НАТАЛИ ГОЛДБЕРГ. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СЪЕЛ МАШИНУ: КНИГА О ТОМ, КАК СТАТЬ ПИСАТЕЛЕМ
Натали Голдберг. Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем / пер. с англ. М Кульнева. — Москва: Альпина Паблишер, 2017.
«Голдберг учит писать спонтанно (не останавливайтесь, держите руку на бумаге), прислушиваться к себе и миру вокруг (писать – на 90 процентов значит слушать) и ежедневно практиковаться (пишите на время). В основе ее творческого метода лежит дзен-медитация, и Голдберг объясняет, как с ее помощью можно раскрыть свои писательские способности.
Текст — это не гамбургер из «Макдоналдса»
Иногда у меня бывают такие ученики, которым все удается с самого начала. Особенно мне запомнился один из них. Когда он читал свои тексты, воздух был насыщен электричеством, и его самого часто пробирала дрожь. Он полностью раскрывался в процессе их написания; он мог рассказать о том, что значит в четырнадцать лет лежать в психушке, что такое гулять по улицам Миннеаполиса под ЛСД, каково это — сидеть у тела своего мертвого брата в Сан-Франциско... Он говорил, что мечтал писать много лет. Его убеждали, что он должен стать писателем, но стоило ему сесть за стол — и он понимал, что у него не получается соединить слова на бумаге с событиями или чувствами, которые он испытывал.
А происходило это потому, что он представлял себе, что хочет сказать, прежде чем усаживался перед листом бумаги. Разумеется, у вас могут быть какие-то мысли в голове, когда вы еще только садитесь за стол. Но форма их выражения должна зародиться в вас и вылиться на бумагу. Не сдерживайте себя, позвольте им течь так, как им хочется; не пытайтесь управлять этим процессом. Да, эти переживания, воспоминания и ощущения находятся внутри вас, но вы не можете выложить их на бумагу заготовленными, одним движением, словно повар пиццу из печи.
Садясь писать, отпустите все мысли и начните с попытки выразить то, что скрывается внутри вас, самыми простыми словами. Не всегда начало бывает гладким. Позвольте себе корявость и нескладность. Вы обнажаетесь. Вы выводите под лучи света свою жизнь, представляя ее не так, как хотелось бы вашему эго, а как подлинное человеческое бытие. Именно поэтому я считаю, что писательство сродни религии. Оно заставляет вас раскрыться и делает ваше сердце более терпимым к обыденности.
Сейчас, когда я раздражена, несчастна, недовольна, пессимистична, негативно смотрю на мир и рассыпаюсь на части, я сознаю, что это — чувства. И я знаю, что чувства могут меняться. Я знаю, что это просто энергия, которая хочет найти свое место в мире и друзей.
При этом у вас, разумеется, могут быть темы, о которых вы хотите написать: «Я хочу написать о своем брате, который умер в Сан-Франциско», — только подступаться к ним следует не мыслями и идеями, а всем своим существом — с сердцем, потрохами и руками. Начинайте писать — пусть надрывно и неуклюже, как животное, которое кричит от боли, — и в процессе вы обязательно обретете свой дух, свои слова, свой голос.
Люди часто говорят: «Вот я шел [ехал, делал покупки, был на пробежке] — и вдруг мне в голову пришло стихотворение — все сразу, целиком! Но когда я сел, чтобы записать его, у меня почему-то ничего не вышло...» У меня такое никогда не выходит. Сидеть, чтобы писать, — это совсем другой вид деятельности. Забудьте о своей прогулке или пробежке и стихотворении, которое пришло вам в голову в тот момент. Сейчас другой момент. Напишите другое. Вы можете втайне надеяться, что какая-то часть ваших прежних мыслей снова проступит на поверхности, — но пусть все идет, как идет. Не надо усилий.
Тот мой ученик, о котором я упоминала выше, настолько увлекся писательством, что сразу же попытался написать книгу. Я сказала ему: «Не спеши. Вначале какое-то время просто пиши. Ты должен понять, что это за процесс ». Писательство — это целая жизнь и очень много практики. Я вполне понимала его нетерпение. Всем нам хочется думать, что мы делаем что-то полезное, куда-то движемся, чего-то достигаем: «Я пишу книгу».
Дайте себе немного свободы, прежде чем приступить к большим литературным формам. Научитесь доверять силе собственного голоса. Постепенно, естественным путем, эта сила обретет направление и потребность выразиться в определенной форме, но источником станет не ваше достиженчество, а нечто иное. Литературный текст — это не гамбургер из «Макдоналдса». Он готовится медленно, и когда вы приступаете к делу, вы не знаете, что получится в конечном итоге — жаркое, баранья отбивная или целый банкет.
Не пишите ради любви
Лет пять назад мою подругу ограбили на Нижнем Ист-Сайде Манхэттена. Потом она рассказывала мне, что, когда на нее напали, она вскинула руки и закричала:
«Не убивайте меня, я писатель!» «Как странно, — подумала я в тот момент. — Почему она решила, что это ее спасет?»
Писатели часто запутываются. Они думают, что их работа служит оправданием их жизни. Мы забываем, что жизнь дается нам без всяких условий и что жизнь и писательство — это совершенно разные вещи. Мы часто используем писательство как способ привлечь внимание и получить признание и любовь. «Посмотрите, что я написал. Вот какой я хороший человек!» Но мы уже хорошие люди — еще до того, как напишем хоть слово.
Несколько лет назад после каждого публичного чтения своих текстов я чувствовала себя
ужасно одиноко — независимо от того, как приняла меня аудитория. Я винила в этом свою работу, но проблема крылась не там. Я переживала развод, у меня была очень низкая самооценка — в поддержке нуждалась я, а не мои стихи. Я перепутала одно с другим. Я забыла, что я — это не мои стихи. Стихи были здоровы, я — нет. Это мне были нужны забота и внимание. С тех пор я всегда звала с собой на публичные выступления кого-нибудь из друзей, чтобы он был моим «спутником». Я просила его, чтобы, как только я закончу читать, он поднялся на сцену, обнял меня и сказал, какая я замечательная и как прекрасно выглядела. «Даже если это будет полный провал, все равно скажи мне, что я была великолепна». Неделю спустя я смогу пристально взглянуть на свое выступление. Сейчас — скажи, что я действительно великолепна.
Мы, писатели, всегда ищем поддержки. Но мы не замечаем, что она и так есть у нас в любой момент: наши ноги стоят на земле, а наши легкие заполняются воздухом с каждым вдохом. Когда нам нужна поддержка, начинать нужно с этого. В окно льется солнечный свет и проникает утренняя тишина. Начните с этого. Затем взгляните на лицо подруги и почувствуйте, как это здорово, когда она говорит вам: «Я обожаю твою работу». Поверьте ей, как верите полу, который поддерживает вас, или стулу, который дает вам опору.
Одна моя ученица прислала мне два своих коротких рассказа, а неделей позже у нас состоялся часовой разговор. Я не работала с ней уже полтора года и была впечатлена ее прогрессом. «Эти рассказы обладают законченностью, они трогательные и очень красивые», — сказала я ей. Минут через двадцать нашего разговора я стала замечать, что она раздражается. «Думаю, вы меня перехваливаете». Вот что она имела в виду: «Вы не сделали свое дело. Вы не стали разносить мою работу в пух и прах. Я здесь не для того, чтобы выслушивать комплименты. Вряд ли мои рассказы так уж хороши. Не надо преувеличивать!» Я ответила: «Послушай, ты должна мне поверить. Это на самом деле превосходная работа, готовая для публикации». Я предложила ей послать рассказы издателям. Не прошло и месяца, как один из них был принят очень приличным журналом. Ей не просто заплатили деньги, но сказали: «Мы недавно приняли решение больше не публиковать короткие рассказы, но этот был настолько хорош, что мы передумали». Мы жаждем искренней поддержки и одобрения. Но когда мы получаем их, то не желаем в это верить, зато охотно хватаемся за критику, которая подкрепляет нашу глубинную уверенность в том, что, по правде говоря, мы не так уж хороши и вообще не можем считаться настоящими писателями. Мой бывший муж часто говорил мне: «Ты ужасно выглядишь. Так вот, теперь, когда я привлек твое внимание...». Он утверждал, что я никогда не обращаю внимания на его комплименты, но стоит ему сказать что-то неприятное — и я тут же обращаюсь в слух. Ученики говорят мне: «Вы же учитель. Вы должны говорить что-то позитивное». Друзья говорят: «Ну, ты же моя подруга. Значит, ты и так меня любишь». Стойте! В буквальном смысле слова: остановитесь, когда кто-то говорит вам приятные вещи. Даже если для вас это болезненно и вы к этому не привыкли, просто продолжайте дышать и слушать. Впустите эти слова в себя, ощутите, насколько это хорошо. Научитесь принимать позитивную, искреннюю поддержку, не отказывайтесь от нее.
Нервно потягивая вино
Несколько лет назад в Университете Миннесоты выступал Рассел Эдсон. Он рассказал, что садится за машинку и пишет за раз примерно десяток коротких отрывков. Позже он их перечитывает. Бывает, что среди этого десятка какой-то один оказывается удачным — тогда Рассел сохраняет его. Он сказал, что если ему в голову приходит хорошая первая строчка, то обычно удается и продолжение. Вот несколько таких первых строчек:
«Человеку хотелось, чтобы его полюбил самолет». «Крыса жаждала засунуть свой хвост в вагину старухи...». «Если бы ученый вывел голубей размером с лошадь...». «Любимую утку сварили по ошибке». «Взявшись за эклер, человек услышал, как его мать что-то разбила — и понял, что это, похоже, был отец». «Мать с отцом обнаружили, что их дети — подделка». «Дряхлые однояйцевые близнецы жили по очереди».
А вот два завершенных отрывка:
Обжарка
Обжаривая на сковороде свою шляпу, мужчина размышлял о том, как его мать в прежние времена жарила отцовскую шляпу, а до этого — бабушка жарила дедушкину.
Немного чеснока и вина — и шляпа совсем утрачивает шляпный привкус, становясь похожей по вкусу на нижнее белье...
И, обжаривая свою шляпу, он думал о том, как его мать жарила шляпу отца, а его бабушка — шляпу дедушки, и мечтал жениться, чтобы было кому жарить его шляпу; обжарка — такое одинокое занятие...
Искренне соболезнуя
Унитаз, словно белая улитка, вполз в гостиную, требуя любви.
Это невозможно, и мы приносим свои искренние соболезнования.
В книге сердца нет места для упоминаний о сантехнике.
И хотя мы много раз делили с тобой интимные моменты, ты напоминаешь о неприятном — о том, к чему нам не хочется возвращаться...
Унитаз выполз из гостиной, словно белая улитка, преисполнившись печали...
После выступления, как обычно, был фуршет с вином и сыром в большом и уродливом учебном помещении. Я хорошо помню, как Рассел Эдсон в костюме одиноко сидел в дальнем конце класса. Все студенты, преподаватели и поэты столпились вокруг крекеров и тоненьких оранжевых кусочков сыра в противоположном углу, нервно потягивая вино и обсуждая его работы. Лишь несколько человек подошли к автору. Да, пока он читал, мы смеялись — но он обнажил правду о каждом из нас, разоблачил нас, и потому нам было неуютно рядом с ним.
Попробуйте сесть за клавиатуру и, не позволяя себе уходить в размышления, начните писать отрывки в духе Рассела Эдсона. Для этого нужно расслабиться и позволить вязу с вашего двора выдернуть корни из земли и отправиться в Айову. Старайтесь, чтобы получались добротные, крепкие первые фразы. Можете позаимствовать первую половину фразы из газетной статьи, закончив ее ингредиентом из поваренной книги. Играйте с текстом. Ныряйте в глубины абсурда и пишите. Используйте любые возможности. Если не бояться неудачи, все получится.
Писательство как коллективное занятие
Один мой ученик пожаловался: «Я так много читаю Хемингуэя, что, боюсь, начинаю быть на него похожим. Я просто подражаю ему, у меня нет собственного голоса». На самом деле это не так уж и плохо. Гораздо лучше быть похожим на Хемингуэя, чем на тетушку Бетюн, которая считает, что лучшие в мире стихи печатаются на поздравительных открытках.
Мы все боимся, что копируем кого-то, что у нас нет собственного стиля. Не переживайте. Писательство — это коллективная деятельность. Вопреки расхожему мнению, писатель — это не одинокий Прометей на горе, охваченной огнем. Считать себя единственным носителем совершенно оригинальных мыслей — крайняя самонадеянность. На самом деле мы стоим на плечах всех писателей, творивших до нас. Мы живем в настоящем, со всей историей, идеями и газированными напитками своего времени. И все это смешивается в коктейле наших текстов.
Писатели — замечательные любовники. Они влюбляются в других писателей. Именно так они учатся писать. Они берут писателя, прочитывают все, что тот написал, потом перечитывают — снова и снова, пока не поймут все его (или ее) движения, паузы и взгляды. Это и значит быть любовником: выйти за пределы себя, почувствовать себя в чьей-то шкуре. Ваша способность любить чужие произведения — знак того, что в вас проснулись эти способности. Нет, вы не превращаетесь в чью-то копию — вы просто сами становитесь больше. Те части чужих текстов, которые близки и понятны вам, станут частью вас, и вы будете использовать какие-то приемы оттуда в своем творчестве. Причем это не будет искусственным процессом. Хорошие любовники понимают, что они — это то, что они любят. Именно это произошло с Алленом Гинзбергом, когда он захотел писать так, чтобы Джек Керуак понял его: «…влюбившись в Керуака, он обнаружил, что стал Керуаком: любовь знает, что это такое». Когда вы читаете «Зеленые холмы Африки», вы — Эрнест Хемингуэй, а потом вы — Джейн Остин, разглядывающая женщин времен Регентства, Гертруда Стайн, творящая в своем стиле словесного кубизма, Ларри Макмертри, шагающий в бильярдную по улицам пыльного техасского городка…
Писательство — это не просто написание текстов. Это еще и ваши отношения с другими писателями. И ни в коем случае не завидуйте им, особенно втайне. Это худшая разновидность зависти. Если кто-то пишет что-то великое, мир становится понятнее для всех нас. Не относитесь к писателям как к «другим», отличным от вас: «Они хороши, а я нет». Не надо создавать такое противопоставление: вам будет гораздо сложнее стать хорошим. Конечно же, верно и обратное. Если вы говорите: «Я великий писатель, а они нет», — то впадаете в грех гордыни и утрачиваете способность расти как творец и слышать справедливую критику своих работ. Все просто: «Они хороши, и я тоже хорош». Такое утверждение дает вам широкий простор. «Они занимались этим дольше меня, а теперь я могу пройти по их стопам и чему-то научиться у них».
Гораздо лучше быть членом писательского племени, который творит для всех людей и пропускает их голоса через себя, нежели затворником, пытающимся раскопать единственное скудное зернышко истины в собственном ограниченном разуме. Станьте больше и пишите, обняв весь мир.
Даже когда вы отправляетесь куда-то, чтобы писать в одиночестве, вы все равно должны пребывать в общении с собой и всем, что окружает вас: со столом, деревьями, птицами, водой, пишущей машинкой. Мы вовсе не отделены от всего остального мира, но наше эго заставляет нас думать иначе. Мы опираемся на то, что было до нас, даже когда мы пытаемся своими текстами реагировать на прошлое или отрицать его. Мы все равно пишем, осознавая то, что осталось у нас за спиной.
Полезно познакомиться с писателями, живущими неподалеку от вас, с которыми вы могли бы объединиться для взаимной поддержки. Очень сложно работать в одиночку. Я советую ученикам в моих группах лучше узнавать друг друга и делиться своими текстами с другими. Не копите их в своих тетрадках. Выпустите их на свободу. Убейте в себе идею одинокого страдающего художника. Мы и так достаточно страдаем как человеческие существа. Не усложняйте себе жизнь.