Введение
Оглядываясь в прошлое, изучая древние культуры и народы, мы обнаружим, что смерть всегда была для человека отвратительной – и, похоже, останется такой в будущем. Смерть до сих пор остаётся для нас пугающим, отталкивающим событием, а страх смерти – всеобщим явлением, даже если нам кажется, что мы почти избавились от него.
Психиатр Элизабет Кюблер-Росс считает, что есть много причин, по которым мы избегаем открыто и хладнокровно смотреть в лицо смерти. Один из важнейших фактов заключается в том, что сегодня процесс смерти стал намного ужаснее, он связан с одиночеством, механичностью и бесчеловечностью. В большинстве случаев у больного нет возможности говорить с близкими о своей болезни и о страхе умереть. Как будто бы тема возможной смерти является запретной и о ней нельзя упоминать. И больной, и его близкие остаются в таком случае «один на один» со своими переживаниями. Тяжелее всего в этом случае приходиться детям… У неизлечимо больного человека, как в принципе и у его близких, тоже есть чувства, желания, мнения и, самое главное, право на то, чтобы его выслушали.
Неизлечимая болезнь неотвратимо приближает реальность смерти.
Неизлечимая болезнь неотвратимо приближает реальность смерти. Она существенно изменяет человеческую жизнь, и на этом фоне, как ни парадоксально, нередко появляются признаки "роста личности". Персонаж Ирвина Ялома психотерапевт Джулиус, будучи сам болен раком кожи, вспоминает, что когда он работал с группами женщин, больных раком груди, его пациентки признавались ему, что как только первая волна паники отступала, приходило поистине золотое времечко. Они говорили, что болезнь помогла им стать мудрее, лучше узнать себя, заставила сменить приоритеты, стать сильнее, отказываться от множества пустых и ненужных вещей и начать ценить то, что обладает истиной ценностью, - свою семью, друзей, близких. Они признавались, что впервые в жизни научились видеть красоту, наслаждаться течением времени. Как жаль, сокрушались многие, что понадобилась оказаться во власти смертельной болезни, чтобы научиться жить.
Что же происходит при приближении смерти?
В какой-то мере мы уже получили ответ на этот вопрос в случае, описанном чуть выше:
· заново оцениваются приоритеты жизни — теряют значение всякие мелочи;
· возникает чувство освобождение — не делается то, чего не хочется делать, т.е. теряют силу долженствования ("обязан", "необходимо" и т.п.);
· усиливается сиюминутное ощущение жизни;
· обостряется значимость элементарных жизненных событий (смена времен года, дождь, листопад и т.п.);
· общение с любимыми людьми становится более глубоким;
· уменьшается страх быть отвергнутым, возрастает желание рисковать.
Все эти изменения свидетельствуют об увеличении чувствительности неизлечимо больного человека, что предъявляет конкретные требования к тем, кто находится рядом с ним, — к близким, врачам, психологам. У больного возникают очень важные для него вопросы, которые он задает окружающим. Вопрос об откровенности с неизлечимо больным представляется одним из самых трудных. Элизабет Кублер-Росс считает, что специалист окажет больному огромную услугу, если сможет откровенно говорить с ним о подтверждённом диагнозе злокачественной опухоли, не приравнивая рак к неминуемой смерти. При этом специалист может вызвать у пациента надежду – на новое лекарство, передовую методику лечения и последние научные открытия. Он должен объяснить больному, что не всё потеряно, никто не бросит его в беде и, независимо от исхода, сам больной, его семья и врач будут сообща бороться с болезнью. Подобное отношение успокаивает и членов семьи больного, которые нередко оказываются в такие моменты совершенно беспомощными. Очень многое зависит от поддержки специалиста, выраженной словами и поведением.
«Думаю, они указывают на способность смириться с неизбежным концом, помогают и умирающему, и его семье свыкнуться с потерей близкого человека. Если больному разрешают расстаться с жизнью в знакомой, приятной обстановке, это причиняет ему меньше душевных мук. Домашние прекрасно знают его привычки, они понимают, что успокоительное иногда можно заменить стаканом любимого вина, а аппетитный аромат супа может вызвать у него желание проглотить несколько ложек жидкости — что, на мой взгляд, намного приятнее, чем внутривенное вливание. Я не пытаюсь приуменьшить значение успокаивающих препаратов и капельниц. Благодаря личному опыту работы сельским врачом я прекрасно понимаю, что эти средства нередко спасают жизнь и временами совершенно незаменимы. Но я знаю и другое: заботливые, знакомые люди и домашняя пища могут заменить десяток капельниц, которые ставят больному только потому, что внутривенное питание удовлетворяет все его физиологические потребности и не отнимает много времени у медсестры.
Когда детям позволяют оставаться в доме обреченного, участвовать в разговорах и обсуждениях, ощущать тревоги взрослых, у ребенка возникает чувство, что он не одинок в своем горе. Это чувство приносит утешение разделенной ответственности и общей скорби, постепенно готовит ребенка к неминуемому, помогает воспринимать смерть как часть жизни, а такой опыт обычно способствует взрослению и развитию.
Полной противоположностью становится общество, где смерть считается темой запретной, разговоры о ней воспринимаются болезненно, а детей полностью изолируют от подобных вопросов под тем предлогом, что для них это «слишком серьезно». Детей чаще всего отправляют к родственникам, нередко сопровождая такое решение неубедительной ложью («Мама уехала далеко и вернется не скоро»). Ребенок чувствует подвох, и его недоверие к взрослым лишь усиливается, когда другие родственники дополняют неправдоподобные выдумки новыми подробностями, избегают подозрительных вопросов либо осыпают малыша подарками — скудными заменителями потери, которую ему не позволяют осмыслить. Рано или поздно ребенок осознает перемены в жизни семьи и, в зависимости от возраста и характера, либо предается безутешной скорби, либо воспринимает случившееся как пугающий и загадочный (но в любом случае травмирующий) произвол не заслуживающих доверия взрослых, с которыми он не в силах тягаться.
В равной степени неблагоразумно убеждать потерявшую брата девочку в том, что Господь очень любит маленьких мальчиков и потому забрал Джонни на Небеса. Малышка выросла, стала женщиной, но ей так и не удалось избавиться от гнева на Бога. Три десятилетия спустя, когда она потеряла собственного сына, это привело к психотической депрессии.
Можно было бы предполагать, что широкая эмансипация, достижения науки и познания о человеке должны предоставить нам больше возможностей для подготовки себя и своей семьи к неизбежным трагедиям; однако давно миновали те дни, когда человеку позволяли спокойно, с достоинством умереть в собственном доме.
Похоже, чем больших успехов добивается наука, тем сильнее мы боимся, тем яростнее отвергаем достоверность явления смерти. Почему так получилось?
Мы пользуемся иносказаниями, мы придаем покойным внешний вид спящих, мы отсылаем детей к родственникам, чтобы оградить их от тревог и страданий, которые царят в доме, если больному посчастливится умирать именно там. Мы не позволяем детям навещать умирающих родителей в больницах, мы ведем многословные и противоречивые дискуссии о том, следует ли говорить обреченным пациентам правду — но такой вопрос редко возникает, если об умирающем заботится семейный врач, который наблюдает больного с рождения до самой смерти и к тому же прекрасно знает сильные и слабые стороны характера всех членов его семьи.
Думаю, есть много причин, почему мы избегаем открыто и хладнокровно смотреть в лицо смерти. Один из важнейших фактов заключается в том, что сегодня процесс смерти стал намного ужаснее, он связан с одиночеством, механичностью и бесчеловечностью. Временами мы даже не можем точно определить, когда именно наступил момент смерти.
Смерть тесно связана с одиночеством и обезличенностью, так как больного нередко извлекают из привычного окружения и спешно переносят в реанимацию. Любой, кому довелось пережить тяжелую болезнь и кто нуждался в те минуты в покое и удобствах, может вспомнить, что он чувствовал, когда его укладывали на носилки и торопливо везли под вой сирены к воротам больницы. Только те, кто испытал это, могут в полной мере оценить неудобства и бездушную поспешность подобной перевозки, которая становится лишь предвестием последующих мучений. Это трудно выдержать даже здоровому человеку, что же касается больного, то он просто не в силах выразить словами, как трудно ему перенести шум, тряску, мелькание огней и громкие голоса. Быть может, нам пора разглядеть под грудой одеял и простыней самого человека, прекратить погоню за эффективностью и вместо этого просто подержать больного за руку, улыбнуться ему или ответить на простой вопрос. Часто бывает, что поездка в «скорой помощи» становится первым этапом процесса смерти. Я умышленно преувеличиваю рассказ о ней, противопоставляя его истории больного, которого оставили дома. Это совсем не значит, что не нужно бороться за жизнь человека, если его можно спасти только в больнице, — просто нам всегда следует удерживать в центре внимания переживания пациента, его потребности и реакции.
Когда человек тяжело болен, к нему часто относятся так, будто он лишен права на личное мнение. Кто-то другой принимает решения о том, стоит ли отправлять его в больницу, как и когда это сделать. Неужели так трудно помнить о том, что у больного человека тоже есть чувства, желания, мнения и, самое главное, право на то, чтобы его выслушали.
Итак, наш предполагаемый больной уже попал в реанимационную палату. Там его окружают озабоченные медсестры, санитары, интерны и ординаторы. Один лаборант берет анализы крови, другой снимает электрокардиограмму. Пока больного просвечивают рентгеновскими лучами, он слышит над головой мнения о собственном состоянии, оживленные споры и вопросы, адресованные членам семьи. С ним постепенно начинают обращаться как с неодушевленной вещью. Он уже не личность, решения принимаются без его участия. Если же он попытается возмущаться, ему просто дадут успокоительное. После долгих часов ожидания, когда он уже лишается последних сил, пациента перевозят на каталке в операционную или палату интенсивной терапии, где он становится предметом пристального внимания и выгодного капиталовложения.»
Консультируя неизлечимо больного человека, следует учитывать, на каком этапе переживаний находиться клиент. Следует отметить, что через все эти этапы проходят и члены семьи, узнав о неизлечимой болезни близкого человека. Последовательность реакций неизлечимо больных людей на приближающуюся смерть описывает модель Элизабет Кублер-Росс:
Отрицание и изоляция. Обычно первая реакция на известие о смертельной болезни: "Нет, только не я, не может быть". Отрицание играет роль буфера, смягчающего неожиданное потрясение. Оно позволяет пациенту собраться с мыслями, а позже пользоваться другими, менее радикальными формами защиты. Это, однако, не означает, что позже тот же пациент не испытает желания, облегчения и даже радости, если получит возможность спокойно поговорить с кем-то о нависшей над ним угрозе смерти. Подобные беседы должны проводиться по желанию больного, когда он сам готов обсудить эту тему. Разговор следует прервать, если больной вновь закрывает глаза на правдивые факты и возвращается к прежнему отрицанию. Не так уже важно, когда именно проходит такая беседа. Если больной хочет поговорить о смерти, то это лучше сделать прежде, чем она подступит к изголовью. Так, одна из пациенток описала долгий и трудоемкий "обряд", который помогал ей отрицать правду. Сначала она решила, что рентгеновские снимки "перепутались", убеждала себя, что ее снимок не мог быть готов так быстро и, скорее всего, ее имя по ошибке записала на чужой рентгенограмме. Когда выяснилось, что никакой путаницы нет, она немедленно покинула больницу в тщетной надежде найти другого врача, который "найдет настоящую причину моих проблем". Пациентка обошла многих врачей; одни из них ободряли ее, другие подтверждали первые подозрения. Независимо от их ответа, она вела себя одинаково: просила провести повторные осмотры и анализы. В глубине души она уже понимала, что диагноз был верным, но все-таки проходила очередные проверки в надежде на то, что первоначальный вывод ошибочен. Такое страстное отрицание диагноза особенно характерно для больных, узнающих грустную весть преждевременно или неожиданно от человека, который плохо знает пациента, либо просто старается быстро "покончить с этим вопросом", не принимая во внимание степень готовности больного. Отрицание - во всяком случае, частичное - присуще почти всем пациентам не только на первых стадиях болезни, но и впоследствии, когда оно проявляется время от времени. Первой реакцией пациента на известие о тяжелой болезни может стать временное потрясение, от которого он постепенно оправляется. Когда первоначальное оцепенение проходит и больной берет себя в руки, он, прежде всего, думает: "Нет, этого не может быть". Многое зависит от того, как пациенту сообщают диагноз, сколько времени ему нужно, чтобы свыкнуться с мыслью о неизбежном, и насколько жизнь подготовила его к стрессовым обстоятельствам. После этого больной постепенно перестает отрицать правду и обращается к менее жестким защитным механизмам.
Гнев. Когда пациент уже не в силах отрицать очевидное, его начинают переполнять ярость, раздражение, зависть и негодование. Возникает следующий вопрос: "Почему именно я?". В противоположность этапу отрицания, с этапом гнева и ярости семье больного и сотрудникам больницы справиться очень трудно. Причина заключается в том, что возмущение пациента распространяется во всех направлениях и временами выплескивается на окружающих совершенно неожиданно. Врачи оказываются недостаточно хорошими специалистами, они не понимают, какие анализы нужно взять, какое питание назначить; они либо слишком долго держат пациента в больнице, либо не принимают во внимание его желания, требования особых привилегий; они допускают, чтобы в палату пациента положили очень неприятного больного, хотя получают большие деньги за уединение и покой, и так далее. Впрочем, еще чаще объектом раздражения становятся медсестры. Что бы они ни делали, все неправильно. Стоит медсестре выйти из палаты, как пациент нажимает кнопку звонка: огонек загорается в ту самую минуту, когда сестра начинает сдавать дежурство сменщице. Когда медсестра взбивает подушку и поправляет постель, ее тут же обвиняют в том, что больному не дают ни минуты покоя, но как только этот больной остается в одиночестве, он нажимает кнопку звонка и требует, чтобы его устроили в кровати удобнее. Больной встречает членов семьи без доброжелательности, ведет себя так, словно не ждал их прихода, что превращает посещение в мучительное событие. Родственники откликаются на такой прием скорбью и слезами, чувством вины и стыда, могут даже начать избегать новых визитов, но это только усиливает раздражение и злость больного. Проблема заключается в том, что лишь немногие люди пытаются поставить себя на место больного и представить, что может означать эта раздражительность. Скорее всего, мы чувствовали бы то же самое, если бы наш привычный образ жизни прервался так преждевременно. Все, что мы начали создавать, останется незавершенным или будет завершено другими. Если к больному относятся с уважением и пониманием, уделяют ему время и внимание, тон его голоса скоро станет нормальным, а раздраженные требования прекратятся. Он будет знать, что остается значимым человеком, что о нем заботятся, хотят помочь ему жить как можно дольше. Он поймет: для того, чтобы его выслушали, не обязательно прибегать к вспышкам раздражения. Нет нужды давить на кнопку звонка - к нему и так будут заглядывать достаточно часто, так как это не тягостная обязанность, а приятные хлопоты. Трагедия, вероятнее всего, заключается в том, что мы не задумываемся о причинах раздражения больного и принимаем его на свой счет, хотя в действительности оно никак не связано с теми, кто становится мишенью гнева. Однако если врачи и члены семьи считают, что пациент рассержен лично на них, они тоже начинают испытывать раздражение и только укрепляют враждебное отношение больного. Важно понимать, что выбранный больным предлог никак не связан с подлинными причинами его поведения.
Торговля. Пациент пытается договориться с болезнью. По опыту он знает, что всегда существует надежда на вознаграждение хорошего поведения, исполнение желаний за особые заслуги. Желание больного почти всегда заключается в продлении жизни, а позже сменяется надеждой на, хотя бы, несколько дней без болей и неудобств. Пациент может пытаться торговаться с Богом или врачом, например, говоря: "Я буду принимать все лекарства, соблюдать диету и вести правильный жизни, и тогда болезнь должна пройти". Одна больная мучилась ужасными болями. Она не могла вернуться домой, так как полностью зависела от инъекций обезболивающих препаратов. У нее был сын, который в то время готовился к свадьбе, что соответствовало желанию матери. Пациентке было очень горько думать о том, что она едва ли сможет стать свидетелем этого важного события, тем более что женился ее старший, любимый сын. Объединив усилия, психотерапевты смогли научить ее основам самовнушения, что позволило женщине держаться без лекарств на протяжении нескольких часов. Пациентка давала самые разные обещания, которые должна была исполнить, если ей удастся прожить достаточно долго, чтобы побывать на свадьбе сына. Накануне церемонии она вышла из больницы элегантной дамой. Никто не мог поверить, что она действительно тяжело больна. Она была "самым счастливым человеком на свете", просто лучилась от радости. Когда пациентка вернулась в больницу, то выглядела утомленной, даже измученной, но, она тут же заявила врачу: "Не забывайте, что у меня есть еще один сын!".
Депрессия. Когда обреченный пациент уже не может отрицать свою болезнь, когда ему приходится идти на очередную операцию или госпитализацию, когда проявляются новые симптомы недуга, а больной слабеет и теряет вес, небрежной улыбкой грустные мысли уже не отбросишь. Оцепенение или стоическое отношение, раздражительность и обиды вскоре сменяются ощущением огромной потери. Таким больным, приходится переживать множество потерь: необратимо изменяется внешность, огромные суммы денег тратятся не лечение, им приходится отказывать себе и детям в развлечениях, дорогом обучении, теряется трудоспособность и так далее. Одна форма депрессии связана с потерями и чувством вины. Эта депрессия постепенно проходит и человек смиряется со случившемся. В процесс беседы с таким пациентом важно показать ему, что его чувство вины не оправданно. Можно научить его радоваться тем небольшим и приятным моментам, которые с ним происходят, помочь ему почувствовать себя нужным, значимым для его близких и других людей. При виде опечаленного человека нужно стараться ободрить его, заставить смотреть на мир не так мрачно и безнадежно. Можно предложить ему обратить внимание на светлые стороны жизни, яркие и внушающие оптимизм события.
Второй тип депрессии является подготовительной скорбью. Эта депрессия вызвана не прошлыми потерями, а неминуемыми потерями в будущем. Когда депрессия является средством подготовки к неминуемой потере всего любимого и ценного, инструментом перехода к состоянию смирения, наши ободрения не принесут больному особой пользы. Совершенно противопоказано твердить ему, чтобы он не печалился, так как все мы испытываем горе, когда теряем любимого человека. Этому пациенту скоро предстоит расстаться со всем вокруг, со всеми, кого он любит. Если позволить ему выразить свою скорбь, он с меньшим трудом обретет окончательное смирение. Таким образом, на этапе депрессии больной будет признателен тем, кто сможет просто побыть рядом, не предпринимая постоянных попыток его утешить. Второй тип депрессии обычно протекает в молчании. Подготовительная скорбь почти не требует слов, это скорее чувство, которое лучше всего разделить другими средствами: погладить по руке, потрепать по голове или просто молча посидеть рядом. В этот период вмешательство посетителей, которые пытаются ободрить больного, не способствует его эмоциональной подготовке, но, напротив, мешает ей.
Эта форма депрессии необходима и даже благотворна, так как обреченному пациенту легче умирать в состоянии смирения и покоя. Этого этапа достигают только те больные, которые смогли преодолеть мучения и страхи.
Смирение. Если в распоряжении пациента достаточно много времени и ему помогают преодолеть описанные выше этапы, он достигает той стадии, когда депрессия и гнев на "злой рок" отступают. Он уже выплеснул все прежние чувства: зависть к здоровым людям и раздражение теми, чей конец наступит еще не скоро. Он перестал оплакивать неминуемую утрату любимых людей и вещей, и теперь начинает размышлять о грядущей смерти с определенной долей спокойного ожидания. Больной чувствует усталость и, в большинстве случаев, физическую слабость. Кроме того, у него появляется потребность в дремоте, частом сне через короткие интервалы времени, но эта сонливость отличается от длительного сна в период депрессии. Это не тот сон, который означает попытку побега от действительности или отдыха от болей, неудобств или зуда. Такая постепенно усиливающаяся потребность в сне во многом похожа на младенческую, только она развивается в обратном порядке. Это не безропотная и безусловная капитуляция, не настроение полной безнадежности или моральной усталости. Смирение не следует считать этапом радости. Оно почти лишено чувств, как будто боль ушла, борьба закончена и наступает время "последней передышки перед дальней дорогой", как выразился один из пациентов. Кроме того, в это время помощь, понимание и поддержка больше нужны семье больного, чем самому пациенту. Когда умирающий отчасти обретает покой и покорность, круг его интересов резко сужается. Он хочет оставаться в одиночестве - во всяком случае, уже не желает вторжения новостей и проблем внешнего мира. Посетителей он часто встречает без радушия и вообще становится менее разговорчивым; нередко просит ограничить число посетителей и предпочитает короткие встречи. Для таких встреч лучше всего выбирать вечернее время. В это время суток сопричастность не нарушается больничным шумом, медсестры не обходят больных с градусниками, а уборщицы не моют полы - возникают недолгие минуты уединения, которыми лечащий врач может завершить свой рабочий день; в это время их никто не потревожит. Такие встречи не занимают много времени и пациенту приятно знать, что о нем не забыли даже после того, когда уже не в силах для него что-либо сделать. Чаще всего эти встречи проходят в молчании, больному не хочется разговаривать. Ваш приход для него означает, что вы будете рядом с ним до самого конца. Эти встречи облагораживают посетителей - они начинают понимать, что смерть - не такое пугающее, ужасное событие, каким оно многим видится.
На протяжении всех этих этапов и практически до самой смерти больного не покидает надежда. Даже самые реалистичные, самые смирившиеся пациенты допускают какую-то вероятность исцеления, открытия какого-то нового лекарства. Надежда может быть также связана с тем, что смерть будет не такой тяжелой, что больной успеет завершить какие-то свои дела, что не будет сильных болей, страданий.
Удельный вес отдельных этапов у разных людей значительно различается.
Из вышеописанного очевидно, что у неизлечимого больного есть свои совершенно особые потребности; их можно удовлетворить, если мы дадим себе время и труд посидеть, выслушать и понять, в чём они состоят. Самое важное сообщение с нашей стороны заключается в том, чтобы дать больному понять, что мы готовы и хотим разделить с ним некоторые его трудности. Работа с неизлечимо больным человеком требует определённой зрелости, которая приходит с опытом. Прежде чем мы сможем без напряжения, спокойно сидеть рядом с таким человеком, нам необходимо серьёзно проанализировать наше собственное отношении к смерти и умиранию.
Первое знакомство с клиентом – это встреча двух людей способных общаться без страха и суеты. Психолог посредством собственных слов или действий старается сообщить клиенту, что не намерен убегать, если пойдёт разговор о смерти или о раке. Если клиент не готов раскрыться в данный момент, то психолог должен дать понять клиенту, что когда наступит такое время, то он будет с ним рядом и будет готов выслушать его. Часто больные держатся за жизнь из-за каких-то незавершённых дел и ему необходимо с кем-то поделиться этой тревогой. Другого больного мучает чувство вины, неискуплённого греха – настоящего или мнимого, - и он испытывает огромное облегчение, когда мы даём ему возможность высказаться. Изредка больному не даёт покоя надуманный страх, и тогда полезно обсудить с ним чего он на самом деле боится.
Неизлечимо больной человек способен понять свое положение и нередко хочет поговорить о своей болезни и приближении смерти, но только с теми, кто выслушивает его без поверхностных попыток утешить. Поэтому консультанту следует уметь квалифицированно разобраться в желаниях такого клиента и связанных со смертью фантазиях и страхах. Это позволяет не только выслушать клиента, но и помочь ему поделиться мыслями о смерти, собственном негодовании и о том, что он потеряет вместе с жизнью. Консультант, по сути, способен побудить неизлечимо больного человека изведать жизнь до последнего мгновенья. Самое важное, по нашему мнению, дать возможность почувствовать клиенту, что он ещё жив, что он ещё не умер и должен использовать каждую минуту, каждую секунду своей жизни, для того, чтобы закончить все незавершённые дела. «Сначала получи от жизни всё, а уж потом - и только потом – умирай. Не оставляй за собой ни капли не прожитой жизни». Ну а нам остаётся быть рядом с этими людьми, внимательно выслушивать и поддерживать их, когда это необходимо, делиться с ними своими чувствами и учиться у них мужеству и мудрости.
Любая болезнь ставит человека в особые жизненные обстоятельства. Соматические заболевания могут вызывать выраженную невротизацию. Эмоции и переживания, которые испытывают соматические больные, могут быть различными: гнев, печаль, ощущение потери, раздражительность, неуверенность будущем. На начальной стадии, когда только стало известно о болезни, многие испытывают растерянность: «Почему это происходит со мной?»
Какими же бывают реакции на заболевание:
- диссимуляция – человек понимает, что он болен, но сознательно продолжает скрывать симптомы и не предъявляет жалоб. При этом человек продолжает заниматься активной деятельностью или еще больше нагружает себя, находит отвлечения. Причиной такого поведения может быть от «непрестижности» заболевания до страха потерять работу, трудоспособность и т.д.
- симуляция – человек преувеличивает свои симптомы и тяжесть состояния. Целью такого поведения очень часто бывает желание привлечь внимание, вызвать сочувствие. Симуляция приносит больному какую-либо выгоду.
- отрицание болезни – человек может не осознавать, что болен. Какими бы ни были симптомы и признаки заболевания, больной утверждает, что он здоров и отказывается от медицинской помощи. Такая реакция может быть как механизмом психологической защиты, так и не способностью критически оценить свое состояние в силу ряда причин органического характера, алкогольной интоксикации, либо психических расстройств.
- также возможна реакция «ухода в болезнь», когда человек фиксируется на своем состоянии, болезнь служит оправданием. Чаще всего такая реакция наблюдается у лиц астено-невротического типа, и у пациентов склонных к ипохондрии. Особенно у тревожно-мнительных пациентов заболевание сопровождается астеническим состоянием: слабость, потливость, расстройства сна, снижение уровня мотивации, фиксация внимания на своих ощущениях, повышение тревожности.
Так же могут происходить конфликты, связанные с надеждой. Чаще всего они возникают из двух источников. Первый и наиболее мучительный - передача чувства безнадежности больному от персонала или родственников, в тот период, когда он еще нуждается в надежде. Второй источник страданий - неспособность родных принять терминальную (последнюю) стадию больного: они отчаянно цепляются за надежду, в то время когда сам обреченный уже готов к смерти и тяжело переживает из-за того, что родные не в состоянии смириться с этим фактом.
Пациентам всегда важно поделиться своими страхами, переживаниями, связанными с болезнью и обрести надежду.
На этапе смирения родные и сам умирающий начинают переживать подготовительную скорбь. Они предчувствуют утрату и горюют о ней. Чем лучше удается выразить эту скорбь до смерти, тем легче будет вынести ее в последствии. Однако не стоит загружать умирающего своими негативными переживаниями. Разделяя горе с умирающим, в то же время, нужно стараться разговаривать с ним о позитивных аспектах, в том числе философского и религиозного плана мыслей и убеждений о жизни и смерти.
Если члены семьи способны переживать эти страдания совместно, то они постепенно осознают приближение неотвратимой разлуки и вместе принимают ее. Самым трудным для семьи является терминальный этап, когда больной медленно отдаляется от всего мира, включая и родных: они не понимают, почему умирающий, обретя мир и принимая свою смерть, шаг за шагом отделяет себя от окружающих и даже от самых любимых. Каким образом сумеет он подготовиться к смерти, если будет продолжать поддерживать многочисленные и такие важные отношения? Когда пациент просит, чтобы к нему приходили лишь немногие друзья, а затем родные дети и, наконец, только жена, то следует понимать, что таким способом он постепенно отрешается от жизни.
Именно в этот период семья больше всего нуждается в поддержке, а пациент, возможно, меньше всего. Это не значит, что его следует оставить в полном одиночестве. Постоянный контакт с ним должен быть обеспечен, но когда он достигает этой стадии смирения, то обычно в личностном общении почти не нуждается.
Когда больной умер, то его родным нужно дать возможность выговориться, поплакать, а при необходимости - просто покричать. Дайте им поделиться горем, разрядить напряжение; и не оставляйте их в одиночестве. Когда все проблемы умершего решены, у осиротевшего близкого только начинается период скорби и боли. Помощь и сочувствие ему необходимы не только после подтверждения рокового диагноза, но и долгие месяцы после смерти родного человек.
Онкобольные
Можно рассмотреть пример психологического сопровождения на онкобольных. Для таких пациентов важным является создание комфортной психологической обстановки. Для этой категории пациентов проводятся сеансы индивидуально и в группах. Также психотерапия применяется для повышения эффективности лечения и реабилитации, тогда ее задачи определяются особенностями протекания заболевания, на какой стадии оно в данный момент находится, и вероятным прогнозом.
В период профилактики онкологических заболеваний широко используются методы поведенческой психотерапии и аутогенная тренировка. На этапе первичной диагностики, когда основные эмоции, испытываемые пациентами, - это тревога и страх, применяется рациональная терапия, способствующая успокоению пациента, формированию рационального отношения к диагнозу, методам лечения, вероятным прогнозам, адаптации к сложившейся ситуации. При высокой степени тревожности, проявлениях неврозов показана гипнотерапия. Перед хирургической операцией, когда беспокойство больного усиливается, также рекомендованы рациональная психотерапия и методы самовнушения. Они призваны устранить страх и вселить уверенность в успехе лечения и благоприятном исходе оперативного вмешательства.
После проведения операции выбор методики психотерапевтического лечения зависит от самочувствия пациента и последующего плана терапевтических мероприятий. Для больных, проходящих лучевую терапию, проводятся сеансы индивидуальной и групповой психотерапии с целью гармонизации их эмоционального состояния, ликвидации возможных негативных последствий лечения. Применяются такие методы, как анонимное обсуждение, лечебная перспектива, психотерапевтическое зеркало. Если речь идет о раковых опухолях в запущенной стадии, используются методики, которые нормализуют сон, способствуют ослаблению болей. На этом этапе очень важны сопереживание и эмпатия по отношению к больному, помощь в обретении надежды на лучшее.
Личностно-ориентированные групповые занятия с психотерапевтом основаны на понимании психологии онкологических пациентов и их психоэмоционального состояния перед операцией и по ее завершении, особенностей их видения болезни, механизмов психологической защиты, ощущения изолированности.
Из практики проведения групповых сеансов была отмечена эффективность ежедневных занятий продолжительностью один час, участники которых делились личным опытом принятия диагноза, адаптации к болезни, способами преодоления стресса и нервного напряжения, решения проблем, возникших вследствие заболевания. Члены группы оказывали друг другу моральную поддержку, объединяли свои усилия, направленные на победу над недугом. В частности, специалисты описывают опыт проведения групповой психотерапии с неизлечимо больными, и каждодневная терапия в группе из 6-7 человек оказалась достаточно эффективной в плане поддержки пациентов. Занятия способствовали преодолению стресса и адаптации к нервно-психическому перенапряжению, возникшему из-за всех проблем, которые встали перед больными после постановки диагноза.
Помочь преодолеть кризис и депрессию, скорректировать психологические и психопатологические реакции на онкологический диагноз и уменьшить риск возникновения подобных проявлений может создание групп поддержки для раковых больных и их родственников и близких людей, а также ранняя психологическая и психиатрическая помощь.
Ученые также доказали экспериментально, что психотерапия оказывает благотворное воздействие на онкологических пациентов. Испытания продемонстрировали, что роль психологической поддержки крайне важна как для профилактики, так и для увеличения продолжительности и качества жизни терминальных больных. Специалисты считают, что влияние стрессовых ситуаций на физиологические процессы, протекающие в организме, очень существенно. Например, стресс способствует повышению содержания кортизола в крови, что ослабляет иммунную систему, невозможность расслабиться вызывает повышение артериального давления. Организм испытывает большие перегрузки из-за дестабилизированного эмоционального состояния – больной постоянно находится в напряжении, страдает от бессонницы, теряет аппетит. У подавляющего большинства раковых больных их диагноз ассоциируется с безнадежностью, обреченностью, неизбежной мучительной смертью, и естественно, что они испытывают шок, страх смерти, страх за своих детей или пожилых родителей, впадают в депрессию, доводящую вплоть до самоубийства. Все эти проявления ухудшают шансы на стойкую ремиссию и выздоровление, ведь организм и так ослаблен самой болезнью, хирургическими операциями, химической и лучевой терапией, имеющими свои побочные эффекты.
Литература:
1. Кочюнас, Р. Психологическое консультирование и групповая психотерапия: учебное пособие для вузов / Р. Кочюнас. – Москва: Академический проект, 2004. – 464 с.
2. Кюблер-Росс, Э. О смерти и умирании / Э. Кюблер-Росс. – Киев: София, 2001 – 318 с.
3. Ялом, И. Шопенгауэр как лекарство. Психотерапевтическ