– Ничего страшного. Снимайте пальто, дорогая. Разве можно женщине оставаться в помещении в верхней одежде?
По обе стороны широченной кровати, на которой возвышалась в самом центре маленькая фигурка, подпертая большими белыми подушками, располагались два небольших комода, заставленных фотографиями. Все черно-белые лица смотрели в изножье кровати, где теперь сидела Эйприл, неловко ерзая на жестком стуле. Его высокая спинка закрывала от нее значительную часть комнаты, оставляя только тоннель, из которого на нее взирала старуха.
Аудиенция в самом деле была ей дарована. Только вот какого рода аудиенция? Манера общения миссис Рот едва ли предполагала разумную беседу – единственную цель Эйприл. Но хитрая старая птичка полностью взяла под свой контроль и ситуацию, и посетительницу, сразу же внушая неловкость и сводя возможность беседы к нулю гримасой вечного недовольства. И кто стал бы ей возражать, будь то гость или лишенная права голоса наемная прислуга вроде портье снизу? Даже болтающий без умолку, бестактный Петр и тот содрогался при имени миссис Рот. На маленьком личике Айми тоже отражались страх и отвращение. Сиделка не вошла в спальню – по-видимому, какие-то правила запрещали ей. Но она ждала, застыв в дверном проеме.
Однако, как внушил Эйприл Майлз, миссис Рот принадлежит к маленькой группе пока еще живых людей, способных подтвердить существование мифических полотен Хессена. Эйприл пришла сюда и ради Майлза тоже. Но самое главное, миссис Рот была знакома с Лилиан. А последние очевидные свидетельства жизни бабушки постепенно исчезали.
Миссис Рот, по крайней мере, сохранила ясность мышления, в отличие от Алисы из общества «Друзей Феликса Хессена», а под броней неприветливости все равно кроется легкоуязвимая старая женщина.
– Я не хочу о нем говорить, – произнесла она, будто прочитав мысли Эйприл.
– Простите, что?
– Вы понимаете, кого я имею в виду. Нечего со мной играть, я не дурочка. Это вы непроходимо глупы, если считаете меня дурой!
«Тогда зачем ты согласилась встретиться со мной?»
Эйприл не отважилась возразить. С миссис Рот шутки плохи, придется ждать, пока у старухи переменится настроение. Эйприл знала по опыту, что люди грубые и неприятные довольно падки на лесть, а та же самая злобность, которая отпугивает окружающих, может оказаться ахиллесовой пятой.
Эйприл улыбнулась самой обаятельной и бесхитростной улыбкой, на какую была способна.
– Я бы и на секунду не заподозрила вас в глупости, миссис Рот. Разве глупец смог бы жить в такой великолепной квартире? Мне никогда еще не доводилось бывать в подобных апартаментах.
– Не смешите меня. Квартира в ужасном состоянии.
Но не успела миссис Рот отбить попытку гостьи завоевать ее, как настроение старухи стремительно переменилось на нечто более сносное. Ее щеки вспыхнули, а в глазах загорелся огонек самодовольства.
– Видели бы вы, какой она была при моем муже. Мы устраивали такие приемы, дорогая моя. Вы не видели ничего подобного! Сколько замечательных людей! Вы таких не встречали. Вы даже не представляете, какими обходительными были мужчины, вы никогда не были знакомы с джентльменами. А какие красивые дамы! Ваши сверстницы не идут ни в какое сравнение с тем, какими были мы. Вы только посмотрите на себя, дорогуша. Вам надо что-то сделать с волосами, они просто ужасны.
Эйприл пыталась улыбаться.
– Да, пожалуй. Может быть, вы могли бы порекомендовать мне парикмахера. Я, как только вошла, сейчас же обратила внимание на прекрасный цвет ваших волос. И как они блестят!
Эйприл взглянула на старательно начесанный пух и улыбнулась как можно искреннее. Миссис Рот зарделась.
– Не хотите ли чаю?
– С удовольствием.
Старуха взяла с простыни маленький медный колокольчик и принялась яростно трясти его.
– Ну, куда она запропастилась? – закричала она в тот же миг, как зазвонил колокольчик.
Через секунду дверь отворилась, и торопливо вошла Айми, глядя на свои белые спортивные тапочки.
– Мы хотим чаю, Айми. Чаю! Моя гостья промокла под дождем, а ты снова забыла приготовить чай.
– Прошу прощения, миссис Рот, – проговорила сиделка.
– Ну сколько раз тебе повторять?! И пирожных. Принеси пирожные. Я хочу желтое и еще розовое.
Миссис Рот испепеляла филиппинку взглядом, пока та не вышла из комнаты, после чего произнесла:
– Взгляните сюда. Сюда, дорогуша. Это мои правнуки. Такие хорошенькие. Вчера я водила Клару на ланч в «Клариджиз». И когда метрдотель спросил, чего она хочет, она сказала: «Рыбу с жареной картошкой». Ну что за прелестное дитя! Вы никогда не видели такого красивого ребенка. Взгляните сюда. Я говорю, посмотрите сюда!
Раздраженная тем, что Эйприл проявила недостаточное проворство, отвечая на ее импульсивное и сиюминутное желание, старуха принялась махать правой рукой в направлении застекленного шкафчика.
Когда Айми вернулась с чаем и пирожными на маленьком сервировочном столике, Эйприл уставилась в пол. Ерзая на стуле и не имея возможности что-либо предпринять, она выслушивала, как миссис Рот унижает сиделку, обзывает ее в том числе и «чертовой дурой» за то, что бедняжка расставила чашки не так, как ей «сто раз говорили».
– Я медсестра, а не официантка, – пробормотала Айми в ответ, после чего засеменила прочь из комнаты со слезами на глазах.
– Пирожное, дорогуша? Возьмите. Мне нравятся розовые. Их покупает для меня дочь.
Угощение было дешевое и такое сухое, что Эйприл с трудом проглотила кусочек.
– Вы похожи на Лили, – заметила миссис Рот, стряхивая скрюченным пальцем крошки с уголков рта.
– Правда?
Старуха закивала.
– Такой она была в молодости. Лили была очень красивая. Какая жалость, что она сошла с ума.
Далее без всякого перехода старуха попросила Эйприл включить телевизор, чтобы посмотреть викторину, во время которой всякие разговоры запрещались. Однако на первой же рекламной паузе миссис Рот заснула, а телевизор продолжал орать на всю комнату.
Глядя на спящую, время от времени свистевшую носом, Эйприл несколько минут просидела тихо, затем трижды позвала ее по имени – безрезультатно. Добудиться ее было невозможно. Вдруг она умерла? Но когда Эйприл захотелось в уборную и она встала со стула, глаза миссис Рот открылись. Молочные белки завращались в орбитах, затем уставились на Эйприл.
– Куда это вы собрались? Сядьте сейчас же!
– Мне нужно выйти в туалет.
– А.
– Вы заснули.
– Что?
– Вы спали. Наверное, я выбрала не то время для визита.
– Чепуха! Вовсе я не спала. Нечего выдумывать!
– Нет? Значит, я ошиблась. Я сейчас же вернусь.
Колокольчик взвился в воздух, миссис Рот снова яростно затрясла им. Эйприл с Айми вышли, обменявшись усталыми, нервными, но понимающими взглядами. Взглядами, знакомыми всем, кто живет в мире мелочных, но могущественных.
Вернувшись из уборной, Эйприл попыталась придумать тактичный способ снова вернуть разговор к Феликсу Хессену, однако миссис Рот ее опередила. Кажется, теперь она была готова говорить о художнике без всякого принуждения. Как будто до сих пор старуха проверяла, не выдаст ли чем себя ее гостья. Играла с Эйприл, не желая отдавать то, ради чего та пришла, пока как следует не помучает. Телевизор был милостиво выключен.
– Так вы хотите узнать о Феликсе. За этим вы сюда пришли. Вы меня не одурачили, дорогая. Только вам от моих рассказов не будет никакого проку. Вы не поймете. Никто не понимает.
– Но попробуйте мне объяснить, прошу вас.
– Он довел Лили до безумия. Это, насколько я понимаю, вам известно?
Эйприл кивнула.
– Да, это я знаю. Но хотелось бы понять, как именно.
Миссис Рот в молчании взирала на свои руки. Когда Эйприл уже начала задаваться вопросом, будет ли старуха сегодня говорить, та произнесла:
– Я не люблю о нем вспоминать. Я всегда хотела его забыть.
В ее голосе слышалась усталость, в интонациях не осталось ничего от прежней колючей, несговорчивой, несносной старухи. Миссис была не в силах выдержать взгляд Эйприл, пока говорила.
– Когда он в итоге ушел, все мы понадеялись, что это конец. Наивные! Люди, подобные ему, не следуют общепринятым правилам. Лили это знала. Она бы сказала вам то же самое. Никто нам не поверил бы. Но мы знали.
Эйприл подалась вперед на своем стуле.
– Он переехал сюда… Не помню точно дату, но где-то после войны… Когда мы с Артуром вернулись из Шотландии, он уже жил здесь. – Миссис Рот помолчала, вцепившись в простыни узловатыми пальцами. – Он был самым красивым мужчиной, какого мне доводилось видеть. Все мы считали его красавцем. Только он никогда не улыбался. И никогда ни с кем не разговаривал. Нам это казалось странным. Баррингтон-хаус строился вовсе не для отшельников, даже наоборот. Дом был тогда не такой, как сейчас. Он представлял собой чудесное место, где все соседи дружили, вместе отмечали праздники. Здесь селились только самые приличные люди, дорогая, не то что сейчас. Теперь тут сплошной сброд, никакого понятия о манерах. Слышали бы вы, как они шумят. Теперь мы понятия не имеем, кто живет рядом с нами. Люди все время приезжают и уезжают, это просто невыносимо.
Миссис Рот принялась всхлипывать. Из рукава ночной рубашки она извлекла белую тряпочку и поднесла к глазам. Крупная тяжелая слеза, которая откуда ни возьмись появилась на щеке, покатилась вниз и капнула на запястье.
Эйприл невольно кинулась к старушке и присела на край постели. Миссис Рот сейчас же протянула ей свободную руку, искореженную артритом и очень холодную. Эйприл попыталась согреть ее между ладонями, и от этого простого жеста миссис Рот заплакала сильнее – так ребенок заливается слезами в спасительных объятиях родителей.
– На него часто натыкались на лестницах, он никогда не пользовался лифтом. Обычно стоял сам по себе и рассматривал картины, даже снимал их со стен, чтобы внимательно изучить. Но поворачивался к тебе лицом, если его побеспокоить. Я это ненавидела. Никто не любил встречаться с ним взглядом, дорогая. Он был сумасшедший, полный безумец. У людей с нормальными мозгами не бывает таких глаз. Всем становилось неуютно рядом с ним. У нас жило много евреев, а мы знали, что он из сторонников Гитлера. Как бишь их называли?
– Нацисты.
– Не перебивай меня, дорогая. Больше всего на свете меня огорчают женщины с плохими манерами.
– Простите.
– И вот так продолжалось несколько лет. Я ни разу с ним не разговаривала. Никогда. И никто не разговаривал. И портье его не любили, они его боялись. Да мы все его боялись, дорогая. Он жил в квартире под нами, этажом ниже. – Миссис Рот указала на пол. – И он всегда так шумел по ночам: передвигал что-то. Будил нас. Такой грохот. И такие крики. Было слышно, как он разговаривает в полный голос. Как будто бы он у нас в соседней комнате. И у него под потолком мы слышали другие голоса, буквально у нас под ногами. Однако мы никогда не видели, чтобы к нему кто-нибудь приходил или уходил. Никто не знал, как он проводит к себе этих людей. Мы спрашивали у портье, но они божились, что никто не посещал господина из шестнадцатой квартиры. Но у него кто-то бывал. Это не радио говорило, радио никогда так не звучит, дорогая.
По временам казалось, что в его квартире полным-полно народу. Как будто у него вечеринка, только не слишком веселая. И другие соседи говорили про него то же самое. Мы все в западном крыле слышали этот шум, и он становился все громче. До самого несчастного случая. Шум и голоса. Жильцы съезжали из-за него.
И вот потом, однажды ночью – никогда не забуду эту ночь! – мы услышали чудовищный грохот и дикие крики. Это было ужасно! Вопили у нас под ногами. Как будто кто-то умирает, дорогая, как будто кого-то мучают. Мы были просто потрясены, не могли сдвинуться с места. Мы с Артуром просто сидели рядом на постели и слушали, пока все не затихло.
И тогда Артур пошел к нему. Он позвонил мужу Лилиан, Реджи, Тому Шейферу, и они все вместе пошли вниз, отправились прямо в пижамах. Реджи пошел, потому что и раньше пытался выселить Хессена из дома. Позвали старшего портье, вызвали полицию. И когда вскрыли дверь, то нашли его в гостиной…
Миссис Рот закрыла почти все лицо носовым платком и зарыдала. Когда она снова заговорила, голос у нее срывался:
– Мы с Лили спустились, чтобы помочь. С ним произошло ужасное несчастье… У него не было лица… Ободрано до кости… Его увезли. Мы думали, он умрет. Человек не может выжить после такой травмы. И никто не понимал, что с ним произошло. Он, должно быть… Должно быть, сам сделал это с собой.
Однако же Хессен вернулся несколько месяцев спустя. Вся голова у него была в бинтах. При нем была сиделка, которую он отпустил через несколько дней. Некоторые соседи даже посылали цветы и открытки бедному больному. Мы знали, что он дома, но дверь он не открывал. Как и прежде, он хотел только, чтобы его оставили в покое. Вот мы и оставили его в покое. Во всяком случае, до тех пор, пока снова не началось. И тогда все стало гораздо хуже, чем прежде. Он был воплощенное зло. И вот теперь они снова вернулись – ночные кошмары, которые убили Артура и Реджинальда. Это все сны, дорогая. Сейчас никто мне уже не поверит, но тогда мы знали. Это он убил их обоих.
Эйприл больше не могла молчать.
– Но как, миссис Рот? Я думала, он просто художник.
– Нет, нет, нет. – Старуха затрясла головой, веки у нее покраснели. – Я говорила вам. Он был не такой, как все. Злой. Я никогда не встречала больше такого плохого человека. Зачем только он поселился здесь?! Я не помню, почему он приехал сюда, но он уничтожил дом. Убил его.
– Как, миссис Рот? Моя бабушка писала то же самое. Что же он сделал?
– Тени вернулись на лестницы. Мы так и не смогли избавиться от них, и они до сих пор здесь. Из-за них меняется освещение, хотя это уже не так важно. Люди перестали сюда приезжать, начали покидать квартиры. Но кое-кто из нас хотел помешать ему, не дать разорить дом. Ведь здесь было так чудесно, пока он не появился.
– А вы видели его картины?
Миссис Рот кивнула.
– Жуткие. Вы даже представить себе не можете. Он понятия не имел, что такое красота. Он испоганил наши сны своими тварями. Мы думали, полковник просто свихнулся. Он когда-то жил в доме, полковник. И миссис Мельбурн. Они начали видеть первыми. По ночам, дорогая. Люди принимали таблетки, ходили к докторам. К настоящим докторам. Не тем, что нынче, дорогая. Теперь врачи ничего не знают. Они просто чертовы дураки. Однако даже те доктора ничем не могли помочь несчастным. Которые видели сны. Следующим их стал видеть Реджинальд. Затем Лили. Затем я. Я была так молода.
Миссис Рот снова разрыдалась и схватила Эйприл за руки.
– Какими они были? Я не понимаю. Что это были за сны?
– Не могу объяснить. Не знаю как. Но он заставлял нас видеть всякое. Вы думаете, я сумасшедшая?
– Нет, я так не думаю.
– Думаете-думаете. Вы думаете, я глупая старуха. А это не так.
– Нет, что вы.
Эйприл погладила миссис Рот по спине, на что та ответила новым приступом рыданий. Всхлипывая, она проговорила:
– Голоса доносились из его квартиры, звучали на лестницах и проникали к нам в комнаты. Мы с Артуром сидели вместе и слушали их. Рядом с нами никогда никого не было, но мы постоянно слышали эти голоса. Около его квартиры постоянно звучали голоса тех, кого он притащил сюда с собой. Они выходили оттуда. – Она снова ткнула искореженной рукой в пол. – О, это было ужасно.
Миссис Рот сбивалась на рыдания. Эйприл наклонилась поближе, чтобы разобрать слова.
– И миссис Мельбурн бросилась с крыши. Я видела, как она лежала в саду. Ударилась о стену. И она была не единственной жертвой.
Последнюю фразу старуха проговорила совсем тихо, с искренним сожалением, от которого срывался голос. Она не хотела – или не могла – смотреть Эйприл в лицо.
– О, миссис Рот! Как мне жаль. Они были вашими друзьями. Должно быть, вы пережили настоящий кошмар.
– Вы даже не представляете. Это все он виноват. Это он сделал.
– Своими картинами?
Миссис Рот глубоко вдохнула и, подавив рыдание, кивнула.
– Они решили бороться с ним. Реджинальд, Том и Артур. Они пошли к нему, дорогая. Они были так разозлены, вы даже не представляете. Просто обезумели от всего происходящего. Так вот, мужчины пошли к нему, потому что он не отвечал на телефонные звонки, не реагировал на письма правления. Наши мужчины взяли ключи у старшего портье и вошли к нему. И… и… Он был ужасен. Они рассказывали, что голова у него была чем-то обмотана. На лице такая маска, красная, из ткани. Но сквозь нее проглядывали жуткие очертания его лица, дорогая, – так плотно маска прилегала к черепу. Никто не знал, о чем с ним говорить. Но Реджинальд пытался сохранять спокойствие. Он спросил у Хессена, что тот вытворяет с целым домом. Хессен засмеялся. Он просто засмеялся. Они рассуждали здраво, они все были хорошие люди, но он просто засмеялся. Лицо у него было в этой красной тряпке. Они видели только его глаза.
А потом они снова узрели тех тварей. На стенах. Тех, кого он создавал все это время. Они были еще страшнее, чем прежде. Все самые жуткие кошмары из наших снов. Эти картины…
– Какие они были? Прошу вас, расскажите. Умоляю.
– А потом Реджинальд вышел из себя. Они…
– Они?
Миссис Рот выпрямилась на кровати и выпустила руку Эйприл. Рыдания и шмыганье носом внезапно прекратились, и лицо снова окаменело, принимая угрюмое выражение.
– Я устала.
– Но… Вы же хотели рассказать мне о картинах.
– Я не желаю об этом говорить. Все неважно.
– Но вы так расстроены. Я хочу понять.
– Это не ваше дело. Айми. Мне нужна Айми. Где мой колокольчик? Мне пора есть. Нечего являться в обеденное время. Это невежливо.
Колокольчик зазвенел над самым ухом гостьи, нарочно, как та поняла.
Эйприл вернулась к стулу, чтобы забрать свои вещи. Затем, пока Айми шла в комнату, Эйприл развернулась, собираясь заговорить, однако рассказ миссис Рот настолько поразил ее, что она никак не могла разомкнуть губы. Было очевидно, что старуха напугана до смерти и выложила гораздо больше, чем собиралась.
Эйприл быстро отошла от постели, лишь разок обернувшись у спасительной двери: Айми стояла рядом с кроватью, сгибаясь под градом визгливых упреков, которые неслись из подушек.
«А было бы неплохо накрыть подушкой эту сморщенную физиономию».
Эйприл потрясла внезапная мысль, вовсе ей не свойственная.
Она без спроса вышла из комнаты.
«Разве позволительно женщине вот так запросто уходить?»
Радость освобождения от этой кошмарной старухи заставляла едва ли не бежать по обшарпанному коридору, а предвкушая, как она перескажет все откровения миссис Рот Майлзу, Эйприл так; и летела на высоких каблуках. Пока не открыла входную дверь и не выскочила на площадку.
Слева от нее пронеслось что-то беловатое, нечеткое, и так быстро, что захватило дух. Отшатнувшись, Эйприл резко втянула в себя воздух, испустив тоненький крик, затем выглянула из-под затянутой в перчатку руки, которую вскинула, чтобы защититься от непонятного движения. Боковым зрением она увидела, как на нее несется что-то развевающееся, что-то красное, словно размазанное над костлявыми плечами.
И когда она взглянула сквозь пальцы в большое гладкое зеркало на противоположной от лифта стене, в золоченой раме вздыбилось короткой волной нечто белое. Эйприл спешно развернулась, ожидая увидеть справа отраженный объект.
Осознав вдруг, что она защищается от отражения, а не от реальной угрозы, Эйприл поспешно отступила на пару шагов и напряглась в ожидании удара.
Но на площадке никого не оказалось. Она оглядела лестничный пролет и двери лифта, высматривая то, что неслось на нее. Но все было неподвижно, если не считать ее грудной клетки, которая быстро вздымалась и опадала, нагнетая в легкие воздух.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
– Что это вы делаете?
Резкий голос пронзил его сзади. Сету не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кто застал его врасплох отпирающим дверь шестнадцатой квартиры. Этот голос он слышал в телефонной трубке каждую ночь на протяжении последних шести месяцев. Сет все-таки развернулся к миссис Рот, одетой в бледно-голубой халат и красные тапочки, однако не заметил испуга, беспомощности и растерянности, какие старуха выказывала в прошлый раз, когда они встретились на этом же месте. Сейчас ее волосы были идеально уложены, тонкий серебристый пушок, начесанный, чтобы скрыть рябую кожу на голове, не был смят подушкой. Она так и просидела всю ночь, дожидаясь подозрительных звуков.
Распаниковавшись, что его поймали на месте преступления, – его ведь могут уволить за вторжение в чужую квартиру и обвинить в том, что это он грохочет по ночам, – Сет попытался заговорить. Но ничего не получилось – от страха он не сумел издать ни звука. Утром, если не раньше, миссис Рот первым делом все расскажет Стивену. Она была не просто разгневана, она прямо-таки взбесилась, увидев Сета под дверью с ключами в руках. Лицо ее покраснело, нижняя губа дрожала от ярости, взгляд маленьких глазок пронизывал насквозь.
Старуха вскинула руку, согнув в локте, и заплатанный рукав халата соскользнул вниз по иссохшему предплечью, перевитому синими венами и испещренному печеночными крапинками.
– Я задала вам вопрос. Что вы делаете?
Миссис Рот все повышала голос и под конец фразы уже кричала. Ее услышат. Сет хотел, чтобы она замолчала, однако у него не было сил действовать, не хватало духу утихомирить ее. Старуха слишком умна. Слишком хорошо разбирается в чужих слабостях, сознает приниженное положение Сета и свое преимущество как жильца дома. Она пытается привлечь внимание, помучить его.
Сет сглотнул комок в горле.
– Я что-то услышал. Мне показалось, кто-то забрался в квартиру.
– Лжец! Вы лжец! Это вы. Вы! Это вы тут шумите по ночам. Я так и думала! Вы хотели меня запугать, зная, что я живу этажом выше. Вы просто чудовище, так пугать старую женщину! Мне немедленно нужен Стивен. Позвоните Стивену! Сейчас же!
Сету сделалось дурно. Он никак не мог вытолкать из себя комок страха, застрявший где-то под грудиной. Как будто он вернулся в детство. Вечно эта старушенция нагоняет на него жуть.
Сука!
Один ее вид наполнил Сета гневом такой силы, что он представил, как размазывает это иссохшее, хрупкое существо по стене. Эту по-идиотски громадную голову с редкими волосами, узенькое злобное личико и то ли кукольное, то ли детское тельце с палками конечностей и обвисшей кожей. Ну почему она не может просто умереть? Ее ненавидят даже родные. Ни одна сиделка не выдерживает больше месяца. Старуха каждый день доводит их до слез. Никто не в силах с ней работать или хотя бы выносить ее. Даже тактичный Стивен спадает с лица от ее невыполнимых требований.
Сет почувствовал, как с головы до ног бледнеет от ненависти. Это ощущение пугало его, а когда проходило, он сам ему поражался. Теперь он испытывал подобные приступы регулярно, однако никак не мог к ним привыкнуть: никогда еще он не презирал с такой силой, теперь же творил, упиваясь новыми ощущениями. Неужели миссис Рот не понимает, что у него нет выбора – нечто куда более важное, чем он сам, призывает его учиться у гения этого места.
Наконец, подавив гнев и быстренько придумав, как все исправить, Сет заговорил:
– Я несу ответственность за здоровье и безопасность жильцов дома в ночное время, и мне осточертел этот грохот. – Он указал на дверь. – Однако я ничего не могу сделать из-за дурацкого правила относительно ключа. А вы названиваете каждую ночь, жалуетесь на шум в пустой квартире под вами. Дело зашло слишком далеко, миссис Рот. И сегодня я решил войти внутрь. Так что звоните Стивену, если хотите. Мне, честно говоря, наплевать, с меня хватит.
Сначала миссис Рот как будто изумилась, что кто-то осмелился разговаривать с ней таким решительным тоном, но гнев постепенно сошел с ее лица, его сменило подозрение. Миссис Рот молча и внимательно рассматривала Сета, обдумывая его слова. Через несколько секунд старуха снова вскинула скрюченную руку и нацелила на Сета артритные пальцы с раздутыми суставами.
– Не врите мне! Это вы безобразите по ночам: двигаете мебель, шумите.
Сет изо всех сил старался сохранить озабоченно-возмущенное выражение лица. Это было нетрудно, он часто практиковался. Сет покачал головой и перевел взгляд на потолок, будто взывая к высшим силам. Должно быть, у него получилось, потому что из голоса старухи пропало всякое ехидство.
– Миссис Рот, можете думать что угодно. Я всего лишь выполняю свою работу. Вы бы предпочли, чтобы я спустился к себе и не обращал внимания на возможное нарушение? Пусть будет так. – Сет запер дверь и направился к лестнице.
– Куда вы идете? – спросила старуха, и в воздух снова взметнулся указательный палец.
– Я возвращаюсь на пост, миссис Рот. Разве вы не этого добивались?
– Не будьте таким кретином. Откройте дверь, я сама хочу посмотреть. Ну же, открывайте! Побыстрее!
Сет силился подавить улыбку. Он сможет объяснить Стивену, что старуха заставила его отпереть квартиру из-за шума, и он вошел только для того, чтобы она наконец заткнулась. Конечно, следовало бы сначала позвонить старшему портье, но он не хотел будить Стивена, зная, как тот устает из-за болезни Дженет. Может быть, они со Стивеном договорятся между собой. Они ведь уже, кажется, заключили некое соглашение? Так зачем же создавать самим себе неприятности?
Но что миссис Рот подумает о картинах? Сет представил, как старуха белеет от потрясения за миг до того, как ее хватает удар; он ясно увидел крошечный сосуд в ее тяжелом мозгу, наполненный черной кровью, – его прочные стенки трескаются, и происходит разрыв с летальным исходом.
Если же женщина выживет после встречи с картинами, то все испортит своими визгливыми тупыми жалобами. Сета могут уволить, не будет ему никакой должности старшего портье. В самом лучшем случае замки поменяют, а квартиру поставят на сигнализацию. Запрут от него, ему туда будет не попасть.
Почему именно сегодня? Ну почему она явилась сегодня? Он так жаждал встречи с последней комнатой, замирая от страха, но восторженно предчувствуя ее влияние на его собственную работу в «Зеленом человечке». На стенах. Сырая краска на стенах – такая живая. Она способна поставить художественный мир Лондона на колени. Да, конечно, Сета одолевают сомнения. Его буквально мутит от страха перед тем, что он творит, во что превращается, что видит в стенах этого самого дома… Но художник обязан быть смелым, а то, что выходит из-под его кисти, слишком живописно, чтобы его отвергать.
– Вы чертов дурак! Это моя квартира, моя собственность. Открывайте. Я приказываю вам отпереть дверь. Делайте, что велено!
Сет снова начал терять самообладание, во рту ощущался привкус страха. Он вынул ключи из кармана и повертел связку в руках. Но как же такое возможно? Как вышло, что старуха владеет квартирой и скрытыми в ней жуткими чудесами?
И тут раздался другой голос – со стороны лестничного пролета, из-за спины миссис Рот. Этот голос Сет уже хорошо знал: произносимые им слова звучали из холодных теней и сквозняков, пустых и заброшенных квартир, с размытых дождем улиц Хакни, из тусклых кошмаров, таящихся в комнатах «Зеленого человечка». Его скрытый капюшоном товарищ вернулся.
– Давай, Сет. Открой дверь для пожилой леди. Там ее давно ждут. Один, скажем так, старый друг. Там о ней позаботятся. Она получит то, что суждено.
В зеве лестничного пролета, наполовину скрытого стеной, Сет увидел промельк опущенного нейлонового капюшона. Лицо терялось в темноте, расплавленные руки были спрятаны в шуршащие просторные карманы.
«Она получит то, что суждено».
Что он имеет в виду? Сету стало дурно.
– Отдайте мне ключи и убирайтесь с дороги!
Миссис Рот преодолела лестничную площадку довольно быстро для пожилой дамы с больными ногами. Ее лицо пылало от гнева, скрюченная рука потянулась к ключам.
Сет поднял связку над головой, чтобы старуха не могла достать, и, глядя на нее сверху вниз, проговорил ровным тоном:
– Прошу вас. Позвольте мне просто выполнить свою работу!
Бесполезно – она не оставила ему выбора. Сет сунул ключ в замок. Он снимает с себя всякую ответственность.
– Быстрее! Пошевеливайтесь! Почему вы стоите столбом?
Сет отпер дверь и толчком распахнул ее. Он стоял на пороге, глядя в расстилающуюся впереди темноту. Холодный ветер ударил в лицо, и по шее пошли мурашки.
Он почувствовал, как миссис Рот вцепилась ему в локоть. Несмотря на свой гнев и уничижительную манеру разговора, старуха все равно считала, что портье должен вести ее. И защищать.
Сет взглянул на нее сверху вниз: видно невооруженным глазом, насколько она взволнована, как сильно боится этого места. А что миссис Рот знает о нем? Что-то знает. Она ведь живет в доме со времен Второй мировой войны, верно, она была знакома с хозяином соседней квартиры, теперь принадлежащей ей.
Сет ввел миссис Рот во тьму и замешкался рядом с дверью, чтобы нащупать выключатель. По коридору разлилось багровое свечение.
– Что, света нет? Как темно! У вас есть фонарик?
Значит, зрение у нее не такое уж хорошее. Ничего удивительного – ей чуть ли не сто лет. Сет быстро обернулся через плечо – мальчик в капюшоне стоял на площадке, выжидая.
– Оставьте дверь открытой. Мне здесь не нравится, – пробормотала миссис Рот. – Вы что-нибудь видите?
Сила ушла из ее голоса. Теперь за локоть Сета цеплялась обычная перепуганная старушка, искала его поддержки. И как он мог ее бояться?