Уважаемый мистер Поттер!
Сообщаю Вам, что по итогам закрытого голосования, состоявшегося 18 апреля сего года в процессе дисциплинарного слушания, большинством голосов (сто девять «за», один «против», воздержавшихся нет) Вы исключены из школы чародейства и волшебства Хогвартс за недостойное поведение, порочащее честь и достоинство студента. Решение вступило в свою силу и обжалованию не подлежит. Так же Вы лишены права восстановления статуса студента Хогвартса и продолжения обучения в последующем. Вам необходимо в ближайшее время сдать школьное имущество (если таковое имеется в Вашем личном распоряжении) и покинуть территорию школы.
С пожеланиями доброго здоровья,
искренне Ваша,
Оливия Олифэнт,
Начальник Департамента Образования Министерства Магии.
– Ну, вот и все, – Поттер отшвырнул пергамент, слезая с ограды.
Школьного имущества в его личном распоряжении не было – метла, книги, ингредиенты, котлы, мантии, палочка – все было куплено им самим, но он не собирался брать эти вещи в мир магглов. Он не мог пользоваться магией вне пределов школы, иначе рисковал навсегда лишиться палочки, поэтому лучше ее оставить здесь. Завтра Гермиона придет сюда и заберет его вещи. Так что больше ничего не удерживает его в Хогвартсе. Ему наконец-то принесли официальное уведомление о том, что он должен покинуть территорию школы, поэтому затягивать с этим больше не стоит и вовсе не обязательно дожидаться возвращения Хагрида.
Гарри подошел к Клювокрылу, провел рукой по серебристо-серому гладкому оперению и произнес:
– Помнишь, как мы с тобой летали, Клюв? Это было здорово.
Гиппогрифф ткнулся головой в плечо бывшего гриффиндорца.
– Ты должен увезти меня отсюда, Клюв. Я не могу больше здесь оставаться. И не хочу. Пожалуйста, унеси меня отсюда, далеко-далеко, – Поттер медленно поклонился магическому существу, прося его о помощи.
Гиппогрифф внимательно смотрел на склонившегося перед ним подростка, затем величественно слегка наклонил голову в ответном поклоне и опустил крыло. Гарри легко вскочил Клювокрылу на спину. Зверь-птица выпрямилась, раскрывая четырехметровые крылья, взмахнула ими, и взмыла в темнеющее небо, на котором начали загораться первые звезды.
Драко Малфой стоял на кромке стены, окружающей смотровую площадку самой высокой башни Хогвартса – Астрономической – и смотрел на звездное небо. От падения в бездну его отделял один шаг, но, похоже, парня это совсем не волновало. Красивое лицо было спокойным, платиновые волосы светились лунным серебром – легкий весенний ветерок разметал пряди. Слизеринец чувствовал, что скоро он будет в состоянии это сделать – один шаг в пустоту, и всему придет конец. Еще немного, несколько мгновений, и он сделает этот шаг. Драко знал, что не сможет пережить унижение сегодняшнего дня. Имя Малфоев опозорено, облито грязью, замешано в громком скандале, имеющем гомосексуальную окраску, – отец никогда не простит его за это, а то, что произошло после слушания, не сможет пережить сам Драко…
Каждое слово свидетельских показаний давалось Малфою с трудом, и хотя он во всем обвинял Поттера и лгал убедительно, но ему в присутствии самых уважаемых людей магической Британии пришлось сознаться в том, что он вступал в порочную гомосексуальную связь с парнем. Драко убедительно говорил, что искренне раскаивается в содеянном, обвинял гриффиндорца в своем совращении, но он видел косые взгляды, которые некоторые тайком кидали на его отца, видел застывшее, словно мраморная маска, лицо Люциуса, и понимал, что ему дорого придется заплатить за эту веселую вечеринку, которая привела к таким серьезным последствиям. Отец воспринимал произошедшее как потерю родовой чести, а такого он не простит даже своему единственному сыну, чтобы там не говорил Блейз Забини. Но роковой удар по чести Малфоев был нанесен тогда, когда Долорес Амбридж публично обнародовала его воспоминания. Когда Драко увидел знакомый флакончик в руках чиновницы и осознал ее намерения предоставить его воспоминания в качестве доказательства обвинения, слизеринец понял, что это конец. Все присутствующие увидят своими глазами, как Драко Люциус Малфой, полупьяный, полуголый и возбужденный, вставляет свой член Гарри Поттеру в задницу.
Драко чуть не поубивал своих домовых эльфов, обнаружив исчезновение заветного флакончика, перевернул вверх дном все в своих апартаментах, но пропажу так и не нашел, а когда Долорес Амбридж объявила, что раскаявшийся студент по доброй воле в качестве искупления вины готов предоставить свои воспоминания, Драко понял, кто это сделал. Блейз Забини, которого он считал своим другом, украл заветный флакон, подделал его почерк и отправил послание с его воспоминаниями председателю комиссии. Забини, случайно узнав о его тайной симпатии к проклятому гриффиндорцу, не мог простить подобной измены. Блейз получил удар по самолюбию и не упустил случая сделать ответный выпад, который, впрочем, скорее был направлен не против самого Драко. Забини добивался гарантированного исключения Поттера из школы, чтобы расчистить себе дорогу к сердцу Слизеринского принца, но своим подлым, коварным и необдуманным поступком разрушил репутацию Малфоев, уничтожил его достоинство в глазах отца и общественности, и теперь Драко не оставалось ничего, как смыть этот позор своей кровью. Он это понял в тот момент, когда все присутствующие, просмотрев его воспоминания, обернулись в сторону Малфоя-старшего. Только Драко знал, чего тогда стоило его отцу продолжать сидеть в привычной гордой позе с надменным выражением лица. Даже в такой ситуации Люциус старался выглядеть достойно, чего нельзя было сказать о Драко. Парень был на грани истерики – руки сильно тряслись, и их пришлось спрятать в карманах, хотя это была недостойная плебейская манера, к горлу подступил горький комок, глаза предательски защипало, а на щеках выступили некрасивые красные пятна. Это слушание не только стало унижением для Поттера, который вообще выглядел каким-то странно-отстраненным и сильно бледным, но обернулось позором для многих достойных семей. Никто из слизеринцев не ожидал, что по результатам исследований их спермы, проведенных мадам Помфри, будут обнародованы имена всех, принимавших участие в оргии. А когда были названы виновные, и директор Дамблдор назначил им в качестве наказания публичную порку, были шокированы все, и, наверное, в тот момент каждый слизеринец был готов поменяться с Поттером местами и оказаться просто отчисленным из школы, вместо того, чтобы подвергнуться унизительной экзекуции.
Физические наказания в Хогвартсе были отменены более девяноста лет назад, но Дамблдор, в силу своих полномочий и в качестве достойного возмездия всем виновным, отменил древний запрет и объявил, что все семеро студентов Слизерина, имевшие непосредственные половые акты с гриффиндорцем, будут подвергнуты телесному наказанию и в присутствии всех учащихся Хогвартса получат по тридцать розг с запретом на применение исцеляющих заклятий после экзекуции. Остальные, принимавшие пассивнее участие в оргии, до конца года получают дисциплинарное ежедневное взыскание и будут выполнять самую тяжелую и грязную работу, без права использовать магию. С факультета сняли все собранные за год баллы. Дом Слизерина еще никогда не знал такого падения – он опозорен, опущен на самую низкую строку таблицы – гигантские песочные часы, ранее наполненные прекрасными изумрудами, опустели. Единственное, что осталось у Слизерина – золотой квиддичный кубок, трофей и символ преимущества над Гриффиндором, теперь как насмешка красовавшийся на каминной полке. Слишком дорогой ценой достался этот ненавистный кусок металла и, оказавшись после слушания в гостиной, Драко схватил кубок и с силой швырнул его об стену так, что спортивный трофей получил большую вмятину.
Показательная публичная порка была назначена на этот же день, чтобы могли присутствовать и инспектора из Департамента Образования. Все учащиеся были оповещены деканами о результатах дисциплинарного слушания и вынесенных мерах наказания. Никто не удивился, узнав об исключении Поттера, все знали, что этим дело и закончится – позорному пидору, маггловскому выкормышу, не место не только в школе, но и в магическом мире. Однако, о том, что слизеринцев будут публично пороть розгами, многие узнали и не поверили, правда ли это. Возможно ли, чтобы в школе была возвращена давняя варварская традиция подвергать учащихся телесным наказаниям, тем более, детей очень влиятельных в магическом мире волшебников. До конца никто не верил, что Драко Малфоя выпорют на глазах у всех, но когда было объявлено о всеобщем сборе во дворе замка, сомневающихся в предстоящей экзекуции поубавилось. Учащиеся живо обсуждали готовящееся необычное мероприятие, и почти никто уже не вспоминал про Поттера. Аргус Филч не скрывал своей радости по поводу предстоящей массовой порки. Завхоз часто досадовал на отмену физических наказаний для учащихся, и, узнав о распоряжении директора, прослезился от счастья. И сейчас суетился на школьном дворе, где уже были установлены деревянные скамьи, возле которых стояли ведерки с пучками розг. Именно Филчу предстояло выступать в качестве одного из экзекуторов, и сквиб отнесся к этому с маниакальным фанатизмом и бодрым энтузиазмом. Вторым экзекутором выступал великан Хагрид, которого сразу же после слушания вызвал к себе Дамблдор и сообщил об исключении Гарри Поттера из школы. Великан разрыдался как ребенок, а после того, как лесничего удалось успокоить, старый волшебник сообщил, что кроме Гарри будут наказаны и другие виновники, в том числе и Драко Малфой, и Хагрид вдруг неожиданно согласился принять предложение директора и приложить свою карающую руку к задницам виновных слизеринцев. Поэтому теперь Хагрид, насупившись, стоял недалеко от одной из деревянных скамей и недобро поглядывал на собравшихся, сжимая в ручище розгу. Видя мрачное лицо великана, многие понимали, что несладко придется той слизеринской заднице, которая первой подставится под удар Хагрида. Здоровяк заметно переживал исключение Поттера из Хогвартса и не пожалеет тех, по чьей вине гриффиндорец вылетел из школы. От Филча, впрочем, снисхождения ждать тоже не приходилось, завхоз с радостным энтузиазмом рассекал розгами воздух, приноравливаясь и тренируя руку перед предстоящей экзекуцией. Пришел его звездный час, и сквиб с нетерпением ожидал начала порки. Среди собравшихся присутствовали и все те, кто заседал на дисциплинарном слушании. Многие отметили нездоровую белизну лица Люциуса Малфоя и то, как натянуто он держался. Все понимали, какой урон был нанесен репутации Малфоев, а порка его сына в присутствии всех собравшихся, и в том числе магглорожденных грязнокровок – это еще дополнительный плевок в его аристократическое лицо. Люциус сумел подкупить всех, чтобы добиться исключения Поттера из школы. Он приложил все усилия и связи, чтобы замять скандальную историю с сыном, чего и добился – за исключение Поттера проголосовали почти единогласно, но старший Малфой не ожидал такого коварства от Дамблдора, который потребовал справедливого наказания для всех, в том числе и для его сына. Даже Долорес Амбридж не могла против этого возразить – распространение скверны разврата надо было пресекать на корню и жестко. Наказаны должны быть все виновные, чтобы впредь ничего подобного не случилось в стенах великого Хогвартса.
Драко шел на школьный двор как на казнь. Впрочем, на казнь он, наверное, шел бы легче, с мыслью о том, что все скоро закончится, а с этим ему придется жить. Он опозорил род Малфоев, обесчестил себя и отца, а теперь его как жалкую прислугу будет пороть ничтожный сквиб или полудурок-великан в присутствии всей школы. Это было нестерпимое унижение, и Драко предпочел бы положить голову на плаху или взойти на костер, как это делали раньше приговоренные колдуны, чем оголить задницу в присутствии всех и лечь на скамью под удар розги.
Остальные члены слизеринской команды чувствовали себя не лучше – Теодор Нотт до последнего не верил в реальность происходящего, Вейзи был угрюм и заметно занервничал, увидев скопление народа на школьном дворе, когда они вышли из замка в сопровождении своего декана, а на здоровяка Урхарта вообще было противно смотреть – их капитан был на грани того, чтобы расплакаться.
Среди собравшихся Драко сразу же увидел отца – выражение лица Люциуса было таким, будто единственное, что еще могло порадовать его в этом мире, так это если его сына сейчас запорют до смерти. С окаменевшего отцовского лица Драко перевел взгляд на Хагрида, и внутри у него все как-то сжалось и похолодело – Малфой понял, что от лесничего пощады ему ждать не стоит. Окинув взглядом внушительную толпу собравшихся, он не удивился, увидев на некоторых лицах злорадные усмешки, и отметил про себя, что самой неприятной была нескрываемая ехидная ухмылка Грейнджер – гриффиндорская сучка даже не пыталась скрыть торжества и радости. Наверное, она всю свою поганую жизнь ждала подобного момента. Драко сжал зубы и отвернулся. Дамблдор собирался произнести речь или зачитать обвинительный приговор – Малфою уже было наплевать на все, он поймал себя на том, что ищет взглядом Поттера. Интересно, очкарик так же на последок будет злорадно скалить зубы как и Грейнджер, или… Но Поттера нигде не было видно, впрочем, как и Блейза Забини. Вот уж кто был достоин того, чтобы к его заднице приложилась не одна розга. Блейз во всей этой гнусной истории принимал самое деятельное участие, но при этом сумел остаться в тени и выкрутиться. Как он и рассчитывал, во время дисциплинарного слушания все подтвердили, что в то время, когда совершалась содомистская оргия, Блейз Забини никого не трогал, а мирно спал на диване, потому что уже успел напиться как свинья. Проклятый Забини все верно просчитал и сумел избежать наказания, но Драко знал, что хитрожопому ублюдку не удастся ускользнуть от него, и уже сейчас представлял, как вызовет бывшего друга на магическую дуэль и отомстит за подлость, которую тот совершил.
Тем временем, Дамблдор начал вступительную речь, общий смысл которой заключался в том, что в школе произошел небывалый инцидент – абсолютно безнравственный, и, чтобы впредь никто из студентов морально не разлагался, директор в меру своих должностных обязанностей вынужден пойти на крайние меры и отменить запрет на физические наказания, чтобы со всей строгостью наказать зачинщиков и в качестве наглядного примера для остальных, чтобы другим неповадно было, и так далее и тому подобное. Драко не слушал старого маразматика и молился о том, чтобы директор поскорее заткнулся и наконец-то произошло то, ради чего здесь все собрались. Ожидание наказания было мучительнее самого наказания. Взгляд все время возвращался к деревянной скамье, ведерку, в котором стоял запасной пучок розог и мрачному Хагриду, от одного взгляда на которого начинало неприятно подташнивать, хотя радостный вид проклятого сквиба тоже не обнадеживал. Драко вслушался в слова директора только тогда, когда в конце речи прозвучало его имя – говорилось о том, что первыми будут подвергнуты наказанию староста Слизерина, то есть он, и капитан квиддичной команды Уильям Урхарт. Услышав свое имя, здоровяк в конце-концов потерял контроль над собой и громко всхлипнул, Драко презрительно скривил губы и отвернулся.
После того как директор замолчал, распоряжаться происходящим начала мадам Трюк, имеющая большой опыт в проведение массовых мероприятий. В свойственной ей резкой и энергичной манере, она громко и отчетливо скомандовала:
– Малфой! Урхарт! Шаг вперед! Ты – к мистеру Филчу, ты – к профессору Хагриду, – приказала тренер по полетам.
Соответственно указанию Драко предстояло направиться к скамье, возле которой оживленно суетился завхоз, но Урхарт вдруг сам сделал решительный шаг в том направлении, еще громче всхлипнув, и Драко ничего не оставалось, как подойти к великану. При виде Хагрида Малфой сам чуть не запаниковал как Урхарт, но только многолетние уроки выдержки и самоконтроля не дали ему на глазах у всех разреветься. Вид у лесничего был такой, как будто он собирается освежевать слизеринца – содрать с него живьем кожу. У Драко по телу побежали мурашки.
– Снимай штаны, поганец, – мрачно произнес Хагрид, сильнее сжимая в руке розгу.
Драко понял, что сейчас недалекий громила припомнит ему и насмешки в адрес Грейнджер, и издевательства над всеми Уизелами, и жалобу на Клювокрыла, которого чуть не казнили, и то, как они с Крэббом и Гойлом частенько пытались срывать уроки по уходу за магическими животными. А о том, как Хагрид будет пороть за Поттера, лучше не думать вообще.
– Снимай штаны, Малфой, – уже с угрозой в голосе повторил великан, а в это время из толпы раздался свист и глумливое улюлюканье, сначала не громко, а потом уже многие начали выкрикивать насмешки.
Драко обернулся и увидел, что Урхарт уже лежит животом на невысокой скамье, ноги широко расставлены по бокам, упираясь коленями в каменные плиты мощеного двора, руки связаны под лавкой. Его поза поражала своей откровенностью – плотные ягодицы капитана слизеринцев были выставлены напоказ, промежность, заросшая волосами, предстала взору всех собравшихся, что и вызвало из толпы глумливые выкрики.
Осознав то, что ему придется сейчас точно также раскорячиться, Драко невольно шагнул назад, и в толпе учащихся засмеялись – стали раздаваться унизительные комментарии, кто-то крикнул, что хорек сдрейфил, и это наверняка были ублюдки-гриффиндорцы, а кто-то издевательски подбадривал его показать народу свою чистокровную задницу. Как ни странно, но преподаватели не пресекали подобные хамские выходки. Хагрид грубо схватил Драко за ворот белоснежной шелковой рубашки так, что она затрещала, и потянул в сторону скамьи. Чтобы не лишиться последнего достоинства, и не выглядеть как маленький нашкодивший котенок, которого тащат за шкирку, Драко вырвался из лап великана и, отвернувшись от толпы, принялся расстегивать брюки. За его спиной заулюлюкали громче, кто-то прокричал обидную спортивную речевку, предназначенную лично ему:
Хорек пощады не проси,
Проиграл – не голоси!
«А я и не буду голосить, – подумал Драко, слыша, как недалеко от него ревел еще не поротый Урхарт. – Лучше я откушу себе язык, чем издам хоть один звук», – Малфой отбросил в сторону брюки с трусами.
Рубашка пока скрывала его зад, но стоит ему сейчас лечь на лавку, как уже лежал слизеринский капитан, и весь Хогвартс будет рассматривать самые интимные места Драко Малфоя, слизеринского принца. Драко крепко сжал зубы, когда, улегшись на скамью, расставил ноги и опустил их с лавки, опираясь коленями в жесткие каменные плиты. Он слышал скабрезные шуточки и знал, что его отец наблюдает за позором своего сына и тоже слышит их. От осознания этого становилось невыносимо, и Драко понял, что этот день станет последним днем в его жизни – он сам не сможет жить с таким позором. Сегодня, после того как все закончится, он поднимется на Астрономическую башню и убьет себя. Вдруг ему вспомнились слова Забини, произнесенные во время слизеринской вечеринки. Блейз тогда сказал, что после того, что они сделали с гриффиндорцем, тот или наложит на себя руки, или превратится в жалкое существо с комплексом собственной неполноценности. «Поттера больше нет, – сказал Забини. – Сейчас он мечтает об одном – о смерти».
Сейчас о смерти мечтал Драко. Вопреки всему Поттер не сломался – был в нем какой-то внутренний стержень, который пытались уничтожить многие, но пока это никому не удалось. Поттер не стал забитым униженным существом, он пытался бороться со всем Хогвартсом, показывал зубы и огрызался, не смотря на всеобщую травлю, а он, Драко Малфой, оказался слабее и сейчас думал о смерти. Он думал не о том, как будет вести ежедневную борьбу с травлей и насмешками, которые теперь будут преследовать его, а о том, как сделать шаг в пропасть и разбиться о каменные плиты. Наверное, это правильно, наверное, это справедливо – совсем недавно Поттер тоже лежал в бесстыдной позе со слезами на глазах, а студентки Слизерина, смущенно краснея и перешептываясь, рассматривали его член, яйца, анус. Теперь Драко понимал, каково было в тот момент гриффиндорцу, и прав был Забини, утверждая, что единственным желанием капитана ало–золотых львов в тот момент была смерть. Прошло совсем мало времени, Поттера отчислили из школы по лживым обвинениям, а сам лжесвидетель раскорячен на скамье – со связанными руками и широко расставленными ногами лежит в унизительной позе и слушает издевательские выкрики студентов, а через пару мгновений ивовые прутья будут стегать его задницу на потеху собравшихся. Наверное, это заслуженное возмездие за то, как он поступил с Поттером, – шептала ему вдруг проснувшаяся совесть, но от этого легче не становилось. И еще, почему-то очень хотелось, чтобы Поттера сейчас не было в этой глумящейся толпе – пусть он будет где угодно: собирает вещи в хижине или уже едет к своим маггловским родственничкам в Хогвартс-экспрессе – где угодно, только не здесь. Пусть все смотрят на его позор, но только не Поттер.
В этот момент мадам Трюк дунула в свой свисток, возвещая о начале экзекуции, розги рассекли воздух, и обжигающая боль перехватила дыхание Драко, заставила его на несколько секунд застыть в ослепляющем немом шоке, и лишь потом растеклась пламенным потоком по всему телу и вырвалась наружу долгим протяжным стоном. Урхарт же в следующий миг отозвался надрывным воплем страдания.
В толпе вмиг прекратились все насмешки – многие девчонки завизжали, увидев, как кроваво-красная вздувшаяся полоса пересекла ягодицы Драко Малфоя. Мало кто ожидал, что дело дойдет до настоящей порки, и почти никто не верил, что директор действительно отменил запрет на физические наказания студентов – им казалось, что перед ними разыгрывают спектакль, цель которого – попугать слизеринцев. Никто до конца не верил, что посмеют публично выпороть самого Драко Малфоя, да еще в присутствии его влиятельного отца, возглавляющего совет попечителей Хогвартса. Но когда на белых ягодицах появились красные полосы, и в наступившей тишине раздался стон Драко и тут же вопль Урхарта, собравшиеся с ужасом осознали весь кошмар происходящего. Никто шутить больше не собирался – все в один миг поняли, что неприкосновенных больше нет – Золотого Мальчика Гарри Поттера исключили из школы, а слизеринского принца Драко Малфоя сейчас публично секут розгами.
Мадам Трюк громко отсчитывала удары, и после десятого Урхарт уже орал не замолкая, захлебываясь криком, Малфой же, наоборот, после первого невольно сорвавшегося стона сжал зубы до хруста и больше не издал ни одного звука. Ягодицы Драко сильно распухли, были иссечены багрово-красными полосами и покрыты вздувшимися рубцами, в нескольких местах прут рассек нежную кожу, и там выступили бисеринки алой крови. Кто-то из девчонок уже не сдерживал слезы, наблюдая за истязаниями красивого слизеринца, в которого многие были влюблены, и не только с его факультета. Драко слышал свист прутьев, каждый раз заканчивающийся звонким ударом по его голой заднице, и в следующее мгновение ощущал раздирающую боль от этого удара, который, как ему казалось, разрезает тело до костей. Когда наконец-то все закончилось – Драко получил последний тридцатый удар, и Хагрид отбросил измочаленные окровавленные прутья – слизеринец был на грани болевого шока. К нему подошел Северус Снейп, освободил запястья от веревок и помог подняться. Крестный накинул свою мантию на парня, скрывая его наготу от посторонних глаз, и слегка обнял за плечи. Малфоя била дрожь, все тело взмокло от пота, платиновые пряди прилипли ко лбу, губы были беспощадно искусаны в кровь. В притихшей толпе собравшихся были слышны всхлипы и сдавленное рыдание. Филч отвязывал потерявшего сознание Урхарта, а Снейп, поддерживая крестника, обратился к Альбусу Дамблдору, который, не смотря на раздававшиеся просьбы учеников прекратить порку, так и не остановил экзекуцию, и слизеринцы получили все положенные им тридцать ударов.
– Я могу увести Драко отсюда, сэр? – холодно поинтересовался декан Слизерина. – Надеюсь, что нет необходимости в его дальнейшем присутствии здесь. Мальчик получил свое наказание.
– Да, Северус, конечно, – медленно произнес директор Хогвартса, наблюдая за тем, как Снейп, осторожно обнимая за плечи юношу, медленно повел его в сторону замка.
– Крестный, отец все это видел? – хрипло спросил Драко, тяжело опираясь на руку Северуса.
– Люциус покинул территорию Хогвартса как только началось наказание. Думаю, он трансгрессировал в Малфой-Мэннор, – ответил Снейп, помогая Драко идти.
– А Поттер? Он здесь? Он видел? – после долгой паузы наконец-то решился спросить Малфой.
– Поттера здесь не было. Я не знаю где он. Я не видел его после того, как он покинул слушанье.
– Это хорошо, – с облегчением выдохнул Драко.
Доведя крестника до его апартаментов, Северус уложил парня на кровать и вынул свою палочку.
– Нет, Северус, нельзя, – хрипло произнес Малфой. – Дамблдор запретил применять исцеляющие заклятия. Если ты это сделаешь, они повторят порку, а второго раза я не выдержу.
– Помолчи, Драко, – строго приказал декан Слизерина и взмахнул палочкой.
– Не надо, пожалуйста. Тебе надо возвращаться, – попросил парень, чувствуя, как боль начинает отступать.
– Тебя никто больше не будет бить, Драко. Я этого не допущу, – еще один взмах палочки, и приятная волна облегчения прошла по всему телу слизеринца, боль вдруг ушла, растворилась, исчезла.
– Спасибо, Северус, – прошептал Малфой, с трудом сдерживая подступившие слезы.
– Я должен идти, Драко, для твоих товарищей еще ничего не закончилось, и моя обязанность находится там. Тебе лучше поспать. Отдых будет лучшим лекарством, – произнес Снейп и, снова взмахнув палочкой, прошептал:
– Quiesce Dulce Somnolus, – эффективное заклинание для отдыха и спокойного сна.
– Я не давал воспоминания мадам Амбридж, – вяло произнес Драко, пытаясь бороться со сном. – Забини…– но в следующий миг парень уже безмятежно спал в своей постели, а Северус Снейп в течение минуты молча смотрел на своего крестника, затем резко развернулся и направился в сторону двери.
Вспоминая и переживая заново сегодняшнее унижение, Драко понял, что уже готов сделать свой последний в этой жизни шаг, когда вдруг за его спиной раздался тихий, испуганный, голос:
– Нет, Драко, пожалуйста….
– Забини… – не оборачиваясь, с усмешкой констатировал Малфой. – Пришел…
– Драко, я прошу тебя, не делай этого, – произнес Блейз, боясь подойти к другу и тем самым спровоцировать его на решительные действия. – Мне надо с тобой поговорить… я должен тебе все объяснить.
– Объяснить что, Блейз? – оборачиваясь к бывшему любовнику, усмехнулся Драко. – Хочешь объяснить мне, как украл мои воспоминания и, подделав почерк, отправил их вместе с письмом Амбридж? Или хочешь поговорить о том, что родовая честь Малфоев растоптана, а наша семья опозорена? А может, поболтаем о том, как меня сегодня публично пороли, будто прислугу на конюшне. Ты был там, Блейз? Ты видел, в какой позе я лежал? Тебе понравилось? – голос Малфоя, сначала тихий, теперь звенел от ненависти и ярости.
У Блейза немного отлегло от сердца – раз ему удалось разозлить Драко, значит, тот перестал думать о смерти, по крайней мере, хотя бы в этот роковой момент, когда от гибели его отделяет всего один шаг. Главное, сейчас отвлечь Малфоя, вывести его из себя, спровоцировать на дуэль – что угодно, лишь бы снять оттуда, и Блейз, тонкий психолог и прирожденный интриган, понимал, что должен продолжать разговаривать с Драко и приложить все усилия, чтобы тот оказался как можно дальше от края стены.
– Я это сделал ради того, чтобы Поттера гарантировано исключили из школы, – начал Блейз, понимая, что подобная тема сейчас сильно разозлит Малфоя. – Я не до конца был уверен, что его исключат. Я опасался, что Дамблдор сумеет оставить его в Хогвартсе, а Поттер мешал мне, потому я люблю тебя, Драко.
– Любишь? – почти зашипел Малфой и вдруг сам спрыгнул с края стены на смотровую площадку, отчего у Блейза невольно вырвался вздох облегчения.
Драко быстро, в несколько шагов, оказался рядом с бывшим любовником, схватил его за грудки, а затем с силой толкнул к стене.
– Любишь? Будь ты проклят со своей любовью, подонок. Ненавижу тебя, Забини, слышишь, ненавижу! – заорал Драко и, выхватив палочку, закричал: – Эволютио Голпе!
Блейза сначала подбросило в воздух, а затем швырнуло в сторону. Парень болезненно ударился об пол и застонал.
– Ты единственный, кому я доверял, Забини, и ты подставил меня! – не контролируя свои эмоции, не в силах удержать рвущуюся наружу ярость, орал Малфой, продолжая направлять на бывшего любовника палочку.
– Я все делал ради тебя, Драко, – ответил Блейз, пытаясь подняться.
Было заметно, что отброшенный заклятием широкого удара, при падении Забини повредил руку, его палочка отлетела в сторону, парень здоровой рукой держался за сломанное запястье и, встав на колени, пытался подняться на ноги.
– Ты хотел добиться победы в этом чертовом квиддичном матче, и я принес тебе «Феликс Фелицис», хотя меня могли исключить из школы за воровство, – произнес Забини, сжимая сломанное запястье. – Слизнорт знал, что я украл зелье Чистой Удачи, и он все понял, когда присутствовал на матче и видел, как наша команда побеждает. Он мог опротестовать результат игры, он мог обвинить меня в воровстве. Я был на грани исключения из школы, я каждый миг ждал, что Слизнорт все расскажет, но мне чертовски повезло – старик меня пожалел. Возможно, он понял, что мое исключение для него не выгодно, куда прибыльнее будет иметь хорошие отношения с богатым и знатным родом Забини. А когда ты захотел еще больше унизить Поттера, я принес тебе запрещенное зелье, за распространение которого можно загреметь в Азкабан. Я готов был ради тебя, Драко, идти на любой риск, ради нашей дружбы, ради любви к тебе.
– Но ты предал меня, Забини, а любимых не предают! – закричал Малфой. – Ступефай! – блондин выпустил в любовника сногсшибательное заклятие и того направленным потоком силы снова швырнуло о стену.