По мнению Аристотеля, обычай - это результат неизменно правильного поведения; если придерживаться такого поведения достаточно долго, оно становится обычаем, привычкой, и человек наконец становится добрым. Аристотель и фарисеи могли бы согласиться в том, что доброта достигается правильным поведением, которое должно продолжаться до тех пор, пока оно не станет привычкой.[1117] Иисус объявляет, что это невозможно: только доброе дерево приносит добрый плод (впоследствии это положение развил Павел в Рим 7:4-6 и Гал 5:22-23).
В одной из легенд существовало идеальное Царство, в котором правили король и королева. И как это бывает в таких историях, и злая колдунья, которая вылила яд в единственный источник воды для города. Яд не убил людей, но свел их с ума. Только король и королева имели свой собственный колодец чистой воды. Король в здравом уме решил претворить в план медицинскую реформу. Только всем людям он показался странным, сумасшедшим, не таким, как они. Уже было они решили его свергнуть, но выручила королева, подсказав выпить воды им из отравленного источника. И только после того, как сошли с ума король и королева, они пришлись по сердцу и всему королевству. Однако заблуждение не перестает быть заблуждением от того, что большинство разделяет его (Джон Рексин). Настоящий христианин — это человек, который стоит на ногах в мире, который стоит на голове.
Такой просвещающей тьмой, которое высвободило слово, и дано было ему искусить род людской, прельстив даже избранных, можно назвать голос Ницше. Заратустра есть «Исповедь 2», но только без покаяния. Можно много критиковать цели психоанализа Фрейда, но нельзя игнорировать его открытия темной материи - похоти и плоти внутреннего человека. Различие между ними и христианством лишь в том, что для первых это естественно, для последних сумасшествие. Так, ХХ век можно назвать одним из самых колоссальных потерь богословия, т.к. в битве слова тьмы принесли больше поражений, нежели статистика всех ее войн. Учения темной природы человека можно корректировать, критиковать, но не игнорировать. Здесь обнаруживаются агрессивные и жестокие поступки человека. Миф о том, что чем дальше развивается история, тем в большей степени «окультуривается» и облагораживается человек, наконец преодолен. Человек эксцентричен, но это вовсе не производит впечатления «венца творения». Вопреки научным фактам философы выдвигают идею о том, что человек есть «еще не установившееся животное» (Ф. Ницше). Он не только не замыкает некую природную цепь, а попросту выпадает из ее звеньев. Фрейд, следуя за Ницше, предлагает вернуться к дионисийскому (природному) человеку, преодолев в себе аполлоновское начало. Рассуждая о либидо, Фрейд видит в любви и, особенно в ее поэтических формах, восстание против инстинкта и берется лечить любовь как невротическое переживание. Человек Фрейда, это человек плоти, который является «дезертиром природы, ее вольноотпущеником». А призывы быть человечными - это судороги вымирания животного по имени: человек. Выжить сможет только зверь.
В Средние века мыслили человека, как конечную цель, апогей творения, оттого вопрос смысла жизни имел конкретные очертание. Так длилось до просвещения Коперника, однако светло стало не всем. Коперниканский переворот о том, что планета Земля вовсе не в центре Вселенной. Во всей беспредельности космоса насчитано 109 галактик, каждая из которых содержит от 108 до 1011 звезд. Где наше Солнце с его планетарной системой представляют лишь одну звезду из этого огромного количества.[1118] И стала жизнь на планете дешеветь, а прах и пустота дорожать. В то время как человек разумный приближался к ничтожности из-за снижения цен на бирже смысла, праху посвящались гимны и этюды. Мир стал казаться пылинкой в холодном и бесстрастном космосе. Земля из столицы Вселенной превратилась в провинцию, где-то на задворках мироздания. Само слово «счастье» стало звучать, как несбыточная мечта, недосягаемый идеал. Человек, являвшийся главным героем пьесы, был списан на заметку в полях (Ницше). То, что было полнотой, стало мыслиться пустотой. Человек причиняет боль своим рождением, живя, вызывает боль и умирает чаще всего с болью (Шопенгауэр). Все превратилось в злую шутку безразличного духа (Гегель). С открытием второго закона термодинамики стало известно, что энергия Вселенной кончается, солнце сгорает. Однажды все превратится в монотонную бесконечность однородной материи с низкой температурой.[1119] Неужели, все сюжеты закончатся ничем — в конце концов окажется, что вся жизнь была лишь мимолётной и бессмысленной гримасой на идиотском лице бесконечной материи?
Христианский взгляд – комплексный. Что общего с материализмом? Человек – тварное существо, с другой стороны, христианство не абсолютизирует природное творение существа. С христианской точки зрения смерть - это потрясения, ведь именно для решения этого вопроса пришел Христос. Но отношение к смерти более реалистичное, чем у идеалистов. В сравнении с идеализмом у христианства общее «образ Божий». Для идеалистов – это понятие абстрактное, они его абсолютизируют, отвергая телесность. С иррационализмом связывает понятие греха, негативной свободы, и результат грехопадения. Как иррационализм, так и христианство стоят на том, что есть нечто алогичное в составе бытия. Философ иррационалист не сформулирует четко свою позицию. С христианской точки зрения мы можем сказать, что есть в мире что-то иррациональное - грехопадение. Отсюда существование человека в мире противоречиво. Однако, если Сартр считает смерть естественной, для христианства она реальна, но не необходима.
Если символ идеализма есть вертикаль, отношение к Высокому, то иррационализм мыслит горизонтально, плоско. Теизм есть крест, вертикаль и горизонталь. Символа у нихилизма быть не может, хотя можно «Квадрат Малевича» отнести к его иконе. За таким искусством плоти ХХ века, можно легко разглядеть «голого короля». Картина, как некрасивый протест против красоты, есть молчание. Но молчание, всегда за рамками искусства. Это наполнение пространства пустотой. Это поклонение отрицанию, в самом акте отрицания. Это поклонение для Ничто. Зачем писать то, что вы не хотите писать? Просто не пишите. Дайте место тем, кто напишет то, что никому не описать.
Человек нихилизма есть животное, для иррационализма - воин или раб, как повезет, для идеализма - друг, а для теизма - сын. В то время, когда мы оценили его в тридцать, Он оценил человека во все. Весь мир дешевле души, «ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить или повредить себе?» (Луки 9:25). Человек стоил цену Бога (Ин 3:16).
Этому соответствуют двойственность человеческого самосознания и возможность говорить о человеке в терминах полярно противоположных. Бесспорно, христианство освободило человека от власти космических сил, от духов и демонов природы, подчинило его непосредственно Богу. Одинаково ошибочна антропология оптимистическая и антропология пессимистическая. Человек низок и высок, ничтожен и велик. Человеческая природа полярна. И если что-нибудь утверждается в человеке на одном полюсе, то это компенсируется утверждением противоположного на другом полюсе. С одной стороны – отражение образа Божьего, а с другой – греховная извращенность. Природа человека - средоточие противоположностей: святость - греховность, праведность – нечестивость, справедливость – несправедливость, любовь – эгоизм, вера – неверие, сознание – реальность, могущество – слабость, рационализм – иррационализм, социальность – индивидуализм, творчество – деструктивность, жизнь – смерть.
Человек - не точка в диаграмме мировоззрений, но окружность, занимающая всегда четыре стороны. Центр окружности всегда в одной области, но сущность разделяет все. Идеал быть в теизме, не противореча идеальному и иррациональному (и конечно телесному, которого нет в категориях теории), но трагедия в том, что грех все еще часть природы человека, и так будет всегда, до воскрешения. Самость есть субстанция со смещенным центром. И даже в самом отрицательном значении, нихилизме, в человеке остается дух, душа и тело. См. схема № 2.5.
5.4.2. Грех и грехопадение
Термин «грех» есть универсальный знак негативного в христианской культуре, того, что противно Богу, и то, что является плодом плоти. Для деонтологической этики грех есть «не знание», а нерешенная задача – зло. Спасение возможно только в гнозисе, только в образовании, в плодах правды. Для телеологической этики грехом будет обида, а причиненная боль есть зло. Профилактика есть борьба, а плоды ее - честность. Для персонально-субстанционального подхода, христианского, цель - истина, метод - любовь, практика - прощения. Для нихилизма этика невозможна в основании, т.к. ее благо - ложь, а практика - грех и убийство.
Но даже в христианском контексте грех имеет четыре грани: действие, бездействие, причина и последствие. Мы можем их недооценить, но отрывать одно от другого не имеем права. Основание им - плоть. Грех, как действие - преступление заповеди Божией, т.е беззаконие, не исполнение воли Божией (1Ин 3:4). Такое отношение ко греху, наверное, есть самое распространенное, популярность такой трактовки можно найти в традиции Декалога, а также многим спискам противоправного. Решать проблему только с такой стороны, все равно что с больного дерева оборвать все гнилые плоды. Однако дерево без плодов сложно назвать хорошим.
Другой гранью греха может быть бездействие, безответственность. К молчаливым грехам можно отнести те случаи, когда вина возлагается не за то, что человек сделал, а за то, что не сделал. «Итак, кто разумеет делать добро и не делает, тому грех » (Иак 4:17).
Не менее распространенное отношение ко греху как к похоти, когда грехом объявляется сама причина поступка, намерение. Нагорная проповедь, наверное, здесь фундамент такого подхода (Мф 5-7). Такой грех осуждается уже в самих замыслах, мотивах и желаниях, как нечто первое, та сила, которая приводит в движение наше греховное действование. «Похоть, зачавши, рождает грех, грех – смерть» (Иак 1:15).
Четвертое, самое не простое, грех как злое последствие. Такой грех не всегда имеет злой умысел, но, возможно, и, наоборот, у него были хорошие намерения. Такой грех может быть преступлением по неосторожности. Здесь нет зла в самом поступке, однако последствия открывают возможности для такого поступка.
Иррациональная часть души есть искажение гордости, когда эгоизм начинает выражаться в самых изощренных формах, от простого убийства до религиозного возвышения. Идеалистическая часть души подвержена похоти, неумеренному желанию как в материальной, сексуальной и других аспектах.[1120] См. схема № 2.6.
Ясно, что в случае, когда мы судим об общих видах действия, наше внимание полностью обращено к их содержанию (или материи). Такие виды поступков по своему содержанию являются грехами в объективном смысле. Очевидно, что подобное понимание греха полностью совпадает с понятием «правильность», а в нашем случае— «неправильность». Таким образом, эти виды поступков являются грехом, потому что так нельзя поступать в принципе. Но когда речь заходит не просто о грехе, но о грешнике, о человеке, совершающем грех, недостаточно просто принять во внимание, что он делает (или сделал), нужно учитывать и субъективные аспекты поступка. Моральный поступок вообще предполагает, кроме своего объекта (материи, или содержания), сознание его нравственной значимости, волевой акт, т.е. решение субъекта совершить его, и осуществление. Следовательно, чтобы установить не просто «греховность» какого-то вида поступка, но наличие реального греха, совершенного конкретным человеком, нужно обратить внимание на степень осознанности совершенного.[1121]
Если с объективной точки зрения грех соотносится с Божественным законом, то со стороны субъекта грех зависит от воли человека, когда «грешим не из-за злого желания, но из-за нашего согласия с ним»[1122]. Разумеется, определить объективный аспект греха легче, т.к. он предполагает только знание моральных принципов, хотя это не значит, что в некоторых случаях (особо сложных) не могут появиться трудности.
Пятая грань, грех как плоть, это не еще одна функциональная грань, но онтологическое основание возможности последним. Говоря языком Библии — это грех Адама. В человеческом естестве вследствие грехопадения поселяется грех, как некая сущность, закон (Рим 7). Суть этого закона - бунт против Бога. В человеке появляется похоть, которая есть, ничто иное, как вражда между естественными составными частями человека в его цельной природе, а в нравственном отношении — борьба между должным и не должным, беспорядочность и негармоничность движений воли. «Грех, вошедши в душу, стал ее членом, он прилепился даже к телесному человеку, и в сердце струится множество нечистых помыслов», говорит Макарий Великий.[1123] Восточное богословие здесь гораздо глубже отражает состояние человека, чем западное. Если для ортодоксии грех есть болезнь человека, то Запад склонен рассматривать человека со стороны римской юриспруденции, где греху отводится статус нарушения закона. Для последнего проблема человека есть Суд, для востока - Смерть. Запад предпочитает видимые проявления: последствия и действия. Восток фокусируется на внутреннем: вина и страх.
Состояние, в котором Адам оказался после грехопадения, будучи для природной стороны человека естественным, в целом для человека было противоестественным. Восточные отцы, если использовать терминологию прп. Максима Исповедника, вводят понимание «гномический воли».[1124] Гномическая воля есть удобопреклонность ко греху, это есть личностное согласие на удовольствие от греха после предшествующей борьбы мотивов, которой в первозданном Адаме не было. Гномическая воля появляется вместе с грехопадением; точнее говоря, она-то и есть грехопадение в собственном смысле слова. Гномическая воля – это личностный способ проявления природной воли, который принадлежит уже не природе, а личности, ипостаси человека, и значит, целиком зависит уже от этой личности. Любовь ко греху не является свойством природы (естества) человека, но его личности, ипостаси. Дезинтеграция сил естества, «рассечение», раздробление прежнего единства на множество частей, вражда между духом и телом – все это нередко называют «поврежденностью» человеческого естества. Состояние поврежденности человеческой природы прекрасно изображено апостолом Павлом:
«Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, т.е. в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех» (Рим 7:15 - 20).
Грех, по сути, есть единое состояние поврежденной человеческой природы, будучи единым по своей природе, грех проявляет себя многообразным способом. Грех к смерти есть совпадения похоти плоти с действием, т.е. пребывание в грехе во всем осознании. Грех к смерти - это любой грех, который человек добровольно и настойчиво оставляет и оправдывает в своей жизни. Грех не к смерти есть действие плоти в сторону Бога и покаяния. Зло совершает один и другой, но один исповедует и оставляет, другой оставляет и продолжает. Не грешить не может ни один, ни другой, но один и другой грешат в разные стороны, один стоит против света, другой смотрит в сторону тьмы. Один встает, хоть и семь раз падает, другой, падая в первый раз, уже не встает. Грех против Святого Духа не прощается не потому, что им исчерпывается бесконечное милосердие Бога, а потому, что грешники в своем упорстве неспособны принять прощение и воспользоваться средствами спасения. Человек сознательное действие Бога признает происками врага, силой Вельзевула (Мф 12:24 и далее).
Сущность грехопадения и его космологические последствия — отдельная тема, которая будет обсуждаться ниже. Ответы же на ближайшие вопросы могут быть сформулированы так. Мертвые души существуют, и состояние омертвелости души возможно. Оно дано, точнее, приоткрыто человеку в его экзистенциальном опыте и составляет существо проблемы бессмертия в большинстве религий и во многих философских доктринах. Сын Божий стал человеком, чтобы излечить его душу от смертной болезни. Жизнь, сообщенная Богом лично человеку, скорее всего, отличается от биологического существования. Жизнь, о которой говорил ап. Иоанн, обозначается термином «зоэ», может быть, как раз для того, чтобы отличить ее сущность от биоса. Основная характеристика биологического существования — высший тип структурированности, так называемая органичность. Организм представляет собой наиболее полную индивидуацию субстанциального отношения, в котором каждый элемент выступает как функция от целого. Жизнь духа — свобода, которую можно определить как снятую органичность. В духовной свободе уже нет сущностно-статичной структурности, свойственной природно-космическому бытию, хотя она и не является хаосом. Поэтому «оживление» человека в первичном акте его сотворения Богом следует мыслить метафизически, понимая при этом, что самое различие между физическим и метафизическим становится актуальным для человека только через грехопадение. Первый человек и есть первичный синтез земли и неба, физического и метафизического, живой мост между Творцом и миром. Поэтому утрата человеком личного общения с Богом, собственно, и составляющая начала его грехопадения, получила своим вторичным последствием омертвение души, а третичным — биологическую смерть, распад психосоматической целостности.[1125]
Брунер использует аналогию с зеркалом, чтобы показать различие между формальным и материальным аспектами образа Божьего. Если перед зеркалом источник света, то он отображает свет, хотя не является его источником. Так и человек, когда он обращается к Богу, он отражает Его образ. Если же он отворачивается от Бога, то формально он все же находится перед Богом. Даже если он грешник и отрицает Бога, он все же несет ответственность перед Богом и остается человеческим существом. [1126]
Действие внушения людьми плодов с древа познания добра и зла есть буквальное проникновение познающего в познаваемый предмет, онтологическое слияние с ним и «творческое» воспроизведение. Тварь, онтологически обособившая себя от Бога актом неверности Ему, вполне закономерно должна была познать свою абстрактную тварность, онтологическую «наготу».[1127] Тварное потенциально уничтожимо, поскольку вызвано в существование из небытия. Своеволие человека актуализировало потенциальную уничтожимость, превратив отрицание, имманентное творческой свободе личной жизни, в абстрактную негацию, трансцендентную всему творению, — в смерть. Если зло как-то может быть предположено существующим еще до грехопадения Адама, будучи создано падением ангелов, превратившим возможность негативной свободы в действительность, то смерть как раз и представляет собой плод собственно человеческих усилий. Сущность человеческого грехопадения — самоубийство. Отвернуться от Жизни можно только к смерти.
Грехопадение повлекло за собой два фундаментальных последствия для человека: его смертность и извращенность существования. В отношении последнего на теологическом языке говорят о греховности. Грех и есть нарушение и извращение. Последствием первородного греха, ставшего предпосылкой последующих грехопадений, нарушается вертикалыю интегрированное строение человеческой личности. Нисходящая иерархия духовного-душевного-телесного не разрушается, а извращается. В отношении к познанию человеком Бога и мира утрата в грехопадении вертикального измерения имеет своими последствиями преобладание анализа над синтезом, абстрагирования над конструированием, интеллекта над интуицией.
Утратив непосредственную связь с Богом, человек не выпал из духовной сферы как таковой, не превратился в сугубое животное. Он дистанцировался от Бога, и это вновь образованное метафизическое расстояние заполнилось духовными посредниками, природа которых по отношению к человеку выглядит надиндивидуальной, всеобщей. Благодаря категориальной структурированности своего разума человек ориентируется в мире, будучи способным мыслить его целостно. Но благодаря ей же он стремится представить личность Божества как вещь в мире, а разочаровываясь в богознании, приходит к атеизму или агностицизму. Человек, изгнанный из рая личного непосредственного богообщения в пространство истории, способен познавать Бога лишь опосредованно. Непосредственным является чувственное познание людьми материальных вещей и интуитивное созерцание их сущностей.
Человек может жить перед Богом только как осужденный Богом, только распятый человек пребывает в мире с Богом. В образе Распятого человек узнает и находит себя самого. Принятый Богом, осужденный на крест и примиренный человек — это и есть действительность человечества.[1128]
Бог предлагает нам спасение в Иисусе Христе. «Ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись» (Деян4.12). Спасение раз и навсегда исключает всякий метод, оно есть только прощение. Это не наш путь к Нему, а Его к нам. Без Христа наше самоисправление, в лучшем случае, это всего лишь косметические меры. Это подобно, тому если кто-нибудь сказал, что сначала раб должен обрести свободу, бесправный — свои права, голодающий — хлеб, то есть что сперва мир должен быть приведен в порядок, а затем уже каждый из них сможет стать христианином.
Иллюстpацией этого положения может служит следуюшая истоpия: одному индейцу подарили часы - будильник. Долгое время они шли, а потом остановились. Тогда индеец, недолго думая, снял с них стрелки и отнес к часовому мастеру, сказав, что они перестали двигаться и с ними нужно что-то сделать, чтобы они снова двигались. Часового мастера очень удивило невежество индейца. И он стал объяснять, что необходимо осмотреть и исправить внутренний механизм часов, и тогда стрелки будут двигаться. Нечто подобное происходит в нашем обществе. Все то, что мы делаем для исправления себя и своих ближних без Христа - подобно pемонту стрелок. Внутренний же «механизм» - наше сердце - остается в прежнем испорченном состоянии. Исцелить его может только тот, кто создал его механизм - Бог.[1129]
Я не могу успокоить себя той мыслью, будто моя причастность ничтожно мала, здесь не место счетам, я должен признать, что именно мой грех всему виной. Я виновен в беспорядочном вожделении, я виновен в малодушном молчании там, где следовало говорить, я виновен в неискренности и притворстве перед лицом насилия, я виновен в немилосердии и отречении от несчастных моих братьев, я виновен в неверности и отпадении от Христа.[1130] Это я вина отступничества масс от Бога, так как был предкновением и соблазном для мира. В страдании не утешал, на праздники не приходил, молиться стеснялся. Злоупотребляя именем Иисуса, стыдился Его пред миром, и не с достаточной решимостью препятствовал использованию этого имени для неправедных целей. Это я вина нарушения воскресного покоя, внося суетность и беспокойство будничного в святое. Я признаю вину в крушении родительского авторитета в обожествлении юношества, превознося культ молодежи, как будто за ним будущее. Видя беззаконие применения грубого насилия, физического и душевного страдания бесчисленных невиновных, я не возвышал голос, не нашел путей для оказания помощи. Я не нашел слов осуждения беспорядочности в отношении между полами, не смог отчетливо проповедовать причастность нашего тела телу Христа. Это с моего позволения мы можем наблюдать ограбления и эксплутацию бедных, обогощения сильных. Это я виновник коррупции, это мне удобно решить все «здесь и сейчас», так как я спешу на служение. Я предоставляю спрос для теневой экономики, мне так удобно. Это я виновник осуждения праведников, так как не уличил клеветника в его неправоте и тем самым предоставил оклеветанного произволу судьбы. Я исповедую свою страть к безопасности, покою, миру, имуществу, славе, на которые у меня нетникаких прав. Вместо того чтоб сдерживать страсти людей, я способствую им.
***
Заключение. Подводя предварительные итоги состава человеческого бытия: духа, души, тела и плоти, воспользуемся образом одного из студентов, прослушавшего курс «Антропологии этики».
Человека можно сравнить с изгоем дивергента из американского фильма-антиутопии режиссёра Нила Бёргера, представляющий собой экранизацию романа «Дивергент», написанного Вероникой Рот. Вселенная романа — мир, развернувшийся на руинах бывшего Чикаго, в котором люди, пытаясь побороть пороки, приведшие его на грань гибели, образовали пять фракций — своеобразных закрытых каст: Отречение, Эрудиция, Бесстрашие, Дружелюбие и Искренность. Каждая фракция выполняет свою функцию в обществе, и всем её членам присущ общий набор черт характера. Есть также Изгои — те, кто не подошел ни к одной фракции или по тем или иным причинам выбыл из одной из них.
Искренность (Candor, по официальному переводу на русский язык — Правдолюбие) — была сформирована теми, кто обвинял двуличие и обман в неисправностях человеческой природы. Поэтому их символ представляет собой весы в кругу. Цвета фракции: чёрный и белый. Церемониальный символ: стекло. Соперничают с Дружелюбием, т.к. считают, что они двуличны и всегда лгут, чтобы не конфликтовать. Это образ сердца человека, подчеркивающего справедливость, правду и нравственное начало.
Дружелюбие (Amity, по официальному переводу на русский язык — Товарищество) — эта фракция посвящена миролюбию, доброте, щедрости и нейтралитету. Символ фракции на эмблеме: дерево. Дружелюбие было сформировано теми, кто обвинял войны и борьбу как недостатки человеческой природы. Члены этой фракции носят красную и жёлтую одежду. Это другая сторона сердца, в которой справедливость уступает место любви.
Эрудиция (Erudite), — единственная фракция, посвящённая знаниям, интеллекту, любознательности и проницательности. Она была создана для тех, кто обвинял невежество в войне, которая произошла в прошлом, заставляя их разделиться на фракции в первую очередь. Символ фракции на эмблеме: глаз, обозначающий ум и любознательность. Большинство членов носят очки, несмотря на то, что зрение их безупречно. Каждый член должен носить по крайней мере один предмет из синей одежды. Церемониальный символ: вода. Соперничают с Отречением, считая их методы правления неэффективными. Это образ разума, где опыт и логика берут верх, образуя идеалистическую сторону души.
Бесстрашие (Dauntless, по официальному переводу на русский язык — Лихость) — эта фракция посвящена храбрости и устранению страха. Она была создана для тех, кто обвинял трусость во всех недостатках человеческой природы. Символ на эмблеме: горящее пламя. Они отличаются от других фракций тем, что они носят преимущественно чёрную одежду, татуировки и пирсинг. Церемониальный символ: горящие угли. Бесстрашные имеют пять лидеров (их обязательно должно быть нечётное количество). Это образ воли и силы человека, стремящегося к власти, образуют иррационалистическую сторону души.
Отречение (Abnegation, по официальному переводу на русский язык — Альтруизм) — фракция, посвящённая самоотверженности. Одежда вся серая и простая. Единственное допустимое украшение — часы. Символ на эмблеме: две руки, скрепленные рукопожатием - знак самоотверженности. Женщины Отречения обычно собирают волосы в пучок или хвост, а мужчины коротко стригутся. Избегают зеркал, дабы не поддаваться тщеславию. Соперничают с фракцией Эрудитов. Церемониальный символ: камни серого цвета. Это образ совокупности святости и любви, как некоторая сверхдушевная, духовная составляющая жизни человека.
Фракция, отражающая лишь тело человека, исключается, иначе его можно было представить лишь как животное. Однако интерес наш привлекает «Изгой», это не фракция, но тот, кто не подошел ни к одной из них. Изгой - образ болезни каждой из фракций. Изгой «искренности» - человек лукавый, изгой «дружелюбия» - человек равнодушный, изгой «эрудиции» человек глупый, изгой «бесстрашия» - человек слабый, изгой «отречения» - человек эгоист. Изгой - образ плоти в жизни человека, искажающий все части бытия человека: духа, души и тела.
Особый интерес вызывает дивергент, который в отличии от изгоя, преодолевает свою фракцию, он не ошибка, но решение вопроса человека. Дивергент вмещает в себя все фракции: Отречение, Эрудицию, Бесстрашие, Дружелюбие и Искренность. Однако возвращаясь к христианской этики, она видит человека не только как дивергента, обличая все попытки его урезания, но как больного дивергента. Дивергента изгоя.
5.5. Человек среди других
Давно известно, что общество — это не скопище людей. Вероятно, английскому писателю Даниэлю Дефо представлялось, что возможна некая сумма людей, из которой вырастает сообщество. Но знаменитая «Робинзонада» подверглась критике уже во времена К. Маркса. Герой романа Дефо изолирован. Но он не утратил социальных уз. Хотя «другие» в его окружении отсутствуют, но они в этом качестве все-таки бытийствуют. Робинзон вовсе не одиночка, а человек, имеющий огромный социальный опыт. Он просто реализует его в диких условиях. Если пользоваться понятиями современного философского модернизма, то «другие» сохраняют свой «след». «Другие» присутствуют, даже если они отсутствуют, ибо символизируют, согласно французскому философу Ж. Деррида, социальные отношения. Тех, кого уже нет, мы храним в нашем социальном контексте. Это и есть их наличие. Так вот что происходит, если «другие», мертвые и живые, покидают социальное окружение, и мы перестаем чувствовать их и считаться с их наличием.[1131]