и вижу себя родственницей депутата. А если серьезно, — вздохнула Танька, — то он прав. Глупо мочить людей из-за каких-то фотографий. Конечно, моральный облик и все такое, но убийство похуже любой фотографии.
— Мне покоя не дает тот факт, что Ирина побежала к нему, — в свою очередь вздохнула я.
— Так ведь испугалась. Антон тогда открытым текстом сказал: убьет кто-нибудь Ирку, получим миллион.
— Почему к нему? А не к подруге?
— Потому что он приятель Костолевского. Она с Самарским хорошо знакома. И он депутат. Надеялась на защиту и дельный совет. А подруга что? Чаю вместе попьют да поохают.
— Не заметила я у нее к нему особой симпатии. Ты помнишь, как она на него смотрела?
— Нормально смотрела. Не выдумывай. Нам до утра здесь продержаться, а там прощай, любимый город. Пусть менты голову ломают. Лишь бы нас поменьше дергали. Завтра уедешь…
— Танька, — сказала я, — дай денег взаймы.
— Сколько?
— Баксов триста.
— Зачем тебе триста баксов? — удивилась сестрица.
— Хочу здесь комнату снять.
— Где здесь? — Теперь она не просто удивлялась, она даже глаза выпучила.
— В поселке. Здесь, на Озерной, за триста баксов ничего не снимешь.
— Ты с ума сошла, что ли? А… Самарский все-таки запал в душу. Так ты можешь с ним в городе встречаться.
— Я хочу пожить здесь. Природа и все такое… Устрою себе небольшой отпуск. Гони триста баксов и мой этюдник из города привези.
— Зачем тебе этюдник? — нахмурилась Танька. — Будешь портрет Самарского писать?
— Дался тебе Самарский. Я хочу понять, что здесь происходит. А шляться по окрестностям лучше с этюдником, чтобы у граждан лишних вопросов не возникало. А так отдыхает человек, пейзажи пишет. Да я и в самом деле порисовать хочу, совсем отвыкла…
— Спятила совсем, — растерялась Танька. — В чем ты хочешь разобраться? Убийства расследовать? Так на это менты есть. И если они нас пока ничем не порадовали…
— Денег дашь? — перебила я.
— А куда мне деться? — вздохнула Танька. — Шляйся с этюдником. Кстати, тебе не приходило в голову, что это может быть опасно? Я не про этюдник, а про твое любопытство.
— Вряд ли меня воспримут всерьез, — подбадривая саму себя, ответила я. Танька внимательно посмотрела на меня и согласно кивнула.
— Топай в душ, и пойдем.
— Куда?
— Квартиру тебе искать.
* * *
Через полчаса мы отправились в поселок, решив там же и позавтракать.
— Если предки узнают, что ты задумала, их инфаркт хватит. Надо о родителях заботиться, — выговаривала мне Танька, бодро вышагивая рядом.
Мы решили отправиться пешком, сестра заявила, что это полезно для здоровья.
— А ты ничего не объясняй. Скажи, что я просто хочу отдохнуть. Погода подходящая.
— Ты бы лучше работу искала, чем приключения на задницу.
— Работа не волк. В конце концов, ты меня в историю втравила, так что теперь, будь добра, не брюзжи.
— Я же за тебя беспокоюсь… Ладно, попробую отпуск взять. Вдвоем не пропадем. Мобильный чтоб всегда при тебе был, и каждый час отзванивайся. Знаешь что: я тебе Марка пришлю. Он в отпуск собрался, а здесь рыбалка, красоты и вообще…
— Патологоанатома здесь только и не хватало, — скривилась я.
— Да, он своими байками затравит, по ночам спать разучишься. Слушай, но если все разъедутся, за кем ты собираешься следить?
— Ты все прослушала. Я не следить собираюсь, а разобраться.
— А в чем разница?
Я ткнула пальцем в сторону кафе и напомнила, что хочу есть, чтобы прекратить бестолковый разговор. Потому что для себя уже решила: я остаюсь. Конечно, не последнюю роль в этом сыграл Кирилл, в чем сознаваться даже себе, не только Таньке, было неприятно. Кстати, ей я о нем так и не рассказала, знала, что сестрица сразу почует неладное. Пусть гадает, что это на меня нашло.
После завтрака мы прошлись по центральной улице поселка.
— Дома здесь для дачников не годятся, — вынесла вердикт Танька. — Нам надо что-нибудь позеленее. Вон улочка красивая. Свернем?
Мы свернули. Улица действительно оказалась живописной. В нарядных палисадниках такое разноцветье, точно хозяйки соревновались между собой, у кого цветы лучше. Так, скорее всего, и было.
Возле дома, выкрашенного голубой краской и сплошь покрытого резьбой: петухами, ромашками и солнышками, на скамейке сидела женщина лет шестидесяти, в темном платье и косынке, и прилаживала на ногу, изуродованную выпирающими венами, лист лопуха.
— Вот этот домик ничего, — удовлетворенно кивнула Танька. — И веранда большая. Вечером будет приятно чайку попить. Берем.
Я хмыкнула, выражая свое отношение к чужому нахальству.
— Может, здесь комнаты не сдают.
— Может, и не сдают. Кому-то. А нам с радостью. Главное, найти правильный подход к аборигенам. Учись у сестры. — И Танька зашагала к женщине, зазывно улыбаясь. Та подняла голову и выжидающе смотрела на нас. — Здравствуйте, — начала Танька. — Не подскажете, где здесь можно комнату снять на недельку?
— Лисичкины вроде сдавали, — ответила женщина. — Тридцатый дом. — Приспособленный было лопух слетел, а женщина сквозь зубы буркнула:
— Что ж ты не держишься, зараза.
— Ноги болят? — пристраиваясь рядом на скамейке, задушевно спросила Танька.
— Болят, дочка. Измучили, спасу нет. И глиной мажу, и лопух прикладываю, ничего не помогает. И зимой тяжко, а летом просто беда, хоть караул кричи. Огород не полот, а я потопчусь полчаса и опять на скамейку.
— У нашей мамы та же проблема. Вы асклезан не пробовали? Мазь или таблетки?
Танькины познания в медицине меня потрясли. Проблемы у мамы действительно были, и она на ночь непременно пила «таблетки для ног», но как они назывались, хоть убей, ни за что не вспомню. Приходилось признать, что сестрица уделяла родителям гораздо больше внимания. Вот и про мамино лекарство все знает.
— Как ты сказала, дочка? — Танька повторила название. — Хорошее средство?
— Мамуля только им и спасается.
— Дорогое, наверное. Хотя деньги на тот свет с собой не унесешь, чего на здоровье экономить. Ты мне на бумажке напиши название.
— Если хотите, я вам его завтра из города привезу. Все равно сестру каждый день навещать буду.
— Привези, дочка. Ведь совсем спасу нет. А ты для кого комнату ищешь?
— Для сестры. Она художница, ей рисовать надо, для дипломной работы, — вдохновенно врала Танька. — А у вас здесь места красивые.
— Это да. Заповедные. Тут рисуй, за сто лет не перерисуешь. — Женщина посмотрела на меня и продолжила:
— Я одна живу. Сын на Севере служит, офицер. В этом году с женой не приедет. Давайте я вам комнату сдам. Вдвоем веселее. Пройдите, посмотрите мои хоромы, если понравится, так и оставайтесь.
Дом был добротный, светлый. Хозяйка хоть и жаловалась на здоровье, но все здесь сияло чистотой.
— У вас очень уютно, — похвалила я.
— Вот тут расположиться можно.
Из сеней вела дверь еще в одну комнату, небольшое окошко, расшитые занавески, на высокой постели лоскутное покрывало. Мне здесь понравилось гораздо больше, чем в роскошном доме Костолевского. Здесь было теплее, человечнее, что ли.
— А если светелка не по нраву, можно со мной, в тесноте, да не в обиде.
— Что вы, какая теснота. У вас просторно. И светелка мне очень нравится.
Мы договорились о цене. Решено было, что завтра я переезжаю.
— Вот и ладно. Звать-то вас как?
— Я — Татьяна, она — Ольга.
— Художница, значит? А красавица какая, хоть с самой картину пиши. Меня Клавдия Семеновна звать, можно тетя Клава. На ночь я дверь в кухню запру, а входную не буду, так что друг другу не помешаем, если задержишься допоздна или еще чего… Ну вот, так и живу. Коза Машка, собака Мишка да я, кот был, пропал неделю назад. Думаю, Васька Черт раздавил на своем драндулете, носится, глаза выпучив, коту из дома не выйти.
Пес Мишка оказался симпатичной дворнягой. Он разлегся на крыльце и оттуда с интересом поглядывал на нас.
— Ты его не бойся, он мухи не обидит. Без кота скучает, дружили они.
Хотя мы вроде бы обо всем договорились, но уходить не спешили. Танька разглядывала цветы в палисаднике и щурилась на солнце, а я, если честно, надеялась узнать от тети Клавы что-нибудь интересное, оттого с неослабевающим вниманием слушала ее рассказы.
— Муж у меня сам дом рубил. Какой был плотник, золотые руки. Со всей округи к нему обращались. Пил, конечно, но свое дело знал. Никто никогда не обижался, до сих пор его добрым словом поминают, хотя девять лет как помер. Сын к себе зовет, а я не хочу. Что я там, на их Севере, забыла? Да и он, считай, перекати-поле, куда пошлют, там и служи. Если б еще внуки были… А так, что мне в квартире делать, телевизор смотреть? Там такое покажут, всю ночь не уснешь. Одни убийства.
— Это точно, — поддакнула Танька. — Телевизор лучше не смотреть, для душевного здоровья…
— Вот и я говорю. Такая жизнь настала, ужас. Вы небось слышали, и у нас здесь убийство за убийством, страсть. Не здесь, а на Озерной, где богатеи живут, в поселке-то тихо. Костолевского, коллекционера, убили. Даже по телевизору объявляли, да, я сама слышала. А на днях племянницу его и Леопольда. Инвалид у нас жил, карлик. Утопили в бочке. Он-то чем помешал? Ой, я вас запугаю, вы и рисовать-то не останетесь, — опомнилась она, но мы дружно замотали головами.
— Про убийства мы знаем. Мы ведь сначала у Костолевского остановились. Я невеста его племянника, вот и привезла сестру. И вдруг такое… А что люди говорят, за что его убили?
— Известно за что, за большие деньги, — сказала тетя Клава и смутилась.
— Нам-то он не родственник, — дипломатично напомнила Танька. — Мой жених в командировку уехал, его здесь даже не было. И мы про родню эту ничего не знаем.
Тетя Клава кивнула, точно соглашаясь, откашлялась и продолжила:
— Говорят, денег он оставил видимо-невидимо. Родни у него много, но он ни с кем не знался, такой человек был. Сам по себе. А деньги завещал племянникам. А они, говорят, дождаться не могли, когда дядя преставится. Вот и вышло. А Ирине он дом отписал. Совершенно справедливо. Ведь она за стариком ходила, точно за дитем малым. Так и ее убили. А уж чем им карлик помешал, никто не знает. Он с покойным дружбу водил, может, тот и ему что отписал. Поди разберись. Вот они, деньги-то. Одно беспокойство. Как настроили дворцов на озере, никакого порядка. Мотоциклисты эти и наш Васька с ними, хотя какие они ему друзья-приятели? Он их годов на десять старше. Носятся целыми днями, кот вон пропал.
— А раньше убийства у вас случались? — робко спросила я.
— Что ты, бог с тобой. У нас тихо. Это у богатых наследство, а нашим чего делить? Козу да пятистенок. Мужики у нас смирные, даже когда напьются, без скандала обходится. Да и наше милицейское начальство здесь живет. А начальник у нас строгий, за порядком следит.
— Его фамилия Молчанов? — насторожилась я.
— Молчанов Олег Сергеевич. Уж лет пятнадцать как он у нас, дом возле озера выстроил, а раньше жил вот тут, на соседней улице.
— А супругу его как зовут?
— Анна Игнатьевна. Привез ее из города. Красавица. Хорошие люди, только вот бог деток им не дал. Она в нашем клубе кружок ведет, тоже, как ты, художница. Дети ее любят. Зимой старух собирает песни петь. А у нас такие певуньи есть, заслушаешься. Этой зимой их в город возили. Приз дали, музыку в клуб и каждой по коробке конфет. Только уж очень жена-то его грустная и молчунья. Улыбается ласково так, о здоровье спросит, и все. Оно и понятно, чему радоваться, года идут, а деток нет. Вот дом построили, а кому его оставишь? Так что все тихо у нас, грех жаловаться. Озерные сами по себе живут, а мы сами по себе, всяк свое место знает.
— Говорят, Костолевский жил затворником? — решилась спросить я:
— Я его редко видела. До Озерной далеко. А раньше у них дача здесь была в конце улицы. Еще его супруга, царство ей небесное, жива была. Потом как бросились все у озера строить, ну и они туда. Богатые к богатым. Хотя место там нехорошее, — совершенно неожиданно заключила она.
— Это в каком же смысле? — заинтересовалась Танька.
— А во всех смыслах. Мне свекровь сказывала, раньше на то озеро без особой нужды не ходили. Нечисть там всякая. Вы, поди, в такое не верите, а старики раньше верили. Не зря возле озера никогда не строились. Говорят, там дна нет. Нырнешь и не вынырнешь. Вот так. А богатеев наших так туда и тащит, хотя озер в округе полно. В старые времена там купец свою жену утопил, застал с молодым любовником и обоим камни на шею.
— И они с тех пор по ночам ходят? — стараясь быть серьезной, спросила Танька.
— Ходят не ходят, а место дурное. Вы вот, может, думаете, бабка из ума выжила, а я вам точно скажу: стариков слушать надо. Уж если сказали: дурное место, нечего и соваться. Первым там дом построил какой-то большой начальник из города. У самого озера, только с той стороны. Не хотелось ему с людьми, хотелось самому по себе. Вот и отгрохал. Таких домов тогда здесь и не видывали. В три этажа, балкон. Зинаида, соседка моя, была у них в домработницах. Сам-то здесь не жил, только на выходные приезжал, а жену здесь держал. Она его лет на двадцать была младше, взбалмошная баба, все ей не так да не этак. Провинилась перед ним в чем-то, это Зинаида так думала, все в город рвалась, а он ни в какую. Поселил ее здесь не одну, а со своим сыном. Мальчишка немой и слабоумный. Года три прошло, парню было лет шестнадцать, мачеха на него все жаловалась, хотела, чтобы муж его в специнтернат определил, но он был против…
Таньке надоели цветочки, она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, я же слушала со вниманием, а чтобы сестрица не мешала, незаметно продемонстрировала ей кулак. Танька вздохнула и вновь сосредоточилась на розах в палисаднике.
— Что было дальше? — спросила я;
— Дальше? Зинаида выходной взяла, в город поехала, зуб лечить. Приходит утром, хозяйка в постели лежит, задушенная. А парнишки нет нигде. Только через неделю нашли, прибился к пристани.
— Мертвый? — нахмурилась Танька.
— Само собой. Убил он мачеху да с перепугу сам утопился. Так тогда решили. Хозяин в больницу слег, а дом продал. Какому-то художнику из Москвы. Вот уж нет у людей ума, дом покупать, где такое было. Хотя, говорят, продал дешево, а художник-то его весь перестроил. Дом этот долго возле озера один стоял, точно бельмо на глазу, потом еще двое выстроились, потом как грибы полезли. Это я вам все к тому рассказываю, что стариков слушать надо. Раз дурное место — значит, жить там нельзя. Не послушали — и вот три убийства. Сроду у нас таких страстей не бывало.
— А когда эта история произошла?
— Ну.., лет семнадцать назад. Да. Костик мой в пятый класс ходил. Точно.
— А фамилию этого начальника не помните?
— На что она мне? Можно у Зинаиды спросить, она у них работала, должна знать.
Тут раздался характерный звук, и в облаке пыли мимо пролетел мотоцикл.
— Васька Черт, — в сердцах сказала тетя Клава. — Чувствую, он кота погубил. Бездельник великовозрастный. Сидит у матери на шее. Ну, натуральный черт, не зря прозвали.
Я на мгновение замерла, а потом полезла с расспросами:
— Черт — это прозвище?
— Прозвище. Это Елены Евгеньевны сын, Васька Шутиков. Ему лет одиннадцать было, когда он штуку выкинул: детня у нас тогда возле кладбища собиралась, вы видели, наверное, кладбище рядом с поселком.
— Видели, — кивнула я.
— Ну вот, там церковь разрушенная, возле нее и гуляли. Разожгут костер, песни поют. Со всей округи собирались. А Васька приделал себе рога и хвост, улегся на могилу. И как туман начал подниматься, он возьми и появись. Что было… С той поры и прозвище. И в самом деле черт, нет на него никакой управы. Девчонок его дружки на мотоцикле сбили — откупились. Разве ж это дело?
— Местечко тихим не назовешь, — нервно усмехнулась Танька, когда мы, простившись с тетей Клавой, возвращались на Озерную. — Хозяйку послушать, так здесь сплошь убийства. Охота тебе о всяких ужасах выспрашивать?
— Я разобраться хочу.
— Кто Ирину убил? А зачем тебе убийство семнадцатилетней давности?
— Не знаю. Может, пригодится. Странно, что об убийстве Леопольда говорят так мало, ведь он местный.
— Может, и говорят. Ты же слышала, к тем, кто на озере живет, здесь отношение особое, их своими не считают. И не любят. Что, в общем-то, объяснимо. А Леопольд с Костолевским дружил. К тому же он не такой, как все, и характер у него был скверный. Скверный, — упрямо повторила Танька. — Оттого его в поселке, скорее всего, не жаловали. Ты о чем все время думаешь? — спросила Танька, приглядываясь ко мне. — Лоб морщишь?
— Ты кличку этого Васьки слышала?
— Ну…
— А Леопольд сказал, что Ирка связалась с самим чертом.
— Так он же фигурально, — удивилась сестрица.
— А если нет? — повернулась я к ней.
— Ты хочешь сказать, что этот парень на мотоцикле ее любовник?
— Возможно, ее любовник, — поправила я. — Хотя «связаться» может иметь и другое значение: примеру, они заключили некое деловое соглашение.
— Точно. Дядю укокошили, а потом он Ирку убил. Куда, блин, менты смотрят? Все же яснее явного.
— Менты смотрят куда им положено, — слегка умерила я пыл сестрицы. — Для того чтобы они заподозрили Ваську, желательно для начала узнать о нем.
— Это мы мигом…
Памятуя, как быстро Танька донесла до органов сведения о том, что Маша в ночь убийства отсутствовала в доме, я забеспокоилась.
— Ради бога, давай не будем спешить. Кто тут кого убил, еще вилами на воде. Для начала надо самим разобраться.
— Слушай, Ольга, это ведь опасно, — загрустила она. — Я серьезно. Если ты будешь здесь болтаться и приставать к людям с вопросами, тот же Черт мигом об этом узнает и неизвестно как отреагирует. Друзья у него сущие отморозки, они уже сбили двух девчонок и благополучно отмазались. Улавливаешь, о чем я? Мне и раньше твоя идея не нравилась, а теперь…
— Васька Черт — это самый старший в компании мотоциклистов, — не обращая внимания на слова сестры, заговорила я. — Он производит впечатление вполне разумного парня. По крайней мере, к нам не приставал и друзьям предлагал угомониться.
— Это потому, что он ментов раньше всех заметил, — не согласилась Танька с моей положительной характеристикой Черта. — Допустим, он осторожнее и даже умнее, чем его дружки. Ему, кстати, по возрасту положено хоть немного ума набраться. Но если он причастен к убийству, его ум нам не в помощь, а даже наоборот. Нет, не могу я тебя здесь оставить. Это ни в какие ворота не лезет.
— Подожди ворчать. Я же высказала предположение. Мало ли что мог наболтать карлик. И я не собираюсь ни к кому приставать с расспросами, просто хочу немного оглядеться. К тому же мы договорились с тетей Клавой. Нехорошо обманывать человека.
Остаток пути Танька пребывала в задумчивости, и я тоже. Ее мучили мысли о моей безопасности, и мне они не давали покоя. Особенно мысль о Черте. Если догадка верна.., я была убеждена: так оно и есть. Карлик любил облекать свои мысли в затейливые загадки, которые могут показаться неразрешимыми человеку, не сведущему в местных делах. Я думала, черт — это аллегория, а он мимо на мотоцикле не один раз проехал.
Мысль о мотоцикле заставила меня поежиться. Я вспомнила парня, поджидавшего меня в аллее. Мог это быть Васька Черт? Вполне. Ни я, ни Кирилл в темноте его не разглядели. Но с какой такой стати Черту желать мне погибели, если я о его предполагаемой связи с Ириной узнала лишь полчаса назад, а подстерегал он меня вчера? А что, если он видел, как мы болтали с карликом? Тогда вполне логично с его стороны предположить, что Леопольд что-то мне рассказал. Если он убил Ирину, то и от карлика избавился, если уж тот был осведомлен об их отношениях.
— Она его наняла, — вторглась в мои мысли Танька.
— Кого?
— Черта, конечно. Он лоботряс, который любит дорогие игрушки. Такой мотоцикл денег стоит, и немалых, уж можешь мне поверить. Ирке надоело жить в прислугах, и она решила приблизить кончину дяди. Вот и наняла Черта, пообещав ему большие деньги. Но тут выясняется, что никаких денег она не получит… — Я согласно кивала, очень похоже на правду. Кстати, подобную версию развивал Антон, мол, Костолевский догадывался о намерениях племянницы и решил отомстить. Весьма своеобразно. — Она бросилась к Самарскому, а Черт ее выследил, они поссорились, и он ее убил.
— Только зачем она к Самарскому побежала?
— Может, хотела у него денег взять? А что? Очень даже похоже на правду. Она надеялась расплатиться с Чертом, но Самарский ей отказал. Заподозрив, что карлик видел, как он убил Ирину, Черт и с ним разделался.
— Но если он от Ирины денег не получил, зачем ему ее убивать?
— Со злости. Не даст она ему ни копейки, и что? Он пойдет на нее ментам заявлять? Нет. Следовательно, плакали денежки. Рассвирепел и стукнул ее по голове. Надо в милицию заявлять.
— И что ты им скажешь? Что карлик болтал о том, что Ирина спуталась с чертом, а он по поселку на мотоцикле катается? Да они нас на смех поднимут.
— Перетрясут местных бабок, те небось хорошо знают, кто с кем спутался.
— А если Ирина была осторожна и никто об их связи не знает?
— Шило в мешке не утаишь, — гнула свое Танька. — Кто-нибудь их вместе видел.
— Но если мы ошибаемся, тогда получится, что мы человека оклеветали? С какой целью? Выходит, сами в чем-то виноваты. Не забывай, что мы у них тоже на подозрении.
— Ольга, — проникновенно сказала сестрица. — Скажи честно, почему тебе так хочется здесь остаться?
Я вздохнула и рассказала ей о Кирилле.
— Ну и?.. — спросила она, ничего толком не поняв, что и неудивительно, раз я и сама мало что понимала. — Понравился тебе парень? Так ты сама говоришь, что у него с Машкой роман. На что тебе такое счастье? По мне, так Самарский предпочтительнее. Солидный дядька и с женой разведен. А этот откуда взялся? То, что дом здесь снимает, это хорошо. Значит, деньги есть. Только его ли это деньги? Может, его Машка содержит?
— Вот и давай разберемся, — подвела я итог.
Танька к моему предложению отнеслась без энтузиазма, однако собирать вещи больше не предлагала.
Я отправила ее в город, напомнив, чтобы она купила лекарство для тети Клавы, а сама в компании Веры и Антона пошла на пляж. Андрей читал книжку на веранде. Накануне он обгорел на солнце и на пляж не стремился. Маша отсутствовала. Вера сказала, что она решила прогуляться.
* * *
Вечером все собрались в гостиной, Танька к тому моменту уже вернулась из города. Вновь пожаловал адвокат и сообщил о дальнейших действиях. Утром всем надлежало покинуть дом.
— Волю покойного мы выполнили, — нервно заметил Антон, когда адвокат уехал. — Теперь только до утра продержаться.
Маша взглянула на него с явным неудовольствием, остальные промолчали.
В гостиной мы засиделись позднее обыкновенного, особо не разговаривали, но и расходиться никто не спешил.
— Андрей, проверь, заперты ли двери, — вдруг сказала Мария. — За порядком здесь никто не следит.
— Виталий приедет? — спросила Вера.
— С какой стати?
— Тогда, если не возражаешь, я лягу в твоей комнате.
Тут до меня дошла причина некой нервозности: последняя ночь в доме, и все чего-то ждали. Еще один труп? Я быстро оглядела присутствующих. Если честно, трудно было заподозрить кого-либо из сидящих здесь людей в гнусных намерениях. На ум опять пришли слова карлика, что ночью при свете луны приличные люди вдруг становятся упырями и оборотнями. Так ли уж далеки его слова от действительности?
Как видно, подобные мысли посетили и Таньку. Когда мы пришли к себе, она вдруг озадачилась вопросом:
— А почему только мы живем на первом этаже?
Стало ясно, в своих подозрениях мы зайдем очень далеко, спать-то уж сегодня точно не будем. Спокойно, во всяком случае.
— Наверное, потому, что мы не родственники. Не совсем родственники, — поправила я саму себя и отвернулась к стене, давая понять, что тратить время на глупые разговоры не намерена.
Вопреки ожиданиям, ночь прошла спокойно, и утром мы встретились в столовой со смущенными улыбками на лицах. Видимо, все (и я в том числе) всерьез опасались, что утром кого-то недосчитаются.
Выпив кофе, мы простились. Андрей, Вера и Антон отправились в город вместе с Машей, на ее машине, а мы с Танькой к тете Клаве, утаив сей факт от всех.
Таблетки были вручены с соответствующими рекомендациями. Тетя Клава осталась довольна. Танька, в некотором замешательстве побродив по дому и так и не найдя причин, по которым ей следовало бы здесь задержаться, тоже отбыла в город. Меня так и подмывало подробно расспросить тетю Клаву об обитателях поселка, но, во-первых, она была занята по хозяйству, во-вторых, это могло выглядеть подозрительно. Расспросы я оставила на вечер. За чашкой чая завести разговор гораздо легче, а пока, прихватив этюдник, я отправилась бродить по окрестностям.
В тот момент меня более всего интересовали три человека, наиболее перспективные в смысле их причастности к происходящему: Васька Черт, Самарский и Анна Молчанова, которой Костолевский завещал картину. Из того, что я узнала накануне, становилось ясно: женщина, которую я встретила на днях неподалеку от поселка, скорее всего, и есть Молчанова. Красивая, что подходит под описание, и с этюдником, то есть художница. Хотя кое-что меня смущало. Тетя Клава сказала, что они с мужем живут на Озерной, а я видела, как она входила в дом за несколько километров от озера, совершенно в другом поселке. Входила по-хозяйски. Значит, я могла ошибаться и в округе есть еще художница. Наличие мужа-милиционера тоже вводило в сомнение, со стороны Костолевского шантажировать ее было бы делом довольно опасным. Хотя, может, Костолевский был уверен, что мужу она по какой-то причине ничего не расскажет.
Вместе с этюдником Танька привезла мне и карту области. Внимательно изучив данный район, я теперь ориентировалась здесь значительно лучше и заплутаться уже не боялась. Я отправилась к деревне Сергеевка, где тогда и встретила женщину. Расчет мой был прост: если мы там уже встретились однажды, может, опять повезет? Как еще я могу познакомиться с Молчановой?
Едва я вышла к дому за кирпичным забором, как сразу же увидела ее. Женщина стояла в тени деревьев и смотрела на дом. Просто стояла и смотрела. Этюдник стоял в трех шагах от нее, на нем виднелся незаконченный пейзаж: уголок леса с цветущими колокольчиками. Сердце мое забилось в предвкушении удачи.
Я свернула на одну из лесных тропинок, которых здесь было множество, и запела песню про кузнечика, а вскоре явилась взору женщины, выйдя из леса как раз рядом с тем местом, где она стояла.
В первое мгновение она нахмурилась и даже испугалась, скорее всего от неожиданности. Я широко улыбнулась и поприветствовала ее, потом перевела взгляд на этюдник и спросила:
— Занимаетесь живописью?
Конечно, она заметила этюдник у меня на плече, но ничуть, похоже, не заинтересовалась. Она вела себя вежливо, но не более. Чувствовалось, что заводить знакомство не торопится. Тетя Клава утверждала, что Молчанова не любительница разговоров, но попытать счастья можно.
— Так.., увлечение, — нерешительно ответила женщина.
Я подошла к ее этюднику и сделала несколько замечаний. Она все-таки заинтересовалась, и разговор завязался.
— Вы где учились? — спросила я.
— В детской художественной школе, — ответила она с мягкой улыбкой. — Бог знает сколько лет назад.
— Шутите? — искренне удивилась я. — У вас определенно талант.
— Ерунда. Надо чем-то занять себя. В деревенской жизни есть свои прелести, но, если честно, скучновато. Вот я и пытаюсь хоть как-то себя развлечь. А вы художница?
— Скорее любитель. Закончила худграф, но, боюсь, художник из меня довольно посредственный.
Мои знания, а может, действительно скука деревенской жизни сделали ее более разговорчивой. Мы устроились на траве и болтали минут двадцать. Меня так и подмывало спросить, что интересного она нашла в этом доме, но я боялась ее спугнуть.