Судьба сказала свое слово. 7 глава

* * *

В этом Люциус не ошибался. Отчаянно злящаяся на весь мир Нар­цисса сидела на первой трибуне, как и обещала, и старалась не оглох­нуть от воплей болельщиков. Получалось плохо. В ушах уже отчаянно звенело, хотя игра еще не началась. И вот наконец слизеринцы вышли из раздевалки и остановились на поле в ожидании соперника. Нарцисса помахала им рукой. Видел ли ее Люциус, это был уже другой вопрос, который не сильно заботил девушку. Она свою часть уговора выполни­ла. Из своей раздевалки вышли игроки в красных мантиях. В отличие от Люциуса, Нарцисса сразу отыскала глазами силуэт Сириуса Блэка и уже не отводила от него взгляда. Сорок две минуты до рези в глазах она сопровождала каждый его рывок за мячом или для блокировки со­перника рывком своего отчаянно колотящегося сердца. Ее совершенно не сбивали с толку шесть других фигур в красном – она их просто не видела. Был только он. Она не ломала голову над сменой его позиции. Была одна мысль – он. Все остальное казалось мелким, незначитель­ным. Когда Сириус забил свой первый мяч, Нарцисса вскочила на ноги. Она хотела радостно завопить, но ее вернул на место крик Гойла:
– Не расстраивайся, это случайность!
Нарцисса оглянулась на него и села. Такого напряжения, как в те сорок две минуты, она не испытывала никогда. А в самом конце игры Поттер поймал снитч. Момента она, понятно, не видела, так как сле­дила за Сириусом, мчащимся у западного края поля, и чуть ли не са­мой первой увидела, как в него врезался бладжер. От сильного удара юношу резко бросило в сторону, и что-то отлетело от формы. Нарцисса вскрикнула, но в общем шуме этого никто не услышал. Она в отчаянии подскочила к перилам – ничего не было видно. К месту его падения уже летели игроки. А тут еще какая-то суматоха началась вокруг Мосса. А потом еще почему-то продолжилась игра... Нарцисса же все это время смотрела на Сириуса, сидящего на траве и периодически отнимающего руку от головы и рассматривающего свои перчатки. Потом все потяну­лись с трибун, и она опомнилась. Расталкивая всех на своем на пути, Нарцисса бросилась к выходу. Толпа оттеснила ее и понесла в сторону школы. Гойл предложил пойти к раздевалкам и поддержать Люциуса. Какие раздевалки? Какой Люциус? Нарцисса рванулась к главному вхо­ду в замок. Подождав, пока народ немножко разойдется, девушка на­правилась к больничному крылу. И только подойдя ко входу в лазарет и увидев красное море гриффиндорских болельщиков, она поняла свою глупость. На фоне красных флагов и разрисованных лиц ее зеленый шарф смотрелся диковато.
Дойдя до студентов, Нарцисса в нерешительности остановилась.
– Мосса не забирали в больничное крыло, – сказал кто-то из толпы.
Нарцисса кивнула. Смелости сказать, что пришла узнать о Сириусе, не хватило. Из двери лазарета вышел взмыленный Поттер и еще какой-то мальчик в красной мантии. Его запястья были зафиксированы, а руки висели на перевязи. Причем обе сразу. Получался жутковатый вид, как у покойника в гробу. Как же он теперь будет, пока все не заживет? Од­нако по лицу мальчишки было видно, что он рад и счастлив. Он самоза­бвенно улыбался словам Джеймса Поттера.
– Поттер, – обратилась Нарцисса, – на минутку…
Поттер приподнял бровь и, что-то сказав мальчику, подошел.
– Я хотела спросить… Мне очень нужно узнать…
Пока Нарцисса подбирала слова, коридор наполнился шумом, и она увидела, что из лазарета вышла еще одна фигура в квиддичном свите­ре.
– Джим! Я все, – крикнул Сириус, протискиваясь сквозь толпу ра­достно приветствующих его однокурсников.
Нарцисса замолчала. Поттер оглянулся на оклик. Сириус Блэк за­стыл, не дойдя до них каких-то пару шагов. Его пристальный взгляд остановился на Нарциссе, и у той защемило сердце. Он был бледен, а на лбу красовался магический пластырь. К тому же левая рука была, как и у того мальчика, в тугой повязке и на перевязи.
– Я поищу Лили, – неуверенно сказал Поттер и сделал шаг в сторо­ну.
– Не нужно меня искать, – звонкий голос возвестил о появлении Эванс. Она быстро сориентировалась в ситуации и, вместо того, чтобы пойти навстречу Поттеру, шагнула к Сириусу.
– Как ты? – она заботливо провела кончиками пальцев по его плас­тырю.
Это действие вывело Сириуса из ступора, и он перевел взгляд на Лили.
– Нормально, – проговорил он и добавил с улыбкой, – мы же побе­дили!
– Да! Ты герой!
Лили взяла его под здоровую руку и потянула мимо Нарциссы, пой­мав по дороге второй рукой локоть Поттера. Компания прошествовала мимо застывшей слизеринки.
– Сириус… – проговорила та.
Плечи Сириуса Блэка дернулись, но он продолжил свой путь, так и не оглянувшись. Не оглянулся и Джеймс Поттер. За них обоих это сде­лала Лили. Ее улыбка заставила Нарциссу сжать кулаки и ненавидящим взглядом проводить удаляющуюся троицу. Облегчение от того, что с Сириусом все в порядке, сменилось жуткой злостью на него.

* * *

Люциус Малфой в одиночестве поднимался по ступеням, ведущим к главному входу, когда навстречу вышел тот самый мальчик – вратарь Гриффиндора. Обе его руки были на перевязи. Люциус уже готов был сообщить ему, что с такими темпами в Гриффиндоре вакансия вратарей будет свободна после каждой игры, как вдруг:
– Ты просто молодчина!
Такой родной и знакомый голос. Люциус резко обернулся и увидел Фриду Забини, поднимавшуюся по ступенькам. Вероятно, она пришла по одной из узеньких тропинок, щедро сплетающих паутину на терри­тории школы, поэтому он не заметил ее раньше.
«Невероятно! Я, наверное, ослышался».
Люциус впился взглядом в лицо девушки. Нет, не ослышался. Прос­то ошибся. Фрида действительно произнесла эти слова, только не ему. О ее спортивных пристрастиях очень недвусмысленно говорил набро­шенный на плечи красный флаг с изображением льва.
– Из тебя получится классный вратарь, Мэтью. Редко дебюты быва­ют такими. Ты настоящий боец.
Мальчишка просиял.
«Надо же, я даже не знаю наверняка, с какого курса этот сопляк, а она назвала его по имени».
И тут Люциус был сражен окончательно: за Фридой по ступенькам поднимался не кто иной, как староста Гриффиндора Ремус Люпин. Лю­циус не хотел даже думать, почему они шли вместе. Надежда на то, что это встреча случайна, развеялась, когда юноша заметил два омниокля в руках Люпина, один из которых принадлежал Фриде. Его Люциус хо­рошо помнил. И прежде чем он сумел подумать, слова уже сорвались с языка:
– Люпин, там твоего ненаглядного Блэка уже, поди, отпевают, а ты тут с барышнями прохлаждаешься.
Резкие слова заставили Фриду обернуться и полоснуть Люциуса яростным взглядом.
– Да нет, скорее уж ему поют хвалебные гимны. Он ведь победил! – спокойно парировал Люпин и взбежал по ступеням. – Мэт, ты просто молодец! Как руки? – он приобнял счастливого мальчишку за плечи, и все трое скрылись в замке.
Понимая, что делает одну глупость за другой, но будучи не в силах сдержаться, Люциус Малфой ударил кулаком о каменный парапет и тут же охнул от острой боли. На разбитых костяшках появилась кровь. Это немного привело его в чувство.

* * *

Нарцисса Блэк сидела на полу у камина в гостиной Слизерина. Когда Люциус вошел, она была одна. Это в случае победы здесь бы беснова­лись и буйствовали счастливые студенты, а сейчас гостиная была тиха и пустынна.
Он захлопнул дверь, и девушка подняла голову на звук.
– Ты решила, что я получил травму? – спросил он, подходя и приса­живаясь рядом с ней на корточки?
– С чего ты это взял?
– Ну, больше я никак не могу объяснить твое желание посетить лаза­рет. Не Мосса же, с которым не обмолвилась и парой слов, ты ринулась навещать, да еще рискуя нарваться на кордон гриффиндорцев. Сама ты выглядишь вполне здоровой. Вот я и решил, что ты беспокоилась за меня.
Голос его был совершенно спокоен, но Нарциссе стало неуютно.
– Кто тебе сказал об этом?
– Ты не ответила на мой вопрос! – проговорил Люциус, глядя в ка­мин.
Нарцисса отложила книгу, которую читала, и посмотрела на юношу. Худощавый подросток, сидящий на корточках и наблюдающий за игрой пламени. Он мог бы быть даже милым, если бы не… Взгляд Нарциссы остановился на его руках. Правая кисть была покрыта запекшейся кро­вью.
– Что с твоей рукой, ты подрался?
«С Сириусом! – в ужасе решила девушка, – но ведь у того травма!»
В ответ на ее слова Люциус оторвал взгляд от огня и посмотрел ей в глаза, затем протянул правую руку ладонью вниз. Решив, что от нее требуется помощь, Нарцисса взяла его руку в свою. Девушка внима­тельно изучила ссадину и потянулась за волшебной палочкой. Люциус резко вырвал руку из ее пальцев и больно схватил ее здоровой рукой за запястье.
– Когда я захочу твоей помощи, я скажу об этом. А пока тебе стоит задуматься: чтобы ты ни сделала, о чем бы ни подумала, я узнаю, я всег­да узнаю. И тебе лучше не сталкиваться с последствиями этого. Так что будь умницей, и пусть в твою хорошенькую головку даже мимоходом не заглядывает мысль – выставить меня дураком, как сегодня.
Выпустив ее руку, юноша рывком поднялся и взбежал по лестнице, ведущей в его спальню. Нарцисса осталась одна. В этой комнате. В этом замке. В этом жутком мире.
А ведь до этого еще была Надежда…

Полет.

Смешно! Нелепо! И до боли несерьезно...
Он протянул тебе ладонь сквозь пустоту,
И за его спиной блеснули в небе звезды.
В его глазах узнала ты свою мечту.

Твой старый Враг шагнул навстречу бездне,
Тебе оставив легкий шаткий мост.
И ты рванулась следом в неизвестность.
Поверила...Стал выбор очень прост.

А ведь до этого еще была надежда…
Слабая, конечно, но все же Гермиона до последнего момента надея­лась как-то отвертеться от предложенной перспективы. Но реальность была сурова – был Малфой, который уже перебросил ногу через древко метлы и ждал, когда девушка присоединится. Его и так неангельское терпение иссякало быстро. Обидно быстро.
Гермиона встала, разгладила свитер, взглянула на свои ботинки и, присев, начала перевязывать шнурок на левом. Полет – такое дело, раз­вяжется – проблем не оберешься.
– Грейнджер, – прошипел «очаровательный» паренек напротив, – мо­жет мне зайти попозже, когда ты окончательно наведешь марафет? Ты собираешься не на Рождественский бал, а в дорогу!
– Знаю, – огрызнулась девушка и, глубоко вздохнув, шагнула к Мал­фою.
– Тем более, – продолжил он свою мысль, – кроме меня, тебя никто не увидит.
– А может, я решила тебя очаровать? – с раздражением от того, что она вся трясется от страха, а он спокоен, как удав, выпалила девушка.
Малфой обидно фыркнул и весело сказал:
– Я, конечно, польщен, только вряд ли труп Поттера оценит твои старания на мой счет. Время-то идет. Садись!
– Куда? – тупо спросила Гермиона.
Малфой возвел глаза к потолку.
– На метлу, позади меня…
Гермиона, вздохнув, села и тут же осознала всю глобальность навис­шей проблемы.
– Малфой, а за что я буду держаться?
– О, твой богатый выбор в этом вопросе просто потрясает воображе­ние. Во-первых, за меня, а во-вторых, в-третьих, и в сто сорок пятых, опять же за меня. Грейнджер, еще пара таких препонов, и я без зазрения совести оставлю тебя здесь.
Гермиона вздохнула (в который раз) и осторожно положила руки на плечи Малфоя, стараясь не очень касаться его. Он почему-то усмехнул­ся. Гермионе бы насторожиться, но она слишком увлеклась, разглядывая его шелковистые волосы и вдыхая легкий запах его туалетной воды. Он пах… ветром и опасностью. Завораживающее сочетание. Оно настора­живало и в то же время расслабляло, вселяло уверенность. И вдруг… Резкий рывок, и девушка изо всех сил вцепилась в плечи Малфоя.
Вот почему он ухмылялся! Она крепко зажмурилась и начала мо­литься всем богам, которых знала. Слизеринец вытворял на метле что-то невероятное. Приоткрыв один глаз, Гермиона увидела, что они об­летают замок Малфоев. А она-то думала, что они уже приближаются к Хогвартсу.
– Малфой, куда мы летим?
– Мне нужно еще кое-что сделать.
С этими словами он спикировал вниз, и Гермионе показалось, что они сейчас врежутся в стену замка. Чтобы не видеть этого момента, девушка зажмурилась, но вдруг почувствовала, что полет прекратился. Она приоткрыла один глаз (с этого ракурса все выглядело повеселее) и обнаружила, что они зависли рядом с каким-то окном, из которого пробивался свет.
– Сейчас ты постоишь одну минутку на карнизе, а мне нужно зале­теть в эту комнату.
Гермиона скосила глаза и увидела, что в пяти сантиметрах под ее правой ногой находится довольно широкий карниз. Вся беда была в том, что окно находилось этаже на третьем.
– Малфой, – в панике зашептала Гермиона, вцепившись в его плечи, – я не буду слезать с метлы. Ты что, совсем придурок? Я же сказала, что боюсь высоты! Я…
Подняв правую руку и никак не отреагировав на «придурка», что было само по себе странно, Малфой отцепил руку Гермионы и потянул девушку в сторону стены. Понимая, что если начнет сейчас сопротив­ляться, то рискует совершить первый затяжной прыжок в своей жизни (обстоятельства не позволяли добавить «с парашютом»), Гермиона в панике вновь зажмурилась и отдалась на волю судьбе-злодейке.
Малфой же проделывал свой маневр молча и никак не реагировал ни на ее злобное шипение, ни на ее левую руку, мертвой хваткой вце­пившуюся в его плечо. Гермиона подозревала, что тоненький свитер и легкая куртка вряд ли делают ее хватку менее болезненной, однако Малфой не реагировал на боль так, как должен был нормальный чело­век. Между тем, чтобы не упасть, Гермионе пришлось-таки поставить правую ногу на карниз, и, стараниями Малфоя, она тут же оказалась наполовину стянутой с метлы, потому что юноша немножко развернул метлу и обернулся к девушке.
– Эй, все будет хорошо. Это совсем не страшно.
Если бы Гермиона не была так напугана, то непременно заметила бы нечто необычное в его голосе. До этого он никогда не говорил с ней таким успокаивающим тоном, в котором не было ни насмешки, ни ядо­витости. Но Гермиона как раз в этот момент взглянула вниз, и сердце ухнуло в пятки. Она и так стояла не слишком устойчиво: на одной ноге, да еще вцепившись в плечо Малфоя. Голова закружилась, и девушка пошатнулась. Малфой резко дернул вверх ее правую руку, которую до сих пор не отпустил, помогая сохранить равновесие.
– Не смотри вниз, – резко сказал он, – посмотри на меня. Ну!
Гермиона открыла глаза и встретилась с напряженным взглядом сли­зеринца.
– Вот так, – прошептал Малфой, – а сейчас осторожно снимай вто­рую ногу. Нет! Смотри только на меня!
Гермиона, как завороженная, делала все, что он говорил. Это оказа­лось просто и совсем не страшно, если смотреть в его уверенное лицо и чувствовать его твердую руку.
– А теперь отпусти мое плечо. Ну же, будь умницей!
Гермиона послушно разжала свою левую руку и посмотрела в его глаза. Наверное, в ее взгляде было столько мольбы, что Драко Малфой тихо, но очень отчетливо проговорил:
– Гермиона, поверь мне! Все будет хорошо. Я сейчас отпущу руку и наложу на тебя заклятие. Ты не упадешь. Я вернусь через минуту. По­верь мне! Все будет хорошо.
У Гермионы замерло сердце. Она даже на миг забыла, что стоит на уровне третьего этажа. Во-первых, потому, что она никогда не слыша­ла своего имени, произнесенного этими губами, которые сейчас напря­женно сжались в ожидании ее реакции, а во-вторых, она никогда бы не могла подумать, что Драко Малфой способен на такие проникновенные слова и такой успокаивающий тон.
«Поверь мне». Два таких простых слова. За ними можно броситься в омут. Вот только…
Словно прочитав ее мысли, Малфой усмехнулся, правда, не злобно, как обычно, а даже весело.
– Хорошо. Я выбрал неверные слова. Давай так: поверь в то, что я хочу получить в Хогвартсе помощь, а твой труп, не способный подтвер­дить мои слова, резко уменьшает на это шансы. Так понятней? Я не позволю тебе упасть.
Гермиона в оцепенении отпустила его руку и сделала шаг назад. Лицо Малфоя тут же приняло деятельное выражение. Он достал палоч­ку и прошептал заклинание. Гермиона почувствовала, что ее прижало к стене. Сейчас, захоти она куда-то деться с этого чертового карниза, вряд ли смогла бы.
«Я хочу получить в Хогвартсе помощь». Гермиона наблюдала, как Малфой подлетел к окну и тихо постучал в стекло.
Странно. Где же он был настоящий? Неужели ему совсем нельзя ве­рить? Никаких чувств и эмоций. Только холодный расчет. Да, шесть лет наблюдений за ним говорили правду. Это не человек, а какой-то робот, причиняющий боль, который знает, что в какой момент сказать. Гад! Вот только сейчас он не угадал. Он решил, что ошибся в тактике, и сменил теплые и успокаивающие слова, которые били по сердцу, на хо­лодную и расчетливую речь, достигающую разума.
«Вот тут ты ошибся, Драко Малфой! Потому что, хоть ты и играл, но я почти поверила тихим и простым словам. Ты ошибся. А я? Странно. Я готова была поверить. Почему ты вечно все портишь?»
Гермионе захотелось заплакать: все напряжение этого бесконечного вечера собралось в тугой комок в горле, глаза нестерпимо защипали. И было нехорошее подозрение, что виной всему не нервы, а расчетливые слова этого невыносимого человека. Гермиона закрыла глаза и услы­шала тихие голоса. Оказывается, Малфой уже влетел в открывшееся окно.
– Во сколько? – изумленно вопрошал голос Блез Забини.
– Без пятнадцати шесть, – твердо отвечал Малфой.
– Малфой, последний день каникул! Ты изверг!
– Без пятнадцати шесть ты призываешь метлу из сарая и летишь в мою комнату.
– А пешком никак? – недовольно пробурчала Блез.
– Да на здоровье, – начал раздражаться Малфой, – хочешь, хоть на руках иди. Вот только в комнату ты сможешь попасть лишь через окно. Оно открыто.
Блез вздохнула.
– Что нужно сделать?
– Рядом с камином – гобелен. За ним дверь. За дверью Нарцисса. Откроешь ее и выпустишь.
– С ума сойти! Как в страшных сказках. Ты заточил собственную мать? – изумилась девушка.
– Блез, я не шучу.
– А где будешь ты? – ее голос стал серьезен.
– У меня дела.
– Это девушка?
– Да, Блез, это все та же Гермиона Грейнджер, которая пряталась у меня в шкафу, – раздраженно проговорил Малфой и, судя по звуку, направился к окну.
– Драко… Береги себя. Я все сделаю. Не волнуйся.
– Спасибо.
– Спасибо тебе, что доверяешь.
– Кроме тебя мне здесь не к кому обратиться.
– Все равно – спасибо. Хочешь, я скажу, что ночевала у тебя, и ты все время был дома? Ну, если что...
– Спасибо. Ты – чудо.
Послышался звук легкого поцелуя, и Малфой вылетел из окна, кото­рое тут же закрылось.
Юноша подлетел к Гермионе и снял с нее заклятие, потом протянул руку – помочь. Гермиона молча оперлась на теплую ладонь и села поза­ди него. Если Малфоя и удивила покорность и молчаливость девушки, он никак этого не показал, а только проговорил:
– Держись крепче. Сейчас придется пролетать по территории очень быстро, к тому же петляя.
А Гермионе было все равно. Она закрыла глаза и прижалась лбом к его спине. Ей отчего-то стало обидно. Наверное, оттого, что руши­лось ее представление о нем. Оказывается, он мог доверять…Блез. Ока­зывается, он умел просить о помощи. И все это не ее. Гермиона сама понимала всю глупость и нелогичность своих суждений. Он Враг. Ее это всегда устраивало. Или нет? Может, она перестаралась, наблюдая за ним? Ведь все эти шесть лет, каждый день, приходя в обеденный зал или на совместный урок, она первым делом отыскивала светловолосую голову среди множества студентов. Чтобы знать, что делает Враг. Или же не Враг? Гермиона окончательно запуталась. Она не хотела думать о нем, не хотела переживать из-за его слов. Но он сказал «поверь мне», и она поверила. Вдруг игрой были как раз последние его слова? А до этого он был искренним? Гермиона вздохнула и, наклонив голову, стукнулась лбом о спину юноши. Она так задумалась, что забыла, где находится.
– Эй! – тут же откликнулся Малфой. – Еще раз так сделаешь без пре­дупреждения, и мы упадем.
Он выровнял метлу. Гермиона посмотрела вокруг. Они летели вы­соко. Ужасно высоко. Внизу мелькали деревья и кусты. Похоже, лете­ли над каким-то лесом. Голова закружилась, и девушка подняла лицо. Небо было удивительно звездным. Любого подростка звездное небо на­страивает на романтический лад.
– Малфой, посмотри, сколько звезд! – в восхищении выпалила де­вушка.
Он бросил быстрый взгляд на небо и тут же снова уставился перед собой.
– Естественно, в августе в ясную ночь полно звезд, – пожал плечами парень.
Да уж, ее спутника никак нельзя было обвинить в излишнем роман­тизме.
– Кстати, Грейнджер, не будешь ли ты столь любезна отцепиться от моих плеч. У меня уже руки затекли от твоей мертвой хватки. А это чревато потерей управления…
– Извини, – буркнула Гермиона и попыталась исполнить просьбу, но… – А за что же мне держаться?
Малфой раздраженно вздохнул, и Гермиона поспешила переместить руки ему на пояс. При этом она обратила внимание на то, что впереди что-то светится. С мрачным весельем Гермиона заметила, что Малфой сжимает в левой руке палочку, испускающую слабый свет, и это явно мешает ему управлять. Ее рассмешил тот факт, что он не додумался до такой простой вещи. Гермиона осторожно вытащила свою палочку:
– Люмос Салем! – проговорила она, направив палочку на древко мет­лы, которое тут же засветилось, как прожектор. Это действие заставило Малфоя шарахнуться от неожиданности, и Гермионе пришлось с воп­лем уцепиться за его талию, потому что метла резко рванула вниз. Не­сколько секунд Малфой молча боролся со взбесившейся метлой, силой тяжести и боковым ветром. Когда опасность миновала, он рявкнул:
– Грейнджер! Что ты сделала с моей метлой?
Щенячья радость по поводу того, что она в чем-то его обошла, сме­нилась осознанием глупости своего поступка и ожиданием незамедли­тельной кары.
– С ней ничего не стало, правда, – жалобно начала девушка, – это та же система, что и зажигание палочки.
Малфой, казалось, слегка успокоился. И уже тише проговорил:
– Грейнджер, в следующий раз включай сначала мозги, а потом маши палочкой. Чуть сильней ветер, и мы бы уже напоминали два экзотичес­ких коврика, безумно радующих здешних туристов.
Гермиона очень живо себе это представила. И то ли виновато было ее воображение, то ли пируэты Малфоя, которые он выписывал, борясь с метлой, но ее внезапно затошнило.
– Малфой, – жалобно начала Гермиона, – давай спустимся.
На удивление, он без разговоров сбросил скорость и стал снижаться. Гермиона слезла с метлы и упала на землю, закрыв глаза.
– Эй! – послышался тихий голос, – тебя укачало?
Гермиона молчала. Ей было стыдно признаваться в своей слабости. Верно истолковав ее молчание, Малфой раздраженно произнес.
– Грейнджер! Что за ребячество?! В этом нет ничего криминального. Единственное, могла заранее предупредить.
– Меня укачивает только в самолетах. И то не всегда. Я не думала.
– В чем? – переспросил Малфой.
– Не важно.
Говорить не хотелось.
– Открой глаза и посмотри на меня! – голос был так требователен, что девушка подчинилась.
Открыв глаза, она увидела направленную на нее волшебную палоч­ку. Малфой что-то прошептал, и Гермиону накрыла волна облегчения. Тошнота отступила, и мир стал прекрасен. Даже то, что Малфой рядом, не портило впечатление. Скорее наоборот.
Гермиона резко села, собираясь поблагодарить слизеринца, и мир тут же покачнулся. Малфой уверенно подхватил ее.
– Не так быстро. После этого заклинания надо минут десять поси­деть спокойно.
Убедившись, что Гермиона может сидеть самостоятельно, Малфой пристроил метлу к дереву и заклинанием согрел остывшую землю под ними. После этого сел напротив девушки, сложив руки на коленях и опустив на них голову.
– Малфой, – через минуту позвала Гермиона, – до Хогвартса еще далеко?
– Минут двадцать, – откликнулся он, не поднимая головы.
– То есть… Но почему Гарри похитили в полдень, мы ехали недолго, а у тебя в замке уже стемнело? Как так?
– Это из-за силового поля, – Малфой поднял голову и сменил поло­жение. Теперь он полулежал, опираясь на локти, и смотрел на девуш­ку.
– Не поняла…
– Что тут непонятного! Мой замок ненаносим. Никто не может его найти, кроме членов семьи и узкого круга людей. Для путешествий ис­пользуется камин. Мой отец в розыске, но дома он в безопасности, по­тому что никто не может туда попасть: замок, как и Хогвартс, защищен силовым полем, но сейчас идет его ремонт, как выяснилось, и поэтому время там творит презабавные вещи. Я приехал тоже днем, а, судя по солнцу, было часов десять вечера.
– Но мы оказались близко и от Лондона, и от Хогвартса. Такого быть не может. «Хогвартс–экспресс» идет пять часов…
– Послушал бы кто, как самая умная ученица курса задает такие бестолковые вопросы, – посмотрев на ее возмущенное лицо, Малфой с веселой улыбкой пояснил: – Это что-то вроде трансгрессии. Время за­кручивается в спираль и в строгих рамках идет по-другому. Мы просто летим именно в этом поле. Стоит чуть отклониться от курса, и будешь пилить до Хогвартса часов десять.
– Понятно… – протянула Гермиона и подумала, что она действи­тельно этого не знала. Она не первый раз с раздражением отметила, что есть много таких вещей, которые не описываются в книгах, во всяком случае, в распространенных. Например, заклинания, которыми маги просто пользовались век от века и считали их чем-то обычным. Родив­шись в семье магглов, невозможно это постичь. А из чистокровных семей Гермиона близко знала только Уизли. Но Артур и Молли Уизли всегда заняты, и девушке было неловко отвлекать их вопросами; Билла и Чарли она всегда стеснялась, а из младших отпрысков Уизли никто не мог рассказать ничего интересного. Их волновал сегодняшний день, а не старинные обычаи. С этой точки зрения Малфой был для Гермионы уникальным. Она подняла на него взгляд и заметила, что он смотрит в звездное небо.
– О чем ты думаешь? – вопрос сорвался с губ раньше, чем девушка смогла его остановить.
– Сегодня действительно очень много звезд. Так редко бывает. Или я давно не смотрел на небо…
Это был не то что бы ответ, но все же… И Гермиона решилась.
– Малфой, пока мы все равно сидим, расскажи, как проводят свобод­ное время слизеринцы?
– Что? – Малфой оторвал взгляд от созерцания вечности и захлопал глазами.
– Ну, чем вы занимаетесь, как отмечаете праздники?
– О, – вдохновенно начал Малфой, – обычно накануне торжества мы выбираемся из спален, подстерегаем заблудившихся гриффиндорских первокурсников и устраиваем шабаш с жертвоприношением Темному Лорду, потом…
– Я серьезно! – все еще не поняла своей ошибки Гермиона.
– Послушай себя со стороны, Грейнджер! – посоветовал Малфой. – Может, тебя это удивит, но мы тоже люди. В нашей гостиной нет жер­твенного костра – есть обычный камин, и цепи на стене у нас служат для удержания факелов, а не жертв.
Он говорил спокойно, но Гермионе стало стыдно. Каким-то шестым чувством она поняла, что не стоило задавать этот вопрос. Она обидела Малфоя. Ну, может, это громко сказано. Обидеться можно на человека, чье мнение дорого. На безразличных тебе людей не обижаются. Прос­то она заметила, что что-то неуловимо изменилось. Пропало хрупкое мгновение. Появилась его привычная ухмылочка.
– Можешь подниматься! – скомандовал Малфой, вставая и направ­ляясь за метлой.
Гермиона ругала себя, на чем свет стоит: зачем она это брякнула? Может, извиниться? Ну и что, что наверняка наговорит гадостей. Со­весть зато будет чиста.
Но когда Малфой подлетел к ней и равнодушно протянул руку, по­могая сесть, Гермиона малодушно промолчала. Обхватив его за талию и снова попав в плен его тепла и самоуверенности, она прошептала: «Спасибо».
Ответа, понятное дело, не последовало.
Весь остаток пути прошел в молчании. Малфой был раздражен. Гер­миона чувствовала это буквально кожей. Она понимала, что если бы у него был выбор, то такой вариант развития событий, как совместный полет на метле с ней, Малфой выбрал бы в самом крайнем случае. Осоз­нание этого не улучшило ей настроения. Да еще руки замерзли.
– Можешь засунуть их в карманы моей куртки, – поразил Малфой своей догадливостью и предупредительностью. Гермиона молча за­сунула руки в теплые карманы и стала еще ближе к этому человеку. На миллиметр или на исчезнувший из памяти год вражды. Кто теперь сможет сказать? Отчаянно злясь на нее, предлагать погреть руки... Это было выше понимания. Выяснять причины его действий расхотелось. Наверняка скажет гадость и испортит впечатление, поэтому Гермиона не говоря больше ни слова, прижалась к его спине, и они продолжили путь сквозь время и расстояние. Что их ждет? Она не знала. Просто сей­час была уверенность, что все будет хорошо. Он сказал «поверь мне», и она поверила.
Древний замок, повидавший на своем веку не одну историю Нена­висти и Любви, безмолвно посмеивался над ничтожностью ее пере­живаний.

Верное решение.

А в душе пустота...
И лишь сердца глухие удары.
А вокруг темнота -
Предвещанье неведомой кары.

Я искала тебя,
Но наткнулась на голую стену.
Не уйти от дождя,
И надежды нет на перемены.

Снова люди не те,
Дни куда-то летят без оглядки.
Чей-то голос во тьме
Вновь играет с мечтой моей в прятки.

Я без Веры живу
И утратила где-то Надежду.
Я тебя не зову -
Знаю, ты не придешь, как и прежде.

Это Бремя – так жить:
В полной Тьме без лучика счастья.
Это Бремя – любить
Без Ответа, без Силы, без Власти...

Древний замок, повидавший на своем веку не одну историю Ненавис­ти и Любви, безмолвно посмеивался над ничтожностью ее пережива­ний.
Нарцисса Блэк, рассеянно теребя край серебристо-зеленого шарфа, смотрела в окно на заснеженные просторы территории Хогвартса. До Рождества осталось совсем чуть-чуть… Как быстро летит время.
После памятного «разговора» с Сириусом прошло почти два меся­ца. Два бесконечных и таких скоротечных месяца. За окном уже стоял декабрь, а Нарцисса, как ни старалась, не могла вспомнить ни одного примечательного момента за все два месяца. Хотя нет, один, пожалуй, все-таки был.
Сириус по-прежнему был безликим студентом факультета-сопер­ника. Он не разговаривал с Нарциссой, не замечал ее и, очевидно, не думал о ней. Ведь если бы он жил мыслями о ней, он бы не был таким далеким. Правда? Все эти недели она ни разу не оказалась с ним наеди­не. В конце ноября они вместе заработали взыскание на зельеварении. Он – за то, что бросил в зелье Снейпа какую-то гадость, от чего котел того взорвался. К счастью, Снейп не пострадал, более того умудрился сбить с ног и укрыть собой Нарциссу, чем вызвал целый шквал насме­шек со стороны гриффиндорцев. Она – за то, что не выдержала, потому что всякому терпению приходит конец, и впервые в жизни поступила так по-детски: схватила лягушачью печень и изо всех сил запустила в сторону Блэка и Поттера. Результатом стало двойное взыскание, кото­рое они должны были отрабатывать в пятницу вечером. Блэк странно притих, узнав об этом, Нарцисса же в душе обрадовалась. Наконец-то она сможет высказать этому самовлюбленному индюку все, что думает о его манерах. И все, конечно, было бы так, как она решила, если бы Блэка на взыскание не вызвались сопровождать Поттер и Эванс.
Судя по лицу Поттера, он не очень понимал, зачем притащился в не­навистный кабинет. Лили же, напротив, бурлила энтузиазмом и добрых пару часов давала дельные советы на предмет того, как лучше очищать пробирки и котлы. Нарцисса не произнесла ни слова, за исключением односложного ответа на поттеровское «привет». Ни Лили, ни Сириус не поздоровались. Едва уборка помещения подошло к концу, как Нарцисса пулей вылетела из кабинета. В очередной раз девушка поняла, что ведет себя как круглая идиотка, и дала себе слово выкинуть из головы этого чертова Сириуса Блэка, а заодно, по возможности, устроить веселую жизнь Лили.
И сейчас, глядя в окно на раскинувшуюся перед замком равнину, Нарцисса тихо прошептала:
– Будь ты проклята, Лили Эванс.
Никто не обвинил бы ее в каком-то злом умысле. Просто проходят века, и забываются очень важные вещи. Иногда несколько коротких слов, произнесенных вейлой в порыве гнева, подхватывает северный ветер и уносит за край Земли. Но проходит несколько лет, ветер воз­вращается, и тогда сбывается страшное предначертание. Кто же может винить шестнадцатилетнюю девчонку с разбитым сердцем в том, что спустя несколько лет Лили Эванс трагически погибнет, защищая свое­го годовалого сына? Наверное, этого действительно можно было избе­жать, поведи себя Лили по-другому. Но так часто бывает: одна девчонка возомнила себя судьей и вершителем судеб, знающим – для кого и как будет лучше; другая же, чувствуя, что теряет что-то очень важное, не смогла сдержать злых слов. Только сделанного не вернешь, и сказанных слов не вычеркнешь из Книги Жизни.
Нарцисса подняла голову, вздохнула и, нацепив на лицо счастли­вую улыбку, направилась в лазарет. Именно там находился ее «драго­ценный» суженый, который сорвался с метлы во время сегодняшнего матча. И вот она, даже не переодевшись, прямо в форме болельщицы, с улыбкой идет его навестить, а в ее рюкзачке лежит стопка бутербродов. Из нее получится идеальная жена. Так для всех будет лучше.