«Появление Толстого, — читаем мы в этой статье, — сделало Россию предвестником расцвета литературы нашей эпохи. Русская душа нашла в творчестве Толстого истинное воплощение. Благодаря ему крестьяне узнали, что такое свобода, счастье. Он залил ярким светом историю человеческого развития. Разве Толстой является только русским писателем? Нет, он является социальным революционером и моралистом. Он достоин быть вечным учителем человечества».
Говоря о творческих принципах Толстого, автор статьи определил их как «искренность, любовь, правдивость». По его мнению, в творчестве Толстого воплотились лучшие черты русской литературы, ее гуманизм и свободолюбие.
В 1918 г. журнал «Синь Циннянь» (№ 5) поместил статью известного китайского ученого, основателя Пекинского университета Цай Юань-пэна о философских взглядах Толстого. Автор дал в ней сравнительный анализ философии Толстого, Ницше и Кропоткина и показал гуманистический характер доктрины русского писателя. Вместе с тем, изложив содержание «Письма к китайцу», он полемизировал против толстовской проповеди непротивления злу насилием.
О том, как воспринимались в тот период китайскими читателями произведения Льва Толстого, позднее рассказал писатель Цай И:
«И еще в период старой демократической революции, реформ ста дней и в особенности революции 1925 г. китайские революционеры-демократы оценили значение лозунга пробуждения масс. А один из лучших способов пробуждения народных масс — развитие демократической литературы, в том числе пропаганда произведений тех зарубежных писателей, которые выступали против феодализма, придерживались демократических взглядов. В этот период пришли к китайскому читателю первые переводы произведений Льва Толстого. Тогда были изданы «Отрочество», «Анна Каренина», «Воскресение» и другие произведения. И хотя переводы были в высшей степени кустарны, неполны, а иногда представляли собой, по существу, лишь изложение сюжета Толстого, тем не менее социальный смысл и мастерство великого художника-реалиста были вполне оценены китайскими читателями.
Сколько китайских юношей и девушек проливали слезы над судьбами Анны и Катюши, сочувствовали Нико-леньке Иртеньеву и Нехлюдову!.. Наши читатели находили в творениях Толстого родственные себе черты. При всей непохожести внешней стороны жизни они в равной мере терпели тяжелое политическое господство феодализма, в равной мере страдали от нелепых и фальшивых норм общественной морали. Наши читатели поняли, в чем состоит трагедия героев Толстого, прониклись к ним сочувствием, острее чувствовали тяжесть собственной жизни, задумывались о своем будущем»65.
Одним из первых квалифицированных переводчиков Толстого в Китае был выдающийся революционер и талантливый публицист Цюй Цю-бо66, ставший позднее членом ЦК Коммунистической партии Китая. В 1921 — 1922 гг. Цюй Цю-бо как корреспондент пекинской газеты «Чэпьбао» жил в Советской России. Здесь он с увлечением изучал русских классиков и впоследствии создал пенный научный труд «Русская литература до Октябрьской революции»67. В этом очерке Цюй Цю-бо рассматривает Толстого как выдающегося художника, обогатившего русскую и мировую литературу произведениями необычайной глубины и художественной силы. Особенное внимание уделяет Цюй Цю-бо методу психологического анализа, применяемому Толстым для создания многогранных характеров. Искусство глубокого проникновения во внутренний мир человека представляет, по мнению Цюй Цю-бо, новаторский вклад Толстого в мировую литературу.
Отметив, что русская литература дала миру и такого выдающегося художника, как Ф. Достоевский, Цюй Цю-бо заключает:
«Достоевский и Толстой в равной мере велики. Они, открывшие чудную страницу в истории мировой литературы, не могут принадлежать одной России»68.
Живя в Москве, Цюй Цю-бо посетил музей Л. Н. Толстого и рассказал о нем в очерке «Общественная жизнь». На него произвели большое впечатление драгоценные экспонаты музея и бережное отношение Советской власти к наследию великого писателя. В октябре 1921 г. он посетил Ясную Поляну. С большим благоговением он осмотрел дом и усадьбу писателя, беседовал со многими людьми, кто знал и помнил Толстого. Обо всем этом рассказано в его очерке «Путевые заметки о Ясной Поляне»69.
Цюй Цю-бо принадлежат переводы ряда произведений Толстого: «Беседы досужих людей» (1919), «Молитва» (1920), «Послесловие к "Крейцеровой сонате"» (1920), «Чем люди живы»70 (1921), статья «О народном образовании» (1920). Позднее Цюй Цю-бо порекомендовал Го Мо-жо взяться за перевод романа «Война и мир».
О переводческой деятельности Цюй Цю-бо и его друзей, группировавшихся вокруг выдающегося писателя Лу Синя, рассказывает участник этой группы, талантливый переводчик и публицист Чжэн Чжэнь-до:
«К этому времени (1920 год. — А. Ш.) мы с жаром принялись за перевод русской литературы. Цюй Цю-бо, Гэн Цзи-чжи и еще несколько студентов Института русского языка приняли живейшее участие в переводческой работе... Цюй Цю-бо и его друзья ио институту переводили рассказы и романы Толстого, Тургенева, Горького, стихи Пушкина, Лермонтова, басни Крылова, а также знакомили читателя с их авторами... Вскоре для книжной серии „Универсальные науки" мы, по просьбе ее главного редактора, ученого Цзян Бай-ли, перевели несколько русских произведений: Цюй Цю-бо и Гэн Цзи-чжи — "Сборник рассказов Толстого"; Гэн Цзи-чжи и я — "Сборник русских пьес" (всего 10)»71.
Выдающейся заслугой Цюй Цю-бо являются его переводы статей В. И. Ленина «Лев Толстой, как зеркало русской революции» и «Л. Н. Толстой и его эпоха». Талантливый критик не только одним из иервых в Китае ввел эти статьи в научный обиход, но и опирался на них в своей борьбе за новое искусство Китая72.
Из других переводчиков этих лет следует упомянуть Линь Цинь-наня (Линь Шу), который перевел с европейских языков «Детство, отрочество и юность», «Утро помещика», «Плоды просвещения», «Кавказского пленника» и «Крейцерову сонату». Однако его переводы были не всегда совершенными. Работая по подстрочникам, он умело, без существенных искажений передавал содержание и даже стилистические особенности подлинников, но он пользовался старинным китайским языком «вэньянь», не позволявшим ему воспроизводить тонкости иноязычных текстов73.
После поражения революции 1925 — 1927 гг., в период торжества гоминьдановской реакции, издание русской литературы в Китае было чрезвычайно затруднено. Гоминь-дановские цензоры (а позднее и японские власти) преследовали все, что было связано с русской и советской культурой. Но интерес к Толстому широких масс читателей настолько вырос, что издательства, вопреки всем трудностям, продолжали выпускать переводы его произведений.
К этому периоду относится выход в свет новых переводов Толстого: «Кавказский пленник» (1930), «Власть тьмы» (1931), «Живой труп» (1931), «Исповедь» (1935), «Смерть Ивана Ильича» (1935), «Плоды просвещения» (1935), «Детство, отрочество и юность» (1944). Появляются в полном виде романы «Воскресение» (1932) и «Анна Каренина» (1942), а в 1931 г. начинает печататься первый перевод «Войны и мира», выполненный Го Мо-жо74. В последующие годы впервые появляются на китайском языке «Казаки», переиздаются почти все ранее опубликованные повести и пьесы, выходят в свет новые сборники рассказов Толстого, а также его детские сказки.
Несмотря на неодобрение властей, все чаще появляются литературоведческие работы о Толстом, а также переводы зарубежных книг и статей о русском писателе. Среди работ китайских авторов этого периода выделяются статья Лу Синя «Толстой и Маркс», опубликованная в журнале «Бэньлю» (1928), и исследование Мао Дуня о «Войне и мире». Важную роль играют переводы статей Г. В. Плеханова и А. В. Луначарского о Толстом, выполненные Лу Синем. Все чаще используются марксистской критикой статьи Ленина о Толстом.
Из работ китайских исследователей этого периода заслуживают упоминания книги и статьи, появившиеся в 1928 г. в связи со столетием со дня рождения Толстого. Журнал «Дунфан» посвятил этой дате значительную часть своего ноябрьского номера. Здесь среди других мы находим статью Чэн Шу-ляна «Сто лет со дня рождения Толстого», деревод известной работы Ромена Роллана «Ответ Азии Толстому», перевод статьи Стефана Цвейга «Искусство Толстого». В журнале был воспроизведен и ряд толстовских документов, в том числе и одно из писем Ганди Толстому.
В доследующие 30-е годы работы о Толстом появлялись в Китае все чаще и чаще. Наиболее содержательными из них были, по мнению специалистов, статьи Чжан Вэнь-тяня «Взгляды Толстого на искусство», Лан Дин-сяо «Жизнь и учение Толстого», Лю Да-дэ «Смерть "Живого трупа"», Хэ Вэя «О творчестве Л. Н. Толстого», Лю Да-си «Л. Н. Толстой», Гао Фэня «Развитие реализма в русской литературе», Лян Ши-цю «Об искусстве Л. Н. Толстого».
Интересна история одного издания статей Ленина о Толстом в годы гоминьдановской реакции. Имя Ленина было столь ненавистно гоминьдановским правителям, что об издании его работ нельзя было и помышлять. Тогда переводчики пошли на хитрость. Они представили в цензуру на просмотр книгу двух «неизвестных» авторов, Ульянова и Плеханова, и невежественные гоминьдановские цензоры попались на удочку. Так в 1934 г. статьи Ленина и Плеханова о Толстом увидели свет75.
Очень популярны были в Китае в эти годы инсценировки произведений русской литературы, которые удавалось протащить через цензуру, в частности инсценировка романа «Воскресение», поставленная в Нанкине в 1936 г. Автор инсценировки драматург Тянь Хань впоследствии рассказал:
«Целью этой постановки было не только отметить 25-ю годовщину со дня смерти писателя, но и устами героев Толстого высказать то, что рвалось из нашей груди. В тяжелые годы белого террора инсценировать произведения иностранных прогрессивных писателей было столь же важно, как писать революционные исторические драмы. Сцена в тюрьме из первого действия „Воскресения" отразила мрачные настроения, пережитые мною в гоминьдановской тюрьме, которые еще сейчас живы в моей памяти»76.
«Воскресение» было поставлено как героическая драма. На первом плане оказались образы революционеров, благодаря которым Катюша Маслова возродилась к новой жизни. В этом духе был изменен и финал спектакля. В отличие от текста романа Дмитрий Нехлюдов находит свое счастье не в Евангелии, а в общественно полезной деятельности на благо людей.
Любопытны некоторые подробности этой постановки. В одной из сцен, где показано шествие в кандалах политкаторжан по этапу в Сибирь, они поют сочиненную переводчиком песню «Сибирь раздольная», в которой звучит революционный призыв к борьбе с тиранией. Вот дословный ее перевод:
Сибирь раздольная,
Ты — могила борцов.
Сколько лучших сынов
Погублено в твоих просторах!
Штык беспощаден,
Жестоко хлещет кнут,
На липе у борца
Следы крови и слез.
Кто нас провожает?
Березовый лес.
Кто наш спутник?
Журчание реки.
Но, товарищ, не унывай,
Мы все выдержим,
Вперед, сквозь тьму,
Вперед, к рассвету!
Музыку к спектаклю написал известный китайский композитор Си Син-хай. Песня политкаторжан доныне популярна в народе.
Вторая инсценировка «Воскресения» была создана писателем Ся Янем и поставлена в Чунцине в 1934 г. в ознаменование годовщины со дня рождения Толстого. Она, как и первая, пользовалась у зрителей большим успехом, хотя автор придал ей другое звучание. «Свое внимание, — пишет исследовательница Ни Жуй-тин, — он сосредоточил на показе внутренних противоречий Нехлюдова и психологическом раскрытии характеров других героев романа. Ся Янь писал, что он хотел, чтобы на примере мучительных переживаний Нехлюдова зрители ноняли серьезность жизни и стремились к добру»17.
Произведения Горького, Толстого, Чехова, как и других русских писателей, воспринимались в Китае в это мрачное время, особенно в период японской оккупации, как призыв к борьбе за свободу и независимость, против мракобесия и реакции, против засилья гоминьдановских палачей и японской военщины.
После провозглашения Китайской Народной Республики и до начала 60-х годов русская литература цережи-вала в Китае «второе рождение». Большими тиражами выходили сочинения Пушкина, Гоголя, Некрасова, Щедрина, Горького, Чехова, Короленко, а также лучшие произведения советской литературы.
За это время в Китае было издано в новых переводах около пятидесяти произведений Толстого, в том числе «Война и мир», «Анна Каренина» и «Воскресение». В новых переводах вышли также кавказские и севастопольские рассказы, «Казаки», народные рассказы, пьесы «Власть тьмы», «Живой труп», «Плоды просвещения», повести «Хаджи Мурат», «Крейцерова соната» и другие произведения. Многочисленные квалифицированные переводы, и прежде всего работы превосходного переводчика Гао Чжи, заложили основу для издания в Китае полного собрания сочинений Толстого. Однако в связи с позднейшими событиями оно. к сожалению, не вышло в свет78.
Произведения Толстого наряду с творениями других русских писателей издавались в эти годы много раз. Всего до начала 60-х годов роман «Война и мир» (вместе с переизданиями) вышел 13 раз. «Анна Каренина» — 16 раз, «Воскресение» — 13 раз. «Казаки» — 14 раз, «Плоды просвещения» — 8 раз, «Хаджи Мурат» — 7 раз, «Живой труп» — 4 раза, «Власть тьмы» — 11 раз, отдельные сбор-пики повестей и рассказов — 30 раз. Многократно выходили в свет произведения Толстого для детей и его публицистика, особенно статьи по педагогике и вопросам искусства.
Переводилось и издавалось в Китае также все ценпое, что проливает свет на жизнь и творчество великого художника, например: воспоминания А. М. Горького о Толстом, книга Ромена Роллана «Жизнь Толстого», биографические работы о писателе П. И. Бирюкова и Э. Моода, дневники С. А. Толстой, статьи Н. Г. Чернышевского, Г. В. Плеханова, А. В, Луначарского и другие интересные работы, посвященные русскому писателю.
Большое место в китайском литературоведении занимали в первое десятилетие после образования КНР статьи и исследования о Толстом. Творчество русского писателя изучалось в университетах, в научно-исследовательских учреждениях китайской Академии наук. Из года в год выходили новые работы о Толстом. Среди них исследования литературоведов Гэ Бао-цюаня, Гао Чжи, А Ина, Ни Жуйтин, Фэн Цзэн-и, статьи писателей Чжоу Яна, Лао Шэ. Ба Цзиня, Аи У, Ли Цзи-е, Цай И, Бянь Чжи-линя, Люй Ина, Чжан Би-лая и других. Многие из этих работ публиковались и в СССР.
Уже в этот период, особенно в конце 50-х годов, наряду с нападками на творчество Бальзака, Роллана, Флобера и других выдающихся писателей время от времени совершались «набеги» и на русскую литературу, в частности на наследие Толстого. Так, в 1959 г. появилась крикливая вульгаризаторская статья некоего Тань Вэя «Толстые не нужны», в которой доказывалось, что Лев Толстой — воинствующий помещик и, следовательно, его романы пропитаны «ядом помещичьей идеологии». Толстого вяло защищал главный редактор журнала «Вэиьи бао» («Литература и искусство») Чжан Гуэнь-нянь в статье «Кто сказал, что Толстой не нужен?» (№ 4). Эта странная дискуссия на влекла на русского писателя еще более вульгаризаторские нападки в статье И Цюня «О том, как учиться у Толстого» («Вэньнбао», 1959, №6).
С этого времени призыв относиться к Толстому «осторожно» уже не умолкал в китайском литературоведении. Эднако все же появлялись отдельные работы, в которых заряду с обычными оговорками делались попытки объективно разобраться в творческом опыте русского писателя, в тайнах его мастерства. Таковыми, в частности, были статьи Ван Чжи-ляна «Вопрос о мировоззрении и художественном методе Л. Н. Толстого»; Фан Цзы «Краткие заметки о "Войне и мире"» и «Л. Толстой и его роман "Анна Каренина"»; Е И-цюня «Изображение Львом Толстым внутреннего мира своих героев» и «Взгляды Толстого на Отечественную войну» (статьи вошли в сборник «Вопросы идейности литературы и искусства», 1957); Вянь Чжи-линя «Коротко о взглядах Бальзака и Толстого»; восемь заметок под общим заглавием «Читая Толстого» в сборнике Ван Си-яня «От жизни к творчеству» и др.
Сравнительно широко отмечалось в Китае в ноябре 1960 г. пятидесятилетие со дня смерти Л. Н. Толстого. В Пекине состоялось торжественное собрание, созванное Всекитайской ассоциацией работников литературы и искусств и Союзом китайских писателей. С докладом на тему «Горячий протестант, страстный обличитель, великий критик» выступил Мао Дунь (мы воспроизводим его ниже).
Знаменательная дата широко отмечалась и китайской печатью. Журнал «Шицзе Вэньсюэ» («Мировая литература») поместил статьи Гэ Бао-цюаня «Переводы произведений Толстого в Китае» (№ 11) и А Ина «О Толстом» (№ 12). В журнале «Вэньи бао» была опубликована статья Хе Ци-фана «Произведения Толстого по-прежнему живут» (№ 23). Журнал «Вэньсюэ пинлунь» («Литературная критика») поместил статьи Чжан Юя «Толстой — великий представитель критического реализма» и Бянь Чжи-линя «О выражении идейного содержания в творчестве Бальзака и Толстого». В научном бюллетене «Цзянхай сю-экан» (№ 11) появилась статья Цзян Линя «О гуманизме Толстого». Отдельные статьи о Толстом появились в журналах и вскоре после юбилея (например, статья Тан Тао «Художник и моралист» в журнале «Вэньи бао», № 12 за 1961 г.). Не все эти работы, разумеется, содержали правильную оценку творчества русского писателя. В некоторых из них вновь и вновь воскрешалась неправильная трактовка Толстого как «большого барина», «помещика», «защитника дворянских интересов». С вульгарно-социологических позиций оценивались и взгляды Толстого на искусство. Во многих статьях звучали обвинения Толстому в том, что он воспевает «свой класс» (таково, например, содержание статьи Ма Вэнь-бина «Критически осваивать литературное наследие Л. Толстого» в журнале «Вэньи бао».) Кое-кто использовал юбилей для нападок и на советское литературоведение. Такова, например, статья Цзянь Чжун-вэня «Против извращения ревизионистами творчества Л. Толстого» в журнале «Вэньсюэ пинлунь» («Литературная критика», 1960, № 6). Однако в целом годовщина Толстого все же прошла под знаком высокой оценки толстовского наследия, признания его воздействия на мировую, в том числе китайскую, литературу.
Вскоре, однако, все изменилось. Начиная с 1961 г. издание произведений Толстого в Китае пошло резко на убыль. По команде сверху издательства сокращают выпуск в свет сочинепий русских писателей, а с 1964 г. и вовсе прекращают его. Последние издания Толстого в КНР — повесть «Хаджи Мурат» в переводе Лю Ляо-мяня, вышедшая в Пекине в 1962 г., и «Кавказские рассказы» в переводе Цао Ина, изданные в Шанхае в 1964 г. На этом издание Толстого, как и других русских писателей, в Китае полностью прекратилось. Одновременно началась — и с каждым годом нарастала — жестокая «проработка» русских классиков, которая с провозглашением в 1966 г. «культурной революции» приобрела дикие формы. Классики русской и мировой литературы были объявлены вредными, опасными для китайского читателя. Так, в газете «Гуанмин жибао» от 9 августа 1964 г. мы читаем:
«Если мы не подвергнем острой критике все разномастные оценки непролетарской идеологии в литературных произведениях иностранных классиков, позволим им распространяться среди читателей, то они неизбежно окажут негативное влияние... Фактически, если судить по откликам некоторых молодых студентов и читателей, они такое воздействие уже оказывают»79.
В соответствии с этой установкой, конкретизирующей лозунг Мао Цзэ-дуна «развенчать старые авторитеты», творчество Толстого причислено в современном Китае к разряду опасных «ядовитых трав», которые нужно «вырвать с корнем», дабы не отравлять сознание китайской молодежи. Именно так, например, оно было обозначено в дацзыбао, наклеенном на стене кафедры русского языка Пекинского университета в мае 1966 г. Рассказ Толстого «После бала» обвиняли здесь в том, что в нем «изображаются любовные чувства», «смакуется разложение помещиков и аристократов». К разряду «ядовитых трав» были причислены также повести «Бэла» Лермонтова, «Станционный смотритель» Пушкина и роман Тургенева «Накануне»80.
Ожесточенным нападкам подвергается в маоистской критике и «Анна Каренина». Героиня романа обвиняется в том, что подобно Жану-Кристофу — герою одноименного романа Ромена Роллана — она преследовала в жизни «ничтожные и мелкие» цели. По словам маоистского критика Чжао Ли, Анна добивалась «личного счастья путем индивидуальной борьбы», а это «несовместимо с пролетарским революционным духом коллективизма». Герои критического реализма, по мнению китайского критика, «не черпали мудрости и силы у трудового народа», «относились к широким массам с пренебрежением и высокомерием» и поэтому гибли в одиночку. Так происходило и с Анпой Карениной. Ей не доставало «знания масс и доверия к массам», и поэтому, дескать, она и покончила жизнь под колесами поезда («Вэньи бао», 1964, № 4).
«Решительная борьба», объявленная русскому классическому наследию, в том числе творчеству Толстого, маоистской критикой, сопровождается в Китае невиданным варварством — сожжением книг русского писателя. Всемирно прославленные творения Толстого «Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресение», «Севастопольские рассказы», «Отец Сергий», «Холстомер» стоят одними из первых в списке произведений русских и советских писателей, которые, по указанию сверху, подлежат уничтожению. И немало этих книг уже полетело в костер81.
Можно, однако, не сомневаться, что маоистам не удастся вытравить из сознания китайского народа любовь и уважение к русской классической литературе, в частности к творениям Толстого, который был лучшим другом Китая и оказал столь благотворное воздействие на передовую китайскую литературу.
Отношение крупнейших китайских писателей к творчеству Толстого было всегда глубоко уважительным.
Лу Синь еще в годы юности прочитал в переводе Линь Цинь-наня сочинения Толстого, и они произвели на пего большое впечатление, Повести «Детство, отрочество и юность», «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната» наряду с произведениями классиков китайской литературы, романами Дюма и Диккенса, пьесами Шекспира и творениями Сервантеса, Свифта и Гюго составили круг его чтения. Знакомство с русской литературой, в том числе с произведениями Льва Толстого, сыграло большую роль в творческом развитии Лу Синя. Сотрудничая в передовом журнале Пекинского университета «Синь Циннянь», Лу Синь многократно обращается к творческому опыту Льва Толстого. Вместе с Цюй Цю-бо он борется за правду в искусстве, за внимание к жизни простых людей, за высокое литературное мастерство. Позднее, руководя журналом «Юйсы» («Словесная нить»), он пропагандирует на его страницах русскую реалистическую литературу, в частности творчество Толстого и Горького82.
В период «движения 4 мая» и после него Лу Синь состоит членом литературного общества «Без названия», которое издает в это время повесть Достоевского «Бедные люди», «Три сестры» Чехова, «Железный поток» Серафимовича, произведения Неверова, Сейфуллиной, Катаева, Эренбурга. Сам Лу Синь в то время не занимается переводами, но в его статьях не раз можно встретить имя Толстого, который был для китайского писателя олицетворением миролюбия, свободолюбия и высокой талантливости русского народа. В предисловии к сборнику «Волна борьбы за свободу», в который был включен памфлет Толстого «Николай Палкин», Лу Синь упоминает Толстого как писателя, гонимого реакционерами и мракобесами. «В царской России, — пишет он, — запрещались даже гуманные призывы Толстого»83. Русские писатели, утверждает Лу Синь, испытали на своей спине «господство политики кнута и виселицы, пыток и ссылок в Сибирь». С 1928 по 1936 г. Лу Синь переводит ряд произведений русской и советской литературы, в том числе работы Плеханова и Луначарского о Толстом.
Глубокое изучение русской литературы и марксистской критики помогает ему в идейной борьбе с противниками реализма. Он часто ссылается па пример Толстого и Горького, творчество которых проникнуто ненавистью к миру угнетения и мечтой о свободе и счастье народа. Лу Синь особенно сочувствовал борьбе Толстого против угнетения человека человеком и его антимилитаристским взглядам. Гуманизм русского писателя, его суровое осуждение мира насилия и собственности, заступничество за эксплуатируемых были в глазах Лу Синя теми чертами, которые должны быть свойственны каждому литератору, связанному со своим народом. Даже толстовское непротивление злу насилием, которому Лу Синь как революционер сочувствовать не мог, он связывал в какой-то степени с гуманизмом русского писателя. Так, 14 ноября 1926 г. Лу Синь писал: «Какое доброе сердце скрывается за идеей милосердия у Толстого!». Эту мысль он развил в лекции, прочитанной в 1927 г.
«Гуманисты, — говорил он, — в поисках выхода для бедняка думают о том, чтобы переделать действительность, и поэтому приходят в столкновение со стоящими у власти, которые предпочитают индивидуалистов.
Выступая за гуманизм, протестуя против войны, русский писатель Л. Толстой создал большой роман "Война и мир" в трех томах. Сам он был аристократом, но, побывав на полях сражений, почувствовал жестокость войны... Многие друзья писателя на его глазах пали в битвах. Война также изменяла людей. Одни храбрецы, видя, сколько было изранено, сколько перебито, оставшись в живых, стали думать о себе как о каких-то исключительных личностях и преувеличивать свои геройские подвиги; другие становились противниками кровопролития и надеялись на прекращение войны на земле. К последним принадлежал и Л. Толстой.
Чтобы уничтожить войны, он выдвинул тезис непротивления злу, за который власть имущие, конечно, возненавидели его. Протест против войны противоречил агрессивным вожделениям царского правительства. Непротивление злу означало бы отказ солдат сражаться за царя, отказ судей от приговоров в защиту монархии, отказ полицейских от охраны монархических порядков. А это лишило бы царя общего почитания, на котором основана империя. Все это противоречило интересам стоящих у власти. Если монарха не возвеличивают, какой же он царь!
Недовольство писателя общественными условиями, критика им одних порядков, осуждение других вызывали в обществе рост самосознания, порождали волнения, а тут уж, конечно, дело не обошлось без казней...»84.
Лу Синь тонко уловил переплетение сильных и слабых сторон в противоречивом мировоззрении Толстого. Христи-анско-патриархальная идея непротивления, с его точки зрения, ошибочна, она не может восторжествовать над бронированным кулаком буржуазно-полицейского государства. Но Лу Синь считал, что Толстому идея непротивления помогала расшатывать ту тупую и грозную силу, на которой была «основана империя», и поэтому имущие классы отвергали эту идею, а царизм расправлялся с ее приверженцами.
Отстаивая в полемике с проповедниками «вечной», «надклассовой» литературы мысль о литературе, связанной с народом, защищающей его коренные интересы, Лу Синь опять ссылался на Толстого, который считал за честь писать короткие народные рассказы, притчи и легенды, понятные простому крестьянину.
«И Толстой и Флобер, — утверждал Лу Синь в 1933 г. в статье «О писателях "среднего рода"», — писали ценные для своего времени произведения и только поэтому сохранили свое значение для будущего. Ведь будущее — это продолжение настоящего. Особенно важен Толстой, который писал рассказы для крестьян, отнюдь не называя себя писателем "среднего рода"85. Буржуазные нападай не заставили его отложить перо»86.
Враги прогрессивной литературы, борясь против Лу Синя, призывавшего писателей отражать в своих произведениях нужды парода, часто в демагогических целях противопоставляли ему Толстого, который якобы не заботился о низменной «злобе дня», а писал «для будущего», для «вечности». Именем Толстого спекулировали они и тогда, когда обвиняли писателей-реалистов в том, что у них «грубый», «простонародный» язык, недостаточно тонкий и изысканный стиль. Отвечая на эти нападки, Лу Синь писал в 1934 г. в послесловии к сборнику «О погоде болтать разрешается»:
«За последний год почему-то все чаще призывают меня учиться у Толстого. Возможно, это оттого, что стараются преподнести хороший образец мне, не знакомому с их "бранной антологией". Но я читал письмо, в котором Л. Толстой ругал царя во время европейской войны87. В Китае он также приобрел бы звание преступника, который "воспитал в современной литературе такой несдержанный, подлый, грубый и т. д. и т. п. скверный стиль литературы". Достичь мастерства Л. Толстого мне вряд ли удастся, а если бы даже я и достиг его, то не остался бы в живых. Ведь Л. Толстого и яри жизни православная церковь ежегодно предавала анафеме и сулила ему муки ада»88.
Этими ироническими строками Лу Синь опровергает утверждение эстетов, будто Толстой чурался простонародных тем и «грубого» языка, и одновременно напоминает, что реакция жестоко преследовала Толстого за свободолюбие и вольномыслие.
Немало полемизировал Лу Синь с противниками реализма и по вопросу о мировоззрении и методе художника, о его классовых позициях. Апологеты «вечпого», внеклассового искусства любили ссылаться на Толстого, утверждая, что мировоззрение художника складывается независимо от социальных, исторических условий. Лу Синь, опираясь на ленинские статьи о Толстом, давал отпор своим противникам.
О мировоззрении Толстого и его творчестве Лу Синь говорил во многих статьях и выступлениях. Он не закрывал глаза на противоречия в сознании русского писателя, но считал его одним из величайших писателей человечества, непревзойденным мастером психологического анализа. Высоко он ценил Толстого и как человека. Ему импонировал образ мыслителя-гуманиста, живущего среди простого народа, готового делиться с ним не только знаниями, мудростью, но и всем своим достоянием.