Полное имя: Матвей Сергеевич Лосев
Возраст: 44
Титул/Звание: мичман
Должность: инженер-механик
Семейное положение: все сложно
Общеизвестная информация:
Инженер-механик. Мичман в отставке.
На данный момент работает на Дальневосточной Железной Дороге.
«Да, верно сказано. То самое, что осознать не мог столько лет. "Всё благодаря железной дороге". Отец с матерью да корни родные у меня в Вятке остались, брат Сергей с семьёй в Питере обосновались, дочь с зятем – в Чите. И в Уссурийском крае родичи живут. А уж друзей да приятелей закадычных сколько по всей земле разбросано. На Урале да на Байкале, в Чите и в Воркуте. Словно разлетелось разбитое моё сердце малыми осколками, да по городам и весям нашей необъятной родины. И не собрать бы мне обратно его вовек, кабы не железная моя дорога, стальная семиструнная колея. Вот и мотается по ней мой паровоз взад-вперёд, словно челнок на ткацком станке, игла в руках опытной швеи. И сшивает по кускам стальной ниткой рельсов разнесённые на тысячи вёрст русские губернии, сближает разъединённых злым случаем людей. Собирает воедино по осколкам разбитое сердце странника, штопая ранения души…»
Приватная информация:
Партия: Партия мира
Военный: Флот
Макаров / Стессель: -
Вор / честный: честный
Англофилы / русофилы: Русофилы
Революционеры / монархисты: Монархисты
Россия / Япония: Россия
Квента:
Матвей Сергеевич Лосев родился 14 декабря 1859 года в посёлке Даль-Синеглазая, Вятской губернии. Отец - Сергей Степанович, механик-самоучка, мастер на все руки, уже во взрослом возрасте увлёкся историей родного края, взялся за своё образование, и впоследствии стал историком-краеведом, директором музея. Мать - Вера Игнатьевна, в девичестве Ушинская, сельский учитель, впоследствии - библиотекарь в г.Вятка. Дед Матвея по матери, Игнатий Михайлович Ушинский, происходил из забайкальских казаков. Никто не помнит уже, по какой надобности занесло лихого казака Игнатия в глухую вятскую деревню. Да только встретил он здесь хорошую девушку Вику, да и женился на ней, навсегда оставшись в этих краях. Как в песне пелось: "Обломилась доска, подвела казака - не доехал до дому весной..."
Вскоре семья переехала в город Вятку, где отец получил место смотрителя Вятского Краеведческого музея (одного из первых в России). Спустя два года в семье Лосевых родился второй сын, младший брат Матвея, которого назвали Сергеем - в честь отца. В детстве Матвей жил "на два дома" - то в городе с родителями, то у деда-лесника. Дед Матвея по отцу, Степан Миронович (1791 - 1884), получил в своё время кличку Лось - за большой рост, а также за то, что большую часть жизни прожил в лесу, работая там лесничим. Во время областной переписи населения, когда всем местным жителям выдали паспорта, прозвище деда превратилось в фамилию для всей семьи.
Окончив вятскую школу, в 1876-м году Матвей поехал в Петербург, чтобы продолжить образование. Он собирался стать инженером. Долго думал, выбирая будущую специальность, колебался между железнодорожным ремеслом и горным делом. В итоге поступил в Петербургский Институт Путей Сообщений на железнодорожника. Спустя два года к нему в Петербург приехал его брат Сергей, чтобы учиться на геолога. Матвей и Сергей вместе поступили в Петербургский Горный Институт (Матвей - на вечернее отделение, поскольку днём продолжал учиться на железнодорожника). Его манили обе стези, а отказываться от своего Призвания Матвей не собирался. Когда "умные и опытные" старшие твердили ему, что "век Ломоносовых прошёл, а в наше время в цене узкие специалисты", Матвей сердито отмалчивался, и ещё усерднее корпел над учебниками/картами/механизмами. "Я вам докажу, что вы неправы. Самой своею жизнью докажу. Сломаю ваши стереотипы, загоняющие творческих людей в рамки. Везде успею, всего добьюсь сам. Вам назло добьюсь..." В годы студенчества, чтобы свести концы с концами, Матвей вместе с братом подрабатывал грузчиком, сторожем, кочегаром. В 1881 году Матвей Лосев получил диплом Инженера Путей Сообщений [и звание поручика запаса, поскольку сей институт был в своё время основан по принципу военной академии, и с тех пор здесь осталась традиция присваивать выпускникам воинские звания], а два года спустя (вместе с братом) - диплом Горного Инженера. С 1881 по 1883 год (два года в промежутке «между дипломами») преподавал в Морской Инженерной Академии. Там он приобрёл звание мичмана, и страсть к морю, с той поры так и не сбывшуюся [до 1904 года]. Семь лет, прожитые в таком жёстком режиме, не прошли для молодого человека даром. Матвей заработал хроническую бессонницу, которая с тех пор навещала его с завидной регулярностью всю дальнейшую жизнь...
В студенческие годы Матвей познакомился с Катей Овсеенко, дальней родственницей своего однокурсника. Катя была всего на 2 месяца младше Матвея, но календарно они оказались рождены в разных годах... В 1882-м году молодые поженились, а в 1884-м у них родилась дочь Даша (Дара, как любил называть её счастливый отец, считая дочку Даром Божьим...)
В студенческие годы Матвей познакомился с Николаем Кибальчичем - тем самым, который потом изготовил бомбу для Александра II. Кибальчич и Лосев дружили, несмотря на разницу в политических взглядах (Лосев не разделял страстное увлечение своего старшего друга народовольческими идеями). Их объединяла страсть к науке и изобретательству... Убийство царя и последующая казнь Кибальчича были для 21-летнего в тот год Матвея шоком. Если до того он "приглядывался" к революционным идеям, то теперь отвернулся от них навсегда, считая, что именно опасные идеи, а не царский режим погубили этого гениального человека. Помимо чисто человеческого горя от потери друга Матвей также испытывал досаду от того, что Кибальчич не успел раскрыться, как учёный-изобретатель. Не выполнил своё Предназначение...
Матвей слышал, что Кибальчич в каземате сделал чертежи своего летательного аппарата. Но эти чертежи хранились теперь в секретном архиве царской охранки, и доступа к ним не было. Матвей пытался воссоздать эти чертежи сам - на основе того, что успел ему когда-то рассказать Кибальчич. Но получались нестыковки в деталях, из-за чего Лосев получил репутацию фантазёра-прожектёра... Из всей этой истории Матвей Лосев вынес убеждение: Талантливого человека нужно беречь. И в том числе "... и сам себя он должен беречь..."
Идей на тему технических новшеств у молодого энтузиаста было много, но большинство из них не встретило поддержки современников, и потому не было реализовано. И только взрывное дело у него неожиданно пошло на лад...
Получив в 1883-м году диплом горного инженера, Матвей, желая вытащить семью из нищеты, поехал "вахтовым методом" на Урал. Он устроился работать взрывником на одну из местных шахт, и вскоре прочно осел в Горнозаводской Зоне современной Челябинской области. Работал на шахтах Магнитки, штольнях Слюдорудника, Миньярском Каменном карьере... Начав с погони за "длинным рублём", он вскоре увлёкся, и даже стал получать некий восторг, наблюдая, как заложенный им в каменоломне заряд с грохотом разносит на куски целые скалы... Заодно он более глубоко изучил взрывное дело с точки зрения химии и инженерной науки.
Матвей нашёл на Урале работу по специальности. От простого взрывника дослужился до начальника шахты. Усовершенствовал некоторые детали добычи угля. Придумал способ более надёжного укрепления шахт, и "продавил" эту идею на все окрестные шахты, что, по его мнению, сберегло немало жизней простых горняков. Работа спорилась, жизнь кипела. Денег с каждым годом прибавлялось. А главное - Матвей чувствовал, что работает не просто по специальности, а по Призванию...
... А вот в семейной жизни Лосевых всё было далеко не гладко. Большую часть времени Матвей теперь проводил на Урале, и в Петербург наезжал нечасто. Денег он посылал семье регулярно, но... Катерина скучала по мужу, а Матвей так увлёкся своим делом, что стал уделять мало внимания жене и дочери. В итоге в 1887-м году брак Лосевых распался. Последние слова, сказанные Катериной в адрес мужа [за день до его очередного отъезда на Урал]: "Ты ушёл в свой мир и забыл про этот. Для тебя работа всегда была на первом месте, а я - на десятом..." Когда спустя месяц Матвей вернулся домой, он обнаружил записку от жены: "Встретила другого мужчину. Переезжаю к нему. Не ищи нас, а лучше забудь навеки. [в прошлом твоя] Катя..."
Катерина Лосева, прихватив с собой трёхлетнюю Дашу, отбыла в неизвестном направлении. Матвей пытался их искать, но тщетно. Все следы обрывались, либо уходили в сторону. Поняв, что семью не вернуть, Матвей Лосев погрузился в чёрную тоску. Усугубляло его состояние то, что Матвей практически не пил, и потому известный русский метод "залить горе вином" был для него недоступен.
Матвей уволился с шахты, вернулся в Петербург. Словно желая "вернуть и наверстать непрожитое", он целыми днями гулял по улицам города и прочим памятным местам, напоминавшим ему о студенческой юности, о прежних счастливых днях. И о Кате - доброй милой Катеньке, такой родной, СВОЕЙ... И при этом гнал от себя прочь воспоминание-образ - Катерина в последние месяцы их совместной жизни. Такое родное лицо - и такие холодные, чужие глаза. И горькая грусть, проглядывающая сквозь двойные рамы светлых распахнутых глаз…
Спустя три месяца такой жизни Матвей осознал, что начинает сходить с ума. «Так дальше нельзя» - сказал Матвей сам себе, слово-в-слово повторив адресованные ему полгода назад слова Кати. Хмурый питерский ветер, словно в знак согласия, грохнул оконной рамой в соседней комнате. В эту ночь Матвей впервые за много месяцев сумел нормально уснуть.
На следующее утро Матвей отправился в город Клин Московской области, чтобы наблюдать там солнечное затмение. Затмение случилось 6 августа 1887 года. Матвей видел его воочию. А кроме того в этот день ему удалось познакомиться с двумя выдающимися людьми — химиком Дмитрием Ивановичем Менделеевым и изобретателем-воздухоплавателем Александром Матвеевичем Кованько. Эти двое рискнули наблюдать затмение с борта воздушного шара, пилотируемого Александром Кованько.
[Статья об А.М.Кованько и его совместном полёте с Д.И.Менделеевым]. https://istgeodez.com/kovanko-aleksandr-matveevich/
Когда шар приземлился, восхищённая толпа любопытных взяла двоих смелых учёных в круг, засыпала вопросами и поздравлениями. Матвею удалось пообщаться с Кованько и Менделеевым до того, как нахлынула толпа и подоспели журналисты. Молодой инженер (Матвею было тогда 27) сохранил эти минуты в памяти на всю жизнь... Переброситься парой слов с такими гигантами мысли. Вот оно, счастье...
Матвей вернулся в Питер, и сырая хмарь северной столицы с её знакомыми до боли кварталами вновь поселила в его душе тоску. Но на этот раз Лосев уже знал, что может ему помочь. Без лишней спешки Матвей собрал вещи, сдал комнату постояльцам, и уехал в Кронштадт, навстречу Балтийскому морю. Там он нанялся инженером-механиком на крейсер "Владимир Мономах". Звание мичмана, полученное ещё в Морской Академии, сыграло в его пользу – штатского человека «с улицы» вряд ли приняли бы на корабль так легко. Матвей надеялся уйти в море, чтобы «солёный ветер смыл соль с небритых щёк, и выстудил тоску на сердце». В первые пару месяцев они в самом деле совершили рейс по Балтике. Но потом "Владимир Мономах" полгода стоял в родном Кронштадте в ожидании ремонта, никуда не выходя. [Да и сам Кронштадский порт подвергся капитальной перестройке по проекту инженера Э.Тотлебена]. При этом моряков на берег не выпускали – устав на борту соблюдался строго, и чересчур формально. За это время Матвей понял, что слишком свободолюбив, чтобы посвятить всю жизнь военной службе. А жёсткий устав вкупе с излишним формализмом приводил его в неистовство – из-за чего мичман-вольнодумец даже однажды угодил на гаупвахту. В итоге Матвей применил свой излюбленный метод. Сумел отвлечься.
… На борту корабля, который месяц стоящего на приколе, заняться было особо нечем (если ты не драишь палубу сутками напролёт, и не зубришь, мать его в душу, корабельный устав). И тогда, когда выдавался свободный вечер, мичман-инженер предавался размышлениям. Всё ж таки жизнь на корабле сделала своё дело. Матвей сумел отвлечься от навязчивых воспоминаний о Петербурге, жене и дочери, и переключился на другие, куда более интересные мысли. Он вспомнил третью линию своего Призвания - "Техник-изобретатель". Вспомнил, как в юности был одержим фантастическими идеями: запустить ракету на Луну, построить подводный аппарат для изучения морских глубин и т.д. В итоге в марте 1888 года, после 8 месяцев флотской службы (из которых шесть он безвылазно простоял в порту) мичман Лосев досрочно подал в отставку. Вернулся в Петербург. И решил, что пришла пора вернуться к старым фантазиям с новыми знаниями и опытом... Но его увлечённость не была понята современниками. Мэтры науки подняли его на смех. Друзья считали Матвея нелюдимым чудаком (впрочем, так оно и было). Вдохновлять непризнанного учёного было некому - жена от него ушла. Все свои сбережения Лосев потратил на свои научные опыты, которые не принесли изобретателю ни денег, ни славы…
Всё изменилось в тот день, когда одна из научных статей Лосева попалась на глаза инженеру-артиллеристу Семёну Панпушко. Так на работы Лосева обратили внимание военные. Вскоре Матвей присоединился к проекту Семёна Панпушко, работавшего над усовершенствованием дальнобойных орудий и снарядов. Противник войны, Лосев тем не менее ступил на стезю военного инженера, чтобы послужить на благо России в эти тревожные времена...
... Азам взрывного дела Матвей Лосев обучился ещё в горном институте, а также от Кибальчича. Впоследствии Лосев работал взрывником на одной уральской шахте, и уже тогда ему пришла мысль сделать более мощный и безопасный заряд. Вернувшись в Петербург в конце 1880-х, Матвей Лосев отыскал себе единомышленника. Инженер-артиллерист Семён Панпушко работал над усовершенствованием снаряда с пикриновой кислотой (тринитрофенолом). Матвей и ещё несколько единомышленников примкнули к Панпушко и стали работать вместе.... 28 ноября 1891 года изобретатель Семён Панпушко и трое его солдат-ассистентов погибли при взрыве на складе боеприпасов. Матвей Лосев был единственным из группы Панпушко, кто уцелел при взрыве - поскольку пятый день лежал дома, болея гриппом. И снова шок и депрессия, как после истории с Кибальчичем.
После взрыва, унёсшего жизнь Панпушко, Матвей решил бросить всё и уехать подальше, чтобы забыть и забыться. Он вспомнил студенческую юность, когда от безденежья перебивался любым возможным заработком. Вспомнил свой первый диплом "Инженера путей сообщения". Осознал, как сильно его манили всю жизнь поезда. И устроился кочегаром на паровоз (других вакансий на вокзале на тот момент не оказалось, а Матвей желал уехать из города немедленно). За последующие десять лет объездил все железные дороги России, построенные к тому времени. Из кочегара стал техником, ремонтировал паровозы, потом обучился на машиниста и сам стал водить составы. Впервые за годы Матвей ощутил себя нужным и счастливым человеком. К тому же он теперь чаще бывал в родной Вятской губернии, где по-прежнему жила его родня (брат Сергей остался в Петербурге).
... 1882 год. Лесник Степан Лось принимал у себя в избе закадычного гостя, Леонтия Хитрого - такого же, как он, лесника, служившего на соседнем участке. Старики выросли в своё время в одной деревне, дружили с детства, несмотря на разницу в возрасте (Степан был старше на 10 лет). Оба любили лес, и свой родной край, оба были из вольных крестьян (впрочем, деревня Даль-Синеглазая вся состояла из таких, поскольку ни один нормальный помещик в такой глуши обитать не станет). Трудное было время, но счастливое - потому что это было детство. В этом возрасте не обращаешь внимание на дырявые лапти, подгоревший в печи хлеб, или сквозняк, тянущий из плохо проконопаченной бревенчатой стены... Сколько годов с тех пор миновало. "Столько не живут" - говорит молодёжь. А Степан да Леонтий знай себе живут, как жили почти век назад. Теперь и не чувствуешь, что меж ними 10 лет разницы. Одному восемьдесят, другому девяноста - поди разбери, кто старше. Бороды у обоих одинаково косматые и седые...
- "Вот скажи, Леонтий... как считаешь, ты счастлив? Сложилась у тебя жизнь, али нет?" - спросил дед Степан - рослый кряжистый старик, похожий на древнего лесного великана, даже в глубокой своей старости не утратившего могучую стать.
- "Я-то? Пожалуй, счастлив. С чего грустить-то, однова живём" - дед Леонтий, напротив, был похож на хитрого сказочного лешего - тощий, хромой, а в глазах нет-нет да мелькнёт озорной огонёк... "Да, сложилось у меня, как надо. Дом полная чаша, детей трое - каждый свою избу поставил, хозяйство завёл. Внуков видимо-невидимо. Уже и правнуки пошли, дожил-дождался, значит. А сам я в лесу живу - и природа, и у-едьненье, так сказать. А заскучаю - так родня под боком, в любую избу зайду - все деду Леонтию рады... Одна у меня печаль - середний сынок мой, Генка. Как удрал из дому в семнадцать лет, так и не слыхать о нём ничего. Даже не знаю, жив ли он ещё, али сгинул в передряге случайной" - Леонтий вздохнул - видать, не имеет срока давности такая боль...
- "А я думаю, жив твой Генка. И счастлив. Порода у него такая - "Очарованный Странник". Лесков об этом складно пишет. Читал, может?"
- "Дык я ж неграмотный, не помнишь уже, поди. До седых волос дожил, а так чотать и не выучился. А если б чотал, всё равно бы, наверно, не понял. Эти писатели-антилигенты сейчас так, говорят, загнуть умеют - пока до конца прочтёшь, самое начало позабудешь".
- "Лесков не загнёт. Он наш, народный, от земли человек. По-простому пишет, по-нашенски... Я к чему Лескова вспомнил? Порода такая средь людей встречается. Странники. Не усидеть им никогда на месте, такому мир обнять и увидеть охота. Вот и скитаются по свету, маются, места себе не находят. Мой Матвейка такой же, как твой Геннадий. Как уехал в стольный Петербург, так назад и не вернулся."
- Так знамо дело, в Петербурхе-то жизнь вольготнее. Для тех, кто приживётся там...
- Серёга, меньшой внук - тот приживётся. А Матвей - нет. Помяни моё слово, помотает моего Мотю по белу свету. Вот оседлает паровоз, и ищи ветра в поле...
- И как же их, "странников" этих, перевоспитать можно? - спросил Леонтий, просто чтобы поддержать разговор - уж больно хорошо ему сиделось в уютной Степановой избе. И от печки натопленной такое тепло идёт, что его, Леонтия, кости сразу забывают, что им в этот час по расписанию положено болеть...
- Никак их не перевоспитаешь. Природа у них такая. Естество его само вдаль тянет. Евдокия, супруга моя покойная, ничего про внука не понимала, хоть и любила его всем своим сердцем бабьим. А я понял. Принять его нужно, такого, как есть, непутёвого - глядишь, и вернётся внук, станет родичей навещать хотя бы раз в год.
- Ну, значит, не видать мне Генку, как своих ушей. Я-то эту мудрость не знал, "природу" Генкину бродячую не принял... Даже если бы ноги у меня не болели, если б хватило сил пойти искать - не нашёл бы его. Мои-то, здешние, все Хитровы стали после той переписи, от меня, стало быть, прозванье взяли. А Генка на краю света кем угодно назваться мог - и не найти его уже по фамилии-то...
Старики ещё долго сидели на завалинке, молча пили круто заваренный иван-чай, и вспоминали... Степан Миронович Лосев (1791 - 1884) помер спустя два года после того разговора. Леонтий Демидович Хитров (1801 - 1889) пережил его на пять лет...
Зимой 1892-го года Матвей после долгих лет отсутствия наведался в родной посёлок Даль-Синеглазую, затерянный в северных вятских лесах. Навестил могилу деда Степана, скончавшегося 8 лет назад. Отыскал избу, в которой они когда-то жили. И обнаружил пепелище - избу после смерти деда подожгли неизвестные злоумышленники... Матвей потом долго бродил по тайге. С детства обученный жизни в лесу, он не боялся заблудиться. Матвей Сергеевич Лосев шёл знакомой просекой, мысленно разговаривал с дедом, и вспоминал…
... 1893-й год. Станция Тайга Кемеровской области. Раннее утро. Двое машинистов-путейцев о чём-то яростно спорят около старого закопчёного паровоза на ремонтных путях. Громкий голос более сердитого спорщика слышен издалека. "Какого хрена ты раскурочил этот паровоз?! На фига в двигатель полез, едрит твою налево? Зачем в ремонтники затесался, лапотник ты несчастный, «Кулибин» доморощенный? Кочегарил бы, как раньше - проблем на мою голову меньше б было. Эта махина не поедет теперь ни хрена, а мне отвечать?! Я кого спрашиваю, ядрён-макарон?!!!" Егор Матюков, сорокалетний машинист паровоза, орал на своего коллегу Матвея Лосева, костеря его на свой лад в пять этажей. Усы Егора, до срока поседевшие, топорщились от каждой новой порции отборной брани. Матвей подождал, когда поток "красноречия" иссякнет. Когда Егор "выпустил лишний пар", Матвей, наконец, заговорил. "Поедет твой паровоз, не переживай. Я не раскурочил двигатель, а, наоборот, усовершенствовал. Он теперь поедет быстрее, а главное, угля вдвое меньше жрать будет. Твои кочегары нам ещё "спасибо" скажут, за то, что я в этой махине поковырялся". Егор недоверчиво посмотрел на новоявленного "Кулибина". "Поехали, если не веришь - сказал Матвей, - и если не трусишь". Матюков трусом себя признавать не хотел. Бурча себе что-то под нос, он влез за штурвал "перекуроченного" паровоза. Матвей сел вторым машинистом, кочегары Митрич и Никич заняли свои места. Паровоз тронулся, быстро набирая ход... Далее всё сбылось так, как и обещал Лосев. Скорость возросла, ход "машины" стал более мягким и плавным. Кочегары тоже были довольны - теперь они легко справлялись с работой в-однова, успевая даже во время "дежурства" ненадолго отвлечься и отдохнуть. "Ну ты, Матвей, реально, Кулибин" - сказал счастливый Митрич. Никич молча кивнул в ответ, дескать, мужик дело говорит.
... У нас по-Игре - эпоха "Стимпанк". Расцвет паровых технологий. Как знать, может, лет 30 - 40 спустя "паровоз Матвея Лосева" потеснит тепловозы и электровозы, в только к середине XX века начавшие распространение на железных дорогах нашей "альтернативной" России...
С начала 1895-го года Матвей Лосев устроился машинистом поезда "Иркутск - Владивосток". Наблюдал, как поезда переправляются паромом через Байкал. Впоследствии принял участие в строительстве КругоБайкальской Железной Дороги, чтобы поскорее воссоединить Транссибирскую магистраль, «замкнуть золотую пряжку на стальном поясе России". Работая в составе группы из сотни инженеров под руководством легендарного Гарина-Михайловского, Матвей снова ощутил, что прикоснулся к своему Призванию. Впрочем, "второго Урала" в его жизни на этот раз не случилось. Матвей помогал строителям КБЖД в основном проектами на бумаге, не "вгрызаясь" в скалы Забайкалья лично. Во-первых, после гибели Панпушко чудом уцелевший тогда Лосев зарёкся впредь лично работать со взрывчаткой. Но была и вторая причина, помешавшая Лосеву осесть на КБЖД. Причину звали Алёна Из-Вятских...
Демьян Геннадьевич Из-Вятских был начальником железнодорожной станции Дальнереченск (Иман) Приморского Края. Фамилию свою он получил, потому что в самом деле имел вятские корни. Демьян был сыном переселенца. Его отец, Геннадий, в 17 лет сбежал из родительского дома, поскольку ему надоело «киснуть в глуши», и его потянуло «белый свет посмотреть». Отец Геннадия, бывший крепостной Леонтий Хитрый [получивший вольную за 40 лет до официальной отмены крепостного права], происходил из деревни Даль-Синеглазая, и служил лесником в северной вятской глуши, неподалёку от лесных угодий Степана-Лося, с которым крепко дружил… Генку Леонтьева здорово помотало по свету, и в итоге занесло на самую окраину Империи, в Уссурийский Край. Там он в итоге и осел, назвавшись во время переписи населения Геннадием Леонтьевичем Из-Вятских. Там же спустя время родился его старший сын Демьян. А спустя ещё девять лет (в 1859-м году) на месте разрозненных избушек будет основана Графская Станица – будущий город Дальнереченск.
Дёма Из-Вятских рос тихим и скромным юношей, «звёзд с неба не хватал» (по выражению отца), но учился прилежно, потом работал честно, и итоге дослужился до начальника железнодорожной станции Иман-Дальнереченск.
Семья начальника работала здесь же, на вокзале: жена Елизавета вела канцелярию, а дочь Алёна была диспетчером - провожала и встречала поезда. Работа девушке нравилась. Тихая и мечтательная с детства, она представляла себя дочерью смотрителя маяка, провожавшей корабли в штормовое море. Мечта детства сбылась. Пусть вместо шума волн - грохот поездов, а вместо сказочных северных фьёрдов - пыльный вокзал. Картинку дорисует воображение. Не хватает лишь бесстрашного флибустьерского капитана, которого Дочь Смотрителя Маяка будет ждать с особенным замиранием сердца... И "флибустьер" вскоре нашёлся. Им стал Матвей Лосев, машинист поезда "Иркутск - Владивосток"...
... Они сошлись легко. Спокойная, немного не от мира сего в быту [но чёткая, как часы, на диспетчерском посту], Алёна - и Матвей, романтик, знающий жизнь, этой жизнью не раз побитый, но сохранивший веру в счастье и готовность это самое счастье принять...
Матвей с самого начала предупредил Алёну, что по долгу службы не сможет постоянно быть рядом с ней. Но каждый раз, когда поезд "Иркутск - Владивосток" делал остановку на станции Дальнереченск, их ждала новая встреча. Алёну это вполне устраивало - роль "Дочери Смотрителя Маяка" сбылась теперь для неё полностью. Да и современное общество нынче смотрело на гражданские браки сквозь пальцы. А потом Алёна забеременела...
В декабре 1895 года у них родился сын Тёма, а спустя ровно год - дочь Света. Матвей, помня прежний семейный опыт, стал искать любую возможность проводить больше времени с детьми, и в итоге оставил должность машиниста, вернувшись в ряды ремонтников-путейцев. Это было понижение в "статусе", но зато - более свободный график, больше разнообразия в жизни (Матвей отныне сопровождал разные поезда по всему Дальнему Востоку). И больше возможности проводить время с семьёй. Вот только возможность сию Матвей использовать не сумел. Потому что внезапно отыскалась его старшая дочь Дарья.
... Никакого "другого мужчины" у Екатерины Лосевой не было. Была гордость, и мысль "так дальше нельзя". Она ушла от Матвея "в пустоту". Мыкалась по съёмным квартирам, безуспешно пыталась найти работу, но, кроме места уборщицы ей ничего не предлагали. Была мысль вернуться, но гордость не позволяла... Катерина Лосева (1860 - 1892) скончалась в ноябре 1892 года от пневмонии, вызванной осложнением после простуды, оставив восьмилетнюю Дашу сиротой...
Дашу поместили в интернат для девочек-сирот. Там она прожила до 17 лет, там же закончила школу, после чего двери приюта распахнулись перед ней, словно необъятная страна. Девушка поняла, что дома у неё больше нет... Дара стала наводить справки, ища возможных родственников, у кого бы ей можно было пожить первое время. И случайно узнала, что её отец жив, и работает на железной дороге где-то за Байкалом. Купив на последние деньги билет на поезд, Дара приехала на перрон, чтобы "отправиться в никуда" - как когда-то её несчастная мать. Дочери повезло больше. Она доехала до Читы, и там же, на станции, по счастливой случайности встретила отца...
Дарья осталась жить в Чите, выйдя замуж за Александра Станового. Саня Становой по прозвищу Станвел был коренным сибиряком, молодым работягой, который разгружал вагоны на читинском вокзале как раз в тот день, когда туда приехала Дара. Именно Станвел помог ей найти отца, который в это время ремонтировал паровоз на одном из запасных путей. С тех пор Станвел и Дара подружились, а спустя год, в 1902-м году, пошли под венец. А Матвей Лосев продолжал мотаться с поездами по всему Дальнему Востоку и Забайкалью, между Читой и Дальнереченском. Пока случай не забросил его в Порт-Артур…
… В Порт-Артур Матвей прибыл в 1901-м году, чтобы взять на себя проект местного маяка. Маяки Лосев всегда любил, к тому же ему было охота попробовать в жизни что-то новое — потому он и взялся за этот проект. С тех пор Матвей Лосев официально числится инженером при крепости. Под его руководством на мысе Тигровый Хвост [Электрический Утёс] в рекордно короткие сроки (за полтора года) был возведён городской маяк. После чего (с начала 1903 года) Лосев в Порт-Артуре постоянно не жил, поскольку вернулся на Дальневосточную Железную Дорогу, и с тех пор постоянно был в разъездах. Тем не менее он уже давно «в теме», что сейчас происходит в Порт-Артуре и его окрестностях…
В июне 1903-го года были завершены работы на Кругобайкальской Железной Дороге. «Золотая Пряжка на Стальном Поясе России» замкнулась. В честь этого события по новой дороге из Слюдянки в Иркутск был торжественно пущен первый поезд. Матвей вместе с дочерью и зятем стояли на перроне Слюдянки среди прочих людей. Инженеры, рабочие, простые селяне — все радовались свершению общего дела. Матвей, Дара и Станвел тоже чувствовали себя причастными к празднику — ведь и они внесли в Кругобайкальскую частичку себя, свои силы и знания, кто что умел. Станвел с Дарой год назад перебрались в Слюдянку, поскольку Саня-Станвел нашёл тут вахтовую работу. А Матвей участвововал в этом проекте как инженер.
Сам Гарин-Михайловский, руководитель проекта КБЖД, перерезал бархатную ленту перед паровозом «Матаней». Матвей влез на борт паровоза-«тёзки», перебрался на фронтон. «Матаня» загудел, тяжко загрохотали колёса, набирая ход. В лицо Лосеву ударил встречный ветер. Вдохнув свежий дух Байкала, Матвей отправился в путь. И вот теперь, стоя на фронтоне паровоза, он мчал сквозь туннели, по виадукам и мостам, и восхищался этой каменно-стальной красотой, воплощённой в жизнь в том числе его, Лосева, инженерной мыслью. И нависали справа щербатые скалы Приморского хребта, а слева сиял бескрайней синевой сам Байкал…
Матвей взял отпуск на всё лето, и поехал в Петербург навестить брата. В Петербурге он попал на праздник в честь визита короля-кайзера Германии. В параде в честь немецкого монарха принимал участие цвет вооружённых сил Российской Империи, в том числе броненосец «Ретвизан», на котором служил инженер-артиллерист Казимир Кетлинский.
С Казимиром Кетлинским Матвей познакомился в 1897 году, во время Всероссийской Переписи Населения. Казимир принимал деятельное участие в переписи, за что впоследствие был удостоен медали. Казимир "переписывал" россиян, а Матвей возил его, и ещё нескольких таких же переписчиков, на своём поезде по всем губерниям, куда мог добраться по рельсам паровоз. Эти двое встретились случайно, но подружились сразу, несмотря на разницу в возрасте (22 года Казимира против 37 - Матвея). Они схоже смотрели на жизнь, оба любили море и технику. А может, дело и не в этом. Бывает ведь так: познакомился с человеком всего час назад, а кажется, будто знаешь его всю жизнь. «Мало шансов было у нас с тобой встретиться» - задумчиво произнёс тогда Казимир. «Если судьба пожелала нас свести, ей хватит и одного шанса» - ответил Матвей. «И всё благодаря твоей железной дороге. Она и на край земли послать может. Помотало тебя по свету, я гляжу…»
«Да, верно сказано. То самое, что осознать не мог столько лет. "Всё благодаря железной дороге". Отец с матерью да корни родные у меня в Вятке остались, брат Сергей с семьёй в Питере обосновались, дочь с зятем – в Чите. А Алёна, супруга моя невенчаная, вместе с младшими детками – в Уссурийском крае. А уж друзей да приятелей закадычных сколько по всей земле разбросано. На Урале да на Байкале, в Чите и в Воркуте. Словно разлетелось разбитое моё сердце малыми осколками, да по городам и весям нашей необъятной родины. И не собрать бы мне обратно его вовек, кабы не железная моя дорога, стальная семиструнная колея. Вот и мотается по ней мой паровоз взад-вперёд, словно челнок на ткацком станке, игла в руках опытной швеи. И сшивает по кускам стальной ниткой рельсов разнесённые на тысячи вёрст русские губернии, сближает разъединённых злым случаем людей. Собирает воедино по осколкам разбитое сердце странника, штопая ранения души…»
С Казимиром после той переписи населения судьба развела Матвея на долгие шесть лет – до лета 1903 года.
...Случайно встретив в Петербурге своего давнего знакомого Казимира Кетлинского, Матвей Лосев стал расспрашивать его о жизни на флоте. Казимир ответил, что он теперь – лейтенант, старший артиллерийский офицер с броненосца Ретвизан. Матвей ответил, что его тоже поманило море. И попросил Казимира познакомить его со своим капитаном. Дескать, есть у меня пара полезных изобретений для корабля.
- Что за изобретения? - заинтересовался Казимир.
- Да так, наброски. Прицелы улучшить пытался.
Кетлинский вздохнул в ответ. "Прицелы-то у нас хорошие. Ничуть не хуже английских. Снаряды у нас плохие, вот в чём беда. Мало того, что разнокалиберные, не пристреляешься, так ещё и наш пироксилин против японской шимозы не катит. А шимозу наши использовать не станут, поскольку ненадёжная она. Шимоза, собака этакая, от любого пустяка детонирует. Бывает, прямо в стволе взорвётся, разнесёт пушку к чертям. Сколько ихних на этом деле погорело...
- А всё оттого, что некачественно её у нас производят, с примесями - закончил его мысль Лосев. - Я работал когда-то с пикриновой кислотой, способ искал, пытался очистить её от примесей. Лучше бы не пытался...
- А если ещё попробовать? Я тут тебе не помощник, но у тебя-то знаний должно хватить. Вот если бы твоими снарядами все наши корабли переоснастить...
- Это сколько же взрывчатки потребуется? - скептически хмыкнул Лосев, и задумался... "Ну, положим, способ я найду. Но я же не смогу построить здесь, на краю земли, целый завод. Да и не дадут мне этого сделать, все знают, какая тут бюрократия. Что Порт-Артур, что Большая Земля - для наших чиновников везде раздолье... А может, и не понадобится завод. Ну-ка, проверим-ка наши расчёты..." Лосев достал лист бумаги, вгляделся в грозные цифры, написанные каллиграфическим почерком от руки.
·у нас в эскадре 7 броненосцев: 5 вооружены 12" орудиями - по 4 орудия на каждом
·5х4 = 20 орудий
·Вес одного снаряда - 331 кг. Вес разрывного заряда (максимальный) - 12,5 кг
·Для снаряжения 2 тысяч снарядов (по 100 на орудие, это один боекомплект)
·нужно 2000*12,5 = 25 тонн взрывчатки
·еще 2 броненосца вооружены 10" орудиями
·Вес 1 снаряда 225 кг, вес разрывного заряда - 8,3 кг максимум. Итого 2*4*100*8,3 = 6,6 тонны
·Еще у нас есть три крейсера (во Владивостоке), вооруженные 8" орудиями
·снаряд весит 88 кг, разрывной заряд в нем - 9,3 кг 3*4*100*9,3 = 11,2 тонны
·В Порт-Артуре тоже есть крейсер с 8" пушками - Баян. Для его двух орудий нужно 2*100*9,3 = 2 тонны
Суммируем 25 тонн для 12" орудий + 6,6 тонны для 10" орудий + 13,2 тонны для 8" орудий = 44,8 тонны
"Если пикриновая кислота будет качественная... то на вооружение ВСЕХ наших кораблей её потребуется около 50 тонн. Это всего один железнодорожный вагон" - последнюю фразу Лосев произнёс вслух.
- "Эх, если бы ты сумел пригнать этот вагон в Порт-Артур, например, из Владивостока..." - с жаром произнёс Кетлинский.
С 1895 года Матвей Лосев гонял поезда на Дальнем Востоке и в Забайкалье. В 1901-м году впервые побывал в Порт-Артуре. В июне 1903-го, два года спустя, встретил своего давнего друга Казимира Кетлинского, прибывшего в Петербург из командировки из Америки вместе со своим крейсером "Ретвизан". У них состоялся вышеупомянутый разговор. Матвей понял, что сможет осуществить идею Казимира. Работа в группе Панпушко дала Лосеву знания о пикриновом снаряде. А нынешние свои связи и должность машиниста-начальника поезда можно использовать, чтобы пригнать в Порт-Артур контрабандный "пломбированный вагон" со взрывчаткой. Легально её не провезёшь - бюрократы такую волокиту устроят, что вагон доедет до порта, когда вероятная война будет уже проиграна.... Инженер Лосев колебался. Но не риск его смущал. Просто он помнил, как зарёкся когда-то