Новая духовность, трансформация сознания, рождается и происходит преимущественно вне структур существующих регламентированных религий. Но даже в тех из них, где доминирует разум, всегда остаются очаги духовности, хотя иерархи регламентированных религий ощущают исходящую от них угрозу и часто пытаются их подавить. Широкий канал духовности, открывшийся и развивающийся вне религиозных структур, — это совершенно новое явление. В прошлом такое невозможно было себе представить, особенно на Западе, где привилегия на духовность была в руках христианской церкви. Даже просто встать и заговорить на тему духовности или опубликовать духовную книгу можно было только с санкции церкви, а если такой санкции нет, она очень быстро заставит тебя замолчать. Но сейчас даже в рамках некоторых церквей и религий есть признаки перемен. Они согревают сердце, и ты чувствуешь благодарность к появлению хотя бы такого слабого просвета, как, например, посещение Папой Иоанном Павлом II мечети или синагоги.
Растет число последователей традиционных религий, сумевших освободиться от отождествления себя с системой форм, догм и жестких убеждений, сумевших открыть глубину в себе и одновременно с этим — исходную глубину, таящуюся в их духовной традиции. Отчасти это следствие появления духовных учений вне устоявшихся религий, но также и следствие притока древних и мудрых учений Востока. Они поняли, что глубина «религиозности» не имеет ничего общего с тем, во что веришь, и целиком определяется состоянием сознания. А это, в свою очередь, определяет то, как ты действуешь в мире и взаимодействуешь с другими людьми.
Неспособные видеть дальше форм еще глубже погружаются в свои убеждения, то есть в ум. В наши дни мы наблюдаем не только беспрецедентный приток осознанности, но в то же время укрепление и интенсификацию эго. Одни религиозные сообщества откроются новому сознанию, другие же сделают свои позиции и доктрины более жесткими и станут частью созданных человеком структур, при помощи которых коллективное эго защищается и «дает сдачи». Некоторые церковные, сектантские, культовые или религиозные движения представляют собой, прежде всего, коллективные эготипические сущности, также жестко отождествленные со своими ментальными позициями, как и последователи всякой политической идеологии, закрытой для альтернативной интерпретации действительности.
Но эго, как и всем его закосневшим структурам: религиям, корпорациям или правительствам — суждено раствориться. Они будут распадаться изнутри, какими бы неприступными и прочными ни казались. Самые жесткие и неподдающиеся переменам структуры исчезнут первыми. Это уже случилось с советским коммунизмом. Какой бы глубокой ни была его оборона, каким бы твердым и монолитным он ни казался, всего за несколько лет он рухнул. Никто не мог этого предвидеть. Его развал застал мир врасплох. И еще много таких сюрпризов нас ожидает.
Неотложность трансформации
Перед лицом полного системного кризиса, когда прежний способ жить, способ взаимодействовать друг с другом и с природой больше не работает, когда выживание оказывается под угрозой проблем, кажущихся непреодолимыми, индивидуальная форма жизни — или существо — либо погибнет, либо выродится, либо в эволюционном скачке поднимется над ограниченностью своего обусловленного сознания.
Считается, что первая жизнь на нашей планете зародилась в море. Пока на суше животных еще не было, море уже было переполнено жизнью. В какой-то момент одно из морских существ должно было отважиться выйти на сушу. Возможно, сначала оно проползло лишь несколько дюймов, затем, выдохшись под воздействием невероятной силы притяжения, вернулось в воду, где гравитация почти не ощущается, и где жить ему намного проще. А потом оно пробовало снова и снова, снова и снова, и спустя много времени приспособилось к жизни на суше. Вместо плавников у него выросли лапы, а из жабр развились легкие. Маловероятно, что эти существа рискнули бы выйти в настолько чуждую для них среду и осуществить эволюционную трансформацию, если бы к этому их не вынудила какая-нибудь кризисная ситуация. В результате медленных, длившихся тысячелетиями геологических процессов довольно большая часть моря могла быть отрезана от отступающего океана. Это могло заставить рыб покинуть привычную среду обитания и начать развиваться.
Сегодняшний вызов всему человечеству таков: отозваться на общий системный кризис, ныне угрожающий самому нашему существованию. Функциональная несостоятельность эготипического человеческого разума, уже распознанная 2500 лет назад древними мудрыми учителями и теперь разросшаяся благодаря науке и технологии, в первую очередь угрожает выживанию планеты. До недавнего времени трансформация человеческого сознания — на что также указывали древние учителя — была не более чем возможностью, реализованной то здесь, то там всего несколькими индивидуумами независимо от их культурной или религиозной принадлежности. Человеческое сознание до сих пор не расцветало, потому что до нынешних времен это еще не было обязательным условием дальнейшего развития человека.
Значительная часть населения Земли скоро поймет, если уже не поняла, что человечество стоит перед ультимативным выбором: либо развиваться, либо погибнуть. Еще сравнительно немногочисленная, но быстро растущая часть людей уже переживает распад старых стереотипов поведения, порожденных эготипическим умом, и появление внутри себя нового измерения сознания.
То, что сейчас возникает, не является ни новой системой верований, ни новой религией, ни духовной идеологией, ни мифологией. Приходит конец не только мифологиям, но и идеологиям и системам верования. Это изменение идет намного глубже уровня мышления. В действительности, в сердцевине нового сознания лежит трансценденция мышления, новая способность подняться над ним, способность чувствовать внутри себя измерение, бесконечно большее, нежели мышление. Ты перестаешь строить свою личность, свое самоощущение на непрестанном потоке думанья, из которого в прежнем состоянии сознания черпал то, что делало тебя тобой. Какое же это облегчение — понимать, что «голос у меня в голове» — это не тот, кто я есть. Тогда кто я? Тот, кто это видит. Ты — осознанность, внутри которой существует мышление, ты — пространство, где мышление (или эмоция, или чувственное восприятие) случается.
Эго — это не только отождествление с формой, существование которой подразумевает наличие предваряющей ее мыслеформы. Если зло имеет какую-либо реальность — а оно имеет относительную, не абсолютную реальность — то вот его формула: полное отождествление с формой — физической, мысленной, эмоциональной. Результатом этого отождествления является полное отсутствие осознавания своего единства с целым, присущего мне внутреннего единства как с любым «другим», так и с Источником. Это забвение и есть первородный грех, страдание, заблуждение. Если иллюзия полной разделенности очерчивает и определяет то, что я думаю, говорю и делаю, то какой мир я создаю? Чтобы найти ответ, понаблюдай, как люди обращаются друг с другом, прочти историческую книгу или посмотри вечерние новости по телевизору.
Если структура человеческого ума не изменится, мы раз за разом будем воссоздавать все тот же мир, то же зло, ту же несостоятельность.
Новое небо и новая земля
Название этой книги вдохновлено библейским пророчеством, наиболее актуальным именно сейчас, чем когда-либо прежде в человеческой истории. Оно встречается и в Ветхом, и в Новом Завете и говорит о крушении существующего порядка мира и приходе «нового неба и новой земли» (Апокалипсис 21:1 и Книга пророка Исайи 65:17). Здесь нам нужно понять, что небо — это не какое-то место. Оно относится к внутренней области сознания. В этом и состоит эзотерический смысл слова «небо», и именно такой смысл оно имеет в учениях Иисуса. С другой стороны, Земля — это выраженное в форме внешнее проявление, всегда являющееся отражением внутреннего состояния. Коллективное человеческое сознание и жизнь на планете глубоко внутренне связаны. «Новое небо» — это преображенное состояние человеческого сознания, а «новая земля» — его отражение в физическом мире. Поскольку жизнь и сознание человека находятся в глубочайшем единстве с жизнью Земли, то по мере исчезновения старого сознания синхронно с этим во многих ее уголках будут происходить географические и климатические сдвиги, и многим из них мы становимся свидетелями уже сегодня.
Глава вторая
Эго: современное состояние человечества
Слова — произносятся ли они вслух или остаются в виде невысказанных мыслей — могут производить на тебя почти гипнотическое действие. Они тебя завораживают, ты в них легко теряешься и начинаешь безоговорочно верить, что если прикрепил к чему-нибудь слово, то знаешь, к чему. Дело в том, что ты не знаешь, к чему его прикрепил. Ты просто накрыл тайну ярлычком. Всё — птица, дерево, даже простой камень, и тем более человек — абсолютно непознаваемы. Потому что в них есть неизмеримая, непостижимая, бездонная глубина. Все, что мы способны воспринимать, ощущать и о чем можем думать, — это поверхностный слой реальности, который меньше верхушки айсберга.
Под внешним обликом не просто все связано со всем — всё связано с Источником всей жизни, из которого и произошло. Даже камень, а еще лучше — цветок или птица могут показать тебе обратный путь к Богу, к Источнику, к себе. Когда ты на них смотришь, или держишь в руках и позволяешь им быть, не накрывая ментальными ярлыками, в тебе поднимается чувство благоговения, удивления. Сама их суть безмолвно говорит с тобой и отражает твою собственную суть. Это то, что чувствуют великие художники и вносят в свое искусство. Ван Гог не говорил: «Это всего лишь старое кресло». Он смотрел, смотрел и смотрел. В этом кресле он чувствовал Существование. Затем он подходил к за холсту и брал кисть. Цена тому креслу была — несколько долларов. То же кресло, только написанное им, сегодня стоит больше 25 миллионов долларов.
Если ты не накрываешь мир словами и ярлыками, в твою жизнь, потерянную очень давно, когда еще человечество вместо того, чтобы использовать мышление, было им захвачено, возвращается волшебное чувство. В твою жизнь возвращается глубина. Все вновь обретает новизну и свежесть. И самое большое чудо — это ощущение своего истинного «я», что важнее любых слов, мыслей, ментальных ярлыков и образов. Чтобы это произошло, тебе нужно очистить свое чувство «я», чувство Существования от того, с чем оно смешалось и спуталось, иначе говоря, отождествилось. Эта книга как раз о том, как его очистить.
Чем быстрее ты находишь вербальные и ментальные ярлыки и прикрепляешь их к вещам, людям или ситуациям, тем меньше твоя действительность наполняется жизнью, и тем слабее ты чувствуешь эту действительность, чудо жизни, которое непрерывно разворачивается внутри и вокруг тебя. Так можно развить умение, но вместе с тем утратить мудрость, а значит — и радость, и любовь, и способность к творчеству, и жизненную силу. Они таятся в просвете безмолвия между восприятием и интерпретацией. Конечно же, нам приходится пользоваться словами и мышлением, в них есть своя красота — но разве нам нужно быть у них в плену?
Слова уменьшают масштаб реальности до такой степени, чтобы ум человека смог что-то ухватить. Язык состоит из пяти основных звуков, производимых голосовыми связками. Это гласные а, е, и, о, у. Другие звуки — согласные, они произносятся при помощи сжатого воздуха: с, ф, ж, и т.д. Неужели ты думаешь, что какая-нибудь комбинация из этих основных звуков может объяснить, кто ты такой, или разъяснить конечную цель Вселенной, или хотя бы что такое дерево или камень в своей глубине?
Мнимое «я»
Слово «я», в зависимости от контекста, олицетворяет либо величайшую ошибку, либо глубочайшую истину. В своем расхожем смысле оно является не только одним из наиболее употребительных (вместе с производными от него «мне», «меня», «моё»), но также и одним из тех, что вводят в самое сильное заблуждение. Слово «я» в рамках обычного повседневного употребления воплощает изначальную ошибку, неверное восприятие того, кто ты есть, воображаемое чувство личности. Это и есть эго. Альберт Эйнштейн, обладавший даром чувствовать суть не только реальности пространства и времени, но и человеческой природы, называл это мнимое восприятие себя «оптическим обманом сознания». Затем это воображаемое «я» принимается за опорную точку для дальнейших ошибочных интерпретаций действительности, а также за основание, от которого отталкиваются все мыслительные процессы, варианты взаимодействия и взаимоотношений. Твоя действительность превращается в отражение исходной иллюзии.
Хорошая новость: если ты видишь иллюзию как иллюзию, то она растворяется. Распознание обмана — это его конец. Необходимым условием выживания иллюзии является то, чтобы ты принял ее за реальность. Поэтому, когда ты видишь, кем ты не являешься, реальность «кто ты есть» возникает сама собой. Именно это будет происходить при чтении этой и следующей главы, в которых описывается механика мнимого «я», называемого нами эго. Итак, какова же природа этого мнимого «я»?
Произнося слово «я», ты имеешь в виду совсем не то, чем являешься на самом деле. Беспредельная глубина тебя истинного в результате чудовищного сжатия замещается звуком, производимым голосовыми связками, мыслью о «я» у тебя в уме, или чем-то еще, с чем это «я» может отождествляться. Итак, к чему же обычно относится «я» и его производные — «мне», «меня», «моё»?
Когда ребенок усваивает, что произносимая родителями последовательность звуков, — это его имя, он начинает приравнивать слово, становящееся в его уме мыслью, к тому, кто он есть. На этой стадии некоторые дети говорят о себе в третьем лице: «Джонни хочет есть». Вскоре они выучивают волшебное слово «я» и приравнивают его к своему имени, которое до этого уже приравняли к тому, кто они есть. Затем приходят другие мысли и сливаются с исходной «я»-мыслью. Следующий шаг — определить и обозначить те вещи, которые будут составлять «меня», станут частью «меня». Это — отождествление с предметами, то есть наделение вещей, а, в конечном счете, обозначающих их мыслей, своим самоощущением. Так ребенок отождествляет себя с ними. Когда «его» игрушка ломается или ее кто-нибудь отнимает, он испытывает сильное страдание. Не потому, что игрушка имеет какую-то особенную ценность — ребенок скоро потеряет к ней интерес, и она будет заменена другими игрушками, другими предметами, — а из-за мысли, что она «его». Игрушка стала частью развивающегося в ребенке самовосприятия, чувства «я».
По мере роста ребенка исходная «я»-мысль стягивает к себе другие мысли: она отождествляется с его половой принадлежностью, его вещами, воспринимающим и чувствующим телом, национальностью, расой, религией, профессией. Другие вещи, с которыми отождествляется «я», — это роли (мать, отец, муж, жена и т.д.), накопленный опыт или мнения, симпатии и антипатии, а также то, что произошло со «мной» в прошлом, память о чем представляет собой совокупность мыслей, определяющих мое дальнейшее самовосприятие как «я и пережитое мной». В итоге они представляют собой не что иное, как мысли, случайным образом собравшиеся вместе в результате того, что все они были наделены моим самовосприятием. Именно эту ментальную конструкцию ты имеешь в виду, произнося слово «я». Точнее, большую часть времени, говоря или думая как «я», на самом деле говоришь или думаешь не ты, а некий аспект ментальной конструкции, элемент эготипического «я». Когда ты пробудишься, то будешь продолжать пользоваться словом «я», но тогда оно будет исходить из намного более глубокого места внутри тебя.
Большинство людей все еще полностью отождествлены с непрерывным потоком мыслей в голове, навязчивым думаньем, для большей части которого характерны повторяемость и отсутствие смысла. Для них никакого «я» за пределами мыслительного процесса и приходящих вместе с ним эмоций не существует. Это и называется быть духовно неосознанным. Когда говоришь им, что у них в голове есть никогда не умолкающий голос, они либо удивляются: «Какой голос?», либо яростно отрицают это, а между тем это и есть тот самый голос, думатель, ненаблюдаемый ум. Его можно считать некой завладевшей ими сущностью.
Для кого-то стал незабываемым миг первого разотождествления с мыслями, сдвиг от состояния, когда они были отражением содержимого собственного ума, к возникшему где-то на заднем плане осознаванию. У других это произошло так тонко, что они либо даже не заметили, либо ощутили некий приток радости или внутренний покой, не понимая причины этого.
Голос в голове
Первый проблеск осознанности произошел со мной в мою бытность первокурсником Лондонского Университета. Мне нужно было дважды в неделю ездить на метро в университетскую библиотеку. Это бывало часов в девять утра ближе к концу часа пик. Как-то раз я сидел напротив женщины лет тридцати. Я и раньше не раз видел ее в поезде, поэтому не мог не узнать. Несмотря на то, что народу в вагоне было много, места по обе стороны от нее оставались свободными. Причиной, без сомнения, был ее странноватый вид. Взгляд женщины был крайне напряжен, и она непрестанно говорила сама с собой громким и раздраженным голосом. Она так глубоко ушла в свои мысли, что была совершенно неосознанной. Казалось, она даже не замечает окружающих. Ее голова была опущена и немного наклонена влево, словно женщина обращалась к сидящему рядом с ней. Хотя я точно не помню, о чем она говорила, но ее монолог был примерно следующим: «А потом она мне говорит … поэтому я говорю ей: нет, ты врешь, как ты смеешь обвинять меня … ведь ты всегда была одной из тех, кто меня обманывал, я тебе верила, а ты предала меня …» В ее голосе слышались гневные интонации, обращенные к той, кого она считала неправой, и кому, по идее, следовало защищаться, чтобы не быть уничтоженной. Когда поезд прибыл на станцию Тоттенхэм Коурт Роуд, она встала и, не прерывая потока слов, направилась к дверям.
Мне тоже нужно было выходить, поэтому я встал позади нее. На улице она направилась в сторону Бедфорд Сквер, по-прежнему погруженная в воображаемый диалог, сердито обвиняя и что-то доказывая. Мне стало любопытно, и я решил пойти за ней, поскольку мне все равно нужно было идти в ту же сторону. Несмотря на полную погруженность в воображаемый разговор, женщина, похоже, знала, куда ей нужно идти. Вскоре показался внушительный Дом Сената, высотка 1930-х годов постройки, главный административный корпус университета и библиотека. Я был поражен. Неужели мы с ней шли в одно и то же место? Да, как раз туда она и направлялась. Кто она — преподаватель, студентка, офисный работник или библиотекарь? Может быть, она проводила какой-нибудь психологический эксперимент? У меня не было ответа. Я держался шагах в двадцати за ней, и к тому моменту, когда вошел в здание (по иронии судьбы бывшее штаб-квартирой Полиции Мыслей в фильме по роману Джорджа Оруэлла «1984»), один из лифтов уже поглотил ее.
То, чему я стал свидетелем, несколько обескуражило меня. Будучи взрослым двадцатипятилетним студентом первого курса, я считал себя интеллектуалом, и был убежден, что все ответы можно найти и все проблемы человеческого бытия можно решить при помощи интеллекта, то есть — думанья. Тогда я еще не понимал, что неосознаваемое думанье и есть основная проблема человеческого существования. Профессора мне представлялись мудрецами, знающими все ответы, а университет — храмом знания. Как она могла быть частью всего этого?
Перед тем, как войти в библиотеку, продолжая думать о странной женщине, я зашел в мужскую комнату. Я мыл руки и размышлял: «Надеюсь, я не закончу так же, как она». Стоявший рядом человек бросил взгляд в мою сторону, и я вдруг с потрясением понял, что не только подумал, но и пробормотал это вслух. «Боже мой, да я уже такой же, как она», — промелькнуло в голове. Разве мой ум не работал так же непрерывно, как ее? Между нами была ничтожная разница. Похоже, что доминирующей эмоцией ее думанья был гнев. В моем случае преобладала тревога. Она думала вслух. Я думал преимущественно про себя. Если она сумасшедшая, то тогда все сумасшедшие, и я в том числе. Разница только в степени.
На какой-то миг я сумел отступить от своего ума и увидеть его как бы с более глубокой точки. Произошел краткий сдвиг от думанья к осознанности. Я по-прежнему был в мужской комнате, только теперь один, и смотрел на отражение своего лица в зеркале. В момент отделения от ума я громко засмеялся. Это может показаться безумным, но мой смех исходил из здравого ума. Это был смех пузатого Будды. «Жизнь не так серьезна, как ее рисует ум». Похоже, смех сообщал мне именно это. Но это был лишь проблеск, и очень скоро он забылся. Следующие три года я прожил в состоянии тревоги и депрессии, целиком отождествленный с умом. И прежде чем ко мне вернулась осознанность, мне довелось очень близко подойти к мысли о самоубийстве, но тогда это было уже гораздо больше, чем проблеск. Я освободился от навязчивого думанья и мнимого, созданного умом «я». Тот случай дал мне не только первый проблеск осознанности, он также заронил первые зерна сомнения в абсолютной ценности человеческого интеллекта. Спустя несколько месяцев произошло нечто трагическое, еще более усугубившее это сомнение. В понедельник утром мы пришли на лекцию к профессору, чей ум восхищал меня. Как оказалось, мы пришли лишь для того, чтобы услышать: в выходные он совершил самоубийство — застрелился. Я был в шоке. Профессор был чрезвычайно уважаемым преподавателем, и, как мне казалось, знал все ответы. Однако тогда я еще не видел альтернативы культивированию разума. Я еще не понимал, что мышление — это всего лишь тонкий слой сознания, которым мы являемся, а также ничего не знал об эго, не говоря уже о возможности обнаружить его в себе.
Содержимое и структура эго
Эготипический ум целиком обусловлен прошлым. Его обусловленность состоит из двух частей: содержимого и структуры.
В случае с ребенком, плачущим от глубокого страдания из-за отобранной игрушки, игрушка представляет собой содержимое. Она может быть заменена любой другой игрушкой или предметом. Содержимое, с которым ты отождествляешься, обусловлено средой твоего обитания, твоим воспитанием и окружающей культурой. Что касается страдания ребенка, то нет никакой разницы, вызвано ли оно потерей простой деревянной игрушки в виде животного или дорогостоящей и сложной электронной безделушки. Причина такого острого страдания заключена в слове «моя» и имеет структурный характер. Бессознательная потребность усиливать свое отождествление через слияние с предметом встроена в саму структуру эготипического ума.
Одной из самых основных ментальных структур, благодаря которой эго существует, является отождествление. Слово «отождествление» (или идентификация) происходит от латинского слова idem, означающего «такой же», и слова facere, означающего «делать». То есть, если я с чем-то отождествляюсь, то «я» «делаю это таким же». Таким же, как что? Я наделяю это восприятием себя, становящимся частью моего «отождествления». Один из основных уровней отождествления — это отождествление с вещами: со временем моя игрушка заменяется моей машиной, моим домом, моей одеждой и так далее. Я пытаюсь найти себя в вещах, но это никогда не удается, и я заканчиваю тем, что теряю себя в них. Это удел эго.
Отождествление с вещами
Работающие в рекламном бизнесе очень хорошо знают: чтобы продать человеку вещь, не особенно ему нужную, его надо убедить, что она будет добавлять нечто к тому, как он себя видит, или как его воспринимают окружающие, иначе говоря — что-то добавлять к его самовосприятию. Например, они могут сказать тебе, что, пользуясь этими вещами, ты сможешь выделяться из толпы, и поэтому будешь еще больше собой. Или же могут сформировать в твоем уме ассоциацию между рекламируемым продуктом и каким-нибудь знаменитым человеком или молодой, привлекательной и счастливой особой. Для этой цели вполне годятся даже фотографии какой-либо состарившейся или покойной знаменитости, сделанные в пору ее расцвета. В этом есть невысказанное предположение, что, купив этот продукт, ты путем какого-то волшебного слияния с этой знаменитостью становишься таким же, или хотя бы внешне будешь выглядеть похожим на нее. Поэтому в большинстве случаев ты покупаешь не продукт, а «усилитель отождествления». Фирменные наклейки — это то, на что ты «клюешь» первым делом. Они дорогие, а значит, «эксклюзивные». Если бы их мог купить любой, то они потеряли бы свою психологическую цену, и осталась бы только их физическая цена, которая вряд ли составила бы хоть небольшую долю той, что ты платишь.
То, с какими вещами человек отождествляется, зависит от него самого — от его возраста, пола, уровня дохода, принадлежности к определенному социальному классу, моды, окружающей культурной среды и т.д. То, с чем ты отождествляешься, имеет отношение только к содержимому; тогда как бессознательная вынужденная потребность отождествляться является структурной. Это один из основных способов функционирования эготипического ума.
Парадоксально, но в основе существования так называемого общества потребления лежит факт, что найти себя через вещи невозможно: чувство удовлетворения эго живет недолго, и поэтому ты все время ищешь что-то большее, продолжаешь покупать, продолжаешь потреблять.
Разумеется, в том физическом измерении, где обитают наши поверхностные «я», вещи необходимы и являются обязательной частью жизни. Нам нужны жилье, одежда, мебель, инструменты, средства передвижения. Вместе с тем в нашей жизни могут быть вещи, ценимые за красоту или присущие им качества. Нужно проявлять уважение к миру вещей, а не презирать его. В каждой вещи есть Сущее. Вещь — это преходящая форма, берущая начало в единой, не имеющей формы Жизни, исходящей из источника всех вещей, всех тел, всех форм. В самых древних культурах люди верили в то, что во всём обитает дух, даже в так называемых неодушевленных предметах, и в этом отношении были гораздо ближе к истине, чем мы сегодня. Живя в мире, лишенном жизненной энергии и пораженном ментальной абстракцией, перестаешь чувствовать жизненную силу Вселенной. Большинство людей существуют не в живой, а в концептуальной реальности.
Однако нельзя сказать, что мы проявляем уважение к вещам, если используем их в качестве средства самоусиления, иначе говоря, если стараемся найти себя с их помощью. А эго делает именно это. Эготипическое отождествление с вещами создает привязанность к вещам, одержимость вещами, что, в свою очередь, формирует наше общество потребления и его экономические структуры, где единственным мерилом прогресса неизменно является больше. Бесконтрольная неутолимая жажда иметь больше — это и функциональное расстройство, и болезнь. Это то же самое функциональное расстройство, что проявляется в раковых клетках, когда их целью становится приумножение самих себя. Больные клетки не осознают, что уничтожение организма, частью которого они являются, приведет к их собственной гибели. Некоторые экономисты настолько привязались к понятию роста, что обойтись без этого слова не могут, называя спад «негативным ростом».
Многие люди тратят значительную часть жизни на то, чтобы стать обладателями вещей. Вот почему одна из болезней нашего времени называется пролиферацией — быстрым ростом количества вещей. Когда ты перестаешь чувствовать жизнь, каковою сам и являешься, то стараешься заполнить ее вещами. В качестве духовной практики я советую тебе при помощи самонаблюдения исследовать свои отношения с миром вещей, в особенности с теми, что созданы миром «моё». Тебе нужно быть бдительным и честным, чтобы понять, связана ли, к примеру, твоя самооценка с вещами, которыми ты владеешь. Стимулируют ли какие-либо вещи появление в тебе тонкого чувства собственной важности или превосходства? Заставляет ли тебя отсутствие каких-то вещей чувствовать себя ниже тех, кто имеет больше тебя? Упоминаешь ли ты о каких-то вещах непредумышленно или, может быть, специально выставляешь их напоказ, чтобы поднять свою цену в чьих-то глазах, а через это в своих собственных? Чувствуешь ли ты обиду или злость, некоторую ущербность самовосприятия, если кто-то другой имеет больше, чем ты, или когда сам теряешь что-то очень ценное?
Потерянное кольцо
Одно время я посещал людей в качестве советника и духовного учителя. Тогда я дважды в неделю навещал одну женщину, чье тело было поражено раком. Ей было немного за сорок, и она была школьной учительницей. Врачи не давали ей больше нескольких месяцев. Иногда во время моих посещений мы почти не разговаривали, а в основном сидели в молчании. Именно в такие часы она пережила первые проблески внутреннего спокойствия, о существовании которого даже не подозревала в течение долгих лет своей работы в школе.
Тем не менее, однажды я нашел ее в состоянии величайшего страдания и раздражения.
— Что случилось? — спросил я.
Ее кольцо с бриллиантом, стоившее больших денег и дорогое как память, пропало, и она сказала мне, что уверена: его украла женщина, приходившая на несколько часов в день, чтобы ухаживать за ней. Она поражалась, как человек может быть таким черствым и бессердечным, чтобы сделать такое, и спросила меня, стоит ли ей провести с этой женщиной очную ставку или лучше сразу вызвать полицию. Я ответил, что не знаю, но попросил подумать, так ли важно это кольцо или что-либо еще в данной точке ее жизни.
— Вы не понимаете, — сказала она. — Это кольцо моей бабушки. Я носила его каждый день, пока не заболела и пока у меня руки не распухли. Для меня это не просто кольцо. Как я могу не расстраиваться?