— Кто там? — произнес слегка надтреснутый, слабый голос.
— Ваша внучка Ианте, дочь Ричарда. Можно мне с вами поговорить?
— Сначала что-нибудь на себя накину.
— Я подожду.
Она снова прикрыла дверь.
Я повернулась и помахала рукой Каденс, а та перестала морщить нос на солнце и встала.
Дверь снова открылась, на пороге появилась крохотная фигурка. Бабушка посмотрела на меня снизу вверх и пригласила войти. В доме стоял резкий, сладковатый запах старушечьего жилья. Спина у бабушки была согнута, а усаживаясь напротив меня за стол в маленькой с желтой мебелью кухне, бабушка охнула.
— Ну вот она ты какая, — ехидно сказала она. — Я-то думала, что о двух головах, а язык у тебя змеиный.
— Почему? — изумленно воскликнула я, все так и держа в руках купленные для нее цветы.
— А просто так.
Я оглянулась в поисках вазы, чтобы поставить цветы. Бабушка сказала, где взять, а потом я стояла посреди кухни с вазой, не зная, куда ее деть.
— Поставь на плиту, — сказала она.
Я поставила, села на табуретку и принялась рыться в сумке, где у меня лежала для нее книга отца.
— Это вам, — сказала я.
Я привезла ей последнее издание сборника трех отцовских романов, вышедшее в «Хафтон Миффин», с обложкой такой же, как когда-то у «Аборта». Я протянула книгу, и Мери Лу взяла ее своими крохотными ручками, поднесла к глазам и принялась внимательно изучать на обложке черно-белую фотографию отца. На этой фотографии ему тридцать пять лет. В последний раз Мери Лу его видела в двадцать один год.
Неожиданно она заплакала. Плечи ее затряслись от сдавленных горьких рыданий. Я положила руку ей на плечо.
Наконец Мери Лу подняла на меня глаза и сказала:
— Ведь я тебя даже не знаю.
— Я вас тоже не знаю, — ответила я и оглянулась в поисках бумажных платков.
В кухне стоял полумрак. Занавески были задернуты — может быть, из-за жары. Казалось, время здесь остановилось. Мебель была вся желтая и выглядела как новенькая. Я даже испугалась, когда вдруг поняла, что тут все такого же цвета, как в кухне у нас на ранчо.
Глаза у Мери Лу были ясные, речь твердая. У нее были седые кудрявые волосы, едва ли не шаловливо обрамлявшие лицо. Я опять потянулась к сумке, достала бумагу, ручку, достала видеокамеру, которую положила на пол рядом с собой. У меня накопилось много вопросов. Отвечала Мери Лу быстро, я едва успевала спрашивать. Когда отменили сухой закон, моя прабабушка, Бесс-стаканчик, как ее прозвали, купила кабачок в Сент-Хеленз.
— Мы были еще маленькие, и она оставила нас в Такоме и раз в месяц присылала деньги. Моя мать была, знаешь ли, женщина деловая, — сказала бабушка.
— У отца были карточки?
Отец рассказывал мне, как на карточки покупал школьную форму.
— Как-то Ричард все лето собирал горох, чтобы купить старый, сломанный велосипед, так что наверняка были. Велосипедов после войны не выпускали, и они были очень дорогие. За свой он заплатил пятьдесят долларов, хотя тот и пяти не стоил. Твой отец собирал горох каждое лето, пока не подрос, а потом пошел на консервный завод и, пока не закончил старшую школу, подрабатывал там на каникулах. Чем только ему не пришлось заниматься.
— У него когда-нибудь был новый велосипед?
— Нет.
Рассказ следовал за рассказом, так что в конце концов я бросила и пытаться записывать и попросила разрешения включить диктофон.
— Ты, должно быть, богатая, — сказала она.
— Почему вы так решили?
— Видеокамера, диктофон.
— Видеокамеру и диктофон я одолжила. Я не бедная, но и не богатая, — ответила я.
Я разглядывала все с жадным интересом. Через дверь в столовую было видно стол, на котором лежали пачки газет. Очень хотелось спросить разрешения потом пойти посмотреть комнаты. Я надеялась, что мы успеем обо всем переговорить до прихода Каденс. Но разговор только начинался.
Каденс пришла через час, промелькнувший в мгновение ока. Я познакомила их, и Каденс, к которой Мери Лу сразу прониклась симпатией, уговорила ее сняться вдвоем со мной. Мери Лу считала, что у нее огромный нос, и сниматься терпеть не могла.
— Я, знаете ли, не фотогенична.
Я села на пол возле ее ног, обе мы улыбнулись.
— Замри, Ианте, — с шутливой строгостью произнесла Мери Лу, а потом махнула рукой Каденс, чтобы та начала снимать, и сказала голосом, каким говорят все прабабушки: — Приветик, Лиззи. Я твоя прабабушка.
Каденс спрятала камеру, и Мери Лу снова устроилась на табуретке возле раковины. Я глаз не могла отвести от этой раковины. Сколько тарелок здесь перемыл мой отец. Дом был такой крохотный, и казалось невероятным, что он тут вообще мог где-нибудь помещаться. То, что хрупкая, сидевшая передо мной женщина была моей бабушкой, казалось тоже невероятным. Об этом я ей и сказала.
— Зато прапрабабушка твоя, Мэдора Сонора Эшлок, была ростом в шесть футов три дюйма.
— Ну и ну.
Мери Лу была остра на язык и за словом в карман не лезла. Помнила она всё и без труда отвечала на все вопросы. О чем-то я не догадывалась спросить, и она рассказывала сама:
— Если Ричард не снашивал что-нибудь из одежки, то продавал соседским близнецам.
Я с трудом могла себе представить отца, продававшего старые брюки, но что я о нем знала?
Потом вдруг Мери Лу неожиданно сменила тему:
— Он тебя когда-нибудь бил?
— Нет. Никогда. Он меня никогда не бил, — сказала я.
— Он очень любил тебя?
— Очень. Он очень меня любил.
На мгновение я замолчала. А она, тоже молча, задумчиво на меня смотрела.
— Когда родился Ричард, мне пришлось идти работать. Жалко было оставлять его одного. Я наняла для него одну даму, немку. Плакала я каждый день, — тихо сказала Мери Лу. — Потом он заболел, и я понесла его к врачу, и врач сказал, что у него истощение. — Голос у Мери Лу стал совсем тихий. — Его еду эта дама съедала сама.
Я представила себе отца, голодного, в грязных пеленках, и мне захотелось заплакать. Я хотела еще о чем-то спросить, но Мери Лу была такая слабенькая. Я приехала не для того, чтобы причинять боль. Горя ей хватило. Прошлого не исправить.
Когда я снова попыталась спросить, кто все-таки мой дед, Мери Лу не стала и слушать. Зато рассказала, как погиб ее брат. Про отцовского дядю Эдварда я знала. Погиб он во время Второй мировой войны на Аляске, где служил в инженерных частях. С Мери Лу они были дружны. Именно к брату она приехала, когда осталась одна и обнаружила, что беременна.
— Была Депрессия, детка. — Она странно произнесла это слово. Произнесла неправильно, как не говорят. Плотно сжав губы, с ударением на первый слог, так что конца было почти не слышно. — Ни работы, ни денег.
В Такоме отец прожил первые восемь лет своей жизни. Семья бедствовала. Тем не менее на фотографии, которую показала Мери Лу, отец сидел на трехколесном велосипеде, и снимали в фотоателье. Тетя Барбара потом сказала, что не помнит никаких трехколесных велосипедов. Отцу было чем вспомнить Бесси. Она подарила ему матроску.
Память на даты у Мери Лу была поразительная. Она помнила, когда крестили отца, когда умер ее отчим, когда она вышла замуж, когда умерла мать и когда бабушка, помнила даже имена тех, кто их хоронил.
— У Ричарда, знаешь ли, была отличная память.
Я кивнула и хотела добавить, что и у его матери память не хуже. Дни рождения, дни крещения, дни смерти.
— Твой отец был крещен в католичестве, — сказала она и перечислила имена всех, кого приглашали на крестины. Отец отца, Бернард Бротиган, не пришел. Отец рассказывал, что видел его два раза в жизни. Первый — в четыре года, когда Мери Лу втолкнула его в комнату, где тот стоял и брился. Никто из них тогда не сказал ни слова, но Бротиган-старший дал ему доллар. И второй раз — лет в шесть или семь, на улице возле ресторана, где мать работала кассиршей. Бротиган-старший остановился, сказал «привет» и дал мальчику пятьдесят центов.
— Что за семья была у Бротиганов?
— Ох уж семейка, — вспыхнула Мери Лу. — Все как есть самоубийцы. Сестра у него покончила с собой, брат тоже.
Когда Мери Лу вышла замуж за Бернарда Бротигана, ей было шестнадцать лет. Мать ее, Бесси, была против. Когда родился сын, Бернард Бротиган от него отказался.
— Почему?
— Бротиган был католик. Женщина, с которой он жил, хотела венчаться с ним в церкви, а если бы он признал семью, то как бы это было возможно.
Тетя Барбара рассказывала, что Бротиганом отец стал, только когда закончил школу. Мери Лу решила, что в аттестате должна стоять «правильная» фамилия. До тех самых пор фамилия у отца была Портсфилд. Я поверила Мери Лу. У нее не было причин мне лгать.
— Ваша мама была хорошим человеком?
— Да, очень даже хорошим, — охотно подхватила Мери Лу.
— Была ли она вспыльчивой? — Я никого из семьи не знала, но отец был вспыльчивый.
Мери Лу закивала:
— Слышала бы ты только, как она орала в своем кабачке.
— Верите ли вы в Бога? — неожиданно спросила я.
Она метнула на меня почти рассерженный взгляд:
— С какой стати? Что мне Бог дал в жизни, кроме горя?
Как жилось ей, когда мать развелась и занялась бутлегерством? Что сказала ей тогда Бесси? Или Бесси было все равно, что подумает дочь? Мери Лу, похоже, было очень даже не все равно. Моему отцу тоже. Тем не менее вполне вероятно, что писателем он сумел стать отчасти именно благодаря своей семье — с детства привыкнув быть аутсайдером и научившись тому взгляду стороннего наблюдателя, какой необходим литератору. А острый глаз и точный ум достались ему, насколько я могу судить, от Мери Лу.
— Ты сколько раз была замужем? — спросила она.
— Один, — ответила я. — А как вы относитесь к замужеству?
— Да, бог ты мой, плохо, — сказала она.
— Почему?
— От мужчин одни неприятности.
Она переменила тему:
— Ричард был очень умный, все время читал. У него всегда из кармана торчали книжки.
— Что он читал?
— Эти, знаешь ли, «Ридерз Дайджест». И всегда помогал одноклассникам. У него были славные одноклассники, хорошие мальчики.
— Если он так хорошо учился, почему же он не поступил в колледж?
Бабушка подалась вперед и протянула ко мне пустые ладони:
— Не было у нас на такое денег. Папа отдавал мне все, что зарабатывал, и мы с ним вместе садились в кухне, разбирали счета, а после них оставалось немного. Я говорила: «Ничего и не отложили». А он говорил: «Почему, отложили, вон всё у тебя».
— Он ведь был хороший человек, правда?
Она кивнула.
— Папа у нас был наполовину индеец. Жалко, что больше не пожил. Он ходил с твоим отцом на охоту. Ели мы как короли — фазанов и все такое.
К тому времени, когда я родилась, отец перестал охотиться. Изредка он ездил на охоту с Джимом Гаррисоном и Томом Макгуэйном, но, насколько я могу помнить, ездил просто так, без увлечения. Но вот любил он охотиться в детстве или нет, этого я не знала.
— Рыбалку он любил — так, что всех соседей заразил.
— Он и маленький ходил на рыбалку? — спросила я.
— Когда ему было лет десять, он ходил на Мельничный ручей, ловил сомиков. Я бы их и не ела, я их терпеть не могу — у них усы противные, да Ричард сам чистил, сам обваливал в муке и жарил.
— Значит, он и готовить умел?
— Еще как. Кукурузу варил лучше всех.
Я пыталась сообразить, на что перевести разговор, как она вдруг, подавшись вперед, спросила сама:
— А ты не знаешь, почему он покончил с собой?
— Не знаю, — ответила я.
Наступило молчание. День подходил к концу.
Каденс потянулась и встала:
— Вы не возражаете, если я пойду пройдусь?
— В столовой на столе фотографии, — сказала Мери Лу. Согнутая, она бодро двинулась в столовую.
Я сделала было шаг следом, но тут же остановилась и спросила разрешения, можно ли.
— Конечно, детка, — сказала она.
В комнате было полно мягких игрушек. Везде, где только можно, стояли и сидели мишки всех размеров. Мой порыв купить ей игрушку, оказалось, был правильный.
— Я не знала, что вы любите игрушки.
— Да и я не знала, пока кто-то не подарил, — съехидничала она, подошла к белому мишке, на которого я смотрела, взяла в руки, смахнула пыль у него с головы. — Пыль, знаешь ли, копится. Вот что плохо, когда стареешь. Никак не вытереть пыль. Передай его от меня Лиззи.
Вместе мы нашли бумажный пакет, куда положили медведя, чтобы он доехал до дома в целости и сохранности. В сопровождение к медведю я попросила написать для дочери пару строк. «Лиззи от ее прабабушки Мери Лу».
Снова расположившись в кухне, мы принялись разглядывать черно-белые фотографии. Кукла на диване в красивом платье. Цветы.
— У меня тогда был сад. Весь день я там возилась, а вечером пила пиво — так, кружку-другую. Ничего ведь такого, правда?
Наступила моя очередь пожать плечами.
— А чего бы вам больше всего хотелось? — спросила я.
Она подняла ладонь и помахала пальцами:
— Летать.
— Куда? — Я представила себе трансатлантические перелеты, например, во Францию.
— Где-нибудь здесь.
— Почему?
— А мне нравится смотреть на все сверху вниз, — сказала она и протянула фотографию своего сада, сделанную в шестидесятых.
Сад был замечательный. С удовольствием мы обе разглядывали настурции и анютины глазки. Она показала и свою фотографию, тридцатипятилетней давности, где она стоит в новой шубке. Запахнулась она с явным удовольствием. Я попросила на память фотографию сада. Она выбрала мне ту же самую, что когда-то отец бросил в камин. Мери Лу с «папой», отцовским отчимом, под ивой в заднем дворике. Я осторожно ее взяла. Отец совершил ошибку. Рассказывая мне о детстве, он называл себя «белым отребьем», и я думала, что семья у нас такая и была. Я была не права. Маленький аккуратный домик, где я провела семь часов, был тому доказательством, а наши родные все были люди, которые много работали и заработали лучшую жизнь.
Мери Лу сказала, что гостиная в пристройке стала гостиной, когда отец уехал, а сначала это была его комната, и построили ее, когда он пошел в старшую школу. Именно здесь он впервые начал писать стихи. Я заглянула туда, теперь там была кладовка. Входная дверь заперта, окна забраны старомодными жалюзи. Какое-то время после отцовского отъезда в комнате жила тетя Барбара. Отопления в пристройке не было, и зимой там было нежарко. Но, по словам тети Барбары, отец просиживал за машинкой все вечера напролет. До того, пока не было пристройки, он спал на диване в гостиной. А до гостиной он спал где придется: у них была нищета. У них была только Мери Лу, боровшаяся с Депрессией один на один. Мери Лу и страшные, пьяные отчимы. Тетя Барбара как-то вспомнила, как они с отцом зимой проходили пешком не одну милю, собирая в старую детскую коляску бутылки, чтобы заработать немного денег. Нищета отзывалась всю жизнь в отце болью, и это из-за нее в двадцать один год он угодил в психиатрическую лечебницу.
— Как отец попал в больницу?
— По приговору суда. Он там был то ли тридцать, то ли шестьдесят дней.
— За что его приговорили?
— Он пришел в полицейский участок и сказал: «Арестуйте меня». Они сказали: «Тебя не за что арестовывать». Тогда он вышел, бросил камнем в окно и сказал: «Теперь есть за что». Мы ездили к нему каждую неделю.
Хотела бы я знать, чт о подумали тогда психиатры, глядя на эту бойкую на язык женщину, на ее мужа, с явно индейской кровью, с натруженными руками, и на моего абсолютно не похожего на них, юного, стройного, витавшего в облаках отца.
Напоследок я спросила у Мери Лу, о чем она мечтала в молодости. Она сделала вид, будто ей нечего сказать.
— У нас не было времени на мечтания. В те времена человек выбивался из сил, чтобы заработать себе к концу дня на тарелку еды. Когда я ложилась в постель, я уже до того уставала, что хотела только одного — спать. Безо всяких мечтаний.
Солнце стало садиться. Я пригласила бабушку с нами пообедать, но она решила, что ресторан — это дорого.
— Кроме того, я терпеть не могу кондиционеры. Почему бы просто не съездить за гамбургерами? — Она сняла трубку, позвонила в кафе и заказала гамбургеры и молочный коктейль на дом. — Да не тяните, упакуйте сразу, — добавила она резко.
Я подняла брови, а Мери Лу хмыкнула.
Потом она поднялась с табуретки и потянулась за кошельком.
— Нет, нет, Мери Лу. Это я угощаю, — сказала я. — В конце концов, могу я один раз угостить собственную бабушку?
Мери Лу достала кошелек:
— Вы, дети, всегда тратите деньги без разбору.
— Угощает Ианте, — сказала Каденс.
Мери Лу нахмурилась:
— А что, если на обратном пути вы в кого-нибудь врежетесь? Вам деньги понадобятся.
— Не понадобятся, у нас кредитные карточки, — успокоила я ее.
— У вас есть кредитные карточки? — переспросила Мери Лу.
— И деньги, и кредитные карточки. У нас все есть, — успокоила я ее.
— По крайней мере, у одной из нас, — сказала Каденс.
— Каденс потеряла бумажник в Лимберлосте в палаточном лагере, — пояснила я.
Мери Лу оставила в покое свой кошелек и повернулась к Каденс:
— И как же ты без прав садишься за руль?
Каденс опустила голову, изображая стыд, и ответила:
— А вот так. Я очень, очень плохая девочка.
Все трое мы рассмеялись. Оказалось, мы с Мери Лу обе смеемся громко.
— Хватит кормить меня всякими ужасами, — сказала Мери Лу, и мы снова покатились со смеху.
Потом Мери Лу выдала Каденс точную инструкцию, как добраться до кафе, и добавила:
— Будь осторожнее, смотри не потеряйся.
А потом повернулась ко мне и положила руку мне на плечо:
— Я только что тебя нашла. Я не хочу тебя снова потерять.
Каденс отправилась за гамбургерами и молочными коктейлями, а мы с Мери Лу снова сели за стол. Когда Каденс вернулась, мы переложили гамбургеры на тарелки, и Мери Лу выдала мне пачку бумажных салфеток.
— Как вы угадали, что я люблю много салфеток? — спросила я.
— Но ведь ты моя внучка, или нет?
На какое-то время воцарилась тишина. День был долгий, жаркий, и мы проголодались. Наконец тишину прервала Мери Лу:
— Вполне приличные гамбургеры, как вы считаете?
ОСТАЮТСЯ ОДНИ ДРАКОНЫ
— Я почти закончила, — сказала я своей семье за обедом.
— Что ты теперь написала? — спросила дочь.
— Книгу о твоем дедушке Ричарде.
Дочь положила в рот листик салата и задумчиво принялась жевать. Я внимательно за ней следила. Элизабет закрыла рот, потом провела вилкой в воздухе, изображая полет.
— Почему бы тебе не вставить туда драконов?
Я удивилась.
— Твой папа бы там остался, — поспешила объяснить она, — но летал бы, например, на драконах.
Элизабет любит драконов. Драконы, которых она рисует, — сказочные, волшебные звери, мудрые, ловкие и только иногда страшные; совсем как ее дед.
После обеда мы с Элизабет вернулись к своим занятиям. Она строит средневековый город. На рыцарях жестяные доспехи. А на мастеровых шапки, которые Элизабет сама догадалась сделать из лопнувших воздушных шариков, и они похожи на кожаные. Через город лентой течет река из моей бумаги для принтера.
На следующее утро мы встали пораньше и снова взялись за дело. Свою игровую комнату она устроила себе в кладовке рядом с моим кабинетом. Мы с Полем разрешаем ей там рисовать на стенах, и она рисует фон для своего городка. Синее небо, высокие холмы и деревья.
Приоткрыв дверь, я увидела, что городок вырос. На этот раз там были праздник и праздничный стол, где в тарелках лежала игрушечная еда, а посреди, украшением, стояли два блюда — с пластмассовой рыбкой и поросенком. Коровы и овцы жевали сено, тонко нарезанное из бумаги. На острове, окруженном рвом, поселились дракон и волшебник. Элизабет занималась тем, что укладывала горожан спать. Ко мне она не обернулась и сказала через плечо:
— Знаешь, как трудно всем устроить постель.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
На свой день рождения, уже под самое утро, я получила подарок. Мне приснился отец. В этом сне у него была новая квартира — в Сан-Франциско, неподалеку от Гири-стрит. Квартира была похожа на старую, только светлее, но я не все рассмотрела: мы из нее вскоре вышли и стояли на заднем крыльце. Отец сказал, что решил развести цветник. В саду я увидела несколько темных грядок.
— Нужно больше места, — посетовал он.
Я его обняла и сказала, что у него такой двор и такой вид, что впору только завидовать. Я говорила искренне. От крыльца открывался вид на бесконечную цепь золотистых, залитых солнцем холмов. Потом мы с отцом попали в парк Золотые Ворота, где в центре, в темной тенистой роще, среди деревьев стоял дом — уменьшенная копия Музея изящных искусств. По залам с каменными полами бродили поэты, в вельветовых пиджаках на атласной подкладке, и все чего-то ждали. Потом начал читать стихи Лью Уэлч,[39]и следом за ним — отец. Я стояла среди слушателей в первых рядах, прислонившись спиной к колонне белого мрамора. Потом я ушла и добыла для отцовского сада несколько ростков салата и с ними инструкцию на листке бумаги: «Салат поливать нужно часто». Потом я вернулась в квартиру и подарила салат с инструкцией как подарок на новоселье.
Во сне я беспокоилась за отца точно так же, как когда-то на самом деле. Тревожилась, всё ли у него есть. Войдя в залитую солнцем гостиную, я решила подарить ему видеоплейер, но потом заметила, что плейер в углу стоит. Потом я вернулась во дворец с поэтами. На этот раз он оказался пустой, я была одна. Одна бродила по залам. Именно так обычно и заканчивались мои сны об отце. Я оставалась одна. Но этот сон был все же другой. У отца появился дом. Теперь я знала, где его искать. И я отправилась туда и нашла его, и мы вместе стояли в кухне. В доме было свежо от утренней прохлады. Отец стоял в белой футболке со спутанными после сна волосами. Я была в футболке и шортах. В руках мы держали чашки с растворимым кофе. Он взглянул на меня и сказал:
— Знаешь, мне было бы здорово приятно, если бы Элизабет зашла ко мне в гости. Она вполне могла бы одну ночь побыть со мной.
Меня охватила невероятная радость. Я вспомнила те счастливые дни, когда мы с отцом были вместе, и почувствовала благодарность за то, что ему захотелось разделить эту радость с Элизабет.
— Это было бы замечательно, — сказала я, и, залитые солнечным светом, наполнявшим весь дом, все пространство, мы стояли с ним рядом, пока сон не закончился.
Потом, в тот же день, как-то сразу и вдруг осознав, сколько потеряли и отец, и Элизабет, оттого что не встретились в этой жизни, я заплакала. Он ходил бы смотреть на ее баскетбол, хвастал бы, какая она умная. Но чему не суждено быть, тому не бывать. Я была рада, что наконец он нашел в мире место, где за него можно не беспокоиться. Эти пространства очень подходят его волшебному, огромному дару.
Рада я и тому, что вернулась из прошлого, которое раньше причиняло мучительную боль. Но, видимо, я пропутешествовала в нем так долго, что все острия ножей, вонзавшихся там в меня, успели затупиться. Теперь эти ножи годятся лишь мазать масло на хлеб. На завтрак для нас с дочерью. Я спокойна за свою жизнь. Спокойна за отца. И спокойны были мои слова, произнесенные утром, при тусклом свете рассвета, когда мы с отцом были вместе.
— Мать, куда подевался сын?
— Я не знаю, отец.
— Я нигде его не нашел.
— Значит, его здесь нет.
— Может быть, он вернулся домой.
Ричард Бротиган.
Чтоб ветер не унес все это прочь
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
Оставить отзыв о книге
Все книги автора
[1] Джек Спайсер (1925–1965) — калифорнийский поэт и экологический активист, один из самых влиятельных поэтов-постмодернистов; сравнивал поэта с радиоприемником, ловящим сигналы из невидимого мира, и шутил, будто его стихи написаны марсианами. Спайсеру (и Рону Левинсону) Бротиган посвятил свою «Рыбалку в Америке». — Здесь и далее примечания редактора.
[2] КОА — СОА — Camping of America — «Американские кемпинги».
[3] Рассел Чатмен (р. 1939) — художник-самоучка и писатель; родился в Сан-Франциско, с 1972 г. живет в Монтане. один из самых известных в мире литографов.
[4]Колледж в штате Орегон, с которым были тем или иным образом связаны многие из битников.
[5] «Диггеры» — хиппи-анархистская коммуна в Сан-Франциско в 1960-е, по названию племени калифорнийских индейцев, питавшихся кореньями. (Так же называлась аграрная коммуна, основанная в 1649 г. в Англии пуританским утопистом Джерардом Уинстенли.)
[6]Знаменитый вестерн Джона Роя Хилла (1969) с Полом Ньюменом и Робертом Редфордом в главных ролях.
[7]Перевод А. Грызуновой.
[8]Перевод А. Грызуновой.
[9]Выпущенная в 1958 г. в Париже знаменитая книга американского кинорежиссера Кеннета Энгера (р. 1927), авангардиста и оккультиста, посвященная голливудским скандалам. В США полностью издана в 1975 г. и стала бестселлером; в 1984 г. вышел второй том, третьего ждут до сих пор.
[10] Томас Макгуэйн (р. 1939) — американский писатель, автор романов «Спортивный клуб» (1969), «Шандарахнутое пианино» (1971), «92 в тени» (1973) и др., ставших андерграундной классикой; автор сценария вестерна Артура Пенна «Излучины Миссури» (1976) с Марлоном Брандо, Джеком Николсоном и Гарри Дином Стэнтоном.
[11]Американский писатель и журналист, живет во Флориде и Монтане. Большинство его книг посвящены охоте и рыболовству. Первый свой роман, «Красный олень», выпустил в 2003 г.
[12]Нуар-триллер Романа Полянского (1974) с Джеком Николсоном и Фей Данауэй в главных ролях.
[13] «Швейцарский Робинзон » (1813) — роман пастора Иоганна Давида Висса (1782–1830), сын которого, Иоганн Рудольф Висс, написал национальный гимн Швейцарии. Одноименных экранизаций существует множество — например, Эдварда Людвига (1940), Кена Аннакина (1960), несколько телефильмов…
[14]Фантастическая комедия Вуди Аллена (1973) на тему «когда спящий проснется».
[15]Пародийная комедия Мела Брукса (1974).
[16]Фильм Вуди Аллена (1979) с Дианой Китон и Мерил Стрип.
[17]Выпущенная в 1975 г. Джимом Шарменом культовая экранизация культового рок-мюзикла Ричарда ОʼБрайена (1973).
[18]Экранизация (1979) одноименного романа Ежи Косинского (1970), в главной роли — Питер Селлерс.
[19]Гарри Дин Стэнтон (р. 1926) — известный американский актер, играл в фильмах «Крестный отец II» (1974) Копполы, «Ренальдо и Клара» (1978) Боба Дилана, «Чужой» (1979) Риддли Скотта, «Мудрая кровь» (1979) Джона Хастона по роману Фланнери ОʼКоннор, «Париж, Техас» (1984) Вима Вендерса, «Последнее искушение Христа» (1988) Мартина Скорсезе, «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» (1998) Терри Гиллиама, а также в четырех фильмах Дэвида Линча, от «Диких сердцем» (1990) до «Простой истории» (1999).
[20]Американский телесериал (1969–1974), семейная комедия.
[21] Роберт Крили (р. 1926) — выдающийся американский поэт, ассоциировался с битниками. В июне 2002 г. приезжал в Петербург вести занятия на летних литературных семинарах.
[22]Тяжелый авианосец предвоенного класса «Эссекс»; в 1944–1945 гг. был неоднократно атакован камикадзе. В 1955 г. модернизирован, в 1971 г. превращен в музей и поставлен на прикол в Нью-Йорке.
[23]Перевод Ф. Гуревич.
[24] Джим Гаррисон (р. 1937) — американский поэт, писатель и сценарист. Один из его сборников стихов назывался «Письма к Есенину» (1970). Его повести «Волк» (1971) и «Легенды осени» (1979) были экранизированы в 1994 г. — соответственно, с Джеком Николсоном, Мишель Пфайфер, Кристофером Пламмером и Энтони Хопкинсом, Брэдом Питтом, Джулией Ормонд. Две повести из его сборника «Зверь, которого забыл придумать Бог» (2001) «Гей, на Запад!» и «Я забыл поехать в Испанию» — опубликованы в журнале «Иностранная литература» (2004. № 4) в переводе В. Голышева.
[25] Лоуренс Ферлингетти (р. 1919) — поэт-битник, учредитель и владелец сан-францисского издательства «Огни большого города» и одноименного магазина, одного из духовных центров бит-поколения.
[26]Всемирная сеть продуктово-ширпотребных магазинов, работающих с семи утра до одиннадцати вечера; существует с 1924 г., под таким названием — с 1946 г.
[27]Сериал о Нэнси Дрю выпускается с 1930 г. «Литературным синдикатом Стратемейера», поглощенным в 1984 г. компанией «Саймон и Шустер»; за прошедшие 70 лет юный детектив Нэнси Дрю повзрослела на два года, с 16 до 18, и раскрыла 350 загадочных преступлений, с поразительным постоянством укладываясь каждый раз в 180 страниц.
[28] Уильям Хьортсберг (р. 1941) — писатель из Монтаны, работает на стыке мейнстрима с фэнтези, триллером, а то и научной фантастикой. Его роман «Падающий ангел» (1979), восторженно принятый Бротиганом, был экранизирован Аланом Паркером как «Сердце ангела» (1987).
[29]Английский бестселлер 1972 г., героический квест кроличьего семейства, послуживший поводом для шутки М. Муркока: «Такое ощущение, что если американская фантастика пишется роботами, о роботах и для роботов, то английская — кроликами, о кроликах и для кроликов». Дважды выходил по-русски — как «Обитатели холмов» (СПб.: Азбука, 1996) в переводе Т. Чернышевой и «Великое путешествие кроликов» (СПб.: Амфора, 2001) в пересказе Е. Догель.
[30]«Helter Skelter: Правда о Чарли Мэйсоне» (1974) — документальная книга прокурора Винсента Буглиози (государственного обвинителя на процессе «семьи» Мэнсона) и Курта Джентри. По-русски выпущена в 2003 г. издательством «Лимбус-пресс».
[31] Рон Левинсон (р. 1937) — поэт и писатель; ему (и Джеку Спайсеру) Бротиган посвятил «Рыбалку в Америке», а к его первому сборнику стихов, «Арбузы» (1959), написал предисловие Аллен Гинзберг. Романов у Левинсона всего два, но оба выдающиеся: «Магнитные поля» (1983) и «У начала всех лестниц» (1987); в 2002 г. «Магнитные поля» были переизданы с предисловием Стива Эриксона.
[32]Перевод Ф. Гуревич.
[33]38,8 градусов по Цельсию.
[34]Перевод Ф. Гуревич.
[35] Дон Карпентер (1931–1995) — калифорнийско-орегонский писатель, сценарист, кинорежиссер. Большинство его работ, как в литературе, так и в кино, пользовались скорее культовым, нежели массовым, успехом.
[36] Майкл Макклюр (р. 1932) — калифорнийский поэт-битник, автор 16 сборников стихов, 2 романов, 10 пьес, книг эссеистики. Был близко знаком с Джимом Моррисоном и Дженис Джоплин, совместно с которой написал песню «Mercedes Benz», а с конца 1980-х гг. участвует в ряде музыкальных проектов бывшего клавишника The Doors Рея Манзарека, с которым имеет общий сайт (www.mcclure-manzarek.com).
[37]Перевод А. Грызуновой.
[38] Клубный сэндвич — многослойный бутерброд с мясом, помидорами, салатом, майонезом и т. п.
[39] Лью Уэлч (1926–1971?) — поэт-битник, друг Гэри Снайдера; в романе Керуака «Биг-Сур» выведен под именем Дейв Уэйн. В 1971 г. пропал без вести в горах Сьерра-Невада, оставив записку о самоубийстве.