Собой, убеждений, логических натяжек, интуитивных заклинаний, которые в 2 глава




научились после многих поколений использования растений силы отдавать себе

отчет о своем взгляде на мир во всем, что происходит с ними. Я сказал бы,

что маги, используя свою волю, добились расширения своих взглядов на

мир." (IV, 247-248) (Курсив мой - А. К.)

Кто-нибудь хмыкнет и назовет все это "управляемой шизофренией". Какие

еще "союзники", где они обитают и почему обычное осознание не имеет о них

никаких свидетельств? В связи с этим, мне приходит на память известная

среди этнографов история об одном малазийском племени в несколько сот

человек, которое из-за горного обвала оказалось на века полностью

изолированным от внешней цивилизации. Эти ребята питались подножным

кормом, охотились на мелкую дичь, строили хижины из подручного материала -

словом, пребывая на первобытном уровне развития, имели все необходимое для

биологического выживания. Разумеется, у них сложилась собственная картина

мира - несложная мифология, зачатки культуры, обрядность, религия и

племенная социальная структура. Совсем недавно антропологи смогли

проникнуть в этот "затерянный мир" - завал был расчищен и коммуникация

возобновилась. И тут выяснился любопытный факт. Дело в том, что на

протяжении последних десятилетий дважды в день (!) над заброшенной долиной

на небольшой высоте пролетал пассажирский воздушный лайнер - там пролегал

один из авиационных "коридоров", испещривших небо Азии после проникновения

сюда мировых авиакомпаний. Так вот: ни один из туземцев за всю свою жизнь

ни разу не только не видел бороздящую небеса "железную птицу", но даже не

слышал поистине громоподобного рева его сверхмощных двигателей. Самолет

"отсутствовал" в перцептивной картине мира малазийских "отшельников",

из-за чего не мог восприниматься их сознанием вообще.

Пожалуй, самому жуткому переживанию подвергся Кастанеда, когда его

изобретательные учителя решили слегка "поработать" с третьей

фундаментальной опорой описания мира ординарного тоналя - со

стабильностью (повторяемостью) образа. Если вначале дон Хуан

ограничивался таинственными разговорами, путая растерянного антрополога

заявлениями вроде "эта ворона - вовсе не ворона", "этот ветер ночью не

является ветром", или, скажем, "бабочка, которая издает щелкающие звуки, -

само знание", то в дальнейшем подобные "игры" приобретают куда более

драматическую и впечатляющую окраску. Целые области мира

разъидентифицируются, так и не обретя нового имени: "Ночью эти холмы

перестают быть холмами." (III, 618) Затем Хенаро произвел с Карлосом

ужасающий опыт по кардинальному разрушению идеи стабильности образа. В

книге четвертой ("Сказки о силе") он при помощи мистического звука

приводит Кастанеду к гребню скалы, где сидит, посмеиваясь и болтая ногами.

Но стоило Карлосу отвернуться на долю секунды, как Хенаро исчез, хотя

"физически" никак не мог этого сделать. Вновь погрузившись в определенное

состояние восприятия, он опять увидел его на гребне скалы. Потом оба

учителя производили мощные и ужасающие манипуляции с восприятием

Кастанеды. Эти "эксперименты" вызвали разрушение тоналя в таких масштабах,

что оно обратилось в подлинную агонию:

"Мое тело непроизвольно задрожало от напряжения. Я почувствовал себя

так, будто меня захватило и втянуло в смертельную битву что-то, не дающее

мне дышать. У меня не было даже страха. Скорее, какая-то неконтролируемая

ярость овладела мной и достигла такой степени, что я рычал и визжал, как

животное. <...>

Я почувствовал себя утомленным и безучастным. Было ощущение

безразличия, и я не хотел ни думать, ни говорить с самим собой. Я

чувствовал не испуг, а необъяснимую печаль. Мне хотелось плакать. <Дон

Хуан> потребовал, чтобы я разговаривал с собой, потому что на этот раз

внутренний диалог был отчаянно нужен. Я слышал, как он приказывает мне:

"Разговаривай! Разговаривай!"

Губы сводила судорога. Мой рот двигался без единого звука." (IV,

93-94)

Разрушаемый тональ Кастанеды агонизировал. Это было подлинное умирание

тоналя, утратившего основополагающие свои опоры. Подобно разочаровавшемуся

во всем подростку, он не хотел жить и умирал вместе с языком. Юмор, с

которым дон Хуан хлопочет вокруг "онемевшего" Карлоса, не снижает

серьезности положения. В таких случаях может помочь только действительно

искусный "реаниматор".

Менее опасным, но столь же решительным нападением на идею

стабильности оказалась известная и многими любимая сцена с

"исчезновением автомобиля". Мы не будем ее пересказывать, петому что она

по сути повторяет тот же опыт с тоналем. Представление о том, что

автомобиль можно запросто "убрать из этого мира", а потом так же

безболезненно "вернуть" его обратно, вполне приемлемо для фантастического

романа, но в сфере обыденного восприятия может положить конец безусловному

торжеству привычного описания мира раз и навсегда.

Деструктивные элементы вводятся в описание мира настойчиво и

целенаправленно. Можно предложить читателю самому обнаружить их

повсеместное присутствие в тех уроках, которые дон Хуан преподавал

Кастанеде на первых этапах обучения. Обычно его "безумные речи" и такие же

"безумные действия" либо вводят читателя в недоумение, либо очаровывают

мнимой мистичностью, так или иначе оставаясь необъясненными, непонятными,

непостижимыми. "Нелепыми", как говорят скептики.

Даже целостность пространственно-временного континуума (быть может,

последняя зацепка тоналя за свой узаконенный космос) безапелляционно

прерывается вторжением нагуаля. То и дело Карлос попадает в "магическое"

время - то удаляясь в переживания, что длятся в его жизни часами, а по

хронометру - несколько минут, то "выпадая из потока" времени на мосту

силы, где пытается справиться с новой для себя ролью лидера магического

"отряда", забывая и вспоминая "куски" неизвестно когда прожитых ситуаций.

Он долго не может прийти в себя после телепортации, произведенной с

помощью дона Хуана в Мехико (тут уж и пространство и время теряют свою

непрерывность). Словом, мир рушится, а на его обломках вырастает нечто

безымянное, но очаровывающее и влекущее к себе.

Однако самой квинтэссенцией деструктивного начала - бездной, куда в

любой миг готовы скатиться все рациональные сооружения и мыслимые законы,

весь порядок замкнутых структур - в системе дона Хуана выступает смерть,

все сводящая на нет, неотступная, беспристрастная, неминуемая.

"На каждом повороте этого пути человек сталкивается с угрозой полного

уничтожения, поэтому неизбежно начинает осознавать свою смерть. Без

осознания смерти он останется только обычным человеком, совершающим

заученные действия. Он не будет обладать мощью и способностью к

концентрации, чтобы отведенное ему на этой земле время превратилось в

магическую силу." (II, 323)

Метафора, избранная доном Хуаном, вызывает у тоналя неотразимое

впечатление. Ведь это не мысль, не идея бренности всего сущего или тому

подобная банальность, а ощутимое, почти зримое присутствие Деструктора,

способного в единый миг прервать все непрерывности, уничтожить любую

предсказуемость, развалить придуманную стабильность и все обратить в прах.

"Когда ты в нетерпении или раздражен - оглянись налево и спроси совета

у своей смерти. Масса мелочной чепухи мигом отлетит прочь, если смерть

подаст тебе знак, или если краем глаза ты уловишь ее движение, или просто

почувствуешь, что твой попутчик - всегда рядом и все время внимательно за

тобой наблюдает.

Он снова наклонился ко мне и прошептал в самое ухо, что, резко

оглянувшись налево по его знаку, я опять увижу на камне свою смерть. Он

едва заметно мигнул, но оглянуться я не отважился. Я сказал, что верю, и

что в этом плане ему больше нет нужды на меня давить, потому что я и так в

ужасе." (III, 483-484)

Смерть в понимании индейских магов отнимает у нас всякую надежду на

длительность, на продолжительность, что является основной и абсолютно

необходимой уверенностью тоналя.

"У тебя нет времени, приятель, - сказал он. - В этом - беда всех

человеческих существ. Времени нет ни у кого из нас, и твой "поддающийся

оценке промежуток времени" ничего не значит в этом жутком таинственном

мире." (III, 537)

Дон Хуан вовлекает Смерть как абсолютного Деструктора в качестве силы,

способной укротить самонадеянный тональ, ибо все живое боится смерти.

Таким образом "маги" прижимают тональ к стенке.

"Я уже говорил тебе, это - очень странный мир. Силы, которые руководят

людьми, непредсказуемы и ужасны, но в то же время их великолепие стоит

того, чтобы стать их свидетелем. "(II, 539)

Вообще, если говорить об эмоциональном отношении мира тоналя к

магии, то оно глубоко противоречиво (не подобным ли образом мы относимся

и к самой смерти?). Взирая на магию, тональ испытывает, как минимум, два

противоположных и обостренных до крайности чувства: ужас и очарование.

Агония тоналя - это рождение магии, агония человеческой целостности -

окончательный прорыв в аморфную ткань нагуаля. Возвращение из ярко

освещенного пространства мира в неопределимую Реальность - это и магия и

смерть одновременно. Когда мир рушится, нам страшно. Но над руинами

восстает "новое небо", никогда не виданное нами - изумительное и чарующее.

Как-то на ночной трассе машину Кастанеды догоняли странные "огни" - то

ли фары неизвестного преследователя, то ли "неизвестное" само по себе. Дон

Хуан, естественно, усомнился в том, что едет автомобиль.

"Ну что еще это может быть? - нервно спросил я.

Его намеки вывели меня из себя.

Он повернулся и посмотрел прямо на меня, потом медленно покивал, как

бы взвешивая то, что собирался сказать.

- Это огни на голове смерти, - сказал он мягко. - Она надевает их

наподобие шляпы, прежде чем пуститься в галоп. То, что ты видишь позади, -

это огни на голове смерти, которые она зажгла, бросившись в погоню за

нами. Смерть неуклонно преследует нас, и с каждой секундой она все ближе и

ближе...

У меня по спине пробежал озноб. Какое-то время я не смотрел назад, а

когда снова взглянул в зеркало, огней нигде не было видно.

Я сказал дону Хуану, что машина, должно быть, остановилась или

свернула в сторону. Он не глянул назад, а лишь потянулся и зевнул.

- Нет. Смерть никогда не останавливается. Просто иногда она гасит

огни. Но это ничего не меняет..." (II, 221-222)

И все же маг испытывает исключительную благодарность и особенное

уважение к собственной смерти. На протяжении всей жизни она учит его

умирать, не умирая. Срывать пелену тоналя так решительно, целиком и

полностью, дано только смерти. Для "воина" она - учитель и благодетель. На

неопределенное время откладывая сроки уничтожения, смерть дает возможность

магу сделать свой тональ послушным, "выдрессировать" его и научиться

многим чудесам подлинного Бытия, постичь высокие и несказанные тайны

нагуаля, сохранив при этом осознание и волю, что в совокупности и есть

жизнь.

Итак, мир разрушается и мир восстанавливается. Маг умирает и обретает

бессмертие. Подытоживая способы разрушения мира, которые мы рассмотрели в

данной главе, нельзя не вспомнить о том, как коротко разъяснил парадокс

магии дон Хуан в доверительной беседе с Кастанедой:

"Я тоже не хотел обладать силой. И не видел причин для того, чтобы ее

накапливать, и никогда не выполнял инструкций, которые мне давались, или,

по крайней мере, никогда не думал, что их выполняю. И однако, несмотря на

свою глупость, я накопил достаточное количество силы, и в один прекрасный

день моя личная сила заставила мир рухнуть.

- Но почему кто-то должен хотеть остановить мир?

- Так ведь никто и не хочет, в том-то и дело. Это просто происходит. А

когда ты узнаешь, что это такое - остановка мира, ты осознаешь, что на то

есть свои веские причины. Видишь ли, одним из аспектов искусства воина

является умение сначала по некоторой особой причине разрушить мир, а

затем - снова восстановить его, для того, чтобы продолжать жить." (III,

587)

Можно сказать, в этом и заключается венец всех усилий по разрушению

"описания мира": мы достигаем крайней точки доверия, обнажаем все и

всяческие условности, и возвращаемся для продолжения своей работы в

привычное сновидение уже не рабами его каторжных проектов, но свободными

созерцателями, следующими по собственной дороге к Истине.

 

 

ГЛАВА 4. ПРОРЫВ К НАГУАЛЮ

 

Ухожу - не спрашивай больше куда...

Белые облака... Бездонная пропасть времен.

 

Ван Вэй

 

1. Безмолвие

 

Доселе мы рассуждали лишь о методах разрушения, опровержения описания

мира, о приемах, позволяющих дезавтоматизировать работу тоналя, и

оказались теперь у решающего порога - перед прыжком в нагуаль.

Вот уж в самом деле невиданное предприятие! Возможно ли ограниченному

человеческому существу объять каким бы то ни было (пусть даже сколь угодно

необычным, превращенным, магическим!) способом саму Реальность -

абсолютный Объект, если мы отказались от изготовленного мудрой природой

аппарата сокращения, упрощения, приспособления внешнего сигнала к

доступной нашему ничтожеству интерпретации? По сути, этот вопрос есть лишь

перифраза вековечной проблемы, предмет сомнений и дерзаний мировой

философии от начала времен.

Агностическая традиция в лице новейшего позитивизма прочно удерживает

свое положение в нынешних научных воззрениях; более того, своею

трезвостью, взвешенным подходом и практицизмом она может вызвать лишь

понимание и симпатию. И еще больше: можно утверждать, что для науки такая

гносеологическая установка является единственно приемлемой, в то время,

как когнитивный максимализм (будь то материалистический или

идеалистический) - штука пагубная, поскольку провозглашает реальность

условного знака, заменяет мир символами, иероглифами, мечтой. Иной

ситуации быть не может и не должно, ведь наука является полновесным и

самым значимым плодом тоналя, описания мира; это его апофеоз, вершина

продуктивного космоса человеческой мысли, неотъемлемая часть описания, вне

его не существующая и невозможная. А значит, научный агностицизм прав: ибо

в рамках тоналя нагуаль действительно непознаваем.

Однако научный взгляд, вполне уверенный в себе (что понятно), склонен

игнорировать то, что в его аппарат не входит и внутри его модели не

верифицируется. И связано это прежде всего с фундаментальным

представлением о природе познания. Именно здесь всегда лежал камень

преткновения, порождающий вражду между наукой и мистицизмом любого сорта,

ибо мистики туманно вещают о каком-то невыразимом знании, а для науки

невыразимое есть просто непознанное, т.е. существующее за пределами

знания, вне научной Вселенной и (может быть) вне мира вообще. Для науки

познание - это процесс превращения воспринимаемого сигнала в специфическую

структуру смысловых единиц (что и подразумевает само слово информация),

из которой можно извлечь разнообразные закономерности, соединяемые в

модель согласно предложенному категориальному инструментарию. Очевидный

тупик возникает, стоит нам вспомнить об ограниченности человеческой

памяти, внимания, восприятия перед лицом ничем не ограниченного бытия. Мы

не способны воспринять и сохранить объем информации, превышающий некоторый

поставленный предел, тем более не способны оперировать этим объемом.

Таковы неутешительные законы тоналя.

(Любопытно наблюдать, какими причудливыми и необоснованными приемами

пользуются мистики, столкнувшись с этой гносеологической западней. Зная,

что тупик непреодолим, они и не пытаются найти решение. Логика, как и

любая форма рационалистского мышления, в других случаях используемая ими

вполне беззастенчиво, здесь отметается даже с некоторым презрением. В ход

идут слова возвышенные и неопределенные. Цепь рассуждений, доселе ясная,

обрывается, и все мыслительное настроение изменяет тональность -

вторгаются мощные аккорды религиозного чувства, которые, хотя и несут

неоспоримую эстетическую ценность, но все же мало относятся к прямому

исследованию когнитивной природы человека. По-видимому, никто из мистиков

не избегает подобных "провалов" в мышлении. Даже такой маститый буддолог,

как Д. Т. Судзуки, не побоявшийся откровенно поставить вопрос, искусно

уходит от ответа, оставив читателя с рассуждениями о неизведанных глубинах

психики и надеждой на так называемое Неосознанное. Вот пример его

рассуждений из популярной монографии "Основы дзэн-буддизма": "Теперь

возникают следующие практические вопросы: каким образом человеческий разум

может постичь нуль, бесконечность, протяженность, не имеющую конца,

непрерывные отрезки времени и пространства...; каким образом может

маленькое "я", отрезанное от целого и ограниченное, когда-либо постичь и

даже осознать высшее "я", неограниченное, целостное и бесконечное? <...> Я

целиком и полностью согласен с утверждением Симоны Вейль: "Единственный

путь к истине, то есть, к истине высшего "я", заключается в уничтожении

себя в любом смысле. "Мы не можем не испытать чувства унижения, пока не

опустимся в глубины Неосознанного, где пребывает высшее "я", а современный

человек пока еще до этого не дошел <.. > Я имею в виду открытие высшего

"я". (Д. Т. Судзуки. Основы дзэн-буддизма, сс. 364-365.) Вы заметили, как

главный и действительно насущный вопрос как бы "снимается", утекает меж

пальцев и тонет в общих рассуждениях? Мы нисколько не намерены спорить с

давним оккультным утверждением, будто постижение Реальности происходит

через "уничтожение себя в любом смысле", т.е. через остановку эго. Но нас

интересует именно: почему? В чем заключена таинственная связь между

механизмом эго и восприятием бесконечных объемов Реальности, Объекта,

Бытия? Если вопрос ставится таким образом, то в ответ мы не услышим

ничего, кроме более или менее поэтических метафор и аллегорий. Возможно,

только концепция нагуаля проливает некоторый свет на вечные проблемы

познания.)

Обратившись к нагуалю, мы обнаруживаем некоторые сюрпризы. Прежде

всего, восприятие, извлеченное из жерновов тоналя, оказывается совершенно

безразличным к информации. Всякое воздействие совершается

непосредственно и сводится, по сути, к целостному, ничем не искаженному

"энергообмену" между Реальностью и субъектом. Если рассуждать в рамках

описания, никакого познания, собственно говоря, не происходит.

Обнажается природа того явления, что лежит в основе "тонального" познания

- своего рода "резонанс", или слияние с любым избранным участком

бесконечного спектра Реальности.

Практически это куда более эффективный процесс, чем интеллектуальное

постижение внутри тоналя, поскольку позволяет напрямую оперировать

интересующим нас полем безо всякого механизма, пользуясь лишь теми

резонансными явлениями, что лежат в основе восприятия самого по себе.

Формально же он не является познанием, если мы говорим о познании

тоналя, так как невербализуем и, более того, не может быть описан

принципиально: в тот же миг, как мы приступим к его описанию, процесс

прекратится, и мы вернемся в исходную точку.

Это и есть "темное знание" мистиков, куда науке нет доступа. Сам мозг

как предмет описания перестает в нагуале существовать; он не только не

является больше хранилищем информации, поскольку нагуаль не знает никакой

"информации", категорически протестуя против формы ("ин-форма-ция" -

облечение в форму), - он исчезает как замкнутый на себе объект, как

обиталище психического, что для мира тоналя всегда есть оппозиция

внешнему, некая коробка, набитая мыслеформами, образами, идеями, т.е. той

рефлексивной кашей, что называется "идеальным миром" человека.

Противопоставления "субъект - объект", "внутреннее - внешнее" в нагуале не

актуальны.

Как мы функционируем посредством описания? Сталкиваясь с внешним

сигналом, мы закономерно обращаемся _внутрь_, силясь отыскать _идеальные_

элементы, при помощи которых возможна интерпретация и адекватное ей

действие. Такое положение неизменно чревато экзистенциальным конфликтом.

Внешнее - всегда враг внутреннего, потенциальный противник, вызов,

проверка на прочность и эффективность. В нагуале, где торжествует

Реальность, миф об _отделенности_ исчезает, как тень. Человек превращается

в разомкнутую структуру, _вещь_ и _знание о_ ней абсолютно уравниваются

друг с другом. Ничего не зная формально, мы в каждый момент располагаем

абсолютным, исчерпывающим знанием о той области Реальности, с которой

имеем дело. Наука здесь невозможна и не нужна, так как уже не информация

оперирует информацией, но вещь - вещью, что и есть необусловленное

действие, для которого нет пределов.

Таким образом, мы еще раз можем оценить смысл выражения дона Хуана

"нагуаль там, где обитает сила". Способность к произвольной концентрации

внимания (то поистине величайшее достижение Природы в человеческом

существе, которое и породило сознание, личность, цивилизацию) в мире

нагуаля обнажает заключенную в ней невообразимую мощь. Не это ли высшая

самореализация Человека, открывающая совершенно иную перспективу для его

бытия, иную гармонию, иной смысл? Выше мы говорили, что способ утилизации

энергии бытия - прямое следствие способа восприятия объекта, так что

тернистый путь человеческого развития в конце концов сводится к разработке

такого описания мира, какое гарантировало бы нам максимальное разнообразие

и оптимальность в методах данной утилизации. Мы видели, как подобный путь

заставляет нас кружить вокруг да около, какого напряжения сил он требует

для достижения частных и малоэффективных результатов, этих нелегких "побед

над природой", о которых мы любим возвещать так помпезно. Мы догадываемся,

насколько условны и искажены представления, составляющие фундамент нашей

науки; мы сокрушаемся об этом, но не способны изменить общий ход своего

развития, так как бесконечно увлечены инерцией культуры, преемственностью

знаний и подходов. "Магия" дона Хуана подарила неожиданный шанс и

невозможную ранее надежду.

Однако, прежде, чем распроститься со своим уютным "здравомыслием", со

своими приятными фантазиями на предмет невиданных миров, прежде чем

оставить побоку мастерство рационального мышления и языка, чтобы

соблазниться сокрушительными чудесами магии, надо до конца осознать:

Реальность - не Сад Небесный и не благоухающий океан Ананды; скорее, это

торжество такого нечеловеческого порядка, что мы назвали бы его, в первую

очередь, иррациональным хаосом. Только мысль - непревзойденный страж и

хранитель тоналя - удерживает нас на краю отверзшейся бездны. Прекрасно

сказал об этом М. Мамардашвили: "Только у существ и только в таком мире,

где хрупко и как бы неминуемо обречено все высокое и благородное, есть и

возможна мысль, полому что такие существа можно назвать историческими

существами. Они являются таковыми, поскольку помещены на некоторой точке,

которая находится на какой-то бешено закрученной кривой, окруженной хаосом

иррациональным и гибелью. _И это - мысли_. И мысль есть вопрос о том, на

каких условиях и как такая точка может удерживаться на этой кривой, и

почему вообще такая кривая существует?" (М. Мамардашвили. Что значит

мыслить и что значит мыслить не мысля?) (_Курсив_ мой - А. К.)

Вопрос трагический и неразрешимый. Интеллектуальная программа,

обратившая свое внимание на исток, на корень самой себя, обречена. Это

конец ее функции, ибо все ее дальнейшее существование - только забвение,

забытье поистине кошмарного знака, расшифровка которого сулит

самоуничтожение. Но жизнь бесконечно больше разума, бесконечно важнее его

- в ней свой особенный смысл, особенная радость и полнота.

Чтобы увидеть бытие таким, разум должен быть остановлен, язык

прекращен и оставлен социальной коммуникации, в чем, собственно, и

заключена его единственная функция, производство информации должно быть

осознанно отделено от познания и названо составлением интеллектуального

инструментария, имеющего существенное прагматическое значение для

консервации эволюционно открывающихся путей потребления. Грандиозное

"делание" науки и культуры воспето по заслугам, и мы - детища находчивой и

трудолюбивой цивилизации - ни в коем случае не выбросим это сокровище на

свалку истории. Мы все сохраним и пойдем дальше.

А дальше - опасная и малознакомая область. Шри Ауробиндо называл ее

"безмолвием ума", Джидду Кришнамурти - "тотальным вниманием", буддисты -

"пустотой", а дон Хуан - "остановкой внутреннего диалога". Ни одна

мистическая доктрина, ни одно магическое учение не обходится без этого

фундаментального приема. Какими бы метафизическими конструкциями, какой бы

мифологической декорацией ни пользовался "духовный учитель", контроль над

умственной деятельностью оказывается первым шагом на пути к Неведомому. Мы

знаем два метода, которые в тех или иных формах предлагаются оккультисту

для постижения подлинной (или магической) Реальности:

1. Метод, ведущий к полной (насколько это вообще возможно) остановке

мыслительных процессов, наравне с процессами идентификации и вербализации.

2. Метод, ведущий к растождествлению с мыслительным потоков через

эмоционально-чувственное отчуждение от него, т.е. культивация особой

области психического пространства, где движения мысли как бы "угасают", и

тем самым дают возможность определенному участку воспринимающего Я следить

за ним из положения "беспристрастного созерцателя".

Не следует полагать, будто два метода действуют "в унисон" и приводят

к похожим эффектам. Это распространенное заблуждение, опасность которого

мы и намерены здесь раскрыть.

Древнейшим способом работы с умственной активностью (который потом

нашли слишком тяжелым, "слишком" насильственным и аскетичным) был метод,

зафиксированный в древних "Йога-сутрах" Патанджали. Мы позволим себе

высказать предположение, что данный прием был с должным почтением к

традиции перенят у гораздо более древних искателей уже тогда, когда смысл

их поисков был основательно подзабыт и подменен новыми философскими

конструкциями, получившими популярность у индийских мыслителей в IV - II

веках до н.э. Древний афоризм, открывающий "Йога-сутры", звучит так:

йогас - читта - вритти - ниродха.

Наиболее вразумительный перевод может звучать так: йога - это

приостановка [временное прекращение] (ниродха) движений [колебаний,

активности] (вритти) субстанции ума (читта).

С этим методом связывали строгую дисциплину, требующую особой волевой

интенции. Говорили о пути _тапасья_, где адепт не ждет откровения Абсолюта

по Его собственной милости, а дерзает собственными силами приблизиться к

Нему. Для религиозного учения, где Воля Всевышнего определяет все,

подобный путь еретичен, ибо чреват гордыней или даже богоборчеством.

Партнерские отношения с Реальностью для набожного человека если не



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-04-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: