Леон галантно поцеловал ее руку. Так они попрощались. Леон вернулся к своей семье, Лида – к себе на чердак. Она не пошла на вокзал, желая дать родителям Леона возможность побыть с их сыном наедине.
На следующей неделе и Лида вновь укладывала свой чемодан: она собиралась в Шанхай. В нетерпении сделать из нее законченную певицу госпожа Мануйлова держала Лиду у себя по целым дням, уча то одному, то другому. По ее программе Лида должна была выступить теперь перед большей и более требовательной аудиторией, и именно для этого везла она свою ученицу в Шанхай. Лида укладывала те же свои платья и шляпы. Штопала парадные чулки. Перчаток оставалась одна пара, другую потеряла Глафира в тот снежный вечер, когда она с мистером Рэном каталась на санках. Она хотела «возместить», но Лида настояла: пусть эта потерянная пара перчаток и будет ее свадебным подарком Глафире.
С матерью они обсудили, кого следовало навестить в Шанхае. Список был краток, в нем значилось: матушка‑игуменья, гадалка мадам Милица и Володя Платов, чей адрес ей послала Глафира с просьбой «непременно‑непременно» его повидать, всё рассказать, обо всем расспросить и «подробно‑подробно» затем описать, послав заказным письмом. У нее были новые причины беспокоиться о Володе, писала Глафира. Марки «на расход» были вложены в конверт, но в Шанхае они не годились, о чем Глафира, конечно, не знала. Адрес Володи был странный: кабаре «Черная перчатка». И этот адрес – с монастырем игуменьи и «кабинетом знаменитой гадалки» – дополнил странную коллекцию шанхайских посещений.
Глава четвертая
Жизнь мадам Милицы в Шанхае была не из легких. «Годовой доход», получаемый ею от родственников покойной леди Доротеи, был очень мал; разделенный на двенадцать частей, по числу месяцев в году, он едва оплачивал кофе, выпиваемое мадам Милицей. На всё остальное она должна была зарабатывать сама. Но как? Интерес к гаданиям, если вспомнить, каким он был в Средние Века европейской истории, упал чрезвычайно. Что касается китайцев, то у них были свои предсказатели, у японцев – также. Ее клиентура оставалась по преимуществу русской, но и русские как будто уже не обладали особой охотой узнавать свою судьбу. Возможно, что у тех, кто еще интересовался своим будущим, не было свободных денег. Во всяком случае, гадать приходили немногие, да и то всё такие, кто имел основание уже отчаяться в своей судьбе, и кому, при всем своем искреннем желании, мадам Милица не могла предсказать ничего утешительного. Итак, материальный вопрос существования не был ею разрешен.
Существует бесчисленное количество способов добывать деньги, и все они давным‑давно известны и практикуются в Шанхае. Там уже невозможно придумать ничего нового. Приезжему надо лишь оглядеться и примкнуть к чему‑либо уже практикуемому. Пооглядевшись, мадам Милица нашла, что большинство населения Шанхая живет в кредит или же на благотворительные средства, собираемые в их же собственной среде. Так, например, войны на территории и в окрестностях города велись в кредит, а пострадавшее население жило на благотворительные средства. В этом городе, полном преступников и циников всех наций, существовала какая‑то романтическая вера в «честное слово» бесчестного человека. Всякий приезжий на следующий же день имел уже кредит и в ресторане, и в отеле, и у портного, и в лавках, хотя никто толком еще не знал, откуда, зачем и как надолго он приехал, и заимодавец не мог толком ни написать, ни произнести имени своего должника. Секрет заключался в том, что приехать в Шанхай – нетрудно, найти кредит – легко, но, не уплатив долгов, уехать – невозможно. Да и в самом городе, при его семимиллионном населении, должнику совершенно невозможно затеряться, скрыться от своих кредиторов. В этом отношении – Шанхай – единственный город в мире.
Этим положением объяснялись многие странности в жизни Шанхая.
Человек, не предвидевший впереди возможности иметь и сотни долларов наличными, спокойно подписывает «чит» на тысячу. Люди без всякого прочного финансового обеспечения, постоянной профессии, жалованья – в долг пьют, едят, танцуют, одеваются, женятся, играют в карты, разводятся, умирают. Их хоронят в кредит, на «чит», подписанный кем‑либо из друзей, живущим по той же системе.
Ничему не научившись из наблюдений, мадам Милица решила держаться своей прежней профессии.
На створке входной двери в свою квартиру она прибила гвоздями деревянную черную рамку, в которую – на день – она всовывала картон с надписью:
Мадам Милица