Взгляды Вивекананды на актуальные проблемы его времени имели ярко выраженный антикапиталистический характер. Он нападал на западные страны, державшие народы Востока в угнетении. Философ считал, что вся буржуазная цивилизация, с ее алчностью и аморальностью, противоречит нравственным основам человека.
В мировоззрении Вивекананды, таким образом, причудливо переплелись различные противоречивые элементы — от мистики древнего индуизма до социалистических идей конца XIX — начала XX в. Но основополагающими у него были воззрения индийского патриархального крестьянства с их сильными и слабыми сторонами.
Знакомство Толстого с философией Вивекананды относится к сентябрю 1896 г., когда он впервые отметил в дневнике, что читал присланную ему «прелестную книгу индийской мудрости» (53, 106). Это был цикл лекций о ранней индийской философии, прочитанный Вивеканапдой в Нью-Йорке зимой 1895/96 г. Индийский ученый Анендра Кришна Датт, приславший Толстому эту книгу, писал ему:
«...Вам приятно будет узнать, что Ваши доктрины находятся в полном согласии с индийской философией в эпоху ее наивысшего подъема, наиболее древней из всего дошедшего до нас»35.
Книга эта, как Толстой писал в ответном письме, понравилась ему, и он с одобрением отметил в ней рассуждение о том, «что есть истинное "я" человека» (69, 146)36.
В страстных тирадах Вивекананды, направленных против современной ему буржуазной цивилизации, в его утверждении примата духовной сущности человека над его «материальной оболочкой» Толстой почувствовал отзвуки ранних учений древних индийцев, в частности многие близкие ему мотивы вед.
Второй книгой Вивекананды, которую прочитал Толстой, был сборник «Речи и статьи» (на английском языке), присланный ему в 1907 г. его знакомым И. Ф. Наживиным. Когда Наживин спросил писателя, желает ли он иметь эту книгу, тот ответил 7 июля 1907 г.: «Книгу брамина, пожалуйста, пришлите. Чтение таких книг — больше чем удовольствие, это расширение души» (77, 151).
В 1908 г. И. Ф. Наживин издал сборник статей «Голоса народов», в который вошли и статьи Вивекананды «Гимн народов» и «Бог и человек». Последняя статья также произвела на Толстого сильное впечатление. «Это необыкновенно хорошо», — написал он Наживину, прочитай ее (78, 84).
Но Толстой всегда критически относился даже к тем мыслителям, которых очень высоко ценил, в частности и к Вивекананде. Одобрив его статью, он в то же время отмстил в записной книжке в конце июня 1908 г.:
«Читаю индуса. Очень остроумно, многословно и пусто. Он хочет оправдать их верования в объективные существа и их сомнения в них. И все это пустая болтовня. Одно есть и одно несомненно: моя жизнь и моя возможность и необходимость решать, как проводить ее. Одно, одно это — основа всех религий, всех философий. И одно это и есть» (56, 364).
Эти критические замечания относятся к утверждению Вивекананды о том, что душа бессмертна, что человек никогда не умирает, ибо его душа сливается с нетленной высшей силой — брахмой.
Привлекала Толстого личность индийского философа. Он с интересом читал о кипучей деятельности Вивекананды в Европе, Америке и на его родине, о его страстных выступлениях в защиту народа и проповедях в монастырях Индии. 20 октября 1908 г., прочитав в журнале «Фри Хиндустан» («Свободный Хиндустан») об унизительной экзекуции, которой Вивекананда в свое время подвергся в тюрьме за то, что говорил товарищам но заключению о насилиях властей, писатель в беседе с близкими резко осудил британское правительство.
В марте 1909 г., составляя список новых книг для народа, Толстой, как сказано выше, включил в план издания «Посредника» и книжку «Изречения новейших — Рамакришны и Вивекананды» (57, 40), о чем в апреле того же года сообщил востоковеду Н. О. Эйнгорну: «Мы готовим издание избранных мыслей Вивекананды, которого я очень ценю» (79, 142). Однако издание это не было осуществлено.
Существуют указания на то, что Свами Вивекананда, путешествуя в 1900 г. по Европе, намеревался посетить Ясную Поляну. Но эта поездка не состоялась. Ромен Роллан в своем очерке о Вивекананде горько сожалеет, что «не был тем, кто связал двух ясновидящих, двух религиозных гениев Европы и Азии»37.
В 1909 г. Н. О. Эйнгорн привез в Яспую Поляну несколько книг индийского публициста Свами Абхедананды, изданных в Германии. Толстой заинтересовался его работами и читал их с увлечением.
В яснополянской библиотеке сохранились с пометами писателя следующие брошюры Свами Абхедананды на немецком языке: «Религия индийцев», «Почему индиец отвергает новую церковность, хотя он и признает Христа?», «Слово и крест в старой Индии», «Почему индийцы — вегетарианцы», «Божественная общность», «Путь к блаженству», «Философия добра и зла», «Кто является спасителем душ?», «Существует ли душа после смерти?». На обложке брошюры «Путь к блаженству» написано рукой Толстого: «Превосходно».
В том же году Толстой прочитал брошюру Абхедананды «Философия Веданты, божественная истина человека», изданную на английском языке в Нью-Йорке (1903), и записал в дневнике:
«Вечер читал книги об индусской вере. Одна превосходная книга об смысле жизни. — Атман. Люби в себе не себя, а атаман, т. е. дух беспредельный, и будешь любить все, и будешь жить духом, свободно, блаженно. Как я счастлив, что не рассуждением, а всей душой, главное, опытом начинаю понимать, испытывать, чувствовать это» (57,166).
Толстой намеревался передать некоторые брошюры Абхедананды в издательство «Посредник» для издания на русском языке, но этот замысел не осуществился.
Как сказано выше, внимание русских писателей издавна привлекали древнеиндийская литература и народный эпос. Не прошел мимо них и Лев Толстой.
Его заинтересовали эпические мотивы индийских вед — самых древних в мире памятников литературы39. Толстой знакомился с ними но лучшим западноевропейским переводам и по журналу «Ведик мэгэзин» («Ведический журнал»), издававшемуся в Индии и регулярно поступавшему в Ясную Поляну.
В ведах сочетаются элементы наивного материализма с идеалистическими представлениями о мире. В них обожествляется природа, а боги имеют власть над людьми. Но власть эта не жестокая, не тираническая, как в позднейших индийских учениях, особенно в брахманизме. Человек своей доброй жизнью может заслужить расположение богов и даже награду за свои усилия. Боги сильны, но не всемогущи. Многое в мире, как и сам мир, им не подвластно.
Веды оптимистичны, мотивы радости и счастья преобладают в них над мыслями о тлене и смерти. Рабиндранат Тагор охарактеризовал их как поэтическое отражение народной веры в могучие силы жизни. «Народ, обладающий богатством и неискушенным воображением, — писал он, — почувствовал на заре цивилизации бесконечную тайну жизни. Это была простодушная вера, обожествлявшая все стихии и силы природы, но в то же время мужественная и жизнерадостная вера, где тайна лишь придавала очарование жизни, не отягощая ее тяжелыми сомнениями»40.
Не удивительно, что Толстой, увидевший в ведах этический кодекс, близкий его собственным воззрениям, отметил в них именно жизнеутверждающую сторону. В одном из сборников вед, прочитанном им в начале 1884 г., он нашел своеобразный гимн разуму и тут же переписал его в свой дневник. Вот слова, которые особенно понравились русскому писателю:
«Все образовано разумом. Мир есть глаза разума, и разум его основа. Разум есть единое сущее. Человек, отдаваясь разуму и служению ему, спускается из этого мира явлений в мир блаженный и свободный и становится бессмертным» (49,63).
К ведам Толстой обращался не только как к памятникам религии и философии, но и как к памятникам древнеиндийской- литературы, отразившим национальный гений и высокую талантливость индийского народа. Он причислял веды и их позднейшие истолкования — упанишады к тем совершенным произведениям всемирного искусства, которые понятны и доступны человеку любой национальности и эпохи, а потому являются подлинным искусством. «Гимны Бедов, — писал он в трактате „Что такое искусство?", — передают очень высокие чувства и, несмотря на то, вполне понятны нам теперь, образованным и необразованным, и были понятны тогдашним, еще менее, чем наш рабочий народ, образованным людям» (30, 109).
Толстой не только изучал веды, но и пропагандировал их в России. В свои сборники «Круг чтения», «Мысли муд-рых людей» и другие он включил под названием «Индийская мудрость» немало изречений из вед и упанишад.
Среди них встречаются индийские поговорки, пословицы н крылатые слова. Вот отдельные изречения:
«Наживи себе то богатство, которого воры не могут похищать, на которые тираны не сметот посягать, которое и по смерти за тобою останется, никогда пе убавляется и не тлеет».
«Поступай днем так, чтобы ночью твой сон был спокоен, а в молодости так, чтобы старость твоя была спокойна».
«Ночная бабочка летит в огонь лампы, не зпая боли ожога; и рыба глотает червяка на удочке, не зная опасности; а вот мы не расстаемся с чувственными наслаждениями, хотя отлично знаем, что они опутаны сетью бедствий. Увы! Такова бездонная глубина безрассудства».
«Тот, кто ничего не делает, делает дурное».
«Истинно могуч тот, кто побеждает самого себя».
«Умные люди учатся для того, чтобы знать; ничтожные для того, чтобы их знали».
Толстого восхищали не только мудрые мысли, выраженные в подобных изречениях, но и форма кратких, остро отточенных моральных сентенций, в которую они облечены.
Писатель был знаком и с памятниками древнеиндийского эпоса, в частности со знаменитыми поэтическими сборниками «Махабхарата» и «Рамаяна». Эпос «Махабха-рата» был еще до Толстого по достоинству оценен русскими литераторами. В 1844 г. В. А. Жуковский перевел одпу из частей «Махабхараты» — «Наль и Дамаянти» и издал ее отдельной книгой. В. Г. Белинский посвятил этому переводу рецензию, в которой отметил богатство содержания памятника и «грандиозность его поэзии»41.
Толстой особо выделял в индийском эпосе социальные и этические представления. В «Махабхарате» и «Рамаяне» человеческая личность возвышается над всем. Все для человека — вот господствующий в них принцип. Человек велик своей способностью познать мир и самого себя. Счастье его не в эгоистической жизни для себя, а в стремлении к благу для всех. Главное в жизни человека — это деятельность во имя счастья всех людей.
Толстой читал «Махабхарату» и «Рамаяну» в лучших русских и западноевропейских переводах. В яснополянской библиотеке доныне хранится двухтомное французское издание «Рамаяны»42. Изучение этих произведений доставляло Толстому большое эстетическое.паслаждение. Он
восхищался грандиозностью содержания и энциклопедич-ностью исторических сведений, содержащихся в этих исто-рико-героических эпопеях. Особенно привлекала его этическая сторона поэм, восхваляющих трудолюбие, миролюбие, скромность, презрение к богатству и т. п.
Толстой особенно хорошо знал и любил шестую книгу «Махабхараты» — «Бхагаватгиту»43. Она многократно упоминается в его дневниках и письмах. Толстой часто говорил о ней своим близким в России и писал друзьям в Индию. Так, в феврале 1908 г. он писал индийскому ученому С. Р. Читтелю44, упрекавшему писателя в том, что он будто бы не приемлет основной идеи «Махабхараты» — проповеди подчинения человека обществу:
«Мне жалко было заметить, что вы думаете, будто я не соглашаюсь с основным положением Бхагават-Гиты о том, что человек должен направлять все свои духовные силы на исполнение долга... Я твердо этому верю и всегда стараюсь помнить об этом и поступать соответственно этому, а также говорить это тем, кто спрашивает мое мнение, и высказывать это в своих сочинениях» (78, 32 — 33).
В письмах и дневниках Толстого и особенно в его поздних сборниках для чтения мы находим немало изречений из «Махабхараты» и «Рамаяны».
В толстовских сборниках мы встречаем и обычные народные легенды, сказания и поговорки, которые, вероятно, и доныне бытуют в среде индийских крестьян. Многие из них Толстой еще ранее, в 70-х годах, включил в свои «Русские книги для чтения», переработав их в небольшие рассказы, рассчитанные на юного читателя.
Более поздние памятники литературы и эпоса представлены в сборниках Толстого баснями и легендами из «Пан-чатантры» и «Хитопадеши» — этих изумительных антологий народных рассказов и басен, из эпических диалогов — пуран, из памятника тамильской поэзии «Курал», из «Книги золотых правил»45 и некоторых других произведений индийской литературы и эпоса. Толстой не только отбирал и переводил эти произведения, но и тщательно обрабатывал их, не жалея на это ни сил, ни времени, стремясь при этом сохранить национальный колорит, дух и аромат эпохи. Писатель хотел, чтобы русские читатели узнали и полюбили древнюю мудрость индийцев, их мужественный героический эпос.
Позднейшая литература пародов Индии осталась Толстому почти неизвестной. Из новейшей индийской художественной литературы, включая современную ему, до Толстого дошло очень мало. Это были большей частью стилизованные русские и западноевропейские переводы индийских сказаний и легенд46 или декадентские переводы индийской лирики, оставлявшие его равнодушным. Как ни странно, ни один из современных Толстому крупных индийских писателей не пытался связаться с ним, не прислал ему своих произведений. В яснополянской библиотеке можно найти несколько подделок под индийскую поэзию, даже научный труд по теории индийской поэзии47, но пет произведений Саратчандра Чаттерджи и Тагора.
Объясняется это главным образом отдаленностью, разобщенностью русской и индийской литератур. Если бы индийские писатели обратились к Толстому, они несомненно встретили бы с его стороны столь же радушный отклик, какой встречали у него индийские философы, публицисты, издатели и студенты, с которыми он долго вел дружескую переписку.
Много занимался Толстой и индийским фольклором, переводил и перерабатывал для юного русского читателя индийские басни, сказки и легенды48. Индийский фольклор он изучал главным образом в 70-е годы, когда создавал «Азбуку» и «Русские книги для чтения». В эти книги наряду с превосходными русскими сказками, переделками басен Эзопа, Лафонтена и произведениями фольклора других народов писатель включил также 23 индийские басни и сказки. Несколько индийских поговорок и пословиц вошло и в его поздние сборники для чтения.
Замысел толстовской «Азбуки» и его ранних хрестоматий для детского чтения состоял в том, чтобы этими книгами улучшить дорогое писателю дело народного образования в России и решительно повысить общеобразовательный и эстетический уровень воспитания детей. Именно этой целью руководствовался Толстой, когда включал в свои сборники для детского чтения произведения устного творчества русского и других народов мира.
Особенно восторгался Толстой индийским фольклором. По поводу присланной Н. Н. Страховым из Петербурга книги русского востоковеда И. П. Минаева «Индийские сказки и легенды, собранные в Камаоне» («Записки историко-филологического факультета С.-Петербургского университета», 1877, ч. II) Толстой писал ему 5 апреля 1877 г.:
«Очень благодарен Вам, дорогой Николай Николаевич... за Индийские сказки. Там есть чудесные вещи» (62, 319)49.
Из индийского фольклора в «Русские книги для чтения» вошли произведения, взятые в основном из сборника басен Бидпая, составляющего часть «Панчатантры», причем многие их пазвания Толстой изменил. В первую «Русскую книгу для чтения» включены следующие басни (в скобках указаны их индийские названия): «Голова и хвост змеи», «Тонкие нитки», «Обезьяна» («Обезьяна и столяр»), «Дележ наследства» («Знатный отец и его два наследника»), «Обезьяна и горох» («Обезьяна и горсть гороха»)50, «Дойная корова» («Брамин и его дойная корова»), «Мышь-девочка» («Мышь, превращенная в девушку»), «Два купца».
Во вторую «Русскую книгу для чтения» вошли басни: «Удача» («Купец и его палка»), «Утка и месяц» («Утка и луна»), «Мышь под амбаром» («Расточительная мышь»), «Три калача и одна баранка» («Человек и половина пирожного»), «Самые лучшие груши» («Хозяин дома и покупатель манговых плодов»), «Сокол и петух», «Шакалы и слон», «Цапля, рыба и рак» («Цапля, рак и рыба»), «Водяной и жемчужина» («Человек и жемчужина»)81, рассказ «Индиец и англичанин» («Сострадательные индийцы») и сказка «Два брата» («Два путешественника»).
В третью «Русскую книгу для чтения» вошли сказки: «Царь и сокол» («Султан и сокол»), «Слепое молоко», «Волк и лук»; в четвертую — сказки «Царь и слон» («Слепые и слон короля») и «Отчего зло на свете» («Монах, голубь, ворон, ядовитая змея и олень»).
Эти произведения Толстой взял из капитального труда «Литературный пантеон», трехтомного сборника «Аваданы»52, а также из некоторых русских изданий.
Почти все индийские басни и сказки, вошедшие в сборники Толстого, были им тщательно переработаны для юного русского читателя, о чем свидетельствуют сохранившиеся многочисленные черновики. Толстой добивался художественного совершенства и русского звучания этих произведений. Поэтому вместо индийских богов, раджей, браминов и коммерсантов в баснях фигурируют традиционные русские сказочные персонажи — лешие, водяные, глупые цари, плуты-купцы и хитрые мужики, но в большинстве басен сохранен индийский колорит.
Деятельность Толстого по ознакомлению русской публики с индийским эпосом и фольклором способствовала взаимному обогащению литератур России и Индии.
Среди индийских корреспондентов Толстого были люди разных взглядов и убеждений, принадлежавшие к разным социальным лагерям. Одних увлекали его художественные творения и поставленные в них проблемы. Других интересовали преимущественно публицистические произведения русского писателя, получившие широкое распространение в Индии. Большинство же индийцев писало Толстому о тяжком положении своей родины, в надежде на то, что русский писатель, к голосу которого прислушивались во всем мире, выступит в защиту ипдийского народа. И этим письмам Толстой уделял особое внимание, стараясь пи одно не оставить без ответа.
Одним из первых, кто писал Толстому о бедственном положении парода в Индии, был известный общественный деятель и публицист А. Рамазесхан, издававший в Мадрасе популярный общественно-политический журнал «Ариен» («Ариец»).
«Прошу простить меня, граф, — писал Рамазесхан, — за это длинное письмо, которое пишет неизвестный Вам человек. Единственное, что может извинить меня, — это восхищение Вами и Вашими произведениями, которые известны даже в моей стране, столь далекой от поля Вашей деятельности и не связанной с целями Вашей непрестанной борьбы. Вы удивитесь, может быть, узнав, что Ваше имя известно большинству моих образованных соотечественников. Они знакомы с Вашими художественными произведениями, они с большим интересом следят за Вашей жизнью и духовным ростом».
Далее автор письма сообщает, как восприняли индийские читатели произведения Толстого на морально-этические темы, в особенности его статью «О жизни», — эти сочинения заставили тысячи простых людей задуматься над причинами их бедствий. Он выражает возмущение индийцев насилием так называемых христианских государств над мирным китайским народом. «Вести о действиях христианских королей, христианских солдат и миссионеров в когда-то счастливом Китае, — пишет А. Рамазесхап, — произвели тяжелое впечатление па азиатские народы. В последнее время мы часто спрашиваем себя, как могут народы, исповедующие высокую религию Христа, совершать такие варварские действия, как могут они поддерживать политические идеалы и социальный строй, настолько противные учению Христа. Дух Макиавелли псе еще питает над современной Европой».
Переходя к положению своей родины, Рамазесхан отмечает некоторый ее прогресс по сравнению с периодом междоусобных войн индийских князей, но жалуется на все растущее угнетение индийского парода британскими властителями. «Наша страна, — пишет он, — все больше беднеет из-за содержания дорогостоящего правительства, эксплуатации страны иностранными капиталистами и выкачивания богатств наших недр. В результате у нас постоянный голод, охватывающий ежегодно значительную часть страны. Правительство думает по-другому: оно утверждает, что мы живем в довольстве, что голод — это случайное явление в стране, благосостояние которой зависит от урожая. Мы требуем большего участия в управлении нашей страной, но нам отвечают: "Ждите"».
Свое письмо Толстому Рамазесхан закончил просьбой прислать «несколько ободряющих слов», которые помогут иидийскому народу в его тяжелой борьбе за свободу и национальные права53.
Послание Рамазссхана заинтересовало Толстого. 25 июля 1901 г. он направил ему обширное ответное письмо. Это было первое публицистическое выступление писателя, посвященное национально-освободительной борьбе индийского народа.
В согласии со своими общими воззрениями на Восток Толстой прежде всего подчеркнул пагубность капиталистического пути развития, на который толкают Индию ее всесильные хозяева — англичане. «Я совершенно согласен, — писал он, — что ваша нация не может принять того решения социального вопроса, которое предлагает ей Европа и которое, в сущности, не есть решение» (73, 103).
Спасение индийского народа от колониального гнета Толстой видит в решительном сопротивлении колонизаторам, прежде всего в отказе от службы в их войсках и в колониальных органах управления. «Все то зло, которое вы испытываете, — голод и, что еще важнее, развращение вашего парода фабричной жизнью, — писал Толстой, — будет продолжаться до тех пор, пока ваш народ соглашается поступать в солдаты (сипаи)... Вам не следует помогать англичанам в их управлении насилием и ни под каким видом не участвовать в организации, основанной на насилии» (73,103-104).
Сопротивление колонизаторам Толстой, однако, мыслит в пассивных формах неподчинения властям, неучастия в государственном управлении, а не в форме революционной борьбы.
Касаясь устройства индийского общества, писатель резко осуждает существующее в Индии деление на касты, видя в нем основу разъединения людей и угнетения одних другими.
Впоследствии Толстой не раз поднимал вопрос о кастах в письмах к деятелям индийской культуры и всегда выражал по этому поводу глубокое неодобрение. Писатель считал, что ни исторические, ни социальные мотивы не могут оправдать разделения людей на касты, ибо оно противоречит гуманным основам человеческого общежития.
Письмо Толстого к Рамазесхану было напечатано в августовском номере журнала «Ариен»54 и вызвало многочисленные отклики в индийской печати. Несмотря на то что Рамазесхан исключил из него наиболее резкие формулировки, которые, как он объяснил в следующем письме, могли бы вызвать «нежелательные комментарии» англоиндийских властей, письмо произвело огромное впечатление. Ежедневная газета «Хинду» («Индус») опубликовала статью, в которой солидаризировалась с Толстым в критике колониальных порядков и призывала индийский народ последовать советам великого писателя. В том же духе, судя по присланным Толстому вырезкам, высказались и другие газеты и журналы, защищавшие национальные интересы Индии. Лишь газета «Мадрас мейл» («Мадрасская почта») — официальный орган колониальных властей — выступила с полемикой и противопоставила призывам Толстого обычные аргументы колонизаторов.
Так, уже первое письмо Толстого, дошедшее до Индии, нашло широкий отклик в индийском обществе. Многие индийские публицисты, писавшие тогда на эту тему, отмечали глубокое понимание русским писателем актуальных проблем индийской жизни.
В 1905 г. внимание Толстого привлек известный индийский философ и общественный деятель Баба Премананд Бхарати, ученик Вивекананды, эмигрировавший в 1902 г. из Индии в США и издававший в Лос-Анджелесе журнал «Лайт оф Индиа» («Свет Индии»)55.
Бхарати прислал писателю письмо и свой памфлет «Белая опасность», нашумевший в Европе и Америке. Дочь Толстого, Татьяна Львовна, по поручению отца ответила Бхарати кратким письмом.
Толстой читал «Белую опасность» с двойственным чувством. В этом памфлете сказались шовинистические и расовые предрассудки автора, что произвело на Толстого неприятное впечатление. В противовес европейским и американским буржуазным журналистам, любившим писать о «желтой опасности», якобы угрожающей европейской цивилизации, автор памфлета говорит о «белой опасности», угрожающей Азии, толкуя ее в плане противопоставления двух рас. Но вместе с тем книга Бхарати содержала ожесточенную критику европейских империалистов, в частности англичан, хозяйничающих в Индии.
Автор памфлета с возмущением говорит об экономическом и духовном закабалении Индии, о развращающем влиянии европейской буржуазной цивилизации, о том, что владычество англичан отразилось не только на материальном благосостоянии индийского народа, но и на его духе:
«Народ, обладавший возвышенными и благороднейшими идеалами, с каждым днем деморализуется под влиянием грубой морали и низкопробных идей "цивилизации", и тем не менее англичане хвалятся, что их господство в Индии осыпало народ бесценными благами "просвещения" и "цивилизации" — благами, усомниться в которых, проклясть которые никто там не смеет под угрозой заряженных пушек»56.
Толстого поразили не только сообщенные Бхарати факты о развращающем влиянии английского владычества в Индии, но и пламенная убежденность публициста, страстность его тона.
Второе письмо Бхарати, датированное 7 января 1907 г., прибыло в Ясную Поляну в конце января вместе с его другой книгой — «Кришна, господь любви»57. Бхарати писал Толстому:
«Живя в Индии, я слышал о Вас как о человеке и мыслителе, но никогда не имел случая прочесть Ваши книги. В Нью-Йорке два года тому назад я прочитал Ваш роман "Воскресение", и, несмотря на плохой перевод, он доставил мне огромное наслаждение. Ваш подлинно гениальный дух, единственный на Западе, проглядывал в каждой строчке. Это единственная из Ваших книг, которую я прочел до того, как Вы, к моей большой радости, прислали мне через Вашего друга в Лондоне58 Ваши книги. Они замечательны простотой подлинного мудреца, величием просветленного душой философа...».
Лев Толстой заинтересовался письмами Бхарати, его журналом и в особенности его книгой о философии Кришны. Он читал ее, не отрываясь, несколько дней. В днев-пиках писателя 1907 г. имеется множество одобрительных замечаний об этой книге (56, 181)59. В мае 1907 г. он переводил изречения Кришны для своего «Круга чтения», в 1908 г. использовал их в качестве эпиграфов к главам статьи «Письмо к индусу». В 1909 г. по настоянию Толстого ряд легенд о Кришне и его изречений был переведен на русский язык для издания отдельной книгой, к которой он написал предисловие (40, 423 — 424), но издание это не осуществилось.
16 февраля 1907 г. Толстой отправил Бхарати большое письмо, он горячо одобрил его деятельность и изложил свои воззрения на индийскую религию и философию.
«Я и ранее знал учение Кришны, — писал он, — но никогда не имел о нем такого ясного представления, какое получил по прочтении обеих частей вашей книги.
Узнав Вас по Вашей книге, я, отбросив все светские условности, буду с Вами вполне откровенен, не боясь обидеть Вас тем, что я имею сказать» (77, 37).
Соглашаясь с основной идеей учения Кришны, заключающейся в том, что путь к счастью человечества — взаимное уважение и добрые отношения между людьми, Толстой, однако, указывает, что в учении Кришны, как и во всех древних религиях, «существуют утверждения, которые не только недоказуемы, но являются явным продуктом неограниченного воображения и к тому же совершенно не нужны для понимания основной истины и утверждения правил поведения, вытекающих из главного принципа». Таковы, по мнению Толстого, все космологические мифы и исторические легенды о создании мира и продолжительности его существования, все рассказы о чудесах; такова в особенности «безнравственная и противоречащая основной истине организация каст».
В заключение Толстой советовал Бхарати отречься не только от своих заблуждений, но и от националистических пристрастий, т. е. от тех ложных воззрений, которые связаны с чисто индийскими религиозными предрассудками. Он призывал своего корреспондента способствовать всеми силами сближению между народами и между людьми, — единственному, что может привести человечество к миру и благу.
«В течение многих лет, — писал он, — я старался работать в этом направлении, и если остаток моей жизни может быть на что-нибудь полезен, то лишь на ту же работу. Будем ли мы работать вместе?» (77, 38).
Получив письмо Толстого, Бхарати немедленно опубликовал его в журнале «Лайт оф Индиа», а оттуда оно было перепечатано многими американскими и индийскими журналами. Позднее в журнале Бхарати появились и некоторые произведения русского писателя60.
Долго переписывался с Толстым и много сделал для популяризации его творчества на Востоке известный мад-расский адвокат и публицист Д. Гопал Четти, издатель журнала «Нью риформер» («Новый реформатор»). В середине мая 1907 г. он прислал в Ясную Поляну два номера этого журнала и письмо, в котором рассказал о целях его издания и о своей общественной деятельности.
«Назначение журнала, — писал он, — служить искоренению ложных и эгоистических воззрений, отдаляющих людей друг от друга, и утверждению разума, справедливо-сти и благожелательности как главных движущих сил всех человеческих действий. Это как раз те принципы, которые Вы так благородно отстаиваете на благо заблудившегося человечества. Почтительно и смиренно прошу Вас ответить мне и поддержать меня в моем скромном начинании»61.