Кризис экономической модели породил нарастающие трудности в политической системе, которые до поры скрывались авторитетом президента и ужесточением административного контроля. Тем не менее, поддержание прежней системы отношений между властью и обществом, а также внутри правящей элиты становилось всё более затруднительным.
На протяжении 2000-х годов господствовала логика «нулевого консенсуса» (выражение С. Н. Лавреньтева) — стремление поддержать стабильность за счет удовлетворения всех интересов. В первую очередь удовлетворялись интересы корпоративных элит, близких к Кремлю, но другие общественные интересы также принимались во внимание. Это позволяло поддерживать высокий уровень стабильности и авторитет власти при относительно умеренном применении репрессий против тех, кто пытался «раскачивать лодку». Причем важно, что в такой ситуации репрессивные меры власти не вызывали в обществе не только раздражения, но даже и страха — за исключением узкого круга столичных либералов и их единомышленников в других регионах.
Такое положение дел, однако, невозможно поддерживать в изменившихся условиях, поскольку власти объективно не хватает ресурсов на всё. Происходит постепенное разложение политической модели, до поры прикрываемое инертностью массового сознания. Высокий уровень доверия к президенту Путину, порожденный стабильностью предшествующего периода, сдерживает развитие негативных процессов в общественном мнении, но в то же время демонстрирует институциональную слабость существующего порядка: президент остается единственной «скрепой», на которой всё держится. И проблема даже не в том, что президент не вечен, а в том, как долго эта «духовно-политическая скрепа» сможет выдерживать непрерывно растущую нагрузку.
С одной стороны, существует риск обвального падения рейтинга президента уже в 2017-18 годах, а с другой стороны, невозможно предсказать, насколько сам президент будет способен психологически справляться с ситуацией постоянного стресса, особенно учитывая, что вопреки мифу, создаваемому масс-медиа, он не только не является харизматической личностью, которую борьба заряжает энергией, но, напротив, являет собой почти идеальный тип «политика хорошей погоды», ориентированного не на волевое изменение ситуации или преодоление трудностей, а на максимальное использование благоприятных возможностей.
В сложившейся обстановке власти постепенно переходят от политики удовлетворения всех к политике компенсации близких. Примером может быть внедрение системы «Платон» и другие меры по поддержке деловой империи братьев Ротенбергов. Дорожные сборы, которыми обложили в рамках этой программы владельцев грузовиков, поступают не непосредственно в казну, а в частную компанию, выступающую в роли традиционного откупщика казны, как во времена раннего капитализма во Франции и России. Поскольку же внедрение «Платона» вызвало протесты со стороны грузоперевозчиков, то правительство, верное традициям «нулевого консенсуса», пошло на уступки. Стремясь одновременно удовлетворить Ротенбергов и успокоить протестующих водителей-дальнобойщиков, власти сохранили «Платон», но вдвое сократили размеры платежей, тем самым лишив программу всякого экономического смысла, превратив исключительно в «кормушку» для владельцев компании. Не удивительно, что протесты дальнобойщиков постепенно сошли на нет, зато вскоре возникла необходимость резко увеличить платежи, чтобы вернуть системе рентабельность. Тем самым конфликт, который удалось погасить весной 2016-го года, снова обречен разгореться в 2017-м году.
Нарастание конфликтов, таким образом, жестко запрограммировано как логикой экономического кризиса, так и самой методикой принятия правительственных решений, не дающей на каждом данном этапе выделить однозначного победителя. В краткосрочной перспективе такая методика способствует снижению уровня текущей конфликтности, но не позволяет разрешить ни одного вопроса, переносяокончательное решение на будущее. К несчастью для властей, это неминуемое будущее скорее всего наступит уже в 2017-18 годах, когда все отложенные политические и экономические конфликты выйдут на поверхность и обострятся так же, как это случилось с экономическими противоречиями в 2015 году.
Тем не менее, в уходящем году, несмотря на объективное изменение ситуации, осознание того, что страна перешла в качественно новое состояние, так и не наступило, причем ни в верхах, ни в низах общества. Надежды на то, что кризис пройдет сам собой, и всё вернется в прежнее русло, остаются общими для власти, бизнеса и населения. Эти надежды являются принципиально необоснованными. Но в то же время они оставались, по крайней мере, до осени 2016 года, доминирующими, формируя основу для своего рода бессознательного консенсуса коллективных иллюзий. С одной стороны, это предотвращало какие-либо попытки серьёзного решения проблем, а с другой стороны, обеспечивало парадоксальную политическую стабильность, очевидно противоречащую динамике объективных процессов.