Я благодарен Вам, что Вы сообщили мне имя миссис Майо. Она уже написала мистеру Калленбаху. Я посылаю ей все сведения, которые ей нужны.
Буду Вам признателен, если Вы пришлете несколько экземпляров журнала, в котором будет опубликовано письмо Толстого.
Искренне Ваш
М. К. Ганди»101.
На этом временно прекратилась переписка Ганди с друзьями и последователями Толстого. Но это не означало для Ганди забвения его духовной связи с Толстым. В последующие годы Ганди не раз воспроизводил письма Толстого на страницах своего журнала, отмечая с благодарностью, что русский писатель оказал индийцам моральную поддержку в их борьбе за свободу и независимость.
До конца жизни Ганди считал себя учеником и последователем Льва Толстого.
Еще в ранних беседах со своим биографом Джозефом Я. Доком он подчеркивал, что Толстой серьезно повлиял на формирование его мировоззрения. Об этом же он писал в 1925 г. и в книге «Моя жизнь». «Три современника оказали сильное влияние на мою жизнь: Райчандбхай102 — непосредственным общением со мной, Толстой — своей книгой "Царство божие внутри вас" и Раскин103 — книгой "Последнему, что и первому"», И далее: «Я усиленно изучал также произведения Толстого. "Краткое евангелие", "Так что же нам делать?" и другие его книги произвели на меня сильное впечатление. Я все глубже понимал безграничные возможности всеобъемлющей любви»104.
Как установили индийские исследователи, Ганди впервые познакомился с сочинениями Толстого двадцатичетырехлетним юношей в 1893 г., в первый год своего пребывания в Южной Африке. Следы этого знакомства обнаруживаются уже в его первой речи в Претории, когда он в духе Толстого призывал индийских рабочих забыть личные обиды и объединиться для совместной ненасильственной борьбы за свои права. В то время Ганди еще не полностью разделял идею непротивления злу насилием. Неутомимо ища свой собственный путь, он подвергал сомнению многие учения Запада и Востока. Книги Толстого открыли перед ним иовую область духовной жизни. Впоследствии, в 1928 г., в речи перед молодежью Ганди вспоминал:
«Когда я переживал жестокий кризис скептицизма и сомнения, мне попала в руки книга Толстого "Царство божие внутри вас", и она на меня произвела глубокое впечатление... Больше всего мне импонировал тот факт, что Толстой на деле, в своей жизни, осуществлял то, что он проповедовал в своих книгах, не останавливался ни перед чем в своем стремлении к правде»105.
В последующие годы, до начала переписки с Толстым, Ганди прочитал почти все его произведения, вышедшие к тому времени на английском языке. Об этом свидетельствует его книга «Самоуправление Индии», в которой он среди высоко ценимых им произведений мировой литературы называл и ряд произведений Толстого — «Так что же нам делать?», «Царство божие внутри вас», «Что такое искусство» и др.
До последнего времени оставался неясным вопрос об участии Ганди в переводах сочинений Толстого. Сейчас установлено, что перу Ганди принадлежат переводы и переделки четырех рассказов Толстого, опубликованных им в 1905 г. в «Индиан опинион». Это — народные рассказы: «Бог правду видит, да не скоро скажет» (опубликован под названием «Бог любит правду»), «Сказка об Иване-дураке и его двух братьях» (индийское название «Сказка о глупом Иване и его братьях»), «Чем люди живы» (индийское название «Нить жизни») и «Много ли человеку земли нужно?» (индийское название «Алчность»), Перу Ганди принадлежит и предисловие к переведенному им рассказу «Бог правду видит, да не скоро скажет». Оно гласит:
«В Европе издается множество рождественских рассказов, книжечек и брошюр, повествующих о достопримечательных фактах и событиях. Пользующийся широкой известностью м-р Стэд106 издал в Англии книгу, в которой описывает жизнь графа Толстого107.
Мы уже познакомили наших читателей с графом Толстым. Человек большого состояния, он ведет суровую жизнь аскета. В мире мало таких образованных людей, как он. В своих произведениях он показывает, как радикально может быть перестроена жизнь человека. Ту же цель он преследует и в своих коротких рассказах.
Ниже следует перевод рассказа Толстого, который считается одним из самых лучших. Мы просим читателей сообщить нам свое мнение о нем. Если читатели найдут его интересным и полезным для себя, мы и впредь будем печатать рассказы Толстого. Говорят, что происшествия, описанные в этом рассказе, случились в действительности»108.
Высказывания Ганди о Толстом в большинстве неиз-вестпы русскому читателю. Приведем поэтому выдержки из одной его статьи, которая по сути является первым биографическим очерком о Толстом, предназначенным для читателей Азии. Статья эта была опубликована за четыре года до начала переписки с Толстым — 2 сентября 1905 г. — в «Индиан опинион» под заглавием «Граф Толстой».
«В западном мире, — пишет Ганди, — нет такого талантливого и ученого человека, такого аскета, как граф Толстой. Хотя ему уже около восьмидесяти лет, он совершенно здоров, деятелен и сохранил всю силу своего интеллекта».
«Толстой родился в знатной семье в России. Его родители обладали огромным богатством, которое он унаследовал. Сам он — русский дворянин, в молодости служил своей стране, доблестно сражался на полях Крымской войпы. В то время он, подобно другим дворянам своей эпохи, предавался радостям жизни, любил женщин, пил вино и много курил. Однако, когда он увидел кровопролитие и ужасы войны, душа его исполнилась жалости и сострадания. Его взгляды изменились».
«Примерно в это же время он открыл в себе большой писательский талант. Он написал очень сильную книгу о пагубных последствиях войпы. Так его слава распространилась по всей Европе».
«Для того чтобы повысить нравственность людей, он написал несколько романов, с которыми могут сравниться лишь немногие произведения европейских писателей. Взгляды, которые он высказывал во всех этих книгах, были настолько прогрессивны, что русское духовенство, в гневе и раздражении, отлучило его от церкви. Не обращая на это внимания, он не ослаблял своих усилий. Он энергично продолжал распространять свои идеи».
«Новые идеи оказали на него большое влияние. Он отказался от богатства и стал жить жизнью бедных людей. Уже много лет он трудится как крестьянин и зарабатывает себе пропитание собственным трудом. Он отказался от всех своих прошлых привычек; ест очень простую пищу и стремится не наносить обиды ни одному живому существу — мыслью, словом или делом. Он проводит все свое время в труде и молитве».
«Толстой еще и сейчас пишет с большой силой. Сам русский, он тем не менее написал много горького о правителях своей страны в связи с русско-японской войной. Он написал царю очень едкое и сильное письмо по поводу войны. Эгоистичные чиновники смотрят на него со злобой и раздражением. Но они, и даже царь, боятся его тронуть. Такова сила его мысли и доброй жизни. Миллионы русских крестьян всегда готовы прислушаться к его призывам и начертаниям»109.
В этой ранней статье при желании можно обнаружить ряд биографических неточностей и временных смещений. Ганди, хотя и говорит о художественном гении Толстого, не называет ни одного его художественного произведения. Не говорит он и о своем личном отношении к Толстому. Но это явствует из всего ее содержания. Позднее, в 1921 г., на вопрос одного из корреспондентов: «Каковы ваши отношения с графом Толстым», Ганди ответил: «Отношения преданного почитателя, который обязан ему во многом в жизни».
В последующие годы Ганди переписывался с английскими единомышленниками Толстого, в частности с Изабеллой Майо.
В 1913 г., когда разгорелся спор между вдовой Толстого и его младшей дочерью из-за рукописного наследства, Ганди обратился с письмом к С. А. Толстой и высказал свои взгляд на этот сложный вопрос110.
В двадцатых годах возобновилась переписка Ганди с последователями идей Толстого в России, в частности с В. Г. Чертковым. В связи с шестидесятилетием Ганди Чертков направил ему приветственное письмо, в котором описал жизнь в Советской России и развернувшуюся здесь деятельность по изданию произведений Толстого. В ответ-пом письме мы читаем:
«Субармати, 24 апреля 1925 г.
Дорогой друг, я благодарю за Ваше приветствие от 28 февраля 1924 г. Я тогда не мог написать Вам. Надеюсь, что Вы будете по-прежнему держать меня в курсе Вашей деятельности в России и происходящих там событий.
Ваш М. К. Ганди» 111.
Через несколько лет переписка между Чертковым и Ганди коснулась вопроса об отношении к войне. Как известно, Ганди участвовал в англо-бурской войне на стороне англичан как руководитель санитарного отряда. В этом же качестве он участвовал и в первой мировой войне. Позднее, выполняя обещание, данное лорду Чермсфорду на военной конференции в Дели, он активно содействовал вербовке индийских солдат в английскую армию.
«Я делал все это, — писал он впоследствии, — веря в то, что подобные действия должны принести моей стране равное положение в империи»112.
В 1928 г. после появления в журнале «Янг Индиа» («Молодая Индия») статьи Ганди «Мое отношение к войне», в которой он из тактических соображений признавал возможным (при известных условиях) участие индийского народа в войпе на стороне Англии, В. Г. Чертков в ряде писем упрекал его в непоследовательности, в отступничестве от толстовских принципов пацифизма и ненасилия во имя соображений временной целесообразности.
В ответных письмах Ганди, объясняя свою позицию, заверял русских друзей Толстого в том, что он в принципе был и остается убежденным противником войны. «Я надеюсь, — писал он 7 декабря 1928 г., — в ближайшее время ответить на возражения, так мягко сделанные Вами. Но если даже мой ответ не убедит Вас, пожалуйста, поверьте, что соображению временной целесообразности нет места в моей доктрине. Все, что я делал до сих пор против войны, я делал, веря, что это мой долг в данный момент».
В письме от 14 июля 1929 г. Ганди снова писал: «Вы можете быть уверены, что я не намерен Припять участия в вооруженном конфликте, где бы он ни возник, включая и мою собственную страну». Это же он подтверждает и в письме от 21 июля 1929 г.: «Я без малейшего затруднения готов подтвердить свое глубокое убеждение, что любая война, под каким бы предлогом она ни велась, преступна». Как явствует из этой переписки, Ганди не раз приходилось в его сложной политической борьбе маневрировать, идти на временные компромиссы с английским правительством и даже поддерживать его, когда, как казалось ему, это было в интересах Индии. Не раз он с горечью убеждался в бесплодности подобных компромиссов. Но основные гуманистические начала его убеждений, близких к убеждениям Толстого, оставались неизменными.
Ганди пережил Толстого почти на сорок лет. Это были годы суровой борьбы индийского народа против английского империализма. В эти годы Ганди вырос в подлинного вождя народных масс. Значительную часть этих лет он провел в тюрьмах, куда его бросали британские колониальные власти. Не раз, в результате многодневных голодовок, его жизнь висела на волоске. Но свое ощущение идейного родства с Толстым, свое глубочайшее уважение к нему Ганди сохранял в течение всей своей жизни. Свидетельство этому — его речь перед молодежью, произнесенная в 1928 г. в связи со столетием со дня рождения Толстого. Эта еще не переведенная на русский язык речь дает ответ на вопрос, как оценивал Ганди Толстого через два десятилетия после кончины русского писателя.
Вот некоторые выдержки из этой речи, цитируемой нами по уже упоминавшейся брошюре «Leo Tolstoy, 50th Death anniversary»: «Толстой был самым правдивым человеком нашей эпохи. Его жизнь была непрерывным исканием истины, постоянным стремлением к правде и желанием действенно претворять ее в жизнь. Он никогда не пытался скрыть правду или смягчить ее. Он возвещал ее миру во всей полноте без увиливаний и компромиссов, без всякого страха перед земной властью».
«Критики Толстого иногда говорили, что его доктрина была большой неудачей, что он так и не нашел своего идеала, своей фантастической "зеленой палочки", в поисках которой прошла его жизнь. Я не согласен с этим. Правда, иногда он сам говорил так. Но это свидетельствует лишь о его величии. Возможно, что ему не удалось полностью осуществить в жизни свой идеал, но ведь это свойственно каждому человеку. Никто не может достигнуть совершенства, пока он находится в своей телесной оболочке. Идеальное состояние невозможно до тех пор, пока человек не преодолел полностью своего Я, а от своего эгоистического Я невозможно полностью освободиться, пока человек связан оковами плоти. Это было любимой мыслью Толстого, что в тот момент, когда человек уверует, что оп достиг идеала, его дальнейшее духовное развитие останавливается. Идеал всегда таков, что, чем больше мы к нему приближаемся, тем дальше от нас он отступает. Поэтому, когда говорят, что Толстому, по его собственному признанию, не удалось достигнуть высшего идеала, это ни на йоту не умаляет его величия. Это только говорит о его скромности».
«Часто старались придавать чрезмерное значение отдельным проявлениям непоследовательности в жизни Толстого. Но они были больше кажущимися, нежели действительными. Развитие есть закон жизни, и человек, который во что бы то ни стало старается отстаивать свои старые отжившие догмы, ставит себя в ложное положение. Эмерсон сказал: "Глупая последовательность — привилегия мелких умов". Так называемая непоследовательность Толстого была симптомом его движения вперед. Он иногда казался непоследовательным, потому что постоянно перерастал свои собственные доктрины. Его неудачи становились достоянием широкой гласности, победы же оставались скрытыми».
«Критики Толстого пытались нажить капитал на его ошибках, но ни один из них не смог быть более требовательным, чем он был по отношению к самому себе. Всегда проверяя истинность своих принципов, он еще перед тем, как критики успевали заметить его недостатки, сам раскрывал их миру, порою тысячекратно преувеличивая их. Он приветствовал критику в свой адрес даже тогда, когда она была сгущена. Подобно всем подлинно великим людям, он страшился похвал и был велик даже в своих неудачах. Его неудачи говорят не о тщетности его идеалов, а являются для нас критериями его величайших достижений».
«Важным моментом в мировоззрении Толстого была его доктрина "хлебного труда". Каждый человек, утверждал он, обязан трудом добывать свой хлеб. Большая часть страданий и бедности, зла и насилия происходит от того, что люди не выполняют этого своего долга. Все проекты смягчения бедности при помощи филантропии он считал тщетными, если богатые сами увиливают от труда и продолжают жить в роскоши. Он говорил, что, если бы только они слезли с плеч бедняков, так называемая филантропия сделалась бы ненужной».
«Для него верить означало действовать. И вот на склоне лет этот человек, который провел свою жизнь в довольстве, взялся за тяжелый труд. Он занимался сапожным и земледельческим трудом, тяжело работал по восемь часов в день. Физический труд, однако, не притупил его мощного интеллекта, — он сделал его еще более сильным, острым и блестящим. Именно в этот период его жизни было написано его самое сильное произведение — "Что такое искусство"».
В заключение Ганди призвал индийскую молодежь следовать в своей жизни примеру Толстого, бескорыстно служить своему народу и всему человечеству, стремиться к нравственной чистоте в своих действиях и помыслах. Это, по его мысли, — действенный путь к достижению свободы.
Большой интерес, проявленный Толстым к руководимому Ганди движению гражданского неповиновения в Южной Африке, их дружеская переписка и последующие высказывания Ганди, почтительно именовавшего Толстого своим «гуру» — духовным наставником, породили обширную литературу, в которой сопоставляются миросозерцания обоих мыслителей113. Это вполне закономерно — в их доктринах действительно мпого общего. Однако некоторые зарубежные, особенно индийские, авторы чрезмерно сближают воззрения Толстого и Ганди, порою полностью отождествляя их. В действительности же, наряду с тем, что роднит оболх мыслителей, имеется и многое, в чем их взгляды не совпадают, а иногда и существенно расходятся.
Нет надобности подробно говорить о том, что сближает мировоззрения обоих мыслителей. И тот и другой — каждый в свое время и по-своему — олицетворял собою, несмотря на исторически обусловленную ограниченность и противоречивость своих доктрин, освободительные стремления своих народов. Оба они были великими гуманистами, чей голос был слышен не только в своей стране, но и во всем мире. Оба они — хотя в разных областях и в разной мере — оставили большой след в истории своих стран и мировой культуры.
Мировоззрения Толстого и Ганди прежде всего роднят сходные черты исторических условий, в которых они жили и действовали. И в России и в Индии — при многих специфических различиях — шел процесс коренной ломки феодальных отношений и бурного развития капитализма.
И там и тут капитализм нес народным массам разорение, нищету, голодную смерть. В России этот процесс начался на полвека раньше в в силу многих причин протекал более интенсивно, что придавало протесту народных масс более острые и действенные формы, приведшие в конце концов к революционному взрыву 1905 года, а затем и к революции 1917 года. В Индии, вследствие замедленного промышленного развития, длительного иноземного господства и относительной слабости национальной буржуазии, внутренние социальные противоречия пе были столь обнажены; народное недовольство было направлено главным образом на борьбу с колонизаторами за национальное освобождение родины. Вот почему мировоззрение Ганди, как справедливо утверждают исследователи, «включало определенные идеи Толстого и вместе с тем имело собственную и доминирующую антиимпериалистическую направленность, отличалось ярко выраженным национализмом угнетенной нации, чего не было и не могло быть у Толстого»114. Добавим, что в силу названных причин учение Ганди смогло стать платформой для массового национально-освободительного движения индийского парода, в то время, когда учение Толстого при всей его объективной революционности пе захватило сколько-нибудь широкие народные массы в России, как и в других относительно развитых капиталистических странах.
При многих различиях доктрины Толстого и Ганди сближали прежде всего их общедемократическое, гуманистическое содержание, их социально заостренная, критическая направленность. Обе они выразили стихийное недовольство народных масс существующими порядками и имели целью уничтожить власть богатых над бедпыми, установить справедливые социальные отношения. Ленин называл Толстого горячим протестантом и страстным обличителем господствующего социального неравенства. Толстой обрушился с острой критикой на все современные ему порядки, основанные на порабощении масс. В основе его учения лежало стремление увидеть народные массы свободными от угнетения и насилия. Вместе с тем он отразил и «незрелость мечтательности, политической невоспитанности, революционной мягкотелости»115 крестьянских масс, их неподготовленность к борьбе.
Все эти ленинские определения, с учетом иных социально-исторических условий, применимы и к Ганди. Верный ученик и последователь Толстого, он подхватил и развил — применительно к своей стране и своему времени — его страстный протест против нищеты и разорения масс, против империализма и колониализма, против эксплуатации и насилия. Более того, выражая освободительные стремления своего народа, он в течение трех десятилетий возглавлял его борьбу за национальную независимость и добился больших успехов. Завоеванная в 1947 г. независимость Индии навсегда связана с именем Ганди.
Вместе с тем Ганди — идеолог и вождь народных масс отсталой колониальной страны — воплотил в своем учении и в практической деятельности многие противоречия исторического развития его страны. Выражая общенародные стремления индийцев к освобождению от иноземного ига, их силу и мощь, доктрина Ганди отражала и противоречия индийского освободительного движения, его внутренние слабости, позволившие национальной буржуазии подчинить это движение своему идейно-политическому влиянию.
Говоря о сходстве и различии мировоззрений обоих мыслителей, следует прежде всего учесть, что их общественно-политические и философские взгляды не были неизменными. Каждый из них пережил под влиянием действительности свою идейную эволюцию. Взгляды Толстого последних десятилетий значительно отличаются от тех, какие у него были до пережитого им в начале 1880-х годов идейного перелома. Взгляды Ганди, со своей стороны, существенно видоизменялись по мере углубления и нарастания возглавлявшейся им борьбы за национальное освобождение Индии. Сама индийская действительность, участие в антиколониальном движении широких народных масс толкали Ганди ко все более радикальным решениям наболевших социальных проблем. Следует также помнить и то, что Ганди пережил Толстого на целых четыре десятилетия — огромный исторический период, на который существенное влияние оказала Великая Октябрьская социалистическая революция. Толстому не дано было увидеть мировое развитие в первой половине XX в., в то время как деятельность Ганди падает на это бурное и поучительное время. При всем своем неприятии научного социализма Ганди испытал на себе воздействие идей Октябрьской революции, искренне приветствовал ее, учитывал в своей деятельности опыт борьбы русских рабочих и крестьян.
Общественно-политические доктрины обоих мыслителей роднит то, что они подходят к проблеме социальных преобразований с моралистических позиций. Оба смотрят на действительность глазами обездоленного крестьянина, который, вырываясь из огня крепостной кабалы, попадает в полымя капиталистической эксплуатации. С этой наивно-патриархальной точки зрения ими отрицаются не только все существующие государственные, общественные, политические и экономические порядки, но и вся городская культура. Как и его русский учитель, Ганди начал с полного отрицания прогресса и цивилизации, видя в них первопричину пороков современного общества. В грозных нападках молодого Ганди на науку, технику, промышленность, машины, железные дороги и т. п., в его призывах вернуться к патриархальным отношениям старины явственно слышны аналогичные проклятия Толстого буржуазному прогрессу и призывы изолироваться от него. У того и у другого за этим отрицанием стоит утопический идеал крестьянской общины, кормящейся за счет ручного труда, живущей но древним религиозным канонам — без насилия и классовой борьбы, на основе «вечных» законов добра и справедливости.
Позднее, однако, взгляды обоих мыслителей претерпели эволюцию. Если и Толстой в конце концов смягчил свой приговор современной цивилизации при условии свободного доступа к ее «плодам» широких народных масс, то Ганди сделал на этом пути еще много шагов вперед. В последний период он даже высказался за индустриализацию Индии, за превращение фабрик и заводов в государственную собственность — правда, на основе их «справедливого выкупа» у владельцев и доброжелательного сотрудничества с ними.
Разделяя взгляды учителя в исходных позициях, Ганди все более расходился с ним, разрешая практические проблемы своего движения. Так, Толстой, как известно, учитывая лишь опыт прошлого, отрицал всякое государство, считая его власть над народом не менее тиранической, чем господство отдельных капиталистов и помещиков. Как идеал человеческого общежития он выдвигал добровольное содружество мелких земледельческих общин, не нуждающихся в государственном аппарате, в суде, полиции и армии, — содружестве, основанном на полном безвластии и отсутствии какого-либо принуждения.
Ганди, начав с пропаганды этого далекого и возвышенного идеала, вскоре пришел к пониманию его утопичности и бесплодности. Стремясь к освобождению Индии, он постепенно видоизменял свою общественно-политическую программу. Вначале это была лояльная поддержка британской империи с целью «заслужить» независимость Индии, позднее — все обостряющаяся, но не насильственная борьба против английского владычества, а после завоевания независимости — создание хорошо организованного демократического государства как условия независимого существования нации и улучшения положения народных масс.
С точки зрения ортодоксального толстовства отношение Ганди к власти, к государству — сплошной отход от канонов религиозно-нравственного учения. Однако позиция Ганди при всей ее половинчатости обнаруживала более глубокое понимание практических задач момента, чем умозрительная позиция Толстого.
Большое место наряду с проблемой государства занимал в общественно-политических доктринах обоих мыслителей вопрос о земле. И Ганди и Толстой видели ужасающие последствия концентрации земли в руках помещиков и мечтали о передаче ее в руки крестьян. Но осуществление этой мечты они мыслили по-разному. Для решения земельного вопроса Ганди выдвинул теорию «опеки», предполагающую превращение помещика в «опекуна» крестьян — опекуна, получающего вознаграждение за добровольно переданную им землю. Превращение земельных магнатов в добрых друзей крестьян мыслилось им как результат их постепенного нравственного перерождения. Лишь в самые последние годы Ганди допускал «государственное регулирование» опеки и ограничение вознаграждения «опекунов».
В подходе Толстого к решению земельного вопроса также было известное упование на нравственное «воскресение» помещиков, на их добровольный отказ от земли. Но в целом Толстой решал эту проблему по-другому. Согласно пропагандировавшейся им теории «единого налога» американского экономиста Генри Джоржа, земля должна была облагаться — в зависимости от качества и от местоположения — высокими платежами, которые сделали бы нерентабельным ее сохранение для не работающих на ней людей. Налог должен был полностью тратиться на нужды крестьянских общин. Такой порядок, по мнению Толстого, вынудил бы помещиков отказаться от земли, которую они сами не могут обработать, и она «сама по себе» перешла бы в руки крестьян.
Совершенно очевидно, что этот план был неосуществим, ибо требовал для своей реализации заинтересованного участия правительства, состоящего из тех же помещиков и фабрикантов. Однако в скрытом виде «единый налог» все же предполагал безвозмездное отчуждение земли у ее владельцев помимо их воли. А этого и желали миллионы обездоленных крестьян.
К этому следует добавить, что в годы первой русской революции Толстой вопреки своему учению о непротивлении злу насилием открыто сочувствовал крестьянам, которые, поднявшись против царизма, самовольно запахивали помещичью землю, — он считал такие действия справедливым возмездием за многовековое угнетение и бесправие.
Очевидно, что такой подход к решению земельного вопроса при всей его утопичности и ограниченности больше соответствует идеологии ограбленного крестьянства, чем гандистская теория «опеки», ставившая крестьян в зависимость от «доброй воли» помещиков-опекунов.
В последние годы жизни Гапди, испытывая давление шедших за ним широких крестьянских масс, робко выдвигал идею коллективной обработки земли крестьянами, но и тогда не посягал на помещичью собственность. Передачу земли крестьянам для коллективной обработки он мыслил в категориях той же добровольной помещичьей «опеки» или путем выкупа государством земли у ее владельцев. В целом вся гандистская концепция общественных преобразований зиждилась на фундаменте социальных компромиссов и вере в возможность гармоничного сотрудничества между трудом и капиталом. «Я не верю, — писал Ганди, — что капиталисты и помещики являются эксплуататорами по самой своей природе и что антагонизм между их интересами и интересами масс непримиримый. Требуется не ликвидация помещиков и капиталистов, а преобразование отношений между ними и массами в нечто более здоровое и чистое»116. Толстой же начиная с 80-х годов решительно выступал против частной собственности в любом ее виде, особенно против частной собственности на землю, допуская даже такие пути ее перехода к крестьянам, как национализация ее государством. В этом объективно сказался более высокий уровень развития русского крестьянского движения, его относительно большая революционность, чем движение крестьян в отсталой колониальной Индии.
В выборе путей и методов антиимпериалистической борьбы доктрины Толстого и Ганди очень близки. Призывы Ганди к гражданскому неповиновению, к неучастию в деятельности колониальной администрации, армии, суда, к неуплате налогов и т. п. повторяют рекомендации Толстого, содержащиеся в его знаменитом «Письме к индусу». Ганди иногда отступал от своих призывов, когда поднятые ими массы переходили за грань ненасильственных действий. Вместе с тем в ходе острой борьбы, под давлением масс, он избавлялся от многих иллюзий, в том числе и от веры в добрые намерения Англии. Таких иллюзий, являющихся типичным порождением идеологии угнетенной нации, не могло быть и никогда не было у Толстого. Вместе с тем Ганди начиная с 20-х годов пошел дальше Толстого, не ограничиваясь лишь лозунгами и призывами, а организуя и сплачивая массы на борьбу с колонизаторами. Он поднял общенациональное движение, которое объединило миллионы людей в борьбе за освобождение родины. Возглавленная им партия Индийский национальный конгресс превратилась в массовую организацию индийского народа. Ганди вырос в эти годы в выдающегося политического лидера, вождя общенациональной борьбы за освобождение, каким невозможно представить себе Толстого, всегда отстранявшегося от политики.
Если говорить о родстве основных учений обоих мыслителей, то Ганди сближает с Толстым прежде всего религиозная основа их мировоззрений. И Ганди и Толстой утверждают превосходство религиозного мышления над научным, считают религию — каждый в своем понимании ее — главной силой жизни, придают своим этическим системам религиозную мотивацию. И тот и другой опираются при этом на древние религиозные традиции: Толстой — на христианские, Ганди — на индуистские, отдавая в них приоритет морально-этическим нормам и принципам.