Радикальная трансформация восприятия обнажает вселенную с такой неистовой
силой, что буквально сокрушает сознание. И всю предыдущую дисциплину, все
годы каторжного труда, все добытое по крохам мастерство в этот решающий
миг воин собирает воедино, чтобы охватить распахнувшиеся бездны, подчинить
своей воле, не дать этой полыхающей беспредельности развалиться на куски и
обратиться в бессмысленный хаос. Если ему это удалось, значит, он включил
третье внимание и достиг свободы. Воистину перед ним "новое небо" и "новая
земля". Тейяр де Шарден, мечтавший о новом витке эволюции человеческого
вида, тоже представлял себе шок неизбежного преображения:
"Невозможно достигнуть фундаментально новой среды, не проходя
внутренние муки метаморфозы. Разве не испытывает ужас ребенок, когда он
впервые открывает глаза?.. Чтобы приспособиться к чрезмерно расширившимся
горизонтам и линиям, наш рассудок должен отказаться от удобств привычной
ограниченности. Он должен заново уравновесить все то, что мудро упорядочил
в глубине своего маленького внутреннего мирка. При выходе из темноты
наступает ослепление. При внезапном выходе на вершину высокой башни -
волнение, головокружение или дезориентация... В этом психологическая
основа нынешнего беспокойства, связанного с внезапным столкновением нашего
рассудка с пространством-временем." (Феномен человека, сс. 180-181.)
Третье внимание - это и есть тот агрегат, что должен "заново
уравновесить" открывшиеся перцептивные поля. Конечно, этот вид внимания
никак не будет связан с привычными нам органами чувств (первые предвестия
таких восприятий мы встречаем в режиме видения), а его "инвентаризационный
список" будет построен отнюдь не на принципах тоналя - ему придется быть
всеобъемлющим, но лаконичным, что возможно лишь в случае решительного
изменения роли языка. Тем не менее, новый процесс восприятия будет
управляем не мистическими силами каких-нибудь раскрепощенных чакр, а некой
разновидностью уже знакомого нам внимания. То есть, интенсивность
осознания ни в коем случае не станет однородной: в центре внимания
элементы будут вычленяться и усиливаться, на периферии - "смазываться" и
тускнеть. Лишь такой способ проникновения впечатлений гарантирует связное
восприятие, а значит и жизнь осознания. Объяснений такому порядку нет -
все это область Непостижимого.
В этой главе мы вообще будем спотыкаться о Непостижимое на каждом
шагу, поскольку добрались до цели и смысла дон-хуановской магии, т.е. до
коренных вопросов бытия, к разрешению которых даже чувство подходит с
опаской и смущением. Разум же туда и пути не знает.
Попробуем понять, каким именно образом третье внимание может
обеспечить человеческое существо бессмертием и "текучестью" (т.е.
предельной подвижностью и многообразием восприятия). Во-первых, сам факт
сохранения исключительно тренированного внимания, как мы знаем,-
достижение не столько психологическое, сколько энергетическое. Вся
дон-хуановская дисциплина изначально направлена на совершенствование
контроля над перцептуальным аппаратом в самых экзотических ситуациях
восприятия. Внимание как главный предмет всех магических упражнений
достигает идеального состояния, чем гарантирует четкую и бесперебойную
работу осознания (т.к. последнее обусловлено вниманием, являющимся его
основной и непосредственной функцией). Третье внимание делает
энергетическую форму неразрушимой благодаря своей способности
контролировать весь объем внезапно расширившегося до размеров кокона
осознания. Это однородное свечение, наделенное присущей произвольному
вниманию подвижностью. Разрушение формы, которое всегда есть результат
неосознаваемого и, следовательно, неуправляемого сопротивления
энергоструктуры внешнему давлению полей (эманаций), в данном случае просто
исключено. Кроме того, форма в момент достижения третьего внимания
начинает естественное движение вдоль энергетических волокон вселенной, ибо
в них-то и формируется восприятие тех масштабов, что соответствуют
предельно расширенному полю осознания. Эта психическая
"сверхпроводимость", или абсолютная гармония между внешними и внутренними
эманациями, делает форму вечной. (Кстати, по той же причине воины,
достигшие третьего внимания, оказываются недоступны любому локальному
восприятию - будь то первое внимание или второе. Они исчезают для нашего
взора, так как вступают в полный "резонанс" с тем движением, которое мы
осознать не в силах.)
Изменчивость и стабильность в одинаковой степени свойственны осознанию; эта парадоксальная комбинация качеств естественно переходит
на всю целостность энергетического существа. Произвольная изменчивость
формы в согласии с законами больших эманаций и есть то, что дон Хуан
называет "текучестью". Ну, а стабильность и неразрывность "свечения"
осознания является подлинным (и, скорее всего, единственно возможным)
видом бессмертия.
По тем же причинам сохраняется центр индивидуального восприятия. Ведь
маг не отказывается от формы, какой бы изменчивой она ни была - напротив,
он "привязывает" точку сборки к своей форме самым надежным средством -
осознанием. Маг по-прежнему "противопоставлен" Реальности, но в этом
поле "субъект-объект" отсутствует" конфликт, а ограничения перестают быть
абсолютными благодаря вечному движению и изменению субъекта. В ситуации,
когда все процессы энергетического тела сознательны, растворение
индивидуального центра восприятия тоже может быть только сознательным.
Однако здесь очень трудно найти повод для подобного самоубийства.
Как бы то ни было, однажды обретенная целостность либо сохраняется
вечно, либо (по желанию субъекта) рассеивается вмиг благодаря своей
однородности. Поэтому дон Хуан как-то сказал Кастанеде, что на этой земле
не сыщешь костей воинов. Даже прекратив свое существование, они остаются
вечным светом, невидимым для профанов.
Однако цель воина - не погибнуть, а сохранить свою уникальность в
океане Реальности: "Ты должен заставить этот мир исчезнуть,... но при этом
в каком-то смысле остаться самим собой. Это и есть последний бастион
осознания, на который рассчитывают новые видящие. Они знают, что когда
пламя осознания сожжет их, они сохранят самосознание, в определенном смысле
оставаясь самими собой." (VII, 505)
Но почему "в определенном смысле"? Эта оговорка отнюдь не случайна.
Третье внимание сильно изменяет человеческое существо. Наша сущность
вообще во многом обусловлена спецификой нашего восприятия. Всякое
прикосновение к прежде неведомому оставляет в нашей душе неизгладимый
след. А мы, как вы помните, рассуждаем о Непостижимом. Особенности
перцептуального аппарата человека и здесь играют решающую роль. Дон Хуан
заставляет по-новому взглянуть даже на отношения таких чисто
"гносеологических" категорий, как неизвестное и непознаваемое:
"Дон Хуан объяснил, что точка сборки излучает свечение, которое
группирует внутренние эманации в пучки, которые затем настраиваются на
соответствующие им большие эманации, тоже собранные в пучки. Формирование
пучков происходит даже тогда, когда видящий имеет дело с никогда не
использовавшимися эманациями. Как только эманации выделены и усилены,
вступают в действие законы блочного восприятия, свойственного первому
вниманию.
- Одним из величайших моментов в развитии традиции новых видящих,
продолжал дон Хуан, - был момент, когда они обнаружили, что неизвестное
суть всего лишь эманации, которые игнорирует первое внимание. Их
множество, они составляют огромную область, однако, заметь, область, в
которой возможна организация блоков. А непознаваемое - это область
воистину бесконечная, и организовать в ней какие-либо блоки наша точка
сборки не в состоянии. <...>
- А как насчет эманаций, которые находятся внутри кокона, однако лежат
вне человеческой полосы? Их можно воспринять?
- Можно. Но то, как это происходит, описанию не поддается. Ведь они
относятся не к человеческому неизвестному, как, скажем, незадействованные
эманации человеческой полосы, а к почти неизмеримо огромной области
неизвестного, где не просматривается ни одной человеческой черты. Эта
область настолько ошеломляюще обширна, что описать ее вряд ли смог бы даже
самый великий из видящих.
Тогда я в очередной раз выдвинул тезис, что тайна находится внутри
нас.
- Тайна - вне нас, - сказал он.- Внутри - только эманации, которые
стараются разрушить кокон. И этот факт сбивает нас с толку независимо
оттого, воины мы или обычные люди. И только новые видящие могут в этом
разобраться. Они стремятся видеть. И, перемещая точку сборки, приходят к
пониманию того, что тайна заключена в восприятии. Причем не столько в том,
что именно мы воспринимаем, сколько в том, что заставляет нас
воспринимать." (VII, 368-369)
Третье внимание интегрирует все: человеческое неизвестное,
нечеловеческое и даже непознаваемое. Каким же становится субъект,
наделенный бесконечным диапазоном восприятия и объемом внимания, во много
крат превышающим обычные человеческие возможности? Он сам становится
воплощением Непостижимого в этой непостижимой Реальности. Свободный воин
изменяется, как всякое живое существо, которое занято не внутренней игрой
иллюзий, а направлено вовне, в Реальность. Жизнь Реальности изменяет
его.
"В действительности неизвестное не лежит внутри кокона человека - там,
где находятся эманации, не задействованные осознанием - и в то же время,
образно говоря, оно скрыто именно там. Это момент, который остался тебе
непонятен. Когда я рассказывал тебе о семи мирах, которые ты можешь
собрать помимо известного мира обычной жизни, ты думал, что речь идет о
вещах сугубо внутреннего характера... Годами я множество раз, указывая
рукой на окружающий мир, говорил тебе: там - неизвестное. Но ты никогда не
улавливал связи." (VII, 433)
Нет более интимного, более непосредственного и индивидуального
контакта с Реальностью, чем приближение дон-хуановского воина к третьему
вниманию. Если подготовительные дисциплины имеют общие законы, общий
порядок и последовательность приближения к нагуалю, то на продвинутом
этапе, где осознание уже охватило своим "свечением" обширные области его
кокона, практика приобретает непредсказуемый характер, так как полностью
концентрируется на неуловимой игре с намерением. В то время, когда дон
Хуан делал свои последние шаги к третьему вниманию, Кастанеда не раз
спрашивал его, чем же он, собственно говоря, занимается. "Ты не поймешь, а
я не смогу объяснить", - чаще всего отвечал учитель. Или изрекал еще более
туманные фразы, например: "Воин ждет, и он знает, чего ждет." Можно
сказать, что на этом этапе процесс трансформации вообще не может быть
описан с помощью тоналя - он выражается только в движениях нагуаля и в
подспудном росте намерения, которым нельзя управлять, но маги все же им
управляют:
"Он подчеркнул, что намерение не является чем-то таким, что можно
использовать, чем можно распоряжаться или каким-то образом управлять. И,
тем не менее, можно использовать его, распоряжаться и управлять им по
своему желанию. Это противоречие, по его словам, и является сутью магии.
Дон Хуан объяснил, что некогда, в далеком прошлом, маги проявляли интерес
к общему связующему звену, посредством которого намерение связано со всем. Фокусируя второе внимание на этом звене, они обрели не только непосредственное знание, но и возможность его использования для совершения поразительных поступков. Однако они не приобрели трезвости ума, необходимой для полного управления всей этой силой. И вот, размышляя над этим, маги решили фокусировать свое второе внимание на связующем звене только тех существ, которые наделены осознанием. Это включает весь ряд органических существ, а также еще один ряд, в который маги объединили так называемых неорганических существ, или союзников. Союзники, как свидетельствуют маги, являются существами, наделенными осознанием, но не жизнью в том смысле, в котором мы понимаем жизнь.
Но и это решение было неудачным, поскольку не прибавило им мудрости.
Продолжая сужать круг поисков, маги сфокусировали свое внимание
исключительно на звене, которое связывает с намерением только
человеческие существа. Конечный результат ненамного превзошел прежний.
Наконец маги произвели окончательное сужение и решили, что каждый маг
должен иметь дело только со своей связью, но и это решение оказалось таким
же неэффективным.
Дон Хуан сказал, что хотя различие между этими четырьмя областями
интереса и значительно, но все же ни одна из них не давала
удовлетворительных результатов. Поэтому в конце концов маги остановились
на том, что их собственное связующее звено с намерением должно
освободить их посредством зажигания огня изнутри.
Он заявил, что все современные маги должны постоянно бороться за
достижение смолкания ума (внутренней тишины). Нагваль должен бороться
особенно настойчиво, потому что он обладает большей силой, большей властью
над энергетическими полями, которые определяют восприятие. Он в большей
степени подготовлен и поэтому лучше знаком со сложностями безмолвного
знания, которое является не чем иным, как непосредственным контактом с
намерением.
Практикуемая таким образом магия становится попыткой восстановить наше
знание намерения и снова обрести способность использовать его, не
поддаваясь ему." (VIII, 105-106)
Вездесущее намерение целиком поглощает мага, ибо только через него
он сообщается с нагуалем как Непостижимым. Расширенная область
осознания становится в этом случае как бы локатором, все больше и больше
улавливающим из Реальности. С каждым шагом маг ощущает возрастающее
участие Непостижимого в его жизни. Нагуаль транслирует "светящемуся
кокону" свое крайне содержательное Безмолвие, и оно неумолимо предъявляет
осознанию свое невыразимое, но очевидное и конкретное содержание.
Переживания мага на заключительных этапах его достижений обычному
человеку полностью недоступны - им не найти аналогий в мире тоналя, их не
истолковать, и даже самые косвенные намеки на такой тип опыта лишь
окончательно запутывают неофита. Дон Хуан старательно избегает разговоров,
связанных с этими над-человеческими чувствами. Он сух в оценках и
осторожен в определениях, предпочитая молчание. Хотя в действительности
контакт мага с Непостижимым весьма далек от монотонной тишины
запредельного Абсолюта. Ведь именно здесь начинается "разговор", диалог с
нагуалем - самый интенсивный, предельно важный, имеющий решающее
значение для последующей судьбы воина. Но способ, которым он ведется,
настолько экзотичен и требует столь диковинных коммуникационных единиц,
что для постороннего взгляд граничит с помешательством. Дон Хуан вдруг
сообщает недоумевающему Кастанеде об очередном "решении силы" или "плане
нагуаля", после чего тащит его в пустыню, в горы, на заветную скамейку в
соседнем городке и заставляет ждать неизвестно чего, в конце концов
сообщая Карлосу о своей удовлетворенности ходом событий, либо о том что
"все никуда не годится". Как бы то ни было, ученик всегда в растерянности
и безуспешно пытается разгадать мотивы, побуждающие дона Хуана поступать
подобным образом. И даже в ту пору, когда "описание мира" Кастанеды было
уже радикально пересмотрено, учитель отказывался пояснять свои шаги,
регулярно ссылаясь на то, что "в мире магии нет испытанных процедур,
предписанных шагов и детальных правил". В конце концов Карлос смирился с
загадочностью своего Нагваля, а в состоянии повышенного осознания
проявлял даже удивительное долготерпение, никак не свойственное ему в
обычной жизни.
Но вернемся к магическому диалогу с Непостижимым, которому дон Хуан,
судя по всему, отдавал все свое внимание на протяжении долгих лет работы с
учениками. Мы знаем, что этот диалог имел свой особенный "язык", хотя
лингвисты наверняка воспротивятся такому употреблению их главнейшего
термина. И действительно в этом "языке" нет ни одного знака, за которым
стоял бы хоть как-то очерченный набор содержаний или смыслов. Диалог с
намерением предельно контекстуален, а сам контекст выходит за все и
всяческие рамки, оформляемые разумом. В подобной ситуации любой знак
может иметь любое значение либо вовсе не иметь его. Это "язык", который
следует лишь одному правилу, - он неповторим и непредсказуем. Он рождается
в момент коммуникации и гибнет, как только коммуникация исчерпала
сиюминутный предмет. Кроме того, он субъективен в самом точном значении
этого слова, ибо целиком обусловлен интенциональностью конкретного
коммуникатора - дона Хуана, в данном случае. И тем не менее, как это ни
парадоксально, он всегда совершенно точен и однозначен. В силу
небезупречности или недостаточной развитости способности "ощущать" маг
может "не расслышать" подаваемый Реальностью сигнал, но это уже вопрос
практики и опытности. Сомнения Карлоса на этот счет дон Хуан развеял
следующим образом:
"Затем он ответил на мой вопрос о том, ошибаются ли маги в толковании
знаков. Он объяснил, что когда маг истолковывает знак, он знает его точное
значение, не имея ни малейшего понятия о том, откуда приходит это знание.
Это одно из самых непостижимых следствий связующего звена с намерением.
Маги имеют возможность получать знания непосредственно. Надежность этих
знаний зависит от прочности и четкости их связующего звена.
Он сказал, что чувство, которое называют "интуиция", - это активизация
нашей связи с намерением. И поскольку маги целенаправленно стремятся к
пониманию и усилению этой связи, то можно сказать, что они интуитивно
постигают все безошибочно и точно. Истолкование знаков обычное дело для
магов. Ошибки случаются лишь в случае вмешательства личных чувств,
затуманивающих связь мага с намерением. В других случаях их
непосредственное знание функционально и безошибочно." (VIII, 28)
Для осознания мага Непостижимое манифестирует себя в любом факте
окружающего мира, будучи "информатором" беспристрастным и повсеместным.
Крик вороны, падение древесного листа, неожиданный порыв ветра, вихрь,
необычно закручивающий пыль на пороге, встреча с животным или человеком
при определенных обстоятельствах, горный камнепад или страшный цвет
опускающегося тумана - все оказывается вестью, все пронизывается смыслом
и служит указанием к действию.
В большинстве случаев безмолвное знание совсем не нуждается ни в
каких знаках. Изощренное внимание воина руководствуется почти
неразличимыми переменами в настроении, легкими импульсами чувства,
приходящего неведомо откуда, - словом, всем спектром психических волнений
или вибраций, пересекающих его сознающий организм. И именно безмолвное
знание оказывается самым важным источником информации, когда дело доходит
до конкретных проблем практики и дальнейшего развития. Столь свойственный
современному человеку здравый смысл, интеллект, рассудочность в работе с
безмолвным знанием могут быть только помехой, ибо сковывают естественное
движение внимания, всякий раз стремясь вернуть его в банальное русло
привычных схем, которые полезны лишь в очень ограниченном мире суженного
поля опыта.
"Я сейчас думаю о том, как наша рациональность заводит нас в тупик,
продолжал он. - Мы склонны размышлять, задавать вопросы, выяснять. Но нет
никакой возможности делать это относительно магии. Магия является актом
достижения места безмолвного знания. А безмолвное знание невозможно
охватить умом. Его можно только пережить." (VIII, 229)
Проникновению безмолвного знания в человеческое существо более всего
мешает самая любимая наша способность - саморефлексия. Помимо учения
дона Хуана существует множество оккультных и мистических практик, которые
могут заметно снизить эту активность человеческой психики. Сейчас, когда
различные виды медитации обрели широкую популярность в западном мире, все
чаще мы встречаем людей, утверждающих, что получают информацию из
необычных источников. Бывает, что они поражают наше воображение
удивительными "инсайтами" - таких зовут экстрасенсами и даже ясновидящими.
Конечно, в той или иной степени здесь имеет место контакт с безмолвным
знанием, но в использовании талантов такого рода всегда следует проявлять
разумную осторожность. Чистота и упорядоченность тоналя - главное
условие неискаженного восприятия и понимания диалога с Реальностью -
исключительное достижение, редко являющееся "природным даром". А степень
"загрязненности", недисциплинированности перцептуального аппарата заметить