Ну хорошо мы, любящие Россию, уже ничему не удивляемся, тоесть в смысле издевательств над Россией. В основном это издевательствапубличные. Вот выпустили на экран свинью гулять, а на свинье черной краской:«Россия». Вот иконы оскверняются. Вот реклама: царский посол ворует кофе, ну итак далее.
В чем секрет русского неотмщения издевательству над русским?Думаю, в русском осознании своей греховности. Это осознание выше многих.Праведно проживший монах говорит: "Плачьте обо мне, братья, потому что неприготовил я себе напутствия в вечность. Вот идет день, после которого не будетдругого утра. И будут муки, которые мы заслужили. И из пламени будем взывать:«Господи, Ты сотворил нас для жизни праведной, а мы уподобились скотам, считаяплоть за главное в жизни. Забыли, что не деньгами платили за нас, а кровиюХристовой».
Какое же счастье сидеть в деревне одному, без телевизора, свосходящей на небеса молодой луной! Счастье – тихонько выходить во двор, чтобыне спугнуть скворцов, счастье – замереть над первыми цветами, да даже и такоесчастье, чтобы горестно охнуть над погибшим ростком сирени.
Счастье-то счастье, но не уходит из головы ужас и цинизмтолько что виденного повешенного. Где? В самом центре Москвы, в началеТверской, там, напротив Театра имени Ермоловой сейчас контора Евросети. Контораэта, по-нынешнему говоря, офис. Там тебя не обхамят, но без денег к ним неприходи. И вот я зашел и увидел, что при входе в Евросеть над головами входящихвисит повешенный мужчина в галстуке, в хороших ботинках. На груди табличка: «Повешенза некультурное обращение с клиентами». Большей мерзости, цинизма и пошлости яникогда не видел и очень надеюсь, что не увижу. Вот это символ Евросети. Сетьее наброшена на нас, а над сетью висит повешенный манекен.
Возмущенный, я сказал офисным (читай: конторским) служащим:
– С черным юмором у вас в порядке.
Они, думая, что оценен их уровень, захохотали, довольные.
Нет, я человек старой закалки, а передо мной были люди новойформации. Закалка что-то значит, нас закаляли, а этих формовали, штамповали.
А теперь надо рассказать про второго повешенного. В тот жедень поехал в свое Никольское. И мне первый встречный на остановке сказал:
– Чего Сережик-то выкинул, а?
– А что Сережик?
– Да повесился.
Ничего себе новость. Сережика я знал давно. Крохотного ростамужичишка, он сильно пил. Пил с женой, потом ее похоронил и напился сразу же.Ходил пить на могилу. Жил с матерью. Она не пила, умерла сама. То есть вот этонеизвестно. У них загорелся дом, ее утром нашли мертвой. Может быть, оназадохнулась в дыму. Огонь быстро потушили. Сережик даже и не проснулся – спална крыльце. Заметили соседи, вызвали пожарных. Вскоре дом снова горел. Тожепотушили. Говорили, что от проводки, – дом старый.
Сережик часто приходил ко мне. Конечно, за деньгами. Но небыло, чтобы он цыганил деньги просто так. Он каждый раз обязательно что-топриносил. Он воровал на стройках. Строек в наших местах было много – Москварасползалась. Сережик воровал все, что мог унести. А так как был малосильным,то уносил немного.
– Дядь Вов, – говорил он, – возьми рубероид.Хотел крышу крыть, да раздумал. Купи, а?
Когда была жива жена, то приходил вместе с нею. Она не смелавойти в калитку, стояла за ней и смотрела на меня молитвенно и отчаянно.
– Сережик, – говорил я, – ну куда мне рубероид? Лучше я тебе просто так дам. Реанимируйтесь.
– Дядь Вов, – вздымал руки Сережик, – дядь Вов, знаешь чего? Не знаешь, дядь Вов. Я же к тебе в крайнем случае. Я все считаю, ты можешь не считать, я записываю, сколько тебе должен.
– Свечку поставишь в церкви, и ладно, – отвечал я.
– Да! – кричал он возбужденно. – Да! Ноодеться же надо, так же не пойдешь. Да я и так за тебя молюсь. У меня и икона есть. Материна, еще от ее бабушки...
Нет, четко подумалось мне, не мог Сережик сам повеситься.
– Это когда?
– Да с неделю.
Я подошел к дому Сережика. А в дом уже было не войти: вся одворица была обнесена забором, и внутри ходили рабочие. Меня внутрь не пустили, сказали: не велено.
Да, не мог Сережик сам повеситься, помогли. И не от проводки загорался его дом, а поджигали.
– Дядь Вов, – кричал он, – пойдем со мной,пойдем! Я тебе покажу, где проводка, а где загорелось. Там и бутылка сбензином. Поджигали меня, дядь Вов. Пожарник говорит: «Начали поджигать, всеравно сожгут»...
Вот и весь мой рассказ. Теперь на месте дома Сережика стоитугрюмая желто-красная домина, у ворот будка со сторожем. Иногда из воротвыезжает нерусская машина с затемненными стеклами. Да в общем-то и плевать вэту сторону. Но вот жаль, не знаю, где похоронили Сережика. С его смертью ялишился молитвенника за себя. Это главное.
А висит ли в конторе-офисе манекен, это мне уже инеинтересно. Злу не положено предела, еще и не то увидим.
А Сережика нет.