В 1043 г. отношения с Византией портятся. Сын Ярослава Владимир возглавляет поход против Константинополя: русские легкие ладьи сжигаются греческим огнем, терпит поражение и сухопутная дружина. Неожиданная воина объясняется историками по-разному. Одни говорят об изменении византийской политики по отношению к Руси, другие об «антигреческой партии» при дворе Ярослава, состоявшей из варягов. Можно предположить, что столкновение было продолжением политики Ярослава, настаивавшего на своей независимости. Киевский князь, связанный многочисленными кровными узами с европейскими дворами, не мог не знать об отношениях между Папой и императорами Священной римской империи германской нации. На протяжении примерно столетия — со дня коронования Оттона I до смерти Генриха III (964-1056) — германские императоры ставили и смещали главу католичесоки церкви, выбирая его даже в своей семье. Ярослав не имел и не мог иметь влияния на выбор византийского патриарха, но он мог выбрать наместника патриарха на Руси. В 1051 г. он так и сделал. Впервые киевским мирополитом стал не грек, а славянин — Иларион, назначенный великим князем против воли патриарха. В 1054 г. митрополитом вновь стал грек, но это было уже после смерти Ярослава.
Внешняя политика Ярослава Мудрого примечательна умелым маневрированием между Западом и Востоком, между Константинополем и Римом, уравновешивающим неизбежный наклон в сторону Византии, откуда пришло на Русь христианство. Вместе с православием на Русь пришли греки: митрополит, возглавивший русскую церковь, и его многочисленный штат, но также византийские архитекторы, живописцы, стеклоделы, певчие. Ярослав хотел сделать свой стольный город таким же великолепным, как Константинополь. При нем были построены храм Св. Софии, Золотые ворота и другие впечатляющие сооружения. Князь поощрял образование; устраивал школы, собрал писцов для перевода на славянский язык греческих книг.
Обилие пришельцев, их высокомерная уверенность в себе, новизна религии не могла не возбуждать недовольства, антивизантийских настроений. Греческий философ и один из руководителей константинопольской политики при Константине IX Мономахе (1042—1055) Михаил Пселл объяснял войну 1043 г. «старой враждой»: «Это варварское племя все время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно придумывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами».
Двойственное отношение к Византии — стране, откуда пришло православие, и империи, которая притязает на духовную власть на Руси, ограничивая тем самым власть великого киевского князя — нашло блестящее выражение в одном из первых памятников древнейшей русской проповеднической литературы. Назначение Ярославом митрополитом бывшего священника в киевском предместье Березове, отмеченное «Повестью временных лет», могло бы показаться неожиданным. Причиной княжеского выбора было «Слово о законе и благодати», написанное березовским священником Иларионом между 1037 и 1050 гг. «Слово» состоит из трех частей: о законе и благодати; похвала кагану нашему Владимиру; молитва к Богу о нашей земле.
Богословский трактат, политический манифест, пламенная ораторская речь, «Слово» Илариона носило прежде всего полемический характер. Будущий митрополит стремился в первую очередь убедить византийскую церковь канонизировать великого князя Владимира, крестившего Русь. Он оспаривал претензии империи на мировое господство, не отвергая значения Византии, но утверждая, что и Русь имеет свою, назначенную ей богом миссию на свете. Иларион восхваляет не только Владимира, но также его предков — деда Игоря, отца Святослава, несмотря на то, что они были язычниками. «Слово» — первый в русской литературе патриотический манифест, свидетельствующий о силе державы Ярослава, достойного сына Владимира, содержащий зерно позднейших взглядов на судьбу России.
Не менее интересна богословско-философская часть «Слова», посвященная «закону» и «благодати». Иларион сравнивает Ветхий завет и Новый, утверждая превосходство Нового, то есть христианства над иудейством. В эпоху иудейства отношения между Богом и людьми определялись «законом», началом несвободным, принудительным, употребляя современную терминологию — формальным. В эпоху христианства — действует «благодать», означающая свободное общение человека с Богом. Для Илариона благодать — синоним истины, закон — подобие истины, ее тень. Закон — слуга и предтеча благодати, благодать — слуга будущему веку, жизни нетленной. Сначала закон, потом благодать, сначала подобие истины, потом — истина.
Проблема «закона», связывающего человека формальными узами, и «благодати», позволяющей душе свободное парение, станет позднее одним из главных предметов споров русских философов.
Актуальность «Слова» Илариона не ограничивается этим. Историки не перестают искать ответа на вопрос: чем объясняется антииудейская направленность текста? Только ли противопоставлением Ветхого завета Новому? Было ли «Слово» предупреждением об опасности еврейского прозелитизма в Киевской Руси? Исследователь древней русской литературы Н. Гудзий полагал в 1938 г., что Иларион излагает обычное в церковно-исторических концепциях средневековья представление о смене иудейства христианством как важнейшего момента мировой истории. «Нет никаких оснований усматривать в первой части «Слова» Илариона какие бы то ни было признаки полемики его с якобы существовавшей в древней Руси еврейской пропагандой...»38. В 1989 г. Л. Гумилев утверждает, что в Киевской Руси «проповедники иудаизма встретили мощное сопротивление развитого и продуманного богословия... Его (Илариона) огненные строки сыграли для Древней Руси ту же роль, какую для средневековой Франции одна фраза лотарингской пастушки — La belle France»39.
Наконец, остается предметом живейшей дискуссии определение патриотизма, который восхваляет Иларион: был ли он русским или украинским? Для русских историков никаких сомнений нет, и они приводят в доказательство своего тезиса серьезные аргументы. Не менее серьезные приводят украинские историки. Михаиле Грушевский, историк и политический деятель, в краткой истории Украины, написанной в 1906 г., категоричен: «При Владимире и Ярославе украинская держава лежала между Карпатами и Кавказом, а на севере доходила до Волги и великих озер вблизи Петербурга»40. Для него украинский патриотизм Илариона несомненен — другого просто не могло быть. Польско-американский историк Генрих Пашкевич, не включаясь в спор украинцев и русских, высказывает уверенность в том, что автор «Слова» был варягом41. Исследователь древнерусской литературы называет Илариона русином42. Разногласия в интерпретации сочинения Илариона, споры о национальном происхождении патриотизма, восхваляемого в «Слове», подчеркивают значение текста, который можно назвать первым манифестом рождающегося имперского сознания.
Правление Ярослава Мудрого — время расцвета киевской державы. Разбив печенегов и устранив на некоторое время степную опасность, великий князь продвинул и закрепил западные границы. Активная деятельность по внутреннему устройству включала совершенствование административной организации, первую запись юридических норм, которая, дополняясь при сыновьях Ярослава, получит название «Русской правды» и станет основным законом Руси на долгие годы. Канонизация братьев князя — Бориса и Глеба — даст молодому христианскому государству первых святых (1020). В память святых мучеников Ярослав вводит «праздник новый Русской земли», который отмечается шесть раз в год (главный праздник — 24 июля).
Ярослав Мудрый — подлинный основатель династии Рюриковичей, правитель государства, которое, как пишет Иларион, «известно и слышно по всей земле», что подтверждают многочисленные иностранные путешественники. Киевская Русь Ярослава — одновременно высшая точка расцвета и начало упадка. После смерти князя власть в «новой Русской земле» перестает быть «самовластной», ни один из потомков Ярослава не будет иметь «власть русскую всю». Накануне смерти Ярослав Мудрый делит свои владения между сыновьями.
Каждый из пяти сыновей, а также племянник Всеслав, внук Владимира Красное Солнышко, получили владения отца. Изяслав — Киев и Новгород, оба конца пути из Варяг в греки; Святослав — Чернигов, Рязань и далекую Тмутараканию, Всеволод — Переяславль, Ростов, Суздаль и Белоозеро, Вячеслав — Смоленск, Игорь — Владимир Волынский; племянник — Полоцкое княжество. Перечень наследственных земель прежде всего иллюстрирует размах территориальных владений великого князя киевского. Ярослав делил огромную державу, раскинувшуюся от Белого до Черного морей. Затем обращает на себя внимание зависимость между возрастом наследника и богатством приходящегося на его долю княжества: чем старше — тем богаче. Важнейшая уникальная особенность киевского наследного права заключалась в принципе ротации. Князья получали в наследство владения на время: после смерти старшего младший переходил на его место.
Анализируя причины постепенного ослабления, а затем упадка Киевской Руси, историки называют в числе важнейших политическую систему, основанную на неизвестном другим народам наследственном праве. Справедливая по идее ротация, позволяющая каждому сыну в свое время посидеть на Киевском столе, на практике привела к непрекращавшимся около двух столетий братоубийственным войнам. По мере роста числа сыновей-наследников раздел владений и ротация становились все сложнее. К тому же возникали трудности, которые можно было преодолеть, поступая несправедливо. В случае смерти отца, который еще только ждал наследства, сын оказывался выброшенным из иерархического ряда. Возникает категория князей — изгоев. Порядок старшинства никогда не был окончательно выработан. Необходимо было учитывать и порядок поколений (генеалогическое старшинство), и порядок рождения (физическое старшинство). Второе условие было особенно трудным. Василий Ключевский изложил это так: дядя обычно старше племянника, но при обычае рано жениться и поздно умирать, племянник мог быть старше дяди. И тогда возникал неразрешимый вопрос: кто выше — младший летами дядя или старший по возрасту, но младший по поколению племянник? Большая часть княжеских усобиц XI и XII в., замечает историк, «выходила из столкновения старших племянников с младшими дядьями; столкновение старших физически со старшими генеалогически»43,
Отсутствие ясного порядка наследования открывало возможности для самолюбия, жажды власти: личные качества претендента становятся причинами братоубийственных схваток. К тому же, если существовали обязанности сыновей по отношению к отцу, их не было в отношениях между братьями и их потомками. Нарастание хаоса демонстрируют цифры. После смерти Ярослава до смерти Владимира Мономаха (71 год) киевский престол занимали 5 князей (иногда с перерывами — их прогоняли, они возвращались). После смерти Мономаха до нашествия татар — в течение 115 лет — Киев переходил из рук в руки 47 раз (иногда тоже с перерывами).
Политическая система осложнялась наличием городов, которые нередко участвовали в ротации, отвергая полагавшегося им князя, выбирая иного. Летописи полны фактов, свидетельствующих о роли городских собраний — вече. Князья не обязательно соглашались с решением вече — образцом прямой демократии, но вынуждены были его учитывать. Случалось, как, например, в Киеве в 1068 г., что вече изгнало князя: великий князь Изяслав вынужден был бежать (потом он вернулся), а на его место горожане посадили другого. К тому же вече собиралось в главном городе и было в княжестве одно, а князей было, как правило, несколько — по числу взрослых членов семьи. Дробление в масштабе княжества повторяло дробление в рамках всей русской земли.
Ротация, ощущение временности пребывания князя на княжеском престоле, снижали его авторитет, что вело к увеличению значения вече. Постепенно связь местного князя с управляемой им землей усиливается. Рождается новая идея, которая будет сформулирована в 1097 г. на княжеском съезде в Любече — идея «отчины»: земли, которой правил отец, следовательно, ею должен править его сын. Съезд решил: каждый князь держит свою отчину. В Любече не присутствовали все князья, решения съезда не были обязательными. Тем не менее, 1097 г. зарегистрировал появление центробежной тенденции, которая будет непрерывно расти.
Киевская Русь превращается в подобие федерации княжеств, связанных между собой не политическим договором, но генеалогическими узами. На Руси, по выражению В. Ключевского, в XII в. правит единая верховная власть, которая не была единоличной. Киев остается центром, главным городом, не только потому, что он самый богатый, самый сильный, но и потому, что ротация начинается здесь и ведет сюда. Вместе с великим князем киевским главную роль в политической жизни играют его два брата, князья Чернигова и Переяславля. Триумвират старших сыновей Ярослава и их потомки определяют судьбу империи Рюриковичей.
Согласие между братьями — сыновьями Ярослава — продолжалось недолго. Вскоре после смерти великого князя начинаются усобицы. Лишь на короткое время братья объединяются для борьбы с новым врагом, пришедшим из степи. Воинственные кочевники, известные, как кипчаки (по-тюркски), половцы (по-русски), куманы (по-гречески), занимают место печенегов. Все XII столетие Русь будет воевать с ними. До 1222 г., когда появятся монголы, половцы останутся хозяевами русской степи, побеждая, терпя поражения, активно участвуя в братоубийственных схватках Рюриковичей. В 1055 г. половцы появляются в Переяславском княжестве, Всеволод заключает с ними мир. В 1061 г. они приходят снова и остаются, В 1068 г. русские дружины терпят поражение на р. Альте. Переяславль в руках степняков. Всеволод и Изяслав бегут в Киев. Третий брат — Святослав — в свой Чернигов, готовить город к обороне.
Киевляне, возмущенные, по словам летописца, тем, что великий князь Изяслав не дал горожанам оружие для участия в борьбе с «погаными», изгоняют его. Князь бежит в Польшу и просит Болеслава II Храброго, двоюродного брата по матери, помочь ему. Польский король охотно соглашается и в мае 1069 г., вместе с Изяславом, въезжает в Киев. Враждебность горожан к полякам убеждает короля в необходимости вернуться домой. Политика Изяслава, жестоко преследовавшего своих противников, и сговор против него двух братьев — Святослава и Всеволода — снова обращают в бегство великого князя. Он снова ищет помощи у Болеслава, который на этот раз, по выражению летописца, «указал путь от себя». Изяслав отправляется за поддержкой к императору Генриху IV. Заинтересованный император послал в Киев своих послов к Святославу, настаивая на правах изгнанного Изяслава. Словесная поддержка императора в Киеве впечатления не произвела. Тогда Изяслав обратился к папе Григорию VII, который специальной грамотой подтвердил его права на киевский стол, но — главное — убедил Болеслава II оказать изгнаннику конкретную помощь. В 1076 г. Изяслав вернулся в Киев, поддержанный польской дружиной.
Высказываются разные предположения о цене, которую великий князь киевский заплатил — или готов был заплатить — за помощь Запада. Сведений о том, что он отступил от православия, перейдя в католичество, нет. Во всяком случает киевляне приняли его во второй раз, хотя польские воины могли сыграть в этом некоторую роль. Отсутствие более теплого приема у императора и папы, соглашавшихся помочь киевскому князю, но прежде всего — словесно, объясняется тем, что в это время между духовным и светским главами Запада шла борьба. В январе 1077 г. Генрих IV стоял три дня в снегу у стен Каноссы, выпрашивая прощение Григория VII. Светская власть была побеждена и унижена.
В 1078 г., примерно через год после возвращения, Изяслав погибает в бою с половцами, которых привел его племянник Олег, бежавший в свое время в Тмутаракань. Киевский стол наследует третий сын Ярослава — Всеволод. В годы его правления, длившегося 15 лет, и правления пришедшего после него Святополка (сына Изяслава), сидевшего на троне 20 лет, основными событиями были войны с половцами и князей между собой. Остаются важными отношения с Византией, но междоусобицы, ослаблявшие власть киевского князя, разрушали единство внешней политики. В отношениях с Константинополем это выражалось, в частности, в желании каждого княжества иметь автокефальную церковь, собственного митрополита. Для этого было необходимо согласие патриарха, который мог вести в интересах империи тонкую игру, направленную против Киева. Сохраняются связи с Западом, которые являются ответом на византийские «игры». Всеволод выдает свою дочь за маркграфа Генриха Штаденского. Быстро потеряв мужа, молодая вдова венчается с императором Генрихом IV. Брак не был удачным: покинув супруга, императрица разоблачала его сатанинские практики на соборах в Констанце и Пьяченце. Как объясняет Лев Гумилев, «Евпраксия была женщина русская. Она не выдержала немецких безобразий»44. Не вдаваясь в семейную ссору, следует признать факт бракосочетания между императором и дочерью киевского князя свидетельством значения Киевской Руси.
Однозначное осуждение русскими историками половецких набегов не может удивлять: ежегодно степняки отправлялись в поход на Русь, разоряли, жгли, грабили, уводили в рабство поселян. Основную тяжесть борьбы с половцами несут княжества Черниговское, Северское и Переяславское. Продолжительность конфликта, кажущаяся невозможность справиться с врагом, защититься от него, объясняются не только военными достоинствами степных всадников, но, прежде всего, использованием половцев в борьбе русских князей между собой С одной стороны, князья воюют с «погаными». Северские предпочитают оборонительную тактику: организуют военную колонизацию окраин, строят укрепленные линии по рекам. Переяславские — особенно открытые со стороны степи — выбирают политику регулярных княжеских набегов, отбрасывавших врага подальше от границ. С другой стороны — они заключают союзы с половцами, наводят их на братьев и других родичей, вместе с ними грабят села и города, берут в рабство население. Русские князья часто роднятся с половецкими ханами, берут их дочерей в жены. Но родственные узы не мешают степнякам, как не мешают они потомкам Ярослава Мудрого.
Набеги за добычей — образ жизни степных кочевников — недостаточное объяснение более чем столетней войны с половцами. Василий Ключевский, излагая историю древней Руси, подчеркивает два момента: степи — бич киевского государства, благосостояние этого государства покоилось на рабовладении. В постоянных войнах, следовательно, были заинтересованы купцы-работорговцы, составлявшие главную силу в городах, имевшие решающие голоса на вече. Еще больше были заинтересованы княжеские дружинники, которые, по старым норманнским обычаям, участвовали в купеческих предприятиях и были чрезвычайно заинтересованы в победах и добыче, ибо получали от князя денежное жалованье. В летописях говорится, что некоторые князья имели дружины, насчитывавшие по 2—3 тысячи воинов. Принятым окладом жалованья было 200 гривен (не менее 50 ф. серебра). Князь, следовательно, нуждался в крупных денежных суммах, если хотел иметь дружину. Но только большая и сильная дружина могла обеспечить ему эти средства, В отличие от Западной Европы дружинники (прежде всего старшие, которые требовали высокое жалованье) в XII в. не хотели иметь в качестве вознаграждения землю. Объясняется это прежде всего «подвижностью» князя, т.е. очередным порядком наследования — ротацией. Не было смысла получать землю, которая могла остаться в руках боярина всего лишь короткое время — до перехода князя в другой город.
Влиятельные силы были заинтересованы в походах за добычей, и война шла. Тем более, что основной противник — половцы — был чужой (язычники, поганые). Селившиеся в пределах русских княжеств побежденные степняки (торки, черные клобуки) — назывались «наши поганые». Отношение к ним было благожелательное, но линия религиозного раздела позволяла видеть в «неверных» вечного врага. Впрочем, междоусобные конфликты, ставившие друг против друга своих, православных, были не менее жестокими. В постоянных войнах не могли формироваться мягкие, чувствительные натуры. Век был жестоким, а впереди ждали еще более страшные перемены.
Понадобилось два княжеских съезда в 1100 и 1103 гг., чтобы Владимир Всеволодович, наследник третьего сына Ярослава Мудрого, уже прославленный военными талантами, сумел убедить князей объединиться для похода против половцев. Война шла с переменным успехом: победы перемежались разрушительными набегами половцев. В 1111 г. русские дружины наголову разбили врага: половцы ушли в степи, чтобы отдышаться и потом вернуться снова.
В 1113 г. умер великий князь киевский Святополк. 20-летнее правление, отмеченное прежде всего половецкими войнами, вошло в историю жестоким, даже для своего времени, поступком князя. Он приказал ослепить брата Васильке, мешавшего его политическим целям. По странному совпадению киевский князь носил то же имя, что и его дальний родственник, прозванный за убийство братьев Бориса и Глеба «Окаянным». Ослепление Василько произошло в 1097 г., и Святополк продолжал княжить в Киеве еще 16 лет. После его смерти киевляне не пожелали принять в князья потомка Святослава, как полагалось по очередному порядку. Вспыхнуло восстание. Киевляне призвали Владимира Всеволодовича, звавшего себя Мономахом — по имени деда с материнской стороны, византийского императора Константина Мономаха.
Апогей и упадок
Владимиру было 60 лет, когда он занял «золотой киевский стол», на котором оставался до смерти в 1125 г. Правление его сына Мстислава продлится семь лет. Два десятилетия — 1113— 1132 гг. — были апогеем Киевской Руси. Василий Татищев, автор первой «Истории Российской с самых древнейших времен» (1768), говорит о непрерывном распространении русского государства от Рюрика до Мстислава — на протяжении 250 лет. Завоевание Мстиславом Полоцкого княжества, продвинувшее границы Киева далеко на Запад, заслужило князю имя Великого. Он был канонизирован. Авторитет Владимира Мономаха и его сила прервали княжеские усобицы, почти совсем прекратившиеся на 20 лет. Затихли на время и столкновения с половцами. И в этом была заслуга князя, известного своими воинскими победами. Летопись насчитывает 83 похода Владимира Мономаха против «поганых», 200 убитых половецких ханов.
Мятеж киевлян, отвергших в 1113 г. законного преемника Святополка, и призвавших Мономаха, сопровождался еврейским погромом. Историки по разному видят причины восстания жителей города: социальные, экономические, религиозные. Указывают на тяжелое положение городских низов, на возмущение «прозападной» политикой князя и поддержкой, которую он оказывал евреям-ростовщикам, пополнявшим его казну. Главный источник сведений о погроме — «История» Василия Татищева, ссылавшегося на позднее исчезнувшие документы. По его мнению, жертвами киевлян были хазары, принявшие еврейскую веру. Лев Гумилев, без ссылки на источник, полагает, что громили немецких евреев, «хитрых ростовщиков, приехавших через Германию в Польшу». Василий Татищев сообщает также, что в 1124 г. по предложению Владимира Мономаха съезд князей решил изгнать евреев. Историки резко расходятся в оценке этого сообщения, не подкрепленного известными сегодня документами. Летописи регистрируют восстание киевлян в 1113 г., сопровождавшееся избиением евреев, и пожар города в 1124 г., когда также пострадали евреи. Невозможно вернуться на восемь столетий назад и — без достаточных источников — точно восстановить, «как это было», что по словам Леопольда фон Ранке является целью историка. Но отношение последующих поколений к событию определяет его значение в истории народа. Василий Татищев, рассказав о погроме и выселении евреев, восхваляет веротерпимость России, которая «не токмо разных исповеданий христиан, но и магометан и язычников многим числом наполнена»115. Россия в это время была уже официально империей, следовательно, но определению, государством веротерпимым. Русский историк делает, однако, исключение для двух народов: «Едины жиды от Владимира II (Мономаха) до днесь не терпятся... как и цыганов не для веры в государстве терпеть не безвредно». Татищев видит опасность в цыганах «не для веры», т.е. по причинам не религиозным, а национальным. Относительно евреев он колеблется: иногда говорит, что «не для веры», а из-за «злой природы», иногда осуждает веру. Советский историк Апполон Кузьмин в 1981 г. склоняется к мысли о зловредности верования, делая при этом ссылку на авторитетнейший источник: слова Маркса, назвавшего еврейскую религию «своекорыстной» и «эгоистической»46. Лев Гумилев, принимая как достоверные сообщения В. Татищева, видит значение события в «распрямлении» зигзага истории, породившего «этническую химеру», т.е. Хазарию. Исчезла опасность отравления для «этносов Восточной Европы», история которых «вернулась в свое русло»47. Владимир Мономах, таким образом, завершил дело, начатое его предком Святославом: хазарское государство перестало окончательно существовать, евреи не могли больше вредить.
Ожесточение историков, пытающихся, спустя многие столетия, понять смысл давних событий, берет свои корни в идеологии, которая зарождается на Руси в XI—XII в. Идут непрерывные войны — с половцами, на юго-востоке, с поляками, немцами — на Западных рубежах. Это жестокие, кровопролитные, разрушительные конфликты. Пленники обращаются в рабство. Василий Ключевский называет Владимира Мономаха «самым умным и добрым из Ярославичей», но в Поучении детям великий князь вспоминает, что напав однажды врасплох на Минск, он не оставил там «ни челядина, ни скотины». В Минске жили православные христиане.
Военные столкновения этого времени, откровенно грабительские, носят семейный, династический характер. Это касается и запада, и юга. Русско-половецкие связи были настолько сильны, что историки-евразийцы пришли к мысли о существовании единого полицентрического государства: Половецкая степь и Киевская Русь. Одновременно, как заметил французский историк Леруа-Болье, никогда — до XVIII в. — Россия не была такой европейской, как в эпоху Киевской Руси48. Это был результат, в первую очередь, брачных, династических связей. Следовательно и конфликты были семейными.
Войны между Владимиром Мономахом и Ярославом Святополчичем, князем Волынским, начались с того, что венгерский король Кальман отослал в Киев свою жену, дочь Владимира Мономаха, а Ярослав — свою, внучку Владимира. Великий князь киевский немедленно отправился в поход против Владимира (Волынского), осадил его, взял — и согласился простить родственника — владимирского князя, который, однако, ушел в Венгрию, к другому родственнику (1118). В 1123 князь Волынский привел к городу, отобранному у него, дружину, состоявшую из венгров, чехов и поляков. В случайной схватке князь был убит и вражеское войско сняло осаду и ушло.
Положение начинает меняться по мере роста влияния церкви. Важнейший фактор формирования и единения народа, православная церковь усиливается в борьбе с врагами подлинной веры. Исчезновение хазарской державы устранило опасность иудейства, как конкурентной религии, не было религиозной опасности и со стороны «поганых», степняков. Угрозой был католицизм, латинство. Формальный разрыв 1054 г. легитимизировал — если бы в этом была необходимость — борьбу церквей. Религиозная литература того времени нацелена на защиту православия. Монах Феодосии Печерский (умер в 1074 г.) в «Слове о христианской и латинской вере» утверждает, что последняя хуже еврейской; если придется дать латиняну воду или пищу, необходимо потом помыть сосуды и очистить их молитвой. Киевский митрополит Иоанн II осуждал (1080) князей-Рюриковичей, отдавших дочерей в замужество западным принцам. Митрополит Никифор (1110—1121) горячо осуждал Владимира Мономаха за сохранение связей с латинянами. Особое письмо он направил князю Волынскому Ярославу (воевавшему с Мономахом), предупреждая его об опасности соседства ляхов. В Киево-Печерском патерике, возникшем в первой четверти XIII в., дьявол представлен в виде поляка.
Новгород и Псков, имевшие оживленные связи с немцами-католиками, также были в серьезной опасности, о чем их настойчиво предупреждала церковь. Новгородский архиепископ Нифонт (1129—1156) настаивал на необходимости — при переходе католика в православие — рассматривать его, как неофита. Псковичане изгнали своего князя Владимира за то, что он согласился на брак дочери с католиком. Псковская летопись изобилует выражениями: «поганый немец», «поганый латинян»...
Религиозная литература этого времени — почти исключительно дело рук греческих священников. Они вносят противопоставление православия и Запада, острое чувство вражды к «латинянам» — врагам Византии. Константин Кавелин, либеральный историк XIX в., имея в виду византийское влияние, говорит о первом (он перечисляет и последующие) интеллектуальном рабстве49. Дмитрий Лихачев во второй половине XX в. говорит о «трансплантации» — пересадке идей, знаний, представлений. Реальная политика мало учитывала заклинания авторов духовной литературы: князья вступали в брачные и военные союзы, не слишком заботясь о национальной или религиозной принадлежности возможного сторонника.
Историки говорят о торжестве православия в годы правления Владимира Мономаха. Имеется в виду создание развитой церковной иерархии, но также успехи в христианизации населения, которое, приняв православие, еще долго не отказывалось целиком от старых верований. Настолько, что некоторые исследователи говорят о «двоеверии» жителей Киевской Руси. Церковный устав, подготовленный при Владимире Красное Солнышко, был завершен его сыном Ярославом. Забота о душах была, естественно, первым делом священнослужителей, которые принесли новую веру и должны были бороться с пережитками старой. Одновременно на церковь было возложено много земных забот. Получив полную поддержку государственной власти, она помогала ей в устройстве общества и поддержания порядка. Церковь принесла высшую легитимность княжеской власти. Она была важнейшим фактором единства государства, принеся единый литургический язык, созданный на основе славянского алфавита, творцами которого были греки Кирилл и Мефодий. Православная литургия шла на понятном языке, что, несомненно, сближало обитателей державы Владимира Мономаха. Этот язык стал фундаментом русской культуры.