Говард Рейнголд
Коммуникационные технологии – от алфавитов до Интернетов – меняли природу человеческих сообществ на протяжении почти 10 тысяч лет. Просто до последнего времени мы об этом не знали.
Виртуальная городская площадь
В своей аллегорической сказке о боге Тевте в "Федре" Платон предупреждал, что фиксация знаний в книгах разрушит устную традицию знания и педагогики. Люди утеряют способность помнить, и образование перестанет быть живым диалогом, когда ученики и учителя обсуждают смысл знания и спорят о нем. Образование, говорил он, станет безжизненным процессом извлечения фактов из немых объектов, осуществляемым в одиночестве.
Вероятно, Платон был прав. Человеческая цивилизация вне сомнения кое-что потеряла (и в то же время приобрела), когда на смену бардам и ученым-перипатетикам пришли буквенные тексты, книги и библиотеки.
Социальный критик Маршалл МакЛюэн (Marshall McLuhan) отметил: "Фонетически грамотный человек, от греков и до наших дней, всегда был агрессивен по отношению к окружающей среде. Потребность интерпретировать среду в фонетическую, литературную форму превращала его в завоевателя и в бульдозер от культуры или в уравнителя …. А когда появилась возможность передавать сообщения на расстояние, появились и дороги, армии, империи. Империи Александра и Цезаря по сути дела были построены на бумажных потоках".
Элизабет Эйзенштейн (Elizabeth Eisenstein), историк, исследовавший воздействие печатного станка на общественные отношения, отметила, что "получение новостей" в до-Гуттенберговской Европе было общественным событием. Жители городов и деревень собирались послушать последние новости от путешественников и часто группами обсуждали эти новости на городских площадях. Когда же печатать газеты стало экономически выгодно, люди ушли читать их в трактиры или к себе домой.
Рождение газеты фактически способствовало разрушению местного сообщества определенного типа, утверждает Эйзенштейн. В то же самое время люди начали отождествлять себя с другими людьми, уже не только с жителями прилегающих территорий. Например, идеи Мартина Лютера о реформации церкви распространились с беспрецедентной скоростью.
Это новое средство массовой информации как бы отдалило друг от друга членов местной общины и в то же время уничтожило расстояния, ранее разделявшие людей, имеющих общие религиозные или иные ценности, но при этом, возможно, даже не говорящих на одном языке. Этот уход от традиций и изобретение нового, более абстрактного типа отношений между людьми – у меня возникает искушение назвать его "виртуальным" – стали возможными благодаря появлению печатного станка.
Новые сообщества
Сегодня ситуация меняется примерно таким же образом. Тут мне следует признаться, что я считаю себя "критически настроенным другом" технологии (термин, предложенный в превосходной новой книге Бонни Нарди (Bonnie Nardi) и Викки О'Дэй (Vicki O'Day) "Информационные экологии" (Information Ecologies).
Заменяют ли виртуальные сообщества настоящие линии жизни?
В целом не похоже, что есть множество точек зрения или какие-то особые нюансы, когда речь идет о технологии. Технофилы превозносят новейшие изобретения, а технофобы провозглашают неминуемое светопреставление. На мой взгляд, с помощью новых инструментов человечество может сделать жизнь лучше, но я также считаю, что мы принимаем, используем и регулируем имеющиеся на рынке технологии, не слишком задумываясь о последствиях. Таким образом, я друг технологии, но к тому, как мы ею пользуемся, я отношусь критически.
Возьмем, например, Интернет: каждый день я по несколько часов провожу в он-лайне, в десятках разных виртуальных сообществ. Технология позволяет мне жить так, как мне хочется.
Тем не менее я заметил, что по прошествии нескольких лет я стал находить нечто зловеще-странное в том факте, что все больше людей все больше времени проводят согнувшись перед экраном компьютера, на протяжении многих часов шевеля лишь глазами и кончиками пальцев. Разумеется, человек, путешествующий по Сети или переживающий необыкновенные ощущения в он-лайне, со стороны выглядит просто смешно. Но ведь это относится, например, и к сексу.
Я впервые использовал термин "виртуальное сообщество", когда начал писать об общественной жизни в он-лайне в 1988 г., и позже, когда в 1993 г. написал об этом феномене книгу. В то время считалось само собой разумеющимся, что только антисоциальные компьютерные маньяки могут пользоваться Интернетом в качестве средства коммуникаций. Я же встретил в он-лайне такое количество подлинно человеческого общения, что решил показать, как обычные люди вступают друг с другом в контакт сквозь разделяющий их компьютерный экран и оказывают серьезное влияние на жизнь друг друга.
Я рассказал историю семьи, в которой сын в течение восьми лет боролся с лейкемией, и вынести это семье помогла поддержка участников телеконференции для родителей в сети WELL. За эти годы члены группы поддержки собрали для семьи десятки тысяч долларов. На поминальной службе мы заполнили несколько рядов. Когда подошла моя очередь, я тоже дежурил у смертного одра женщины, которая умерла бы в одиночестве, если бы не реальное присутствие членов виртуального сообщества. Сегодня сотни тысяч людей видят в своих виртуальных сообществах вполне реальную нить, связующую их с жизнью, – люди, чья болезнь или инвалидность не дают им нормально общаться с другими; люди, которые хотят заботиться о других или страдают от любой из сотен болезней; люди, которые живут в отдаленных изолированных районах, как, например, единственный подросток-гомосексуалист в маленьком городке; люди, пытающиеся разорвать связь с мучающим их партнером.
Если в том, что человек находит себе общество по ту сторону компьютерного экрана, есть что-то тревожное, то следует подумать и о том, каково миллионам людей по несколько часов в день проводить в одиночестве за рулем своих машин на пути в города, масштабы которых стали совершенно бесчеловечными, где они целыми днями сидят перед экранами телевизоров в ячейках внутри небоскребов, битком набитых людьми, не знакомыми друг с другом. Резиновая шина и лифт также сыграли свою роль в строительстве техноцентрического общества.