1. Предмет и содержание международных отношений. Участники и системы международных отношений.
Основное содержание международных отношений. Международные отношения как процесс и комплекс наук. Понятия объекта и субъекта международных отношений; правосубъектность международных отношений. Основные дефиниции теории международных отношений. Теоретические модели и методы анализа международных отношений; классические и современной теории международных отношений. Основные подходы к анализу международных отношений; возможности истории, политологии, социологии, конфликтологии, теории межкультурных коммуникаций. Классификации международных отношений. Глобальное и региональное измерения международных отношений.
Понятие об участниках международных отношений; государства и внегосударственные участники международных отношений. Международные и неправительственные организации. Понятие о системе международных отношений. Основные системы международных отношений в исторической ретроспективе. Основные черты, структуры и проблемы современной системы международных отношений.
Одним из вопросов, широко обсуждаемых сегодня в научном сообществе ученых международников, является вопрос о том, можно ли считать Международные отношения самостоятельной дисциплиной, или же это неотъемлемая часть политологии. На первый взгляд, ответ на него вполне очевиден: международные отношения, ядром которых являются политические взаимодействия, как бы «по определению» составляют неотъемлемую часть объекта политологии. Обусловлено это тем, что международная политика, как выражение, или модус существования международных отношений, подобно любой другой разновидности политики (экономической, социальной и т.п.), представляет собой соперничество и согласование интересов, целей и ценностей, в процессе которого взаимодействующие общности используют самые различные средства, — от целенаправленного влияния до прямого насилия. Здесь так же, как и во внутренней политике, речь идет о столкновениях по поводу власти и распределения ресурсов.
Задумаемся однако над тем, почему же в существующей учебной литературе по политологии — а она, как известно, отражает наиболее устойчивые, апробированные результаты, а также нерешенные проблемы исследовательского процесса — международные отношения либо отсутствуют, либо наличествуют чисто формально.
Одним из ответов является утверждение о том, что политология — это наука о внутренней политике, ограниченной рамками организованного государственного общества. Тем самым вроде бы автоматически постулируется самостоятельность науки о международных отношениях. Однако основанная на подобном видении самостоятельность сводится к чисто количественному измерению. Так, например, М. Гунелль так же полагающий, что предмет политологии ограничивается национальными (т.е. внутриполитическими) проблемами, не считает это препятствием для включения в него международных отношений: «Основным предметом науки о международных отношениях являются властные отношения... ее предмет совпадает с предметом политической науки... Разное только географическое поле». В качестве доказательства приводятся факты усиливающегося взаимодействия и взаимопереплетения внутриполитических и международнополитических процессов.
Действительно, в наши дни повсеместно наблюдается феномен взаимопроникновения внутренней и международной политики, проявившийся, например, в воссоединении Германии, или же получающий выражение в возрастающем влиянии внешнеполитических акций правительства того или иного государства на электоральное поведение его населения. Впрочем, внутренняя и внешняя политика всегда были едины по своим источникам и ресурсам, отражая (более или менее удачно и эффективно) присущими им средствами единую линию того или иного государства. Речь вдет, в конечном счете, о двух сторонах, двух аспектах политики как сферы и процесса деятельности, в основе которой лежит борьба интересов. Не случайно, например, наиболее распространенные методы прогнозирования внешней политики основываются либо на исследовании процесса принятия решений (работы Ч. Германна, О. Холсти, Г. Аллисона и др.), либо на факторном подходе (Дж. Розенау, Д. Фрей, Д. Рюлофф), либо на анализе других аспектов и сторон, относящихся к внутриполитической области. Эти аспекты учитываются и системным подходом. И наоборот — анализ внутриполитических процессов не может не учитывать того влияния, которые оказывают на них изменения в международной системе.
Как известно, разработка модели принятия решений послужила отправным пунктом для создания (в конце 60х годов) школы сравнительного внешнеполитического анализа под руководством Дж. Розенау и попыток формулирования «предтеории внешней политики», базирующейся на постулате о взаимосвязи и взаимодействии национальных (или «внутренних») политических систем и международнополитической системы. Идеи Дж. Розенау, оказавшие значительное влияние на международнополитическую теорию, получили дальнейшее развитие в начале 90х годов, когда им была выдвинута концепция «постмеждународной политики», в основе которой — тезис о разрыве, бифуркации между традиционным государственноцентричным миром и новым полицентричным миром «акторов вне суверенитета» и о смещении, вследствие такого разрыва, всей совокупности параметров, регулирующих международные отношения. Изучение взаимосвязи (linkage) между внутренней жизнью общества и международными отношениями, роли социальных, психологических, культурных и иных факторов в объяснении поведения участников этих отношений, анализ «внешних» источников, которые могут иметь «чисто внутренние», на первый взгляд, события, все это стало сегодня неотъемлемой частью международнополитической науки.
Учитывая вышесказанное, представляется вполне понятным и плодотворным стремление рассмотреть основные вопросы политической науки без разделения ее проблем на внутренние и внешние (международные): такие попытки отмечаются и в зарубежной, и в отечественной литературе (34).
Вместе с тем, представления о чисто количественном характере различий между внутренней и международной политикой, а тем более — утверждения сторонников транснационализма о стирании всякой грани между ними в эпоху взаимозависимости отражают не только тенденции развития политического процесса, но и состояние самой науки о международных отношениях. Как справедливо отмечал канадский специалист, «интенсивная концептуальная и исследовательская деятельность может создать впечатление о том, что разработка теории международной политики находится на пути своего удачного завершения, как это стремятся внушить некоторые видные представители школы сравнительной международной политики. Однако подобный оптимизм является, увы, довольно преждевременным».
В самом деле, несмотря на свой солидный возраст (одно из первых исследований в этой области — работа Фукидида «История Пелопонесской войны» — появилась еще в V веке до н.э.) наука о международных отношениях не может похвастаться крупными успехами. Даже в рамках такого теоретического течения, как политический реализм, придающий исследованию внешней политики государства центральное место, ее понимание остается слишком общим, лишенным необходимой строгости. Главное, что удалось сделать наиболее крупным представителям указанного течения — Г. Моргентау, Р. Арону, А Уолферсу и др. — это показать сложность данного феномена, его неоднозначный характер, связанный с тем, что он имеет отношение и к внутренней, и к международной жизни, к психологии и теории организации, к экономической сфере и социальной структуре и т.п.
Это позволило критикам политического реализма — сторонникам модернистского направления — приступить к конкретному изучению внешнеполитической деятельности государств, опираясь на возможности таких наук, как социология и психология, экономика и математика, антропология и информатика и др. Использование методов системного подхода, моделирования, ситуационного и структурнофункционального анализа, теории игр и т.п. дало возможность представителям отмеченного направления (М. Каплан, Д. Сингер, К. Райт, К. Дойч, Т. Шеллинг и др.) подвергать проверке гипотезы, касающиеся прогнозирования внешней политики того или иного государства, основываясь на обобщении эмпирических наблюдений, дедуктивных суждений, изучении корреляций; систематизировать факторы, влияющие на международные ориентации правительств, формировать соответствующие базы данных, исследовать процессы принятия внешнеполитических решений. Однако модернизм не стал скольлибо однородным теоретическим направлением. Догматизация принципа научной строгости и оперирования данными, поддающимися эмпирической верификации, обрекала его на редукционизм, фрагментарность конкретных исследовательских объектов и фактическое отрицание специфики внешней политики и международных отношений.
Периодически обостряющиеся между представителями науки о международных отношениях «большие дебаты», сопровождающие ее фактически с первых шагов конституирования в относительно самостоятельную дисциплину (по общему мнению этот процесс, продолжающийся и поныне, ведет свое начало с межвоенного периода первой половины XX века), до сих пор не смогли поколебать доминирующую среди них неуверенность в эпистемологическом статусе своей дисциплины, особенностях ее объекта, специфике предметного поля и основных исследовательских методов. Более того, само продолжение таких дебатов, а главное — их содержание убеждают (непосредственно или имплицитно, целенаправленно или по существу) в обоснованности подобной неуверенности.
В этой связи симптоматично, что в конце 1994 года по обе стороны Атлантики такие специализированные журналы как «Inemational Organization» в США и «Le Trimestre du monde» во Франции почти одновременно выпускают специальные издания, целиком посвященные выяснению проблемы состояния международных исследований и предмету науки о международных отношениях. Совпадает и один из главных выводов, вытекающий из обеих дискуссий, в соответствии с которым главное препятствие автономизации науки о международных отношениях вытекает из трудностей в идентификации ее объекта.
«Мы находимся в положении, — пишет в этой связи Б. Ланг, — когда реальность не дана исследователям в непосредственном восприятии, когда они не имеют дела с объектом, который характеризовался бы четко очерченными контурами, отличающими его от необьекга» (35). Еще более определенно высказывается Ф. Брайар, утверждающий, что «объект изучения международных отношений не обладает нередуцируемой спецификой по отношению к широкому полю политики... Сегодня становится все труднее утверждать, что этот объект не поддается исследованию на основе подхода и концептов политической науки и что необходимо развивать для этого собственную научную дисциплину».
Традиционно объектом международных отношений считалась среда, в которой господствует «предгражданское состояние» — анархическое, неупорядоченное поле, характеризующееся отсутствием центральной, или верховной власти и, соответственно, монополии на легитимное насилие и на безусловное принуждение. В этой связи Р. Арон считал специфической чертой международных отношений, «которая отличает их от всех других социальных отношений, то, что они развертываются в тени войны, или, употребляя более строгое выражение, отношения между государствами в самой своей сущности содержат альтернативу мира и войны» (37). В целом с таким пониманием специфики объекта науки о международных отношениях соглашались и либералы, хотя они подчеркивали, что, вопервых, указанная анархичность никогда не была полной, а вовторых, возникновение и развитие международных институтов, распространение и усиление международных режимов вносят все большую упорядоченность и регулируемость в отношения между международными участниками. Одновременно они обратили внимание на то обстоятельство, которое затем стало одним из главных критических орудий, обращенных против сторонников политического реализма их новыми оппонентами — транснационалистами. Речь идет о редуцировании международных отношений к межгосударственным взаимодействиям и абсолютизации принципа национального интереса, понимаемого реалистами, фактически, как некая априорная данность.
Однако, как показало дальнейшее развитие исследований в области международных отношений, самим транснационалистам тоже не удалось преодолеть указанный недостаток. С одной стороны, как уже говорилось выше, ссылки на взаимозависимость мира и на взаимопроникновение внутренней и международной политики не убеждают в том, что различие между ними уже исчезло или перестанет существовать в будущем. С другой стороны, критерий так называемой политической локализации, который призван преодолеть присущее реализму редуцирование международных отношений к межгосударственным, также не решает проблему. Как уже отмечалось, в соответствии с этим критерием объектом науки о международных отношениях являются любые социальные отношения и потоки, пересекающие границы и избегающие единого государственного контроля. Однако границы, на которые ссылается данный критерий, — неотъемлемый признак государственности, всемерно оберегаемый символ национального суверенитета, поэтому ссылка на них так и или иначе возвращает нас к вопросу о зависимости международных отношений от межгосударственных взаимодействий, сводя существенную, на первый взгляд, новизну в понимании объекта науки к чисто количественным различиям: большему или меньшему влиянию государств на регулирование указанных потоков и отношений.
Означает ли это, что указание на анархичность как на характеристику, определяющую особенности объекта науки о международных отношениях, сохраняет все свое значение? Основываясь на анализе полемики между неореалистами и неолибералами, Р. Пауэлл показывает, что ссылки на анархичность как на нередуцируемую специфику международных отношений фактически утрачивают значение в обоих ее аспектах: и в смысле отсутствия наднационального мирового правительства, и в смысле готовности международных акторов к применению силы. С другой стороны, ссылки на стремление к абсолютным и относительным выгодам, как выражение национального интереса, не способны объяснить причины наличия или отсутствия международного сотрудничества, а также его степень. Сотрудничество и заинтересованность в выгодах могут изменяться одновременно, но это не означает обязательного существования между ними причинноследственной связи. По мнению Р. Пауэлла, и в том, и в другом случае причиной выступают особенности стратегической окружающей среды, которая всецело обусловливает интерес государств в относительных выгодах и, таким образом, затрудняет развитие сотрудничества (38).
В данной связи неизбежен вопрос: а каковы эти особенности? Вернее, что лежит в их основе? Иначе говоря, проблема возвращается «на круги своя». В конечном итоге приходится признать, что объект науки о международных отношениях характеризуется дуализмом регулируемости и порядка (как совокупного и противоречивого результата сознательной деятельности по формированию и развитию международных организаций, институтов и режимов, а также спонтанного следствия объективного функционирования международной системы и связанных с ним структурных принуждений и ограничений), с одной стороны, и значительной долей непредсказуемости, вытекающей из плюрализма суверенитетов и психологических особенностей лиц, принимающих решения, которые способны повлиять на ход развития политических событий и процессов — с другой. Указанный дуализм не удается отразить в рамках единой теории. Отсюда тот «страбизм», присущий Международным отношениям, который, по мнению М. Жирара, считается среди ее представителей чемто вроде тайного знака профессиональной принадлежности (39). Но если он рассматривает этот «знак» как определенную теоретическую опасность, то американский ученый К. Холсти считает, что для науки о международных отношениях «теоретический плюрализм является единственно возможным ответом на многообразные реальности сложного мира. Любая попытка установить какую то ортодоксальность, основанную на единой точке зрения или особой методологии, может привести лишь к чрезмерному упрощению и уменьшению шансов на прогресс познания» (40).
Гетерогенность, сложность и многозначность международных отношений, многообразие наблюдающихся в них тенденций, неожиданный, в чемто непредсказуемый ход их эволюции, а кроме того, отсутствие скольлибо четких материальнопространственных границ, которые отделяли бы международные отношения и внешнюю политику от внутриобщественных отношений и внутренней политики, — все это действительно говорит о сопротивляемости объекта науки о международных отношениях усилиям по созданию некоей единой всеохватывающей теории, если понимать под этим термином целостную и непротиворечивую систему эмпирически верифицируемых знаний. Вместе с тем, данная констатация отнюдь не означает, что Международные отношения не имеют своего предмета (41). О существовании такого предмета свидетельствует наличие целого ряда проблем, сущность которых, при всем богатстве взаимосвязанного и взаимозависимого мира, не сводится к внутриполитическим отношениям, а обладает собственной динамикой, дышит собственной жизнью. Признавая, что удовлетворительного решения вопроса о том, как выразить эту сущность, пока не найдено, не стоит забывать, что речь идет о разных видах политической деятельности, которые используют разные средства (например: армия, военная стратегия и дипломатия во внешней политике; полиция, государственное право и налоги — во внутренней), обладают разными возможностями (если политика — сфера рисковой деятельности, то во внешней и международной политике степень риска неизмеримо более высока, чем во внутренней); осуществляются в разных средах (в международных отношениях, являющихся средой внешнеполитической деятельности, нет монополии на легитимное насилие: соответствующие акции ООН далеко не бесспорны и легитимны по большей части лишь для ограниченного круга членов международного сообщества).
Вот почему центральные понятия политологии (например такие, как «политическая власть», «политический процесс», «политический режим», «гражданское общество» и т.п.) имеют специфическое значение в применении к внешней (международной) политике, формируя свое, относительно автономное предметное поле. Составной частью этого поля являются «частнонаучные» понятия и проблемы, в которых отражается специфика международных отношений — такие, как «плюрализм суверенитетов», «баланс сил», «би (+) и () многополярность», «дипломатия», «стратегия» и т.п. Разрабатываемые в рамках данного поля, указанные понятия все чаще с успехом используются политологией в исследовании внутриполитических процессов. Так, наука о международных отношениях уже обогатила политическую теорию такими, ставшими общеполитологическими понятиями, как «национальный интерес», «переговоры» и т.п., которые вполне успешно применяются для анализа внутриполитических проблем. Тем самым она предстает как относительно автономная политическая дисциплина, имеющая собственный предмет исследования. Это подтверждается и такими внешними, но в то же время важными признаками, как наличие специализированных журналов, существование международного научного сообщества — специалистов, которые следят за работами друг друга и совместными усилиями, через взаимную критику, опираясь на общезначимые достижения, полученные в рамках различных теоретических направлений и школ, развивают свою дисциплину, ставшую неотъемлемой частью университетского образования.
И хотя речь идет о сравнительно молодой дисциплине, об окончательном конституировании которой, ее полной автономности по отношению к политологии говорить пока еще рано, даже более того: особенности самого объекта этой дисциплины дают основания предполагать, что такая автономность вряд ли возможна и в сколь либо обозримом будущем, — все это не избавляет от необходимости, в силу вышеуказанных обстоятельств, разработки проблем, касающихся самостоятельного теоретического статуса науки о международных отношениях.
I. Теория международных отношений (ТМО) представляет собой науку о сложной социально-политической реальности, в которой реализуется многообразие форм обмена деятельностью и ее результатами между членами самостоятельных обществ, отделенных друг от друга государственными границами. Роль теории состоит:
а) в “просеивании”, отборе и систематизации (упорядочении) эмпирического материала международных отношений;
б) в выработке наиболее общих понятий – категорий, использование которых позволяет анализировать поведение международных акторов;
в) в выявлении более или менее постоянных причинно-следственных связей, поиске их устойчивости, повторяемости в хаотическом многообразии международных явлений.
II. Как правило, ТМО выполняет три основные функции:
1) объясняет особенности связей действующих в международных отношениях акторов;
2) прогнозирует эволюцию международных отношений.
3) предупреждать аналитиков от чрезмерной самоуверенности и скоропалительных оценок, а политических деятелей, принимающих решения, - от поспешных действий, могущих иметь масштабные негативные последствия.
При реализации этих функций используются два метода познания: а) объяснение, то есть нахождение особых причин, которые вызвали данное событие или состояние дел. Ученые, которые стремятся “объяснить”, имеют дело с обобщениями и проверкой гипотез типа “изменение А вызвано причиной В”; б) понимание предполагает не столько поиск причин события, сколько выяснение его значения. Ученые, стремящиеся “понимать”, предпочитают исследовать скорее одно событие, чем набор случаев, понимание позволяет делать выводы о причинах события без таких строгих оценок, которые требуются для объяснения. Для понимания характерен исторический подход, для объяснения – научный.
III.Объект ТМО – весь многообразный, трудноуловимый и противоречивый мир международных отношений с его основными особенностями:
- элементами анархичности, поскольку в них отсутствует верховная инстанция, власть которой была бы общепризнанной, “плюрализмом суверенитетов”, когда каждый актор принимает решения, основываясь на собственных предпочтениях и имеющихся в его распоряжении ресурcах;
- влиянием на поведение международных акторов институционализации МО, норм и правил, зафиксированных в международном праве;
- противоречивостью характеристик: целостностью и фрагментарностью, сотрудничеством и конфликтностью, интеграцией и самоидентификацией социальных общностей;
- влиянием глобализации мирового рынка, последствия которой способствуют как сближению, так и разделению интересов различных стран и народов, влекут за собой как размывание национального суверенитета и территориального принципа политической организации, так и стремление к их укреплению;
- участием, наряду с традиционными международными акторами, - государствами и межправительственными организациями – новых действующих лиц: неправительственных организаций, транснациональных корпораций, банков и предприятий, крупных медиагрупп, преступных синдикатов, международного терроризма, этнических диаспор и т.д.
- все более заметной утратой государством своей главной роли – гаранта индивидуальной и социальной безопасности граждан. В ряде аспектов в условиях глобализации государственная форма препятствует расцвету прав и свобод человека. становится помехой в формировании единого мирового сообщества, которое развивалось бы в интересах всех народов и каждого человека. Однако реализация пропагандируемых идей “меньшего государства”, “государства – ночного сторожа”, слабого государства отнюдь не влекут за собой автоматического увеличения прав, свобод, безопасности человека, не способствуют достижения “общего блага” отдельных наций и всего человечества.
IV. Предмет ТМО - это научный поиск существенных, повторяющихся и необходимых для существования исследуемого объекта связей, закономерностей, законов. В наиболее общем виде в ТМО принято считать закономерностями:
- главным действующим лицом МО является государство, а формами его международной деятельности – дипломатия и стратегия;
- государственная политика существует в 2-х разновидностях – внутренней и внешней, между которыми имеется как взаимосвязь, так и существенные различия, в связи с чем международная политика государства обладает весьма значительной автономией;
- основа основ всех международных действий государства коренится в национальном интересе, наиболее существенными составными элементами которого являются безопасность, выживание и суверенитет. Поэтому МО – это сфера столкновения, конфликтов и примирений национальных интересов различных государств;
- международные отношения – это силовое взаимодействие государств и баланс сил, в котором преимущества с точки зрения реализации национальных интересов имеют наиболее мощные державы;
- в зависимости от распределения мощи между великими державами баланс сил может принимать различные формы или конфигурации: биполярную, трехполюсную, мультиполярную и т.д.
V.. Методология – это совокупность приемов, способов и путей, иначе говоря, методов познания. Теория международных отношений использует самые различные методы, которые могут привести к наиболее надежным знаниям. Опираясь на выводы Р. Арона, можно сказать, что при изучении МО необходимо сочетание таких методов, которые опираются:
- на теорию в исследовании сущности, специфики и основных движущих сил этого особого рода общественных отношений;
- на социологию в поисках детерминант и закономерностей, определяющих изменения и эволюцию МО;
- на историю, имея в виду поиск фактическое развитие международных отношений в процессе смены эпох и поколений, позволяющее находить аналогии и исключения;
- на опыт при анализе процесса подготовки, принятия и реализации международно-политического решения.
В конкретно прикладном порядке речь идет об а) изучении фактов; б) объяснении существующего в МО положения; в) прогнозировании дальнейшей эволюции ситуации; г) подготовке и принятии решения. Имея в виду важность методологии ТМО, одна из “больших дискуссий” в международно-политической науке была посвящена именно методам ее познания. Ее результатом стало распространение системных подходов к исследованию международных отношений, в первую очередь метода уровней анализа.
Впервые понятие “уровни анализа” использовал в своей работе “Человек, государство и война” (1965) К. Уолц. Анализируя политические конфликты, он пришел к выводу, что причины их следует искать в трех основных сферах политики или на трех уровнях: а) уровне индивида или лиц, принимающих решения; б) уровне государства или уровне внутриполитических факторов; в) уровне межгосударственной системы.
Такой подход позволил разделить области политики, каждая из которых оказывает различное влияние на поведение государства на международной арене и позволяет исследователю сосредоточиться на одной из сфер политики, абстрагируясь на время от других. Так, на уровне индивида исследуется роль персональных качеств ЛПР – особенности их характера, психологии, идеологических установок, морального облика и т.д. На уровне государства анализируются группы и коалиции интересов, влияющих на принимаемые решения. На уровне системы оценивается распределение власти среди государств и его воздействие на внутренний режим и международное поведение.
Метод уровневого анализа обладает как достоинствами, так и недостатками. Он направлен прежде всего на объяснение явлений, событий и процессов в МО, но известно, что оно всегда остается неполным и должно дополняться интуицией.
VI. Методы анализа ситуации:
- наблюдение. Его элементами являются субъект наблюдения, объект и средства наблюдения. Бывает непосредственным и опосредованным, внешним и включенным, когда наблюдатель является прямым участником того или иного международного события. Прямое наблюдение отличается от косвенного, которое проводится на основе информации, получаемой посредством интервью, анкетирования и т.п. В ТМО в основном возможно косвенное и инструментальное наблюдение. Главный недостаток метода – большая роль субъективных факторов, связанных с активностью субъекта, его идеологическими предпочтениями, несовершенством средств наблюдения и т.д.;
- изучение документов. Применительно к МО имеет ту особенность, что у “неофициального” исследователя часто нет свободного доступа к источникам объективной информации, которая нередко засекречивается и становится государственной тайной. Наиболее доступными из документов являются:
а) cообщения пресс-служб дипломатических и военных ведомств;
б) информация о визитах государственных деятелей;
в) уставные документы и заявления наиболее влиятельных межправительственных организаций;
г) декларации и сообщения властных структур, политических партий, общественных объединений и т.д.;
д) иконографические документы – картины, фотографии, кинофильмы, выставки, плакаты и лозунги, которые несут в себе интересную информацию.
- сравнение. В ТМО сделался необходимым в связи с резким умножением в 60-е годы ХХ века числа государств и других акторов МО. Главное достоинство данного метода – его нацеленность на поиск общего, повторяющегося в международных отношениях. Одновременно сравнительный анализ позволяет получить значимые выводы и на основе несходства явлений и неповторимости ситуаций.
VII. Экспликативные методы:
- контент-анализ. В политических науках впервые был применен Г. Лассуэллом и был описан в 1949 г. В самом общем виде представляет собой систематизированное изучение содержания письменного или устного текста с фиксацией наиболее часто в нем повторяющихся словосочетаний или сюжетов. Далее установленные данные сравниваются с соответствующими показаниями сообщений, известных как нейтральные, на основе чего делается вывод о политической направленности содержания исследуемого текста. М.А. Хрусталев и К.П. Боришполец выделяют следующие стадии применения контент-анализа:
а) структуризация текста как форма первичной обработки информационного материала;
б) обработка информационного материала при помощи матричных таблиц;
в) квантификация материала, позволяющая продолжить его анализ при помощи электронно-вычислительной техники.
Эффективность метода зависит от правильности выделения: первичных единиц анализа (термины, словосочетания, темы); единиц измерения (слова, фразы, разделы, страницы);
- ивент-анализ. Метод анализа событийных данных направлен на обработку публичной информации, показывающей: кто говорит или делает; что говорит или делает; по отношению к кому говорит или делает; когда говорит или делает.
Систематизация и обработка соответствующих данных осуществляется по следующим признакам:
1) субъект-инициатор (кто);
2) cюжет, тема (что);
3) субъект-мишень (по отношению к кому);
4) дата события (когда).
Обработанные таким образом события сводятся в матричные таблицы, ранжируются и измеряются при помощи ЭВМ. Эффективность данного метода зависит от наличия богатого банка данных;
- когнитивное картирование. С помощью этого метода можно определить, как тот или иной политический деятель воспринимает определенную политическую проблему. Он выявляет основные понятия, которыми оперирует политик, устанавливает имеющиеся между ними причинно-следственные связи. В результате исследователь получает карту-схему, из которой можно вывести эвентуальную реакцию политика в той или иной ситуации в целом или в отношении отдельных проблем в ней. Б. Корани предложил 4 индикатора поведения политического деятеля:
а) cпособ дипломатического представительства;
б) экономические сделки;
в) межгосударственные визиты;
г) соглашения (договоры).
На основании получаемых данных строятся выводы, касающиеся способа поведения международного актора во времени и пространстве: c с кем он поддерживает наиболее интенсивны взаимодействия, в какой период и в какой сфере они проходят и т.п.
Когнитивное картирование, как и контент-анализ, и ивент-анализ, показывает в основном, что происходит, но не проясняют, почему. Эта слабость всех экспликативных методов минимизируется тем, что они служат накоплению данных, которые при их обработке иными методами дают более достоверные знания.
VIII. Эксперимент. В социальных науках эксперимент приобрел вид имитационной игры двух типов: без применения ЭВМ и с использованием электронно-вычислительной техники. В первом случае речь идет об индивидуальных или групповых действиях, связанных с исполнением определенных ролей (государств, правительств, политических деятелей) в соответствии с заранее составленным сценарием. Имитационные же игры с использованием ЭВМ предполагают более широкие исследовательские перспективы, в частности, выдвигать обоснованные гипотезы относительно возможного развития международных событий в будущем.
IX. Прогностические методы:
- дельфийский метод. Речь идет о систематическом и контролируемом обсуждении проблемы несколькими экспертами. Они вносят свои оценки того или иного международного события (явления, процесса) в центральный орган, который проводит их обобщение и систематизацию, после чего вновь возвращает экспертам. Будучи проведена несколько раз, такая операция позволяет констатировать более или менее серьезные расхождения в указанных оценках. С учетом проведенного обобщения эксперты или вносят поправки в свои первоначальные оценки, либо укрепляются в своем мнении и продолжают настаивать на нем. Изучение причин расхождений в оценках экспертов позволяет выявить не замеченные ранее аспекты проблемы и зафиксировать внимание как на наиболее, так и на наименее вероятных последствиях развития анализируемой проблемы или ситуации. В соответствии с этим и вырабатываются окончательные оценки и рекомендации;
- построение сценариев. Этот метод состоит в построении идеальных мыслительных моделей вероятного развития событий. Сначала выдвигаются гипотезы, представляющие собой простые предположения, о возможных вариантах развертывания ситуаций. Затем производится анализ и отбор главных факторов, определяющих ход событий. Количество таких факторов не должно быть чрезмерным (не более 6 элементов). На втором этапе выдвигаются основанные на простом “здравом смысле” гипотезы о предполагаемых фазах эволюции отобранных факторов в течении 10,15 и 20 лет, На 3-ем этапе осуществляется сопоставление выделенных факторов и на их основе выдвигается и описывается более или менее подробно ряд сценариев, соответствующих каждому из них. Наконец, на 4-м этапе делается попытка создать показатели относительной вероятности описанных выше сценариев, которые с этой целью классифицируются по степени их вероятности.
X. Моделирование. Данный метод связан с построением искусственных, идеальных, воображаемых объектов, ситуаций, представляющих собой системы, элементы и отношения которых соответствуют элементам и отношениям реальных международных феноменов и процессов. Его суть видна из характера этапов, реализуемых при моделировании:
- во-первых, речь идет о выделении типа модели (концептуальная, теоретическая и конкретная), ее форме (вербальная или содержательная, формализованная либо квантифицированная). Выявленная модель представляется в виде матрицы, являющейся теоретической моделью моделирования;
- во-вторых, строится содержательная концептуальная модель как исходная точка решения общей задачи исследования – “универсальная познавательная конструкция - конфигуратор”;
- в-третьих, проводится