66 Кон Н. Указ. соч. С. 63.
67 Там же. С. 61.
68 Бостунич Г. Масонство… С. 104. "Было бы, конечно, глупо всех масонов обвинять в том, в чем даже и всех жидов огулом обвинить нельзя."
69 Розов Н.Н. Синодальный список сочинений Илариона – русского писателя XI в. // Slavia. 1963. Rцcn. XXXII, С. 141-175. Ср.: Розов Н.Н. Книга Древней Руси. М., 1977. С. 50-51.
70 Цит. по: Поснов М.Э. История христианской церкви. С. 436. Прим. 324.
71 Там же. С. 48.
72 Жевахов Н.Д. Указ. соч. С. 41. В другом месте биограф Нилуса выразился еще откровеннее: "Строго говоря, отрицательное отношение к книге церковных кругов предопределило отношение к ней и со стороны всех прочих" (Там же. С. 42).
73 История и характер христианских ересей изложена в работе: Иванцов-Платонов А.М. Ереси и расколы первых трех веков. М., 1878.
74 См.: Данилевский Н.Я. Указ. соч. С. 398-431.
75 См.: Поснов М.Э. Указ. соч. С. 141.
76 Там же. С. 147-148.
77 Там же. С. 149.
78 См.: Там же. С. 153.
79 См. разбор легенды: Бостунич Г. Масонство… С. 241-271.
80 См.: Шифрин И.Ш. К характеристике царских повинностей в Палестине в первой половине I тыс. до н.э. по данным библейской традиции // Вестник древней истории. М., 1967. № 1(99). С. 47.
81 Поснов М.Э. Указ. соч. С. 154-155.
82 См. оценку биографа "Протоколов" (и косвенно, всей книги): "Их рассматривали, в лучшем случае, как фантазию, не имевшую под собою реальной почвы, а в худшем, как памфлет… даже теперь редактор газеты "Возрождение" г. Семенов говорит, что "писания г. Нилуса бездарны и бесцветны"… а г. Бостунич в своем предисловии… идет еще дальше, называя их "кликушеством" (Жевахов H.Д. Указ. соч. С. 41-42).
83 Цит. по: Шолем Г. Основные течения в еврейской мистике. В 2 т. Иерусалим, 1984. Т. 2. С. 49.
84 Там же. С. 201.
85 См.: Bosman A. The Mysteries of the Qabalah. 1916. P. 31-32.
Глава пятая
САТАНИСТЫXX в.
ПАУКИ
4 ноября 1905 г. доктором Дубровиным и политиканом Пуришхевичем в Петербурге был создан "Союз русского народа". Правительство тут же назначило ему субсидию в размере 2 500 000 руб. Император Николай II щеголял в военном сюртуке, на лацкане которого красовался значок "Черной сотни".
Естественно, что в атмосфере тотального наступления на "жидов и масонов" в 1905 г. использовались именно "Протоколы" (как в "редакции" Г. Бутми, так и в "редакции" Нилуса). Апофеозом для "ревнителей" стал факт прочтения императором "Протоколов", на полях которых Николай П оставил для потомства свое резюме: "Какая глубина мысли! Какая предусмотрительность! Какое точное выполнение своей программы! Как будто наш 1905 г. направляется рукой Мудрецов! Не может быть сомнений в их подлинности. Везде видна направляющая и разрушающая рука еврейства"1.
Правда, вскоре после того как министр внутренних дел Столыпин представил царю результаты секретного расследования происхождения "Протоколов", Николай II скрепя сердце на докладе Шмакова и Маркова об использовании "Протоколов" в широком масштабе поставил "скорбную" резолюцию: «"Протоколы" изъять… Нельзя чистое дело защищать грязными способами»2.
Но то, что Столыпин смог доказать нееврейское происхождение "Протоколов", еще вовсе не означало их компрометацию: для большинства антисемитов они были документами, подтверждающими "жидовское засилье". Мистико-мессианская книга С.А.Нилуса, построенная на мудреных рассуждениях с привлечением "святыхъ отецъ", на религиозном фанатизме с упованием на Великую Русь, православие и самодержавие, не могла стать еще механизмом реальной политики. Для этого надо было "беллетризировать" жидо-масонский заговор в конкретике литературных сюжетов и литературных героев. Иллюстративность литературы по отношению к идеологии не выдумка социалистического реализма. Принци 174 пиальная схема "беллетризированного искусства" (сперва "теория", а затем ее "иллюстрация") была создана задолго до провозглашения "революционного метода" изображения действительности. Как "Россия и Европа" Н.Я. Данилевского в "Книга Кагала" Я. Брафмана предшествовали романам Вс. Крестовского, так и многочисленные "труды" А.С.Шмакова3, М.Ф.Шугурова4, Л.А.Тихомирова5, А.И.Бенца6 предшествовали романам А.Ф.Амфитеатрова, В.И.Рочестер-Крыжановской, Е.А.Шабельской, Н.Н.Брешко-Брешковского, И.А.Родионова и многих других писателей, доносивших до читателя современное учение о "всемирном жидо-масонском заговоре".
Однако беллетристика, а вовсе не теоретизированные статьи адептов "корня наших бед", сделала "Протоколы" подлинным документом эпохи: "вымысел" о Сионских мудрецах, провозглашенный в антисемитской беллетристике, стал впоследствии "действительностью".
Подобный некритический подход к любому "печатному листу" в качестве реального свидетельства существующего факта, нежелание отличить вымысел (литературу) от истории (действительности) – характерная черта идеологических интерпретаций как для "теоретиков" социалистического искусства, так и для "теоретиков" антисемитизма.
Г.Бостунич был "абсолютно документален" и "фактографичен", используя мистико-философские, художественные и политические сочинения в качестве научной основы своего "исследования": "Подобно тому, как "Протоколы Сионских мудрецов" изложили всю программу воинствующего иудейства; подобно тому, как "Человек" Пьетро Киари, напечатанный в 1755 г. в Венеции, равно как "Легенда о великом инквизиторе" Достоевского и "Памятник Цезарю" Игнатия Донелли излагают всю программу воинствующего иезуитизма…"7
Именно поэтому идеи и образы беллетристики в равной степени стали "фактами жизни", которые затем можно было использовать в научной литературе о самой действительности.
В 1906 г. в Ревеле (Таллинн) вышел роман В.И.Рочестер-Крыжановской8 "Паутина" с посвящением "Памяти дорогого мужа и сотрудника Сергея Валерьяновича Семенова". Эпиграфом писательница избрала стихи А.А.Голенищева-Кутузова:
Мне чуется – беда великая близка,
Но поступи ее никто не слышит,
Меж тем как на стене уже судьбы рука
"Мани, Факел, Фарес" – неумолимо пишет.
Роман посвящен годам кризиса накануне и во время революции в России, окруженной со всех сторон врагами: немцы хотят расчленить Россию, поляки – выйти из состава империи или создать государство в Государстве, евреи – активнейшие участники революции – уничтожить самодержавие изнутри. По традиции, предрекая России "Помещичьи погромы", писательница выражает наиболее сокровенные мысли в "вещих снах" своей героини: "…грязная, оборванная ватага состояла преимущественно из жидов, нахлынула в комнату и стала срывать со стен образа, разбивая и топча их ногами. В эту минуту она заметила, что другая шайка волочила окровавленный труп Ростислава с зияющей раной в груди и бросила его к ее ногам с криком: "Собаке собачья смерть! Гляди, не спасли тебя твои святые, а торжествует наш Сатана! Поклонись ему, принеси жертву на престоле его и тогда будешь счастлива!" Тут со всех сторон загремел дьявольский хохот!"9.
Замечательно, что в среде антисемитов излюбленной формой оценки творческих заслуг автора выступает "пророческий дар": писатели, повествуя о настоящем, всегда предвидят будущее, которое почему-то оказывается "победным для врагов", вопреки желаниям и надеждам автора. Так, Г.Бостунич счел нужным отметить мало кому известный "из так наз. читающей публики факт (курсив Бостунича – С.Д.)": "Вера Крыжановская-Рочестер, удостоенная со стороны Франции за свои романы звания "офицера французской академии", а со стороны русской эмиграции – голодной смерти в Ревеле в 1924-м году, в своем замечательном романе "Гнев Божий"… предвидела и предсказала балканизацию Европы и, в частности, возникновение анекдотического, управляемого масонами (Масарик, Крамарж, Бенеш) чешского государства, которому в романе даже достается Вена (разумеется, что в романе эти "тоже славяне" успевают доконать этот чудесный, но уже ныне жидами и эсдеками распотрошенный город)" (курсив Бостунича – С.Д.)10.
Заимствуя идеи у славянофилов, Вс.Крестовского, Литвина, "символом веры" автор делает ненависть к петровским реформам, сторонниками которых изображено пресмыкающееся перед Западом и предающее святую Русь сословие – та "ожидовелая общественная тля, которая зовется "интеллигенцией" – безверная и сгнившая до мозга костей"11.
Спустя много десятилетий, воскрешая шовинизм, ксенофобию, ненависть к жидам (= сионистам), Иван Шевцов позаимствует у Рочестер-Крыжановской прозвище интеллигенции – "тля", сделав его названием одного из первых советских антинигилистических романов.
Другим автором "замечательных романов" была, по мнению того же Г. Бостунича, "прекрасная русская писательница Елизавета Александровна Шабельская, неустрашимая поборница национального русского дела, ярая антисемитка и антимасонка, пионер просвещения, на этот счет, затхлой русской интеллигенции…"12.
В истории русской антисемитской беллетристики Е.А.Шабельская занимает особое место. Ее заслуга состояла в том, что она связала воедино антимасонские, антисемитские и антиинтеллигентские тенденции в одно целое. А своей трилогии (наподобие трилогии Вс. Крестовского) она придумала криминальное название – "Сатанисты XX в."
Жизнь Е.А.Шабельской представляет сама по себе увлекательный приключенческий роман авантюристки, в котором есть все: бегство из дома, замужество за нелюбимым человеком, любовники из разных политических лагерей, уголовные преступления, подмостки европейских театров, тайная служба в полиции, участие в войне, сын-убийца. Кажется, что ее судьба "списана" с романов Александра Дюма. Такова канва жизни "прекрасной русской писательницы". Однако творческая биография Е.А. Шабельской абсолютно не исследована.
Наиболее ценные сведения о ее жизни содержатся в исповедальном письме Е.А. Шабельской к А.С. Суворину13.
(По русской традиции, женские исповедальные письма адресовались обычно "писателям – учителям жизни". Эти искренние обращения нашли отражение в произведениях Достоевского, Толстого, Лескова. То, что Шабельская обратилась к Суворину, которого пригласила быть "исповедником", знаменательно само по себе: к 1896 г. бывший либерал стал символом реакции и антисемитизма.)
Как явствует из письма, Шабельская родилась 18 апреля (по старому стилю) 1855 г. в деревне Ступки Бахмутского уезда Екатеринославской губернии. В 14 лет окончила Харьковскую женскую гимназию. Узнав о ее связи с неким Видамином, братья, спасая сестру, отправили 16-летнюю Шабельскую в Париж обучаться пению. Потеряв вскоре голос, она перешла в драматический класс консерватории, а через два года, по причине банкротства братьев, вынуждена была прекратить занятия. Не желая возвращаться на родину, Шабельская стала опереточной актрисой (она работала и у Оффенбаха). Недовольная нищенской зарплатой и под влиянием некоего Федотова (возможно, основатель театра "Буф") она вернулась в Россию и стала работать в кафешантанах Петербурга. Некоторое время Шабельская играла даже на сцене Михайловского театра, но, по-видимому, успеха не имела и, покинув столичную сцену, переехала в провинцию.
Будучи особой экзальтированной и опасаясь очередного провала, Шабельская в своей исповеди рассказывала, что в это время играла на сцене "с пистолетом в кармане", намереваясь в случае провала покончить с собой.
Грандиозный успех пришел к ней в Харькове, где она исполнила роль Катерины в пьесе А.Н.Островского "Гроза", а затем последовал ангажемент в Таганрог, Одессу, Киев. Постоянным рефреном ее жизни в это время, судя по письму, были любовники, предлагавшие ей "содержание", но при условии бросить сцену. В 1882 г. она поступила в театр Корша, но выдержать конкуренцию с Гламмой-Мещерской и Рябчинской не смогла. После ухода от Корша судьба свела ее с выдающимся немецким режиссером, теоретиком и новатором Эрнстом Поссартом. Он посоветовал ей поехать в Вену учиться в консерваторию и брать уроки у профессора Стрибона. В 1885-1888 гг. Шабельская выступала в театрах
Аугсбурга и Базеля, а в 1888 г. переехала в Берлин, где ее театральный дебют прошел с большим успехом. Здесь она познакомилась с выдающимся театральным критиком и драматургом П. Линдау, который предложил ей бросить театр, но она рассталась не со сценой, а с Линдау (по словам Шабельской, он платил ей в течение года зарплату, но ролей в результате интриг она получить не могла).
Наконец, судьба позаботилась об актрисе: ее любовником на этот раз стал Максимилиан Гарден (1861-1927). Он помог подруге начать писать по-немецки и по-русски, и вскоре ее пьесы, благодаря Гардену, ставятся на лучших сценах Берлина и Лейпцига: "Beruhmter Mann" ("Горькая судьбина") – 1891 г., "Agrippina", "Jenerlichen" – 1892г. Судя по письму, Шабельская в 1896 г. была еще в Германии ("если бы не жаль Гардена, уехала бы в Россию и опять на сцену бы пошла")14. Впоследствии Шабельская "отблагодарила" Гардена, окарикатуренный образ которого появился в ее романе.
М. Гарден (Витковский) был евреем, принявшим протестантство. До 1891 г. подписывал свои статьи псевдонимом "Apostat". По взглядам примыкал к радикалам, и социал-демократы считали его своим "рупором". Однако постепенно он отходит от левых кругов, становясь негласным проводником идей стареющего Бисмарка и активным критиком "интернационального социализма", "еврействующих либералов", "французоманов". В 1892 г. (в период близости с Шабельской) организовал еженедельник "Die Zukunff" ("Будущее"), редактором которого был до 1922 г.
Вначале отношения Гардена с Шабельской носили любовно-покровительственный характер. И актриса, используя близость Гардена к Бисмарку и влиятельным кругам, добывала важную для России информацию. Так, еще за 12 лет до сенсационного процесса против князя Эйленбурга она сообщала: "Из приближенных (императора. – С.Д.) первый друг – Филипп Эйленбург. Дружба такая, что некоторые подозревают любовь а la Ludvig von Bayren"15. В годы первой мировой войны, сперва заняв аннексионистскую позицию, Гарден постепенно пришел к пацифизму и тем самым вызвал яростные нападки антисемитов. Вместе с В.Ратенау (убит 24 июня 1922 г.) он стал одной из первых жертв нацистов: 3 июля 1922 г. двое террористов нанесли ему восемь ран оружием, сделанным из свинца и железа, однако врачи спасли жизнь журналиста, который через несколько лет умер от последствий нападения16.
Знакомство с Гарденом не прошло даром: Шабельская хорошо узнала правила закулисной борьбы, а черносотенный антисемитизм Apostat'a был взят ею на вооружение. По-видимому, в конце 1896 г. Шабельская возвратилась в Россию, по крайней мере, 1 января 1897 г. Суворин отметил в дневнике, что она передала ему выписку из "Frankfurter Zeitung" о его романе, переведенном Шабельской. В Петербурге актриса познакомилась с В.И.Ковалевским (1844-1934), который занимал в это время пост директора департамента торговли и промышленности, а затем, с 1900 г., стал товарищем министра финансов С.Ю. Витте. Ковалевский происходил из семьи украинских крестьян. В студенческие годы он сблизился с революционерами и был даже заключен в Петропавловскую крепость за укрывательство Нечаева, хотя утверждал впоследствии, что не знал, кого укрывает. По словам С.Ю. Витте, начальство никогда не забывало прошлого Ковалевского. Его карьера началась в Министерстве государственных имуществ, куда он был принят вскоре после окончания в 1875 г. Санкт-Петербургского земледельческого института. Витте заметил способного работника и, желая заполучить его, отправился на поклон к князю Мещерскому: "Да ведь Ковалевский… не только либерал, но красный". «Витте на это мне сказал: "И государь того же мнения, а между тем он теперь перестал быть красным, и жаль было бы такого способного человека не утилизировать"»17. После беседы с Александром III Ковалевский стал директором департамента торговли и мануфактур. На посту заместителя министра финансов его карьера неожиданно оборвалась, и виновата в том была Шабельская. "Очень живой, чрезвычайно талантливый и чрезвычайно работоспособный", Ковалевский на своем посту "приносил большую пользу", но, как вспоминал С.Ю. Витте, "он, наверное, сделал бы совершенно выдающуюся карьеру, если бы не его слабость в отношении женского пола, слабость, благодаря которой недостойные женщины его эксплуатировали и доныне его эксплуатируют"18.
В течение нескольких лет Шабельская стала богата: разъезжала в каретах, снимала особняки, "давала фестивали": "Она раздает места, -записывал Суворин, – и за деньги способствует предприятиям. Около Сочи ей дали 25 десятин лучшей земли (Ковалевский помог Шабельской приобрести участок за 15 тыс. руб., и предприимчивая аферистка тотчас же перепродала участок за 30 тыс. – С.Д.). Ей и Бог простит после Сергея Александровича и великих князей, которые занимаются тем же".19 Неметти рассказывала Суворину об аренде Шабельской сада и театра "у дома Демидова": "Она сняла за 25 тыс., а Томпаков предлагал 30 тыс. Директор дома говорил, что непременно отдаст Шабельской, потому что с шестью министрами чуть ли не в связи. Ковалевский в этой бабе роет себе яму"20.
Шабельская "стояла во главе шайки", в ней участвовали известные люди (например, княгиня Друцкая-Сокольская). От имени Ковалевского Шабельская подписала фальшивые векселя на громадную сумму в 120 тыс. руб., которые должны были быть учтены в Петербурге, Вильне, Варшаве, Риге. Но брат аферистки (по-видимому, петербургский шахматист М.А. Шабельский) установил ее почерк, и в ноябре 1905 г. состоялся громкий процесс. Ковалевский вынужден был выйти в отставку, зато Шабельская легко отделалась, возможно, потому, что уже находилась "на содержании" в департаменте полиции.
С 1905 г. гражданским мужем Шабельской стал А.Н. Борк, связанный с"Союзом русского народа" и принадлежавший к крайнему правому лагерю. Она стала редактировать черносотенную газету для рабочих "Свобода и порядок" и писать воинственные антисемитские статьи, получая "обильные субсидии" из департамента полиции21. Ей принадлежали и другие издания "Союза русского народа" – " Русское знамя" (годы издания неизвестны. – С.Д.), "Братство свободы и порядка" (1906), "Русский рабочий" (1915-1916). Под разными псевдонимами (А.Б.; Делярго; Е.Ш.; Proteus) она печаталась в "Колоколе", "Новом времени". О ее антрепренерской деятельности в это же время рассказывал А.Р.Кугель22.
В газете "Колокол", редактором которой был некий Скворцов, Шабельская начала публиковать главы своего антинигилистического романа: используя эпизоды из личной жизни, путешествия и знакомства с людьми разной политической ориентации, Шабельская решила рассказать о "всемирном жидо-масонском заговоре"23.
Сюжет романа "Сатанисты XX в." прост. Русская актриса, отпрыск "аристократической фамилии", находясь на гастролях в Германии, обратила на себя внимание франкмасонов, считавших возможным использовать в своих преступных целях красоту и талант молодой женщины. Однако героиня познакомилась с профессором Рудольфом Гроссе, который открыл "ей глаза" на франкмасонов. В своем исследовании "Опыт истории храмовников" профессор доказывал, что франкмасоны являются всего-навсего прикрытием преступных действий евреев, стремящихся к мировому господству. В результате профессор приходил к выводу, что все тайные общества мира в той или иной степени оказываются в связи с "делом" евреев, давно подменивших веру в Бога поклонением Сатане, которому приносят человеческие жертвоприношения. Естественно, что все революции в прошлом и настоящем – результат "зловредной" деятельности еврейства.
Гибель профессора становится причиной преследования героини, проникшей в тайны "всемирного заговора": масоны обвиняют ее в убийстве Рудольфа Гроссе, желая таким образом расправиться с бедной актрисой. Только случайность и предусмотрительность героини предотвратила ее смерть, а заступничество и помощь германского императора в конце концов свели на нет происки масонов. Правда восторжествовала. Освобожденная из тюрьмы, актриса получила прощальную аудиенцию императора и благополучно возвратилась на родину.
Вслед за первой сюжетной линией Шабельская начинает разворачивать вторую: подруга русской актрисы, еврейка Термина Розен, попадает в сети жидо-масонов. Теперь читатель ближе знакомится с "врагами рода человеческого". Фантазия автора ведет к открытию "тайны тайн" жидомасонства, их методов и средств в достижении "каннибальских" целей.
Центральным эпизодом первого романа стало заседание преставителей Высшего еврейского совета, среди которых появляется известный террорист, вождь боевой организации эсеров Г.А.Гершуни (1870-1908)24, и, в нарушение масонского устава, жена Помпея Вреде красавица Малка. В ней читатель без труда узнавал жену графа С.Ю. Витте – Матильду Ивановну, урожденную Хотимскую, по первому браку Лисаневич, дочь сибирского золотопромышленника. Черноволосая красавица прибыла на Совет в связи с тем, что сам граф Помпеи Вреде не смог незаметно отлучиться из Петербурга. Вместо пароля Малка предъявляет сторублевку (по-видимому, намек на финансовую деятельность Витте): из букв на ассигнации легко можно составить слово "Люцифер". Руководители Бет-Дина, принимая от графини ее "верительную грамоту", говорят ей: «Графиня Малка… мы признаем тебя полноправной представительницей великого еврейского общества самообороны, того "Бунда", который должен превратиться в орудие завоевания России, в армию торжествующего Израиля… мы ценим по заслугам блестящую деятельность твоего мужа и твою помощь в нашем общем деле» (ч. 2, 139). "Прекрасная графиня" предлагает втянуть Россию в войну против Японии, а о поражении русских позаботится ее муж, Помпей Вреде.
На одном из предыдущих собраний присутствовал сам граф: "Только один человек резко отличался своим нееврейским лицом, хотя в его жилах текло немало иудейской крови. Это был русский граф немецкого происхождения, влиятельный сановник, прославляемый за границей и ненавидимый в России. Сын и внук чистокровных евреев, граф Вреде походил лицом на русскую графиню, принесшую его деду дворянское имя, единственной наследницей которого она была, а своему сыну и внуку чисто русскую красоту, заставившую всех позабыть о том, что графы Вреде были только привитая ветвь на древнем родословном дереве. К сожалению, даже устойчивая еврейская наружность изменяется легче, чем еврейская душа, а граф Вреде, с таким неподражаемым искусством разыгрывавший роль русского аристократа и русского патриота, готового "костьми лечь" за самодержавие, в сущности был таким же евреем, как и остальные двадцать шесть делегатов всемирного франкмасонства, или, верней, всемирного кагала" (ч. 1, 59). В описании еврейского происхождения Помпея Вреде содержался явный намек на С.Ю. Витте25.
Конечно, после карикатур Добужинского и Чехонина на всесильного министра в портрете Шабельской узнать С.Ю. Витте трудно. Однако М.М. Винавер вспоминал: "В большом кабинете встретил нас высокий, чуть ли не петровского роста человек, с бросающеюся в глаза длинною остроконечною головою, с бесцветными, но уверенно глядящими глазами, точно они ничего нового не ожидают от посетителей, – спокойный, говорящий властным тоном – человек завтрашнего дня"26. Для черносотенцев масонство Витте было "общеизвестным фактом". Записав сообщение почетного и действительного председателя "Союза русского народа" о том, что в Петербург якобы чуть ли не со слов Витте привезена гильотина для царя, один из самых осведомленных современников, генерал Г.О. Раух отметил в своем "Дневнике": "Дубровин утверждает, что Витте принадлежит к одной из масонских лож в Петербурге, что он весь в руках еврейства… Может, он и прав"27.
"С.К. Эфрон-Литвин, хорошо знавший Шабельскую, приводил слова С.О. Шарапова (его взгляды легли в основу экономической теории "Протоколов Сионских мудрецов") о Витте: "Этого барина я определил уже давно и не по слухам, а из личного давнего общения. Он политически вырос на моих глазах, и я отлично знал, где делается его гениальность и откуда берутся и блестящие реформы, и сильная воля, и техническая ловкость. Но я еще окончательно не уверился, что у господина Витте нет ни Бога, ни совести. Я еще не верил, что он может так же легко продать Россию, как выпить рюмку водки"28. Вскоре, по словам Эфрона, Шарапов уверился…
Вместе с тем А.Р. Кугель рассказал, что после опубликования манифеста 17 октября 1905 г. С.Ю. Витте пригласил к себе представителей еврейской общественности. Указав на императорское обещание по поводу конституции, министр предложил евреям… прекратить революцию. На недоуменный вопрос, как это сделать, поскольку они, евреи, в революции не участвуют, граф разгневался: «Не играйте в наивность. Напишите в "Alliance Israelite" и объясните, что в дальнейшем революция может не улучшить, а только ухудшить положение евреев». Кугель, отметив, что это говорил один из самых выдающихся людей своего времени, добавил: "Что же должны говорить другие?"29.
Но вернемся к "Сатанистам XX в." Во главе "всемирного кагала" стоит реб Гершель Рубин, жид с худым изможденным лицом, с "носом в виде лезвия", беззубым ртом, голым черепом. В затасканной одежде с "цицелями", грязный и отвратительный, Гершель Рубин считается знаменитым цадиком, великим каббалистом, "светочем Израиля". Перед ним преклоняются все: "Прекрасное белоснежное личико графини Малки склонилось в поцелуе над исхудалыми, как у скелета, руками с надутыми жилами и грязными, как когти, ногтями" (ч. 2,141).
Типажи, сюжетика, образ повествователя (женщина, проникающая в тайну еврейства), идеи "заговора" – все заимствовано Шабельской у других авторов: Маркевича, Крестовского, Эфрона. Вслед за раввином Ионафаном из "Тьмы египетской" Вс.Крестовского Шабельская заставляет председателя Верховного синедриона Д. Моора выступить с программой, отдельные пункты которой повторяют чуть ли не в цитатном виде "Протоколы Сионских мудрецов". Так, например, первый пункт программы – пресса: "При помощи наших газет и журналов мы можем придавать громадное значение каждой мелочи, выгодной для нас, и замалчивать, т.е. заставлять забывать, самые серьезные вещи для гоимов" (ч. 1, 68). Сравните с тезисами из "протокола № 2": "Пусть для них играет главнейшую роль то, что мы внушили им… Для этой цели мы постоянно путем нашей прессы возбуждаем слепое доверие к нам… В прессе воплощается торжество свободоговорения… Но государства не умели восполь 182 зоваться этой силой; и она очутилась в наших руках…" (222-223). Или второй пункт программы: "Мы можем… заняться порабощением школы, без которой нам не удастся развратить христианские народы настолько, чтобы они утеряли способность сопротивления, своих выгод и даже своего самосохранения. В школах формируются души будущих наших врагов. Школы гоимов должны быть таковы, чтобы прошедший их ребенок или юноша выходил отравленный неверием, развратом и равнодушием ко всему, кроме грубой животной чувственности" (ч. 1, 72) – сравните с "протоколом № 9": "Мы одурачили, одурманили и развратили гоевскую молодежь посредством воспитания в заведомо для нас ложных, но нами внушенных принципах и теориях…" (239).
Следуя за "Протоколами Сионских мудрецов", Шабельская выводит образы заговорщиков "других кровей": представитель Дашнакцютуна армянин Эмзели-Оглы Давидьян, анархист-испанец Феррера, активист революционного движения китаец, принявший иудаизм, – Ли Ки-чинг, индиец брамин Расикандра. Об "интернационале" армии заговорщиков сообщалось в "протоколе № 9": "У нас в услужении люди всех мнений, всех доктрин: реставраторы монархии, демагоги, социалисты, коммунары и всякие утописты" (238).
Впрочем, противостояние единственного "хранителя православия" -великого русского народа – всем остальным (а не только евреям) – известно не столько по роману Шабельской, сколько по произведениям ее предшественников – Данилевского, Крестовского, выкреста Литвина. И в этом она не была "пионером".
Для достижения этой цели, вышивая "по старой канве новые узоры", Шабельская и конкретизировала завоевательные планы евреев, ввела в роман чуть "задрапированные" образы современников: С.Ю. Витте, его жены, П.Н. Милюкова (в романе – Павел Николаевич Сазиков), князя Долгорукого (в романе – Долгоногий) и т.д. В одном из героев эпопеи (Наскокове) угадывается облик члена Государственной думы В.Д. Набокова (отца великого писателя XX в.). Благодаря этому описываемое Е.А. Шабельской претендовало на "правдивость", свойственную произведениям реализма. Естественно, что читатель, угадывая остросовременные детали "реальной жизни", мог поверить и в неизвестный для него материал. А.Р. Кугель писал: «Что такое, например, все эти "Книги Кагала", сочинения Нилуса… как не романы, вроде "Графа Монте Кристо" с присовокуплением значительной доли злопыхательства? Но ведь им верят; всей этой невероятной фантастике готовы придать (и многие придают) чуть ли не характер документальной достоверности!»30.