Из хаоса – навстречу счастью




Эван МакГрегор, Чарли Бурман

Вокруг света на мотоциклах

 

«Вокруг света на мотоциклах»: Sputnik Books; Москва; 2006

ISBN ISBN 5‑9900565‑4‑0 (Русское издание) ISBN 0751536806 (Оригинальное издание)

 

Аннотация

 

Эван и Чарли проделали долгий путь из Лондона до Нью‑Йорка: они пересекли всю Европу, Украину, Казахстан, Монголию и Россию, перелетели через Тихий океан на Аляску, потом проехали через всю Канаду и Америку. Наматывая на колеса своих мощных BMW километр за километром, они пережили немало испытаний. Огромное утомление, травмы, аварии – было всё. Сложные дороги, непредсказуемая погода и причуды местной политики бросали один вызов за другим. В Казахстане за ними гонялись папарацци, на Украине их сопровождали вооруженные до зубов люди, а в Монголии угощали бычьими яйцами.

Но, несмотря на все трудности, за четыре месяца они преодолели более 30 000 километров – и это путешествие изменило их жизнь. В пути они снимали видео, делали фотографии и писали дневники.

 

Эван МакГрегор, Чарли Бурман

Вокруг света на мотоциклах

 

Посвящаю эту книгу сестре Телше, чье присутствие я чувствовал на протяжении всего пути. Память о тебе всегда со мной.

Чарли Бурман

 

Посвящаю эту книгу любимой жене Ив и нашим дочкам Кларе и Эстер.

Эван МакГрегор

 

Долгая дорога к дому

 

 

Магадан

 

ЭВАН: В последний день перед отъездом я отправился в порт. Встал в тот день поздно, позавтракал в одиночестве и отправился погулять. Хотелось увидеть Тихий океан. Дороги я не знал, так что наугад брел вниз по склону холма, мимо жилых домов, кивая, улыбаясь и махая рукой людям, встречавшимся мне на пути. Я дошел до берега, огляделся вокруг, достал фотоаппарат и сделал снимок. Вот он – сибирский город Магадан. Место, о котором я думал и мечтал два года как о мифическом городе, находящемся где‑то далеко‑далеко, куда невозможно добраться. Мне хотелось ухватиться за него, подержать в руках и взять кусочек на память, когда мы отправимся в долгий путь домой.

Я пошел дальше. Дорога привела к пляжу. Хотя на дворе стоял уже последний день июня, это был первый день в году, когда в Магадане выглянуло солнце. Всего три недели назад здесь шел снег, но в тот удивительный день было тепло, на небе ни облачка. Женщины надели купальники, а маленькие дети бегали голышом по песку. Люди приходили сюда семьями, приносили еду и жарили шашлыки. Я прошел мимо них, до самого конца пляжа, и вышел к гавани. Забрался на пристань и сел на швартовную тумбу, напоминающую гриб. Подошла овчарка и уселась рядом. Я чесал ей за ухом, глядя на океан и вспоминая тот день, когда мы с Чарли сидели в нашем маленьком гараже в западной части Лондона, в окружении мотоциклов, и мечтали о вольных странствиях. Единственное, чего нам тогда хотелось, – это просто проехать от Лондона до Магадана. Мы обложились со всех сторон картами и чертили маршрут, прикидывая, сколько миль получится пройти в тот или другой день, не имея ни малейшего представления о состоянии тамошних дорог. Чисто наугад мы строили путь с запада на восток, через два континента, от Атлантики до Тихого океана, выбирая места, которые можно проехать на мотоцикле более‑менее по прямой. Время от времени опытные путешественники говорили нам, что планы наши слишком уж радужные и что мы сами не знаем, во что ввязываемся. До этого я никогда не ездил по бездорожью, а у Чарли походного опыта почти совсем не было. Нам говорили, что шансов на успех у нашего предприятия совсем немного. И, тем не менее – вот мы здесь, в Магадане, на другом конце света, и оказаться дальше от дома уже невозможно. Причем приехали мы сюда на день раньше установленного срока.

Я вспомнил один момент, бывший примерно за месяц до сегодняшнего дня, когда мы еще были в Монголии. Середина дня, мы пересекали красивую долину. Вдруг я остановился и слез с мотоцикла. Чарли, ехавший впереди, тоже прекратил движение. Он развернулся и подъехал ко мне. Уже издали я понял, что он в недоумении: в чем дело? Бензин не кончился, есть еще рано, так почему же стоим?

Я отошел в сторону. У меня не было желания объяснять, что причиной остановки стало ТО место – мы его уже почти проехали. Место, о котором я так долго мечтал, которое представлял себе за много месяцев до того, как мы покинули Лондон. Место, где течет холодная белая река, а рядом с ней поле, на котором можно поставить палатки. Место, где мы должны были остановиться, чтобы поболтать уставшими ногами в прохладной воде и наловить рыбы, которую потом зажарим на костре под ночным небом, усыпанным звездами.

Реку я увидел полчаса назад. Было совершенно ясно: это то самое место – прекрасная, большая белая река, и ни души на сотни миль вокруг. А сейчас мы просто проезжаем мимо.

Я присел на пять минут, чтобы осмотреться. Мы так спешили угнаться за графиком, что часто не успевали замечать окружающие нас места.

Потом мы двинулись дальше. Несколько недель спустя выехали к первой большой сибирской реке на нашем пути – широкой, быстрой и глубокой, пересечь которую на мотоцикле совершенно не представлялось возможным. Когда‑то здесь был мост, но он давно обрушился. Я думал, что Чарли эта задержка будет сильно раздражать – ему всегда хочется ехать только вперед. Но нет, здесь он оказался в своей стихии. Чарли знал: что‑нибудь или кто‑нибудь обязательно подвернется и поможет. Из таких препятствий и состоит путешествие. Рано или поздно преграда окажется позади.

Сейчас я понимаю: на самом деле не важно, что мы не остановились тогда у той холодной и быстрой монгольской реки. Именно такие вот недостатки и несоответствия сделали наше путешествие замечательным. К тому же, если бы не постоянное стремление ехать дальше, мы бы могли так и не попасть в Магадан. В конце концов, река никуда не денется. Сейчас, зная о ее существовании, я всегда смогу к ней вернуться.

 

На двух колёсах

 

ЭВАН: Каждое путешествие начинается с малого. Восемь лет назад Чарли подошел ко мне в пабе «У Кейси», больше похожем на чью‑то гостиную, чем на бар. Было это в городке Сиксмайл‑бридж, что в графстве Клэр в Ирландии. Официально он представляться не стал, вместо этого широко и по‑дружески улыбнулся.

«На мотоцикле ездишь», – сказал он.

«Ага», – не сразу ответил я, несколько ошарашенный видом странного длинноволосого парня, стоящего передо мной.

Мы с Чарли вместе с семьями (с женами и дочерьми) заселились в коттеджные домики в одном местечке в Ирландии, где шли съемки фильма «Поцелуй змея». (Фильм особенно дорог мне множеством долгих ночей, когда мы вместе с моим новым приятелем выпивали, веселились и говорили о мотоциклах). В тот день состоялась вечеринка по поводу начала съемок. У нас с Чарли было много общего, но это выяснилось потом. Мы оба были женаты, оба довольно успешно снимались в кино, у нас обоих были грудные дочери, и на протяжении долгих недель нам предстояло работать вместе. Мы могли бы говорить о чем угодно, но у Чарли есть одна замечательная черта: он умеет очень ловко обходить общие светские темы и сразу переходить к предмету, наиболее интересному для его собеседника. Этот раз не стал исключением. Открытость и приветливость Чарли сразу заставили меня забыть о собственной сдержанности.

«Ага… я езжу на Moto Guzzi 78‑го года», – ответил я, упомянув свой первый большой мотоцикл – тяжелую итальянскую машину, конструкцией смахивающую на трактор. И понеслось. Вечер плавно перетек в ночь байкерских историй и обмена впечатлениями о радостях отцовства.

В следующие дни и недели я понял, что наша первая встреча была типичной для Чарли: он с ходу вступал в разговор с кем угодно – эта примечательная черта помогала разбить лед и быстро завязать приятельские отношения. Съемки шли очень долго, промедлений и задержек на площадке было даже больше, чем обычно. Дело часто заканчивалось тем, что мы отправлялись в бар «У Кейси», где вместе с Питом Постлетвейтом и другими членами съемочной группы играли в покер, пили «Гиннес» или «Харп» и болтали. Мы отлично проводили время – других способов развлечься и расслабиться в этом тихом уголке сельской Ирландии не было. Чем мы с Чарли лучше узнавали друг друга, тем больше находилось между нами общего. Например, одинаковые взгляды на воспитание детей: они – часть нашей жизни и должны в ней участвовать. В детстве Чарли, сыну известного кинорежиссера, пришлось немало помотаться с отцом с одной съемочной площадки на другую, меняя школы каждые несколько месяцев. Он знает не понаслышке то, что, как мне кажется, предстоит и моим детям. Мы очень сдружились, и к концу съемок я попросил Чарли стать крестным отцом моей дочери Клары.

Во время съемок дружеские отношения завязываются часто, потом съемки заканчиваются, и дорожки обычно расходятся. Иногда такое общение перерастает в довольно долгую дружбу, когда вы видитесь и без умолку болтаете – но лишь изредка. Впрочем, с Чарли все было совсем по‑другому: мы не теряли связи и постоянно встречались семьями. А вскоре произошедшие события связали нас даже больше, чем общее увлечение мотоциклами и вечеринками.

Я летал в Чикаго и Лос‑Анджелес, чтобы сняться в одной из серий «Скорой помощи», которая – так совпало – называлась «Далекий путь». И пока я в Америке играл роль пациента, лежа на больничной койке с трубками в носу, по какой‑то странной и зловещей иронии судьбы Клара попала в больницу в Лондоне.

Поначалу я думал, что она просто сильно простудилась или подхватила грипп, но на самом деле это был очень серьезный менингит.

Я сразу же полетел домой, и следующие две недели мы с Ив (так зовут мою жену) просидели у кровати нашей малышки. Это было ужасное время, и Чарли с женой Ойли нас очень поддерживали. Незадолго до нашего знакомства в Ирландии им тоже пришлось пережить трудный период, когда их старшая девочка, Дун, сильно болела – у нее обнаружили дефицит белых клеток крови. Однажды Чарли навестил нас в больнице, и я пошел его провожать. У Клары все было очень серьезно. Чарли видел, каково мне приходится, он и сам знал, как тяжело видеть своего ребенка в больничной палате. Он просто повернулся ко мне и сказал: «Все будет хорошо. Она поправится». Чарли напомнил, что все дети болеют, а иногда и очень сильно. Никто лучше его не понял бы тот страх и одиночество, которое испытывают родители заболевшего ребенка. Он знал, какие слова тогда нужно было сказать. На прощание Чарли крепко обнял меня, потом закинул ногу на свою Honda XR600R, выехал на дорогу, встал на заднее колесо и проехал так до самого конца улицы. Почему‑то меня это очень тронуло. Каскадерский трюк был таким спонтанным и неуместным, что на какое‑то мгновение я забыл о своих тревогах, – он ободрил меня больше любых слов. В этом весь Чарли: его оптимизм не знает границ. Трудное время мы тогда пережили, но я никогда не забуду, как Чарли ехал по дороге на заднем колесе. Он помог мне именно тогда, когда я больше всего в этом нуждался, и в тот момент наша дружба была скреплена навек.

 

ЧАРЛИ: Когда я познакомился с Эваном в баре «У Кейси» в 1997 году, то сразу почувствовал в нем родственную душу. Как и у меня, у Эвана много увлечений в жизни, но мотоциклы – самое главное из них. Сам я мотоциклы люблю всю жизнь. Мое детство прошло на ферме в графстве Уиклоу в Ирландии, и неподалеку от нас жил парень, у которого был мотоцикл. Я часто видел, как он со свистом проносится мимо нашего дома. Мне тогда было лет шесть, и я думал: «Ух ты!» Примерно в то же время мой отец, Джон Бурман, снимал в Ирландии фильм «Зардоз» с Шоном Коннери в главной роли, и актер во время съемок жил у нас. Однажды на выходные к Шону приехал сын Джейсон. Он был постарше меня, и у него был мини‑байк. Джейсон все время заставлял меня толкать этот байк туда‑сюда по дорожке. Потом, когда Джейсон вдоволь на нем накатался, а я научился его заводить, мальчик разрешил мне проехаться самому. Я тут же свалился с байка, но ведь одно мгновение я сидел в седле, держал руль, слушал рев мотора, чувствовал запах выхлопных газов, бензина и ощущал скорость – этого оказалось достаточно. Меня зацепило. И я стал донимать родителей своей новой страстью. Вскоре их удалось убедить – мне разрешили купить (на деньги, заработанные на съемках «Большого ограбления поезда») маленькую Yamaha 100, которую я храню и по сей день. Вот это было счастье.

В те дни мимо нашей фермы часто проезжал сосед на итальянском Maico 500, лучшей машине на тот момент. Звали соседа Томми Рокфорд, и очень скоро он стал для меня настоящим кумиром. Его отец, Дэнни, работал старшим садовником в нашем саду. Как и его папа, Томми был добрым и щедрым, и самое главное – он позволял мне приезжать к ним домой и возиться с его Maico. Томми сажал меня на сиденье, заводил мотоцикл и держал, пока я не двигался с места. У меня тогда еще не получалось доставать ногами до земли, так что, накатавшись вдоволь по полю, я подъезжал к Томми, жал на тормоза и соскакивал с мотоцикла, когда тот начинал заваливаться на бок.

К 12 годам у меня уже была собственная 125‑кубовая машина и, как и Томми, я все свободное от киносъемок время занимался мотокроссом. Примерно тогда произошло мое знакомство с Казом Балински, еще одним мотофанатом. Жил он через реку от нашего дома. У Каза была Yamaha YZ‑80, и он построил собственный мотокроссовый трек, на который я и Томми стремились вырваться при первой же возможности. Мы гнали на мотоциклах до конца земель моей семьи, потом пересекали реку, неслись через поля Балински и поднимались на холм, где у Каза был тот самый мотокроссовый трек. Мы гоняли по кругу, соревнуясь в скорости, спотыкаясь и падая, пока не становилось совсем темно.

Еще через пару лет мне захотелось технику помощнее, кубов на 250. Отец сказал, что такая машина слишком большая и меня еще рано на нее сажать. Но я продолжал канючить и скоро стал гордым обладателем Yamaha YZ‑250. В день, когда я впервые сел на нее, отец играл в теннис с соседом. На тот момент этот мотоцикл был пределом моих мечтаний. Я решил, что его размеры и мощность меня не испугают, и понесся прямо по газону мимо теннисного корта, решив сделать на глазах у отца «билли». Глядя на него и как бы говоря: «Ну что, видишь? Твой сын может ездить на этой штуке!», я был страшно доволен собой, пока не повернул голову вперед и не увидел каменную стену, опутанную сверху колючей проволокой, всего в нескольких футах от себя. Я рванул передний тормоз, пытаясь остановить мотоцикл, но под колесами была сочная зеленая трава почти по колено, так что ничего нельзя было сделать. Меня несло на эту стену. Я налетел на нее, мотоцикл из‑под меня выскользнул, а сам я запутался в колючей проволоке. Отец подбежал ко мне – израненный ребенок лежал на земле, но по его лицу я понял: оказывать мне помощь он не собирается. Стоя надо мной, отец кричал: «Дурачина чертов! Говорил же тебе – не дорос ты еще до этой машины!» Байк валялся рядом, мотор еще работал, и все, что я мог – это жалостливо проскулить: «Ладно, ладно, может, снимешь с меня эту проволоку?»

Вскоре после этого случая я продал Yamaha и купил еще один 125‑кубовый мотоцикл. Отец был прав: до YZ‑250 еще надо дорасти. Прежде чем распрощаться с ней, я решил немного покататься вместе с Кевином, братом Томми, у которого был полностью укомплектованный дорожный мотоцикл. Моя YZ‑250 была чисто мотокроссовой машиной и вроде как не считалась автотранспортом (не облагалась налогом), у нее даже фар не было – пришлось прикрепить спереди фонарь. Проездив несколько часов по проселкам графства, мы подъехали к развилке, где пора было поворачивать домой. И вот там, прямо посреди дороги, стоял сержант Кронен, местный полицейский. Руки у него были скрещены на груди, а лицо нахмурено. Я удивился. Как это он нас засек? «Очень просто», – сказал он. Кронен остановился, чтобы осмотреть брошенную машину, и, поднимаясь по холму, заметил белый огонек, потом красный огонек, потом еще один белый огонек – и никакого красного после него. Полицейский подумал, что у водителя задняя фара не горит, а тот об этом не знает, – надо ведь предупредить человека. А тут я выскакиваю из‑за угла: о‑опс. Попался, голубчик!

Сержант Кронен посмотрел на меня, подняв одну бровь, и тихо пробормотал со своим мягким ирландским акцентом: «Эх, Чарли, Чарли, Чарли. Тс‑тс‑тс. Что ж ты творишь‑то?»

А ведь я был в шлеме. Как он меня узнал? Тайна, покрытая мраком. Кронен не упустил ничего. Четырнадцать нарушений: налог не заплачен, страховки нет, водительских прав нет, шины незаконные, мотоцикл незаконный, шлем не тот, невнимательность и беспечность на дороге и т. д. – не говоря уж о фонаре, привязанном спереди вместо фары.

Сержант приказал мне, «самому опасному преступнику в графстве», немедленно отправляться домой. До дома было еще миль семь, но я взял мотоцикл за руль и начал толкать его вдоль дороги. Сержанту Кронену и это не понравилось. «Садись на машину и дуй домой немедленно, – велел он. – У тебя большие неприятности».

К тому времени, когда я добрался до дома, сержант уже позвонил отцу, и тот был просто вне себя. Войдя в комнату решительным шагом, он швырнул мне телефонный справочник. «Тебе понадобится адвокат, – бросил он. – Сам его и ищи».

«Но пап, у меня же дислексия, – заныл я, по щекам текли слезы. – Я даже не знаю, как это слово пишется».

Эту историю отец припоминал мне потом еще долго, но даже после тех двух случаев моя страсть к мотоциклам меньше не стала. Вскоре после истории с сержантом Кроненом я снова ездил к дому Томми Рокфорда, как в старые добрые времена. Выходил из дома и вскакивал на мотоцикл, но садился в седле боком – чтобы успеть соскочить и прикинуться пешеходом, если меня кто‑то увидит.

В другой раз я гнал вверх по холму на скорости 50 км/ч, когда из деревенского магазина вдруг появился Гарда Джексон, начальник сержанта Кронена. Времени затормозить не было, пришлось спрыгнуть с мотоцикла. Когда Гарда Джексон обернулся, он увидел, как я несусь со всех ног вверх по холму – в погоне за байком. Это был очень честный и принципиальный полицейский, но, к моему удивлению, он лишь смотрел и качал головой. Какое‑то время Гарда Джексон наблюдал молча, но, когда пришел в себя, заорал: «Чарли! Что ты делаешь, черт тебя подери?» Всего несколько дней прошло после той передряги с сержантом Кроненом, а я опять попал в поле зрения представителя закона. Я ждал, что мне начнут выписывать штрафы, но на этот раз Гарда Джексон меня простил, и еще много лет мои мотоциклетные эскапады продолжались в том же духе: я старался избежать встреч с законом, пока в 21 год не сдал на права, уже живя в Лондоне. Тогда же я и купил Kawasaki Zephyr 750 – мой первый большой мотоцикл.

 

ЭВАН: Я могу описать свое байкерское крещение двумя словами: мальчишеская влюбленность. Моей первой подружкой была миниатюрная девчонка с короткими волосами мышиного цвета, хулиганской улыбкой и таким же характером. Я сходил по ней с ума. Мы учились в Академии Моррисона, школе‑пансионе в маленьком городке Крифф в графстве Пертшир в Шотландии. Я приходил туда только днем, а она жила в школе постоянно. Мне было лет 13–14, и мы какое‑то время встречались. Девочка вся состояла из противоречий – наверное, это меня и привлекало, я постоянно думал о ней. В целом моя подруга была очень милой, но иногда в нее словно черт вселялся, и тогда она превращалась в сущую бестию. Первой девчачьей грудью, которую я потрогал, была ее правая грудь. Это знаменательное событие произошло в кустах у школьной террасы.

А потом она меня бросила. Так и пошло: мы то сходились, то расходились. Если я был не с ней, то бегал на свидания с другими девчонками. Но в итоге всегда возвращался. Однако наш странный роман резко закончился, когда она начала встречаться с парнем из Ардврека – другой школы в Криффе. Он ездил на 50‑кубовом дорожном мотоцикле, заменив его потом на 150‑кубовый. Я‑то свою девушку до ее корпуса провожал пешком, обнимаясь с ней на прощанье у ворот; и вот она вдруг начала возвращаться домой с этим парнем. Он привозил ее к задним воротам и целовал, а потом всю ночь нарезал круги вокруг корпуса, привлекая к себе всеобщее внимание. Парень делал это ради нее. Я понимал, что он при этом чувствует, и знал, что при этом чувствует она.

Мне к тому времени было почти шестнадцать, но сердце мое уже было разбито. И вот однажды мы с матерью возвращались из Перта, куда ездили за покупками, и проезжали мимо магазина с мотоциклами. Я попросил маму остановиться, вышел из машины, поднялся на пригорок, где стоял этот магазин, и прижался носом к витрине. Там был 50‑кубовый байк голубого цвета. Тогда я не знал ничего про эту марку, только это было неважно. Я знал самое главное – что смогу купить его месяца через три‑четыре, когда мне стукнет 16. Быть может, и подружка моя тогда вернется.

В первый раз я катался на мотоцикле в шесть лет. Мой отец, Джим, был председателем «Круглого стола» города Крифф, и однажды он организовал благотворительное мероприятие в пользу детей из бедных семей. Это было что‑то вроде «Джим исполняет желания», и вот один маленький мальчик захотел покататься на мотоцикле. Отец раздобыл шикарную красную Honda 50, и мы поехали на поле, принадлежащее одному другу семьи. Покатав малыша, меня спросили, не хочу ли я тоже прокатиться. Разумеется, хочу. Я забрался в седло и сорвался с места. Управление было проще некуда: крути «газ» и поезжай, и я объехал все поле. Мне показалось, что ничего лучше этого не бывает. Понравилось все – запах, звук, внешний вид, скорость, визг мотора на высоких тонах. А вот самое лучшее: там стоял Land‑Rover, а рядом с ним – два больших тюка сена, между которыми был просвет метра в полтора. Оттуда, где стояли взрослые, этого просвета не было видно – просто один большой стог сена. Ну я и решил устроить им представление. Развернулся в их сторону и поехал прямо на сено, с ликованием слыша крики взрослых и понимая, что перепугал всех до смерти. Так прошел первый опыт езды на мотоцикле, и мне ужасно понравилось. Несколько месяцев спустя к нам в гости приехал мой дядя Кенни на мотоцикле, и он меня катал. Это подлило масла в огонь: мотоцикл стал предметом моих мечтаний.

Так что, когда я стоял у витрины того магазина в Перте, вдруг все стало ясно. Это судьба – так должно было случиться. Мотоцикл мне нужен как средство передвижения. Уже и не помню, так ли уж я хотел снова завоевать сердце своей подружки, но одно знал точно: вместо того чтобы везде ходить пешком, можно будет ездить на мотоцикле – и в школу, и на городской стадион на окраине, и еще куда‑нибудь на выходные. Я точно понял, что мне нужно: заполучить этот мотоцикл. Невозможно было выбросить его из головы. Дни напролет я представлял себе, как сажусь в седло, завожу мотор, надеваю шлем и езжу по улицам города. Даже сон пропал. Совсем измучавшись этим страстным желанием, я завалил разными обещаниями маму: не буду ездить за город, буду очень осторожен, никаких опасных трюков, никаких глупостей. Хотя, если честно, эти обещания придумывались на ходу.

Крифф стоит на холме. Городок маленький, и дойти пешком можно до любой его точки. Пересечь весь Крифф получится всего за полчаса. Все свое детство я ходил по городу пешком – из дома до школы или до дома друзей. Это было совсем неплохо, но уже приближался возраст, когда появлялись мысли и о других возможностях. Крифф находится прямо в центре Шотландии, всего в пятидесяти милях к северу от Эдинбурга и Глазго, и от него до любого населенного пункта страны не более одного дня езды. Только, конечно, не на велосипеде. Так что при наличии стольких прекрасных мест поблизости мотоцикл был вещью более чем необходимой.

Я упрашивал маму, обещая ей весь мир в обмен на один мотоцикл. «Я не буду ездить быстро – не больше 50 километров в час, ну, пожалуйста, разреши», – молил я.

«Я поговорю с отцом», – ответила мама. Мне казалось, что шанс есть, хотя бы малюсенький, но родители остались непреклонны. Мотоцикл мне купить не позволили. «Если с тобой что‑то случится, я себе этого никогда не прощу», – сказала мама.

Наверное, она была права. Когда мы с Чарли заехали ко мне домой во время четырехдневной поездки в Шотландию, ставшей генеральной репетицией нашей кругосветки, я показал ему магазин, у витрины которого провел немало часов, пожирая глазами тот мотоцикл. Чарли потом дразнил мою маму: «Ох уж эти родители! Вечно все запрещают. И невдомек им, что мужчине нужно что‑то оседлать». Мама не сдавалась: «Но вы же понимаете, ему было всего шестнадцать, и он был такой… Он же мог попасть в аварию и не ехал бы сейчас вокруг света».

«Меня здесь вообще могло бы не быть», – вставил я.

«Так вот, мне кажется, мы правильно тогда поступили», – сказала мама.

«Разумеется, вы были правы», – ответил я. И это действительно так. В то время, когда я выпрашивал у них мотоцикл, мне уже удалось разок «пообщаться» со 100‑кубовым четырехтактником, принадлежавшим Джорджу Карсону, нашему школьному техническому лаборанту. Я играл Сганареля в школьной постановке одноименной пьесы Мольера и однажды на репетиции, во время перерыва, вдруг спросил у мистера Карсона: «А можно мне прокатиться на вашем мотоцикле, сэр?»

«Не вопрос», – ответил тот, еще не зная, что я не имею ни малейшего представления, как им управлять.

Мотоцикл стоял в узком проходе у школьной столовой, которая одновременно служила актовым залом и школьным театром. Каким‑то образом мне удалось его завести с кик‑старта, но выжимать сцепление я не умел, так что он глох раза три. С четвертой попытки мне удалось сдвинуться с места и поехать вдоль дорожки, пока на пути у меня не стала стена, в которую я со всей дури и врезался, погнув колесо и руль. Когда вышел мистер Карсен, я стоял перед ним красный, как рак. Счет за ремонт составил больше 80 фунтов – по тем временам целое состояние для 15‑летнего подростка, и мне пришлось несколько месяцев выплачивать их по частям, подрабатывая посудомойщиком и официантом в отеле «Мюррей‑Парк».

Так что, когда мама отказалась покупать мотоцикл, в глубине души я ее понял, но все же большая часть меня очень об этом сожалела. В моей груди билось сердце мотоциклиста – вот только мотоцикла пока не было.

Примерно через год я уехал из дома, чтобы учиться в театральной школе. Сначала год жил в городе Файф, а потом поступил в лондонскую школу музыки и драмы «Гилдхолл», где вскоре подружился с Джереми Сприггсом, тоже молодым честолюбивым актером. Когда мне уже было 19, мы с Джереми поехали в один старый домик в деревне, принадлежавший какому‑то его знакомому из Кембриджшира. И там, в этой полуразвалившейся лачуге, я нашел старый внедорожный мотоцикл. Он был совсем разбит, двигатель валялся рядом в полиэтиленовом мешке, весь мотоцикл был практически разобран на запчасти. И все‑таки он был настоящим – это единственное, что имело значение. Преисполнившись решимости починить мотоцикл и заставить бегать, я купил его у приятеля Джереми за 150 фунтов. Когда мы вернулись в Лондон, Джереми сдал мотоцикл в ремонт. Несколько дней спустя он сказал мне, что ремонтировать там уже нечего. Я был в отчаянии. Наверное, Джереми поговорил с моей мамой и он просто не хотел, чтобы я ездил на мотоцикле: ведь если бы я разбился, Джереми чувствовал бы себя виноватым. Еще один мотоцикл ускользнул от меня.

Закончив Гилдхолл и начав работать, я сразу отправился в мотосалон в Кентиш‑Тауне, в северной части Лондона. Много лет я заходил в мотосалоны, только чтобы поглазеть на мотоциклы и все, что с ними связано. До сих пор люблю почитать мотоциклетные каталоги, про всякие там перчатки и подножки – этакое байкерское порно. В центре зала в том салоне была выставлена Honda 100, которую разрешалось водить с автомобильными правами. Я ее тут же купил и полюбил с первого же дня. Ездил на ней везде: на вечеринки, на пробы – куда угодно. Впервые в жизни я чувствовал себя совершенно свободным. Можно было забыть про метро. И, конечно, экипировка у меня была соответствующая.

Однажды я стоял на светофоре в скоплении машин на выезде из Хампстед‑Хата. Одет был как самый типичный мотоциклист: джинсовая рубаха, косуха, открытый шлем с защитными очками. Настоящий такой киношный байкер. Тут с другого ряда меня нагнал еще один мотоциклист, одетый, почти как я, – выглядел он очень круто. Поравнявшись со мной, он кивнул мне через крышу стоящей между нами машины: «Привет, как жизнь?». Я кивнул в ответ. Загорелся зеленый, и мы двинулись дальше. Когда машина, разделявшая нас, проехала, этот парень – восседавший, как оказалось, на большом Harley‑Davidson – увидел, что я сижу всего лишь на «детской» 100‑кубовой Honda. Если бы взглядом можно было испепелить, я бы сгорел на месте. Было обидно. Этот случай только укрепил мое решение получить мотоциклетные права и купить большой мотоцикл. Сдав экзамен, я тут же побежал в мотосалон на севере Лондона и приобрел очень старенький Moto Guzzi 1970‑х годов выпуска, который назывался, как сказал продавец, Moto Guzzi Le Mans. Мне понравилось, как он выглядел, но впоследствии выяснилось, что заявления продавца относительно его качеств сильно расходились с действительностью. У него был руль на клипонах, и хотя он считался скоростной машиной, езда на нем скорее напоминала езду на тракторе. Машина оказалась не фонтан. Очевидно, его сдали в магазин в счет новой покупки. Я тогда еще в мотоциклах совсем не разбирался, и такую покупку сделал только потому, что мне понравился его внешний вид. Зато в кармане у меня были новенькие мотоциклетные права, и ужасно хотелось ездить на большой машине. В общем‑то, он мне нравился – шумный, грязный и красивый. Я потом долго ремонтировал Guzzi и доводил до ума, пока он не стал настоящей конфеткой. Единственное, о чем я сейчас жалею, так это о том, что в конце концов его продал.

Теперь оставалась только одна проблема – куда деть мотоцикл на время приезда родителей. Я жил настоящей холостяцкой жизнью в квартирке в районе Примроуз‑Хилл. Тусовался каждые выходные, начиная с вечера пятницы, когда мы с друзьями встречались в городе, и до вечера воскресенья, когда все вечеринки заканчивались у меня дома. Примерно в это же время в квартире надо мной поселилась красивая девушка из Австралии, Эльска Сандор. Она училась на что‑то, связанное с текстилем, но мечтала создавать скейтборды. Эльска подошла ко мне первая – сам я стеснялся заговорить с ней, потому что сталкивались мы почему‑то исключительно в последний день моих посиделок с приятелями – и с этого началась наша дружба. Когда ко мне приезжали родители, я затаскивал наверх к Эльске все свои мотоциклетные причиндалы – шлем, перчатки, одежду, журналы – и прятал их там. Несколько лет родители проходили мимо байка, прицепленного к столбу рядом с домом, ни сном ни духом не ведая, что он принадлежит мне.

Потом на съемках одного из эпизодов сериала «Кавана, Адвокат Ее Величества» я встретил красивую француженку‑дизайнера. В Ив Мавракис я влюбился по уши, и вскоре мы поженились. С самого начала Ив дала мне понять, что к мотоциклам равнодушна и скорее считает их опасными. Если бы она всерьез попросила меня бросить это дело, я бы и вправду повесил свою кожанку на гвоздь. Но Ив знает, что мотоциклы – моя страсть, поэтому старается относиться к ним спокойно. Даже когда родилась Клара, Ив не стала выставлять мне никаких требований. Когда Клара была еще совсем маленькой, я познакомился с Чарли и благодаря этой дружбе стал еще большим фанатом мотоциклов.

Вскоре после знакомства с Чарли я начал сниматься в «Скрытой угрозе», первом из приквелов «Звездных войн». С Чарли и некоторыми из его друзей‑мотоциклистов мы стали периодически встречаться. Все они, как и сам Чарли, ездили на спортбайках. Я видел, что спорт – классная вещь, но сам на него сел только когда Саша Густав, знакомый русский фотограф, одолжил мне свой. Это был первый незнакомый мотоцикл, на котором я ездил после долгого общения со стареньким Guzzi. Шокирующая получилась поездочка. Спускаясь с Хаверсток‑Хилл в Хэмпстеде, я отъехал на приличное расстояние от города, взглянул на спидометр и заметил, что стрелка показывает уже 130 км/ч. Слегка перепугавшись, я нажал на тормоза, и мотоцикл тут же остановился. Меня это потрясло. Со спортбайками ничто не сравнится. Я тут же решил, что обязательно куплю новый мотоцикл и что это будет именно спортивная машина. Вот получу деньги за «Звездные войны: Эпизод 1» и куплю новенький, с иголочки, Ducati 748.

Когда на Ливсденской студии, на севере Лондона в Хертфордшире, начались съемки, я развернул кампанию по приобретению Ducati: хотел импортировать его из Италии с помощью Джеймса Уилсона, друга Чарли, возглавлявшего фирму «Set Up Engineering», специалиста по гоночным подвескам с юга Лондона. Покупать Ducati в Европе было немного дешевле, но платить нужно было наличными. Так что каждые несколько недель я наведывался в бухгалтерию «Звездных войн в Ливсдене, просил аванс в счет своей зарплаты и выносил каждый раз по несколько тысяч фунтов. Это была большая сумма, так что нужно было получить разрешение, чтобы ее выдали. Люди снимали „Звездные войны“, входили в роли, а я думал только о своем расчудесном Ducati.

И тут вдруг мне звонит Рик Маккаллум, продюсер и правая рука Джорджа Лукаса. Он хотел поговорить об этом мотоцикле. В первый момент я подумал: «Вот черт, кажется, я попал». Сначала решил, что снял со счета слишком много денег (будто бы у продюсеров «Звездных войн» мог быть недостаток наличности). Чувство вины всегда приходит первым, и я подумал о своих возможных ошибках. Отправился в продюсерский офис, постучал в дверь и вошел. Рик уже ждал.

«Мы с Джорджем хотим спросить, во сколько тебе обходится этот мотоцикл?» – поинтересовался он. Я назвал сумму, думая, что меня сейчас начнут отчитывать и просить не отвлекать от работы бухгалтерию.

«Мы с Джорджем хотели бы подарить его тебе», – сказал Рик. Меня это поразило. Следующие несколько лет я ездил на мотоцикле, который, по сути, принадлежал Джорджу Лукасу. Потом Ducati перешел к Чарли, и тот ездит на нем по сей день.

Поступок Джорджа Лукаса был отчасти ироничным, потому что по контракту обычно не разрешается во время съемок фильма кататься на мотоцикле. Исключением стали съемки «Мулен Руж» в Австралии, а еще второй и третий эпизоды «Звездных войн». В Америке, где на площадку мне приходилось ездить на лимузине компании или на своей машине, меня это дико бесило. Поэтому на первой же встрече с Базом Лурманом, режиссером «Мулен Руж», я заявил: если он хочет, чтобы я восемь месяцев работал в его фильме – а это гораздо больше стандартных трехмесячных съемок – он должен разрешить мне ездить на мотоцикле.

«Я актер. У меня есть жена и дети. И я люблю мотоциклы. Вот и все, больше мне ничего не надо, – так и сказал. – Запретить мне восемь месяцев ездить на мотоцикле – это как запретить слушать музыку. Для меня это очень важно. Я не могу распрощаться с мотоциклом на такой срок». Мне удалось объяснить Базу, что требование компании кажется мне совершенно неразумным и неприемлемым, и каким‑то образом в Австралии они это дело со страховщиками уладили.

Где‑то в середине тех восьмимесячных съемок я совершил поездку вглубь страны. Это было мое первое большое одиночное мотопутешествие – очень хотелось отдохнуть от работы над фильмом. На съемках «Мулен Руж» с Николь Кидман было здорово, но каждый божий день я был окружен людьми и начал от этого уставать. Вот решил немного прокатиться. Перед поездкой каждый член съемочной группы, включая самого База и продюсеров, совали мне под нос карты, предлагая тот или иной маршрут. Это была совершенно неслыханная вещь, чтобы актер, играющий главную роль, вдруг сорвался с места прямо посередине съемочного процесса и уехал куда‑то на мотоцикле. Люди были встревожены, но меня им было не переубедить. Я сам принимаю решения и не позволяю никому себя остановить.

Проехав несколько часов, я нашел место для лагеря и поставил палатку. Ничего особенного не делал, просто сидел рядом с палаткой и поддерживал огонь в костре. Потом уснул и проснулся на следующий день в четыре утра. Я лежал на траве рядом с выгоревшим костром и смотрел на звезды. Больше мне ничего не было нужно.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: