Действия, несовместимые с нормами цивилизованной журналистики

7.1. Тюменская этическая медиаконвенция
как прецедент поль­дера

На последней обложке “Тетрадей…(4)” (где обычно публикуются отклики СМИ на наши экспертизы) приведен фрагмент из статьи президента Фонда за­щиты гласности А.К. Си­монова в газете “Русская мысль”. Автор – уча­стник-консультант заключительного се­минара, работающего над проектом Тюмен­­ской этичес­кой медиаконвенции, и дав­­ний эксперт наших пред­ше­ству­ю­щих проектов – дал своей ста­тье заголовок “ПРИБУДЕТ СИБИРЬЮ...”.

«Не создается этического прецедента, – пишет автор. – Не созда­ется, хоть плачь. Этика есть, кодексы, хартии есть, а преце­дента нет. В смысле поступка та­кого, чтоб охнуло прост­ранство да “вскрикнул в испуге остановив­­шийся пеше­ход”».

Далее – уточнение. “То есть желающих, так сказать, на крест – ну не сколько угодно, но есть, пожалуйста, толь­ко либо уж совсем не знают, куда его нести, либо ненадежны: пока несут, того и гляди сами и растащат на дро­ва”.

Факты и аргументы? «Какое зрелище было, – вспоминает А.К. Симонов акт подписания Хартии НАТ. – Пре­зи­дент-отель, софиты и смокинги, кавалеры и камеры, тор­жественно, все вместе, но каждый за себя. Российское те­левидение подписывало Хартию телерадиовещателей: “мы, рос­­сий­ские... понимая... осознавая... соглашаясь... обя­­зуемся... добро­во­ль­но и неукоснитель­но...”. И каждого под­писанта, как он эту Хартию подписывал, снимала своя камера и, как минимум, пять чужих. То есть информацион­ная подпирающая, типа “до Голгофы 1,5 км”, была. Все было. А прецедента не получилось».

В чем дело? «Оказывается, – продолжает А.К. Си­мо­нов, – они, наши теле- и радиору­ководители, ничего и ни­ку­да нести не собира­лись. Они в индивидуальном порядке пришли сфотографироваться у макета коллективного кре­ста. Ну и, ес­те­ственно, “баш­ма­ков еще не износив” – в смы­­сле, что чернила еще не высохли, – о Хартию все вме­сте и каждый по отдельности принялись вытирать ноги в про­це­с­се выборов, которые у нас явля­ются не просто источником, а, по­жа­луй, синонимом информационной вой­ны. Какая уж тут эти­ка».

И еще несколько фактов. «Приезжаю в Нижний Новгород. Прекрасные люди. Многих давно знаю. Семинар “Про­­­блемы саморегулирования журналис­тско­го сообще­ст­­ва”. Но до саморегулирования, по сути, мы так и не до­ш­ли, потому что оказалось: люди замечательные, а сооб­щества – нету. А потому установить какие-то правила по профессиональным стандартам и этическим самоограниче­ниям невозможно: у каждого правила свои и никому дру­­гому они не подходят. Может, они и неплохие, но не мне их диктовать-навязывать.

В Союзе журналистов России учредили “Большое жю­ри” – создавать пре­цеденты этической оценки сообще­ством тех или иных поступков, проступков, позиций и акций. Не создаются прецеденты! Скандалы есть, “мочат” ко­­го попало и напропалую, а прецеденты не возникают. Ну, скажем, объявило БЖ, что журналист Доренко как бы и не журналист, а так... А “нежурналист Доренко” мало того, что не пришел коллег послушать, так в тот же час вышел в эфир и объ­я­­вил всенародно, что деньги на БЖ Союз журналистов получает от содержания в своем помеще­нии дома свиданий. И что? А ничего! Когда Доренко от­лу­чили от эфира совсем за другие “заслуги”, мы все за­стыли в ступоре: как это расценить? И только крутая международ­­ная реакция помогла нам, скрепя сердце, признать, что это отлучение явно нарушает свободу слова. И что, как говаривал все тот же Ежи Лец: “совесть у него чистая, про­сто не бывшая в употреблении”».

Во время этих событий А.К. Симонов и поехал в Тюмень. “Снежок лежит. Тихо так. Даже друг друга слышно. Си­дят за большим столом человек двадцать журна­листов и подводят итоги годовой работы. Они, оказывается, решили создать свою этическую кон­венцию. Маленькую, чтоб Тюмени хватило. И год над ней думали, даже профес­­сора по прикладной этике привлекли, благо что единст­венный на Сибирь такой профессор жи­вет именно в Тю­мени.

И главной частью конвенции сделали минимальный стандарт этического по­ве­дения журналиста. И принимают они этот стандарт без фанфар и без скандала. Один гово­рит, что он его сейчас и под­пишет, а второй надеется под­писать всей редакцией, а третья... И ведь никакой идил­лии, просто людям это, оказывается, нужно для их соб­ст­вен­ной жизни”.

“Так может быть, – спрашивает автор, – все дело в воспитании: привыкли мы жить для других, как нас учила страна, а этика – это то, что точно начинается с себя самого. И здравый смысл наш прибудет Сибирью, как когда-то прибывало богатство России”.

Так чем же именно прибудет? «Очень хочется прецедента. Хоть маленького. Ибо “у человека нет другого вы­бора – он должен оста­ваться человеком”. Со своим лю­бимым Ежи Лецем не могу не со­гласиться».

Возможно, благоприятный (и, конечно, субъективный, в том числе в вос­прия­тии отдельных фрагментов Кон­­венции), отзыв компетентного эксперта уме­ст­нее на об­­ложке “Тетрадей…”, чем в этой книге. Но нам важно акцентировать ожи­дание автором прецедента – чтобы и рас­­сматривать Конвенцию именно как один из прецедентов. При этом рискнув говорить о ней как прецеденте поль­дера – отвоеванной у стихии, защищенной и возделанной медиа­тер­ритории.

Декла­риро­ва­н­­­ной на старте работы целью проекта, посвященного созданию Конвенции, являлась попытка воз­­действия на стихийный пр­о­­цесс само­ре­гу­ли­ро­вания СМИ через прое­к­тирование профессионально-эти­чес­кой Ко­н­венции, рассматриваемой в качестве инст­ру­мента собирания атоми­зированного профессионального сооб­ще­ст­ва.

В качестве обязатель­ного условия эффективности про­­екта определялось создание Кон­ве­нции авторскими уси­лиями самих журналистов. Задачей участвующих в про­­­екте исследователей было не поддаться соблазну самим (вместо журналистов) написать искомый документ, а потом лишь предложить его на “одобрение широким журналистским массам”. Поэтому столь важное значение играло про­ведение проблемных семи­на­ров, в том числе в режиме игрового моделирования, посвященных освоению мате­ри­­алов зару­беж­ного и отечественного опыта саморе­гулирования, пред­став­ленных в из­данной Фондом защиты гласности книге “Профес­сио­нальная эти­ка журналиста”. Поэтому в качестве способа прое­кти­ро­вания фра­г­ментов эти­ческой Конвенции были избраны эк­спе­р­тно-консуль­та­тивные опросы и этико-социо­ло­ги­ческие беседы, в том чи­сле и апробирующие первые версии создаваемой Конвен­ции. Поэтому был нео­б­хо­дим спе­циальный семи­нар, посвя­щенный итоговой “при­ме­р­ке” проекта Конвенции. При этом важно было, чтобы коллективная экспертиза итогового варианта проекта Конвенции – как и промежуточных вариантов – была заинте­­ресованной экспертизой. Заинтересованной в том, чтобы пов­лиять на собирание “сооб­щества”, на активизацию его саморегу­лирования.

На всех этапах реализации проекта акце­нти­ро­ва­лась его “сверх­за­да­ча” – не просто помочь “це­ху” в его стремлении акти­визи­ровать процесс саморе­гу­ли­ро­ва­ния, но и попы­тать­­ся повлиять на мотивы такой активизации. Нам было важно про­б­лема­ти­зировать для “цеха” фено­мен фактического доминирования утили­тарных мотивов само­регули­рования, отражающих опасения “цеха” в свя­зи с намерениями власти и бизнеса ограничить свободу слова. Предстояла по­пытка активизировать мотив самокритики “цехом” моральной ситуации, в которую он сегодня вов­лечен.

Еще одна задача проекта – реальное преодоление односто­рон­них, пре­вратных, нередко искаженных образов ко­декса или лю­бого подобного документа, образов не про­сто разных и спор­ных, но и прямо ошибочных. Как уже говорилось в предшествующей главе, речь идет, на­при­мер, об образе заформализованного бюро­­к­ра­­тичес­ко­го докумен­та для начальствен­ного контроля и санкций в адрес под­­чи­нен­ных. Или, например, об образе инструкции по тех­нике безопасности. Или, наоборот, ни к чему кон­кретно не обязывающей декларации.

Отсюда у проекта было две функции – собственно конструктивная и, одновременно, “просветительская”, при­з­ванная преодолеть настороженность и предубеждения в отношении целей проекта.

Представляется вполне естественным, что и замысел проекта Кон­венции,иего результаты – варианты Ко­н­венции – были встречены неодноз­начно. Кроме позитив­но­го восприятия – и со­ответствующей конструктивной кри­тики – проявилось скептическое ине­гативное отношение. Например, по поводу амбиций Конвенции – еене­го­то­в­но­с­тиогра­ни­читься “провин­циа­льной” само­иден­ти­фи­ка­­цией (в мас­штабе в и дения ситуации и намерений проекта). Или в связи с тем, что модель Ко­нвенции не соответствуетнеким тради­ционным образам профессио­нальных кодексов – в этом смысле можно даже сказать, что имело место ее неузнавание.

Поэтому важной задачей проекта, особенно на второй стадии работы, было показать, что выбор именно такой модели этического документа, как конвенция, отражает современное – пе­ре­ходное – состояние си­туации и в об­­ще­стве, и в “цехе”, которое трудно ре­гу­лировать тради­ци­онным сводом прин­­ципов и норм в форме кодекса. Та­кое переходное со­стояние требует б о ль­шего внимания к размыш­ле­ниям журналистов по ми­ро­воззрен­ческим воп­росам профессионально-нрав­ствен­ных исканий и уклонения от до­ми­ни­рования собственно нормативной части. Мо­дель разрабатываемой про­ек­томКонвенции – не для “готового” сооб­ще­ства, а для про­то­ сооб­ще­ства,ато­ми­зи­ро­ванного “цеха”, для начала процесса нового соби­раниякор­по­ра­ции. Име­нно поэтому она соче­тает такой миро­воззренческий раздел, как “Мо­ра­льный выбор”,с разделом сугубо нормативным (“Минимальный стандарт”).

Особо отметим реальное продвижение участников проекта в работе над Конвенцией от этапа к этапу. Оставляя конкретную демонстрацию этого заме­чания для после­дующих параграфов, приведем в качестве аргумента первоначальный вариант проекта Конвенции и примеры некоторых ее изменений на третьем этапе работы.

Сначала – полный текст эскиза стартового варианта Конвенции, сфор­мированного нами в гипотетическом сти­ле по итогам предше­ствующих семинаров и эк­спе­р­т­ных опросов и предложенного на рассмотрение участникам проекта.

В НАЧАЛЕ текста предлагался вариант структуры Кон­венции. Опираясь на свое понимание предмета и материалы предшествующих экспертиз, мы говорили, что струк­турная модель Конвенции должна, на наш взгляд,включать следующие разделы: Проблемная ситуация – За­дачи – Мотивационный комплекс – Самоопределение к корпоративной миссии – Журналист как субъект мораль­ного выбора – Минимальный стандарт профессионально правильного поведения – Экспертно-консуль­та­тивная комиссия – Заключение. Затем шли предложения и аргументы по каждому из элементов этой стру­ктуры. Итак, обратимся к самому тексту.

Проблемная ситуация

В этом разделе целесообразно сказать, что Кон­венция – попытка отразить новую ситуацию, опреде­ляю­щую место СМИ в обществе на стыке веков,понять реаль­нуюприроду прессы, не вписывающуюся ни в дилемму “либо часть пропа­гандистской машины – либорыночно-де­мократическиеСМИ”, ни в дилемму “либо обслуживание власти – либо удовлетворение информа­ци­онных зап­росов потребителей”.

Вероятно, здесь уместно отметить, что сообщество воспринимает моральный кризис как ситуацию, побужда­ю­щую не к панике, а к трезвости и мужеству, и потому принимает серьезный вызов, который представляют собой тенденции цинизма, релятивизмаи нигилизма.

Конвенция – итог многолетней работы тюменских журналистов, включая пя­ти­летний мониторинг за ситуаци­ей. На этом основании сообщество исходит из презумпции этической вменяемости наших журналистов и потому берет на себя определенные задачи.

Задачи

В этом разделе целесообразно отметитьосознание со­обществом того факта, что у ряда журналистовидея лю­бого профессионального кодекса вызываетвпо­лне понятное настороженное отношение, а то и отторжение, ибоонивос­при­нимают “моральные кодексы” как некие вериги для творческой свободы. Однако этой настороженности можно и необходимо противопоставить представление о саморегулировании “цеха”, в том числе опирающееся на мировой опыт.

Иначе говоря, можно сказать, что наша Конвенция – способ преодоления ложных образов Кодекса и превратных образов морали.

Подчеркнув, что Конвенция не отменяет и не подменяет библейские заповеди, важно отметить феномен хаотичностивмножестве документов, стремящихся влиять на “цех”, а также то,что Конвенция не противостоит, напри­мер, Кодексу Союза журналистов РФ,но, преследуя свои собственные задачи, нарабатывает материалы для его усовершен­ствования.

Осознавая дилемму любой попыткисформулировать нравственные ориентиры и правила журналистики: быть предельно краткими – или предельно обстоятельны­ми, соревноваться с мудростью Нагорной проповеди – илидотошностью учебно-методического по­собия, сообще­­ство выбрало модель конвенции. В отличие от традиционных кодексов, она не перечисляет основные нормы и правила поведения журналиста, а сочетает характеристику миро­воз­зре­нческих оснований медиаэтикии элементар­ных норм професси­онального пове­дения. При этомот­дает особую роль мотивам эти­ческого соглашения сообще­­ства.Тем самым предпринимается попытка уйти как от ро­мантическогомора­лиза­торства, так и от вульгарного ин­структажа.

Забудущей Конвенцией – рубеж, взятый професси­о­нальной моралью. Но это одновременно и рубеж, на который может согласиться мораль общественная, всегда и вез­де пристально наблюдающая за прессой и журналис­том.

Наша Конвенция – “демонстрация флага”, сигнал и коллегам, и обществу. Да, на бытовом уровне – невооруженным глазом гражданина, обывателя – профессиональ­ная мораль наблюдается самым простым и достоверным образом: по результату. По качест­ву газеты и конкретной статьи, по телесюжету и телеведущему, по качеству информации телеканала. Но мораль наблюдается также и по заявке на результат: по нормативно-эти­ческим документам, которые проявляют себя тем самым“визитной карточкой” конкретного сообщества, конкретного СМИ, элементом публичной политики.

В этом смысле действительно можно говорить о Конвенциикак об элементе или даже инструменте технологии связи с общественностью – идет ли речь только о “де­мон­страции флага” или же о решении еще и других задач “контактом через Конвенцию”: от снижения общест­венных претензий на управление сообществом довоспитанияобщественныхнравов силой политики доброго при­мера.

Мотивы

Этот раздел стоит начать с характеристики мотивов, приведших со­об­ще­ство к созда­нию Конвенции. Во-пер­вых, это внешне обусловленная целе­сообразность, связанная с уг­ро­зами свободе слова. Во-вторых, самооценка внутренней угрозы для корпорации, крити­ческое осознание низкой степени нашей собственной готовности реализовать свободу слова: к сегодняшнему дню журналистское сообщество уже совершило основные из возможных ошибок, дало достаточно материала для каталога того, чего нельзя делать. Злоупотребления самой прессы свободой слова (например, “информаци­онные войны”) привели кпо­тере доверия общества. В-третьих, внутренняя потребность сообщества в нравственном развитии через корпоративную саморегуляцию ради сохранения корпоративной общности в ситуации ее раскола.

И все же доминирующий мотив – свободный выбор такой задачи, как восстановление, сохранение, защита и укрепление взаимного доверия между СМИ и обществом, без чего трудно удерживать права и свободы, достигнутые постсоветской Россией.

Возможно, стоит отреагировать и на самые новые тенденции в жизни госу­дар­ства и общества, связанные с идеей так называемой “управляемой демо­кра­тии” и положением СМИ в этой ситуации.

Корпоративная миссия

В начале этого раздела уместно отметить, чтоисточ­ник нравственной ответственностижурналиста и ее на­правленности традиционно определяется в кредо и миссии этой профессии.

Затем уместно сказать, что задача формулирования региональным сообществом журналистов своего кредо (как и его конкретизация в системе прин­ципов) – этап рабо­ты, выходящий за рамки данного проекта. На сегодня­ш­ний день мировоззренческая составляющая Конвенции пред­став­лена эскизом миссии сообщества (и, в определен­ной степени, разделом о журналисте как субъекте морального выбора).

Потом предстоит разъяснить само понятие “мис­сия”,указав, что это ме­та­форическаяв своей основе ха­рак­те­ристика представления профессио­наль­ногосообщества о своем незаурядном, высоком, особом назначении или даже “предназначении”. Миссия – добровольно воз­лагаемая “цехом” на себя и выходящая за пределыпо­вседневных обязательств “ремесла” ролевая сверх­на­г­рузка, связаннаяс характером журналистики как “обще­ст­венной профессии”. Миссия – это высокое и ответственное задание (а не просто “дело”, не просто “функция”), пред­пола­га­ю­щее мобилизованность на сверхзадачу, требующую не только добросовестной “службы”, но – служения.

После этого уместно заявить, что тюмен­ское про­фес­си­о­наль­ное медиасообщество полагает не­эффек­тив­нымпредпочесть какую-либо одну из мис­сий СМИ, которые обсуждаются журналистами и реализуются ими на практике. Прежде всего потому, что каждая из них, актуали­зируемая трансформационным периодом нашего обще­ства, внутренне противоре­чи­­ва, несет в себе акценты, отражающие состояние социальной ломки. Поэтому из мно­же­ства миссий СМИ, которые определяют жизнь СМИ, мы предпочи­таем выстроить оп­ре­деленную конфигурацию, со­ответствующую именно се­го­дняшней ситуации в обще­стве.

Журналист как субъект морального выбора

Представляется возможным начать этот раздел с тезиса о том, что стерженьпрофессиональной этики журналиста – ситуация морального выбора и предположения, что если в кодексах не уделяется особое вниманиеэтому тезису, значит, можно судить и о недоверии их соз­да­те­лейк нравственной свободе журналиста, и о причине доминированиязапретительных норм, и о скрытых попытках опасающихся непредсказу­емости журна­листского самооп­ределения авторовпо-опекунски “пе­ре­х­ва­тить” эту неопределенность, подстраховать ее с помо­щью силь­ной или слабой версии патернализма.

Уже сам факт создания Конвенции как института саморе­гуляции медиасообщества – процесс морального выбора, принятия ответственности. Включение в Конвенцию специального раздела оморальном выборе – стрем­ление показать, что это соглашение ценит свободу мораль­ного выбора журналиста, что журналисты готовы отвечать за ситуацию выбора, за приня­тие-непринятие ими определенных нравственных ориентиров для ре­шения про­­тиворечий,возникающих, например, между правомауди­­тории получать информациюи долгом журналиста со­общать ее.

Конечно, можно попытатьсяуйти от ситуации мораль­ного выбора, ссы­лаясь на то, что жизнь трудна, возможностей для маневра так мало. Можно ска­зать, что “ку­да ни кинь – всюду клин”, и потому решить плюнуть на все и заниматься каким-то частным делом. Все так, но в лю­бом случае журналист принимает моральное ре­ше­ние.

Далее важно было бы подчеркнуть, что есть выбор и “выбор”. Во-первых, было бы слишком просто отождествитьситуацию мо­раль­ного выбора журналиста с поиском учеником готового ответа в конце задачника – к подбору той или инойиз множества норм профессионального кодекса, которая бы регулировала возникшую перед ним ситуацию (именно так иногда поступают авторы пособий по медиаэтике). Во-вторых, важно осознать, что есть еще и выбор стратеги­ческого плана: действовать ли в духе кодекса или избрать иное основание своих решений и поступков. В-третьих, во многих ситуациях журналистсталки­вается с про­ти­воречием между принципами и нормами одного и того же кодекса. Речь идет о вы­боре, совершаемомв нестандартной,конфликтнойситуации, когда в со­зна­нии жур­налиста сталкиваются разные нормыодного кодекса и требуется выбор ре­шения в пользу одной из них вопреки другой. Именно поведение в конфликтной ситуациитребу­ет особой культуры, которую не может заменить просто зна­ние конкретных норм профессионального пове­дения.

Нет выбора без ориентира. Стратегического ориентира, выражающего то или иное понимание моральной до­минанты эпохи – гу­мани­сти­ческие идеалы, права и сво­боды человека и т.д. Ориентира профессиональной деятельности СМИ – свободы слова. И совсем не менее значимых конкретных ориен­ти­ров-критериев выбора. Пред­ставляется уместным, чтобы Конвенция заявила о воз­можности и необходимости выделить два из них.

Первый критерий – признание нравственного достоинства самого стремления к профессиональному успеху. Мотив дости­жения, стремление к профес­сиональному успеху – императив современного журналиста. О профес­сиональном призвании судят по готовности служить делу, а такое служение невозможно без стремления к реальным успехам. Мотив служения мобилизует и формирует профессионала.

В то же время ориентация на успех может подточить профессионализм журналиста, подчинить критерии профессиональности коммерческой каль­ку­ля­ции. Вместо деления на “честных” и “нечестных” может начаться деление на “де­ловых” и “неделовых”. Цена такой трансформации – от снижения уровня профессионального мастерства до под­рыва нравственных устоев профессии: образ “зо­ло­того пе­ра” приобретает в этом случае отнюдь не метафоричес­кий смысл.

Конвенция полагает ограниченной оценку профессионального успеха лишь по материальному доходу – она уместна скорее в бизнесе, а в свободной профессии ценность честногоимени доминирует над гонораром. Журналист, беспардонно лгущий с телеэкрана или с газетной стра­ницы за большие деньги, может быть и успешен в житейском смысле, но на самом деле он “перепутал” профес­сию, поменял журналистику на торговлю, продавая осо­бый товар – мозги (как кто-то продает почку). Суть про­фессионального успеха – успех журналиста в самой профессии.

Второй критерий выбора связан с решением труднейшей проблемы соотношения благой цели и средств ее реализации. В стремлении к эффективности человек нередко решается на выбор средств, противоречащих нравственной природе целей. Поэтому нравс­т­венно эффек­тив­ным является лишь то средство, которое необходимо и доста­точно для достижения цели и, в то же время, не уничтожает ее нравствен­ного достоинства. Как это ни парадоксально, эффективно лишь то, что нравственно.

В предельно сложных нравственно-конфликтных ситуациях приходится решаться и на выбор меньшего зла. Основание решимости – в ударении на слово “меньшее”. Профилактика беспредельного аморализма – в ударении на слово “зло”. При этом основная опасность– заменить вину оправданием, оп­рав­даться, а не повиниться.

Журналистским сообществом признается и благот­ворностьопределенного риска журналиста в ситуации мо­рального выбора как естественного фактора свободной профессии, какобоснованное право журналиста на нравст­венные искания, моральное творчество, в том числе и создание новых правил честной игры.

Минимальный стандарт

профессионально правильного поведения

Преамбула. Журналист, относящий себя к цивилизованному профессиональному со­обществу, осознанно и по доброй воле придерживается при выполнении професси­о­нальных обязанностей (независимо от своего места в струк­туре конкретного СМИ, ориентации своего издания или собственных политических и иных взглядов, симпатий и антипатий) перечисленных ниже норм, методов деятель­ности, правил поведения, при­зна­ю­щихся профессионально правильными большинством международных и на­циональных организаций журналистов, составляющих в со­во­купности основу для ответственной и успешнойповсе­дневной профессиональной практики.

Составляя своего рода минимальный профессиональный стандарт, эти нормы, ме­тоды и правила позволяют – в силу логики минимальной достаточности при минималь­ной же внутрипрофессиональной конфликтности – заложить основу института практической саморегуляции “цеха”. Признание и соблюдение норм минимального стан­дарта про­фессиональными журналистами должно практически способствовать повышению дове­рия граждан к отечественной журналистике и содействовать защите и укреплению свободы слова и свободы массовой информации.

Минимальный стандарт не является препятствием для профессионально-эти­чес­ко­го нормотворчества конкретных профессиональных ассоциаций, организаций, ре­дак­ций, позволяя каждой из них более точно согласовы­вать профессиональные права и свободы своих членов с другими правами, свободами и интересами, – снижая тем самым возникновение возможных и вероятных конфликтов, вызываемых деятельностью СМИ и журналистов, или помогая их корректному разрешению.

Журналист, работающий в режиме соблюдения минимального профессионального стандарта:

-ведет сбор информации только честными средствами и методами;

-проводит четкое, понятное, в том числе наименее подготовленным читателям, разграничение между новос­тя­ми (новостной информацией), с одной стороны, и мне­ниями и комментариями – с другой;

-распространяет информационные сообщения, достоверность которых подт­вер­ж­дена необходимыми или доступными журналисту и СМИ средствами проверки, соответствующим образом верифицирована;

-выделяет и отделяет специальными профессиональными приемами (маркиру­ет) от достоверной информа­ции слухи, а также ту информацию, подтверждение ко­торой не удалось получить по независящим от жур­налиста или редакции причинам. Сам факт такой попытки также маркируется;

-отделяет архивную информацию от новостной, а подлинный фотома­териал от материала, полученного с при­менением приемов монтажа;