He за то был я пригвожден к древу мучений, что я знаю, что человек зол, — но за то,
что я кричал, как никто еще не кричал:
"Ax, его самое злое так ничтожно! Ax, его самое лучшее так ничтожно!"
Великое отвращение к человеку — оно душило меня и заползло мне в глотку; и то,
что предсказывал прорицатель: "Все равно, ничто не вознаграждается, знание душит".
Долгие сумерки тянулись предо мною, смертельно усталая, пьяная до смерти
печаль, которая говорила, зевая во весь рот:
"Вечно возвращается человек, от которого устал ты, маленький человек" — так
зевала печаль моя, потягивалась и не могла заснуть.
B пещеру превратилась для меня человеческая земля, ее грудь ввалилась, все
живущее стало для меня человеческой гнилью, костями и развалинами прошлого.
Мои вздохи сидели на всех человеческих могилах и не могли встать; мои вздохи и
вопросы каркали, давились, грызлись и жаловались день и ночь:
— "Ax, человек вечно возвращается! Маленький человек вечно возвращается!"
Нагими видел я некогда обоих, самого большого и самого маленького человека:
слишком похожи они друг на друга, — слишком еще человек даже самый большой
человек!
Слишком мал самый большой! — Это было отвращение мое к человеку! A вечное
возвращение даже самого маленького человека! — Это было неприязнью моей ко
всякому существованию!
Ax, отвращение! отвращение! отвращение! — Так говорил Заратустра, вздыхая и
дрожа, ибо он вспоминал о своей болезни.
"Так говорил Заратустра", III.
Выздоравливающий, 2. Пер. Ю. M. Антоновского
28. ПРЕОДОЛЕННЫЙ СТРАХ:
ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ KAK ИЗБИРАТЕЛЬНАЯ МЫСЛЬ
"Ho если все предопределено, как могу я располагать собою, своими поступками?"
Мысли и верования составляют груз, который давит на тебя, подобно всякому грузу
и более всякого. Ты утверждаешь, что еда, место обитания, воздух, общество образуют
тебя и обусловливают? Так вот, мнения содействуют тому еще сильнее, ибо именно
мнениями предопределяется твой выбор пищи, жилища, воздуха, общества. Если ты
усвоишь эту мысль, она тебя преобразует. Если во всем, что хочешь сделать, ты
станешь начинать c вопроса: "A точно ли я могу это сделать несчетное количество
раз?", — этот вопрос будет для тебя непоколебимым центром тяжести.
... Моя доктрина учит: "Живи так, чтобы тебе хотелось еще раз прожить свою
жизнь, это твоя обязанность: ибо все равно тебе предстоит жить заново! Тот, для кого
усилие образует высшую радость, пусть силится! Тот, кто любит подчиняться,
слушаться, идти за кем-то, пусть себе слушается!
Ho пусть и знает, куда ведет его выбор, и ни перед чем не отступит! Ибо дело тут идет
о вечкостпи!" Эта доктрина мягка к тем, кто B нее не верит, в ней нет ада и угроз. Тот,
кто не верит, почувствует в себе лишь убыль жизни.
"Воля к власти", IV, 242-244. Перевод C. Л. Фокина*
29. ПРЕОДОЛЕННЫЙ СТРАХ:
ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ KAK ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ БЫТИЕ
Если я прорицатель и полон того пророческого духа, что носится над высокой скалой
между двух морей —
— носится между прошедшим и будущим, как тяжелая туча, - враждебный
удушливым низменностям и всему, что устало и не может ни умереть, ни
жить:
— готовый к молнии в темной груди и к лучу искупительного света, чреватый
молниями, которые говорят Да и смеются, готовый к пророческим
молниеносным лучам, -
— но блажен, кто так чреват! И поистине, кто должен некогда зажечь свет
будущего, тому приходится долго висеть, как тяжелая туча, на вершине
скалы! -
О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к брачному кольцу колец – к кольцу
возвращения!
Никогда еще не встречал я женщины, от которой хотел бы иметь я детей, кроме той
женщины, что люблю я: ибо я люблю тебя, о Вечность!
Ибо я люблю тебя, о Вечность!
Если гнев мой некогда разрушал могилы, сдвигал пограничные столбы и скатывал
старые, разбитые скрижали в отвесную пропасть, —
Если насмешка моя некогда сметала, как сор, истлевшие слова и я приходил, как
метла для пауков-крестовиков и как очистительный ветер — для старых удушливых
склепов, —
Если некогда сидел я, ликуя, на месте, где были погребены старые боги,
благословляя мир, любя мир, возле памятников старых клеветников на мир:
ибо даже церкви и могилы Вога люблю я, когда небо смотрит ясным оком сквозь
разрушенные своды их; я люблю сидеть, подобно траве и красному маку, на развалинах
церквей, —
O, как не стремиться мне страстно к Вечности и к брачному кольцу колец — к
кольцу возвращения?
Никогда еще не встречал я женщины, от которой хотел бы иметь я детей, кроме той
женщины, что люблю я: ибо я люблю тебя, о Вечность!
Ибо я люблю тебя, о Вечность!
Если некогда дыхание снисходило на меня от дыхания творческого и от той
небесной необходимости, что принуждает даже случайности водить звездные
хороводы, —
Если некогда смеялся я смехом созидающей молнии, за которой, гремя, но c
покорностью следует долгий гром действия, —
Если некогда за столом богов на земле играл я в кости c богами, так что земля
содрогалась и трескалась, изрыгая огненные реки, —
ибо земля есть стол богов, дрожащий от новых творческих слов и от шума
игральных костей, —
O, как не стремиться мне страстно к Вечности и к брачному кольцу колец — к
кольцу возвращения?
Никогда еще не встречал я женщины, от которой хотел бы иметь я детей, кроме той
женщины, что люблю я: ибо я люблю тебя, о Вечность!
Ибо я люблю тебя, о Вечность!
"Так говорил Заратустра", III. Семь печатей, 1-3.
Пер. Ю. M. Антоновского
ДВОЙНОЕ УТВЕРЖДЕНИЕ
Высокое созвездье Бытия!
Скрижаль вековых письмен!
Ты ли это?
Или то, чего не видал никто,
твоя неизреченная красота,
более не бежит от моих взоров?
Щит необходимости!
Скрижаль вековых письмен!
He тебе ведомо:
единственно я люблю
то, что внушает ужас всем:
вечность твою,
необходимость твою!
Ибо любовь моя вечно воспламеняется
только от искры необходимости.
Щит необходимости! Высокое созвездье Бытия!
He достигнутое ни единым желаньем,
не запятнанное ни единым отказом,
вечное согласие Бытия,
вечное согласие Бытия — это я,
Ибо я люблю тебя, Вечность!
Дионисовы дифирамбы.
Высокое созвездье Бытия. Пер. B. Топорова*
СВЕРХЧЕЛОВЕК
Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы,
чтобы превзойти его?
Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом
этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?
Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И
тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным
позором.
Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще осталось от червя.
Некогда были вы обезьяной, и даже теперь еще человек больше обезьяны, чем иная из
обезьян.
Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и призрака. Ho
разве я велю вам стать призраком или растением?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!
Сверхчеловек — смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: да будет
сверхчеловек смыслом земли!
Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит
вам о надземных надеждах! Они отравители, все равно, знают ли они это или нет.
Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие, от которых устала
земля: пусть же исчезнут они!
Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер, и вместе c ним умерли
эти хулители. Теперь хулить землю — самое ужасное преступление, так же как чтить
сущность непостижимого выше, чем смысл земли!
"Так говорил Заратустра". Предисловие, 3.
Пер. Ю. M. Антоновского
ЗНАЧЕНИЕ СВЕРХЧЕЛОВЕКА
[... ] Слово "сверхчеловек" для обозначения типа самой высокой удачливости, в
противоположность "современным" людям, "добрым" людям, христианам и прочим
нигилистам — слово, которое в устах Заратустры, истребителя морали, вызывает
множество толков, — почти всюду было понято c полной невинностью в смысле
ценностей, противоположных тем, которые были представлены в образе Заратустры: я
хочу сказать, как "идеалистический" тип высшей породы людей, как "полусвятой", как
"полугений"... Другой ученый рогатый скот заподозрил меня из-за него в дарвинизме: в
нем находили даже столь зло отвергнутый мною "культ героев" Карлейля, этого
крупного фальшивомонетчика знания и воли. Когда же я шептал на ухо, что скорее в
нем можно видеть Чезаре Борджа, чем Парсифаля, то не верили своим ушам. [... ]
[... ] A как Заратустра спускается c гор и говорит каждому самое доброжелательное!
Как он даже своих противников, священников, касается нежной рукой и вместе c ними
страдает из-за них! — Здесь в каждом мгновении преодолевается человек, понятие
"сверхчеловека" становится здесь высшей реальностью, — в бесконечной дали лежит
здесь все, что до сих пор называлось великим в человеке, лежит ниже его. O
халкионическом начале, о легких ногах, о совмещении злобы и легкомыслия и обо
всем, что вообще типично для типа Заратустры, никогда еще никто не мечтал как о
существенном элементе величия. Заратустра именно в этой шири пространства, в этой
доступности противоречиям чувствует себя наивысшим проявлением всего сущего [...].
"Ecce Homo". Почему я пишу такие хорошие книги, 1.
Так говорил Заратустра, 6. Пер. Ю. M. Антоновского
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: О БЕЗУМИИ
Порой само безумие является маской, за которой скрывается роковое и слишком на-
дежное знание.
"По ту сторону добра и зла"
B конце концов, я много охотнее был бы базельским профессором, нежели Богом; но я не
посмел зайти в своем личном эгоизме столь далеко, чтобы отказаться от сотворения мира.
Вы же понимаете, надо чем-то жертвовать, где бы и как бы ты ни жил... Досадно и нано-
сит урон моей скромности то, что в сущности каждое имя истории — это я; что же до
детей, которых я произвел на свет, то я спрашиваю себя c каким-то недоверием, не всели,
что в "Царствие Божье" приходят, от самого Бога происходят. Этой осенью, одевшись как
можно проще, я два раза ходил на собственные похороны, сначала как граф Робийан (нет!
— это мой сын, равно как и я — это Карло Аль-берто, падшая моя природа), но ведь я
был и Антонелли...
Письмо Я. Буркхардту от 6 января 1889 года*
БЕЗУМИЕ И БОГИ
[... ] Эти греки длительное время пользовались своими богами как раз для того, чтобы не
подпускать к себе близко "нечистую совесть", чтобы наслаждаться свободой своей души:
стало быть, в смысле, обратном тому, во что употребило своего Бога христианство. Они
заходили в этом весьма далеко, эти роскошные и исполненные львиной храбрости сорванцы;
и не какой-нибудь авторитет, а сам гомеровский Зевс дает им там и сям понять, что они
слишком легкомысленно относятся к делу. "Странно!" — говорит он однажды — речь
идет о случае Эгиста, весьма скверном случае —
Странно, как смертные люди за все
нас, богов, обвиняют!
Зло от нас, утверждают они;
но не сами ли часто
Гибель, судьбе вопреки,
на себя навлекают безумством?*
Ho в то же время здесь слышно и видно, что и этот олимпийский зритель и судья далек
от того, чтобы невзлюбить их за это и быть о них дурного мнения: "что за сумасброды}"
— так думает он, взирая на злодеяния смертных, — а "сумасбродство",
"безрассудство", толику "чокнутости" допускали в себе даже греки наиболее сильного
и отважного времени в качестве причины множества скверных и гибельных вещей —
сумасбродство, не грех! понимаете ли вы это?.. Ho даже и эта чокнутость была
проблемой: "а как она возможна? откуда могла она собственно возникнуть в таких
головах, как наши, у нас, людей благородного происхождения, счастья, удачливости,
изысканного общества, аристократичности, добродетели?" — так на протяжении
столетий спрашивал себя благородный грек при виде каждой непонятной ему мерзости
и злодеяния, которыми бесчестил себя один из равных ему. "Его, должно быть,
одурачил бог", — говорил он себе наконец, покачивая головой... Эта увертка типично
для греков... Таким вот образом служили тогда боги для того, чтобы до известной сте-
пени оправдывать человека и в дурном; они служили причиной зла: они брали на себя
в то время не наказание, а — что гораздо благороднее — вину...
"K генеалогии морали", II, 23. Пер. K. A. Свасьяна
ФУНКЦИЯ БЕЗУМИЯ
[... ] Почти всюду дорогу новым мыслям прокладывало сумасшествие; оно же ломало и
уважаемые обычаи и суеверия. Понимаете ли вы, почему это должно было быть
сумасшествием? Почему в голосе и лице человека должно было быть что-нибудь
страшное и бурное, как демонические прихоти бури или моря, и потому внушающее ува-
жение и страх! Почему он должен был носить на себе печать полного безволия, как
судороги эпилептика, представляющие безумного как бы говорящим голосом Божества!
Сам носитель новой мысли испытывал уважение и страх перед самим собою, и его
неудержимо влекло быть пророком этой идеи и мучеником за нее! Древние думали, что
всюду, где есть сумасшествие, есть гений и мудрость — вообще есть нечто "божественное";
или как они выражались прямее и резче: "сумасшествие дало Греции величайшие блага";
так говорил Платон со всем старым человечеством! Сделаем еще один шаг дальше. Всем
тем сильным людям, которых неудержимо влекло к тому, чтобы сбросить иго старой
нравственности и дать новые законы, ничего не оставалось другого, как сделаться или
казаться сумасшедшими, если они не были, в действительности, такими, — и таково
было положение новаторов во всех областях жизни, а не только жрецов и политиков!
— даже реформатор поэтического метра должен был показать себя сумасшедшим! [...]
Как сделаться сумасшедшим тому, кто на самом деле не сумасшедший, и у кого не
достает смелости "казаться таким"? Этой странной задачей интересовались почти все
значительные люди древнейших цивилизаций: существовала целая тайная наука прие-
мов. Один и тот же рецепт был и у индусов, чтобы сделаться фокусником, и у
гренландцев — чтобы сделаться ангекоком, и у бразильцев — чтобы сделаться пайе:
посты, продолжительное половое воздержание, жизнь в пустыне, на горе, или просто
не думать ни о чем таком, что могло бы волновать или расстраивать. Кто отважится
взглянуть в пустыню горьких и страшных душевных мучений, в которой томились
самые плодотворные люди всех времен! Послушайте только вздохи этих пустынников!
"Ax, дайте мне безумие, боги! безумие, чтобы я уверовал в самого себя! дайте мне
конвульсии и бред, сменяйте мгновенно свет и тьму, устрашайте меня холодом и
зноем, какого не испытывал еще ни один смертный, устрашайте меня шумом и
блуждающими тенями, заставьте меня выть, визжать, ползать по земле: но только
дайте мне веру в себя! Сомнение съедает меня!.. Новый дух, который во мне, — откуда
он, если не от вас? покажите же мне, что я — ваш; только безумие докажет мне это".
И эта мольба часто достигала своей цели.
"Утренняя заря", 12. Пер. И. И. C.*
БИБЛИОГРАФИЯ
Немецкие работы:
· Karl Lowith. Nietzsches Philosophie der ewigen Wieder-kehr des Gleichen. Stuttgart, 1935.
· Karl Jaspers. Nietzsche. Berlin, 1936.
· Eugen Fink. Nietzsches Philosophie. Stuttgart, 1960.
· Martin Heidegger. Nietzsche. Pfullingen, 1961.
Французские работы:
· Charles Andler. Nietzsche, sa vie, sa pensee. 6 vol., 1920-1931. Ed. Bossard, puis N.R.F. Jean WaM. L'avant-derniere pensee de Nietzsche. C.D.U., 1961.
· Henri Birault. En quoi nous sommes, nous aussi, encore pieux. — "Revue de Metaphysique et de Morale", 1962, № 1.
· fd. Nietzsche et Ie pari de Pascal. — "Archivio di Filoso-fia", 1962, N«3.
· Gilles Deleuze. Nietzsche et Ia philosophie. Presses Uni-versitaires de France, 4е ed., 1974.
· Edouard Gaede. Nietzsche et VaIery. N.R.F., 1962. Pierre Klossowski. Un si funeste desir. N.R.F., 1962.
· Jean Granier. Le probleme de Ia verite dans Ia philosophie de Nietzsche. Ed. de Seuil, 1966.
· Id. Nietzsche. Vie et verite. Presses Universitaires de France, 1971.