ПРИКАЗ № 1824 РЕВОЛЮЦИОННОГО ВОЕННОГО СОВЕТА РЕСПУБЛИКИ. 4 ИЮНЯ 1919 ГОДА. Г.ХАРЬКОВ

Всем военным комиссарам и исполкомам Александровского, Ма­риупольского, Бердянского, Бахмутского, Павлоградского и Херсон­ского уездов.

На 15 июня исполком Гуляй-Поля совместно со штабом бригады Махно пытается созвать советский и повстанческий съезд от уез­дов — Александровского, Мариупольского, Бердянского, Мелито­польского, Бахмутского и Павлоградского. Означенный съезд целиком направлен против советской власти на Украине и против организации юж. фронта, в состав которого входит бригада Махно. Результатом съезда может быть только новый безобразный мятеж в духе григорьевского и открытие фронта белогвардейцам, перед которыми бригада Махно неизменно отступает в силу неспособно­сти, преступности и предательства своих командиров.

Означенный съезд запрещается и ни в коем случае не может быть допущен.

Все рабоче-крестьянское население должно быть предупреждено устно и печатно о том, что участие в съезде будет рассматриваться, как государственная измена по отношению к советской республике и советскому фронту.

Все делегаты на означенный съезд должны подвергаться незамедлительному аресту и представляться в военно-революционный трибунал 14-ой, бывшей 2-ой, украинской армии.

Распространителей воззваний Махно и гуляй-польского исполкома арестовывать.

Настоящий приказ вводится в действие по телеграфу и должен быть широко распространен на местах, вывешен на всех публичных местах и вручен представителям волостных и сельских исполкомов, всем вообще представителям советской власти, а также командирам и комиссарам частей.

Председатель реввоенсовета республики Троцкий. Главнокомандующий Вацетис. Член реввоенсовета республики Аралов. Харьковский окрвоенком Кошкарев.

Документ классический. Каждому, занимающемуся изучением истории русской революции, следовало бы наизусть заучить его. Но с какой зоркостью и проникновением гуляй-польские кре­стьяне-революционеры еще за месяц-полтора до этого в своем знаменитом ответе Дыбенко, помещенном выше, предвосхитили

весь этот приказ! Они в упор ставили большевикам следующие вопросы:

— «Могут ли существовать законы нескольких человек, заявляющих себя революционерами, дающие право объявлять более революционный народ вне закона?»

Параграф 2-й приказа Троцкого с точностью отвечает, что та­кие законы могут существовать и что одним из них является этот приказ.

— «Существует ли такой закон, — спрашивают далее гуляй-польцы, — по которому революционер имел бы право применять самые суровые меры наказания к той революционной массе, за которую он борется, и за то, что народная масса без разрешения взяла то хорошее — свободу и равенство, — что революционер обещал?»

Тот же 2-й пункт приказа Троцкого отвечает на это утверди­тельно: приказ в этом пункте заранее объявляет все рабоче-кре­стьянское население государственными изменниками, в случае если оно осмелится принять участие в своем свободном съезде.

— «Следует ли по закону революции расстреливать делегата за то, что он стоит за проведение в жизнь данного ему наказа из­ бравшей его революционной массы?»

Пункты 3 и 4 приказа Троцкого говорят, что не только деле­гатов, защищающих наказ революционной массы, но и делегатов, только что выбранных и не имеющих еще на руках никаких на­казов революционной массы, должно арестовывать и расстреливать (представить в военно-революционный трибунал армии — это зна­чит расстрелять, что и было сделано, например, с Костиным, По­луниным, Добролюбовым и другими, доставленными в трибунал армии по обвинению в обсуждении воззвания Гуляй-Польского Во­енно-Революционного Совета).

Весь приказ представляет собою такую оголенную узурпацию прав трудящихся, что приведенных комментариев к нему доста­точно.

Виновником всех гуляй-польских явлений, всех революционных мероприятий района Троцкий, по заведенному шаблону, счел Мах­но. Он даже не постарался рассмотреть, что съезд созывался не штабом бригады Махно и не исполкомом Гуляй-Поля, а совершенно независимым от них органом — Военно-Революционным Советом Района. Характерно, что уже в этом приказе Троцкий пытается заронить идею о предательстве махновских командиров, «неизмен­но отступающих перед белогвардейцами». Через несколько дней он и вся коммунистическая пресса будут трубить о раскрытии мах­новцами фронта Деникину.

Мы уже знаем, что этот фронт создан был усилиями и жер­твами исключительно самих крестьян-повстанцев. Он был рожден в героический момент их жизни — в момент освобождения рай­она от всяких властей и поставлен был на юго-востоке, как бди­тельный часовой и защитник их свободы. В течение шести с лишним месяцев повстанцы-революционеры сдерживали на нем один из сильнейших потоков монархической контрреволюции, принесли в жертву несколько тысяч лучших своих сынов, моби­лизовали все свои силы внутри района и готовились до конца отстаивать свою свободу от перешедшей в генеральное наступле­ние контрреволюции. До какой степени фронт этот был главным образом повстанческим, даже самое последнее время, показывает приведенная выше телеграмма Л.Каменева, присланная в Гуляй-Поле по поводу григорьевского мятежа. В ней он — чрезвычай­ный уполномоченный Москвы — обращается к Махно с запросом: указать ему расположение повстанческих частей на деникинском фронте. Ясно, что с таким запросом он обратился к Махно только потому, что в Харькове, где он находился в то время, он не мог получить необходимых ему сведений даже от военного ко­миссариата или командующего фронтом. Несомненно, еще мень­шее представление о южном противоденикинском фронте имел Троцкий, приехавший на Украину, когда последняя с разных кон­цов уже охватывалась контрреволюционными пожарищами. Но Троцкому надо было иметь формальное оправдание своему пре­ступному походу на революционный народ, и он с чудовищным цинизмом и наглостью заявил, что созываемый на 15 июня съезд крестьян, рабочих и повстанцев направлен целиком против ор­ганизации южного фронта. Получилось следующее: крестьяне и повстанцы прилагают все усилия для укрепления южного фронта, призывают всех способных носить оружие спешить добровольцами на противоденикинский фронт (резолюция II районного съезда от 12 февраля 1919 г. о добровольной уравнительной мобилизации за 10 лет) и в то же время эти же самые крестьяне и повстанцы организуют тайный заговор против своего же фронта. Можно ду­мать, что такие утверждения исходят от душевно нездоровых лю­дей. Нет, это — утверждения здоровых людей, но привыкших относиться к народу с безграничным цинизмом.

На приведенный приказ Троцкого, который советская власть не прислала в штаб армии махновцев, и о котором махновцы узнали случайно, два или три дня спустя, Махно немедленно ответил те­леграммой, в которой заявлял о желании своем уйти с командного поста ввиду создавшегося невозможно-нелепого положения. Текста этой телеграммы, к сожалению, у нас не имеется.

Приказ Троцкого вводился в действие по телеграфу. Все пун­кты его большевики военным порядком воплощали в жизнь. Со­брания рабочих александровских мастерских, обсуждавших воззвание В.-Р.Совета гуляй-польского района, были разогнаны силой и поставлены вне закона. Крестьянам грозили просто рас­стрелом и веревкой. В разных местах района был схвачен ряд лиц — Костин, Полунин, Добролюбов и др. Их обвинили в рас­пространении воззваний Военно-Рев. Совета и казнили Шемяки­ным судом военно-революционного трибунала. Помимо этого приказа, Троцкий издал ряд приказов по войскам красной армии, призывая последнюю к уничтожению махновщины в самом ее корне. И, кроме того, им был дан тайный приказ, предписывавший схватить во что бы то ни стало Махно, членов штаба, куль­турных работников движения и передать их суду военно-револю­ционного трибунала, т.е. казнить.

По свидетельству одного ответственного лица, командовавшего несколькими красноармейскими дивизиями, а также ряда других лиц. занимавших в то время у большевиков высокие военные по­сты, политика Троцкого в отношении махновщины была выражена им приблизительно в следующей форме: лучше отдать всю Украину Деникину, нежели допустить дальнейшее развитие махновщины. Деникинщину, как открытую контрреволюцию, всегда можно раз­ложить классовой агитацией. Махновщина же идет в низах масс и, в свою очередь, подымает массы против нас.

За несколько дней до этих событий Махно сделал сообщение штабу и Совету о том, что большевики сняли несколько своих полков с гришинского участка, чем открыли свободный проход деникинцам в гуляй-польский район с боковой, северо-восточной сто­роны. Действительно, казачьи орды ворвались в район не со стороны повстанческого фронта, а с левого фланга, где сто­яли красноармейские части. Вследствие этого армия махновцев, державшая линию Мариуполь — Кутейниково — Таганрог, оказа­лась обойденной деникинцами. Последние влились громадными си­лами в самое сердце района.

Выше мы говорили, что крестьяне по всему району ожидали общего наступления деникинцев; они готовились к нему, осущест­вив добровольную мобилизацию за 10 лет. Еще в апреле крестьяне разных сел прислали в Гуляй-Поле множество свежих бойцов. Но в районе не было оружия. Даже находившиеся на фронте старые части оставались без патронов и часто переходили в наступление на деникинцев с исключительной целью отбить у них патроны. Большевики, обязавшиеся, в силу договора, доставлять снаряжение повстанцам, уже в апреле приступили к блокаде и саботированию района вооружением. Из-за отсутствия оружия, несмотря на нали­чие добровольцев, не удалось вовремя сформировать свежие боевые части, и теперь район расплачивался за это.

Крестьяне Гуляй-Поля в один день сформировали полк, стре­мясь спасти свое село. Вооружиться пришлось домашними средст­вами — топорами, пиками, отдельными винтовками, охотничьими ружьями и т.д. Они пошли навстречу казачьей лавине, пытаясь задержать ее поток. В 15 верстах от своего села, под с. Святоду-ховкой Александровского уезда, они столкнулись с превосходящими силами донских и кубанских казаков. Гуляйпольцы вступили с ни­ми в ожесточенную героическую борьбу, но пали почти все, вместе со своим командиром — Б. Веретельниковым, рабочим Путилов-ского завода и уроженцем Гуляй-Поля. Громадная волна казачества устремилась тогда на Гуляй-Поле и 6 июня заняла его. Махно со штабом армии и небольшим отрядом при одной батарее отступил на ж.-д. станцию Гуляй-Поле, отстоящую на семь верст от села, но к вечеру пришлось сдать и станцию. На другой день, соргани­зовав все бывшие под руками силы, Махно повел наступление на

Гуляй-Поле, выбил из него деникинцев и занял село. Однако по­дошедшая новая волна казаков заставила его вновь покинуть село. Надо заметить, что большевики, выпустив против махновцев ряд приказов, первые дни держались с ними внешне лояльно, слов­но ничего между ними не произошло. Это была тактика, имевшая целью наиболее верно захватить руководителей махновщины. 7 июня они прислали в распоряжение Махно бронепоезд, прося его держаться до последней возможности и обещая прислать подкреп­ления. Действительно, через день на ст. Гяйчур, отстоящую на 20 верст от Гуляй-Поля, прибыло со стороны Чашшно несколько эше­лонов красных войск; прибыли: военный комиссар Межлаук, Во­рошилов и др. Был установлен контакт между красным и повстанческим командованием, создалось нечто вроде общего шта­ба. Межлаук, Ворошилов находились на одном бронепоезде с Мах­но, совместно с ним руководя военными действиями. Но в это же самое время в руках у Ворошилова был приказ Троцкого схватить Махно, всех ответственных руководителей махновщины, разо­ружить повстанческие части, сопротивляющихся расстрелять. Во­рошилов выбирал более удобный для этого момент. Махно был вовремя предупрежден и сообразил, что ему делать. Он учел со­здавшееся положение, увидел, что со дня на день могут разразиться кровавые события, и искал здорового выхода. Уход свой с поста командующего повстанческим фронтом он считал наиболее здоро­вым выходом. Об этом он заявил штабу повстанческой армии, до­бавив, что его работа в низах повстанчества в качестве простого бойца будет в настоящее время полезнее. Так он и поступил. В| связи с этим он написал мотивированное заявление высшему со­ветскому командованию. Вот оно:

«Штаб 14 армии Ворошилову. Харьков Предреввоенсовет Троц­кому. Москва Ленину, Каменеву.

В связи с приказом Военно-Рев. Совета республики за № 1824 мною была послана в штаб 2-й армии и Троцкому телеграмма, в которой я просил освободить меня от занимаемой должности. Сейчас вторично заявляю об этом, причем считаю себя обязанным дать следующее объяснение своему заявлению. Несмотря на то, что я с повстанцами вел борьбу исключительно с белогвардей­скими бандами Деникина, проповедуя народу лишь любовь к сво­боде, к самодеятельности, — вся официальная советская пресса, а также партийная пресса коммунистов-большевиков распростра­няла обо мне ложные сведения, недостойные революционера. Ме­ня выставляли и бандитом, и сообщником Григорьева, и заговорщиком против советской республики в смысле восстанов­ления капиталистических порядков. Так в № 51 газеты «В Пути» Троцкий в статье под названием «Махновщина» задает вопрос: «Против кого же восстают махновские повстанцы?» и на протя­жении всей своей статьи доказывает, что махновщина есть, в сущности, фронт против советской власти и ни одного слова не говорит о фактическом белогвардейском фронте, растянувшемся более чем на сто верст, на котором, в течение шести с лишним месяцев, повстанчество несло и несет неисчислимые жертвы. В упомянутом приказе № 1824 я обвиняюсь заговорщиком против советской республики, организатором мятежа на манер григорьевского.

Я считаю неотъемлемым, революцией завоеванным правом ра­бочих и крестьян самим устраивать съезды для обсуждения и ре­шения как частных, так и общих дел своих. Поэтому запрещение таких съездов центральной властью, объявление их незаконными (приказ № 1824) есть прямое наглое нарушение прав трудящихся.

Я отдаю себе полный отчет в отношении ко мне центральной государственной власти. Я абсолютно убежден в том, что эта власть считает все повстанчество несовместимым с своей государственной деятельностью. Попутно с этим центральная власть считает по­встанчество связанным со мною и всю вражду к повстанчеству переносит на меня. Примером этому может служить упомянутая статья Троцкого, в которой он, наряду с заведомой ложью, выра­жает слишком много личного, враждебного мне.

Отмеченное мною враждебное, а последнее время наступатель­ное поведение центр, власти к повстанчеству ведет с роковой не­избежностью к созданию особого внутреннего фронта, по обе стороны которого будет трудовая масса, верящая в революцию. Я считаю это величайшим, никогда не прощаемым преступлением перед трудовым народом и считаю обязанным себя сделать все воз­можное для предотвращения этого преступления. Наиболее верным средством предотвращения надвигающегося со стороны власти пре­ступления считаю уход мой с занимаемого поста. Думаю, что после этого центр, власть перестанет подозревать меня, а также все ре­волюционное повстанчество в противосоветском заговоре и серьез­но, по революционному отнесется к повстанчеству на Украине, как к живому, активному детищу массовой социальной революции, а не как к враждебному стану, с которым до сих пор вступали с двусмысленно подозрительные отношения, торгуясь из-за каждого патрона, а то и просто саботируя его необходимым снаряжением и вооружением, благодаря чему повстанчество часто несло неверо­ятные потери в людях и в революционной территории, которые, однако, были бы легко устранимы при ином отношении к нему центральной власти. Предлагаю принять от меня отчеты и дела.

ст. Гяйчур, 9 июня 1919 г. Батько-Махно.»

* * *

Тем временем повстанческие части, бывшие за Мариуполем, отступили к Пологам и г. Александровску. К ним неожиданно пе­ребросился Махно, вырвавшись из тех щупальцев, которыми боль­шевики оцепили было его на ст. Гяйчур. Начальник штаба армии махновцев Озеров, члены штаба Михалев-Павленко, Бурбыга и несколько человек из В.Р.Совета были вслед за этим изменнически схвачены большевиками и казнены. Это положило начало казням многих других махновцев, попавших тогда в руки большевиков.

Положение для Махно создалось крайне затруднительное. Он должен был или совсем уйти от своих частей, с которыми пережил труднейшие минуты украинской революции, или призвать их на борьбу с большевиками. Но последнее, ввиду решающего наступ­ления Деникина, казалось ему невозможным. Махно со свойствен­ной ему проницательностью и революционным чутьем блестяще вышел из этого затруднения. Он обратился к повстанческим вой­скам с широким воззванием, в котором осветил создавшееся поло­жение, заявил о своем уходе с командного поста и просил повстанцев держать фронт против деникинцев с прежней энергией, не смущаясь тем, что они временно будут находиться под командой большевистских штабов.

В соответствии с этим обращением большая часть махновских полков осталась на своих местах, встав под начало красного ко­мандования на положении красноармейцев.

Но в то же время командиры повстанческих полков уговори­лись между собою ждать удобного момента, когда всем вновь можно будет объединиться под общим командованием Махно, не нанося этим ущерба внешнему фронту. (Момент этот, как увидим ниже, был определен повстанцами с удивительной тонкостью и точностью).

Махно после этого с небольшим кавалерийским отрядом скрылся.

Повстанческие же полки, переименованные в красные, под ко­мандою прежних своих командиров — Калашникова, Куриленко, Клейна, Дерменджи и других — продолжали вести бои с деникинцами, задерживая их наступление на Александровск и Екатеринослав.

***

До самого последнего времени большевистские верхи не знали размеров деникинского нашествия. Всего за несколько дней до па­дения Екатеринослава и Харькова Троцкий заявлял, что Деникин не представляет опасности и что положение Украины прочное. Правда, вскоре он заявил, что, познакомившись ближе с положе­нием дел, он вынужден отказаться от вчерашних своих утвержде­ний и признать положение Харькова крайне опасным. Но это было сделано в то время, когда каждому взрослому стало ясно, что участь всей Украины уже предрешена. Екатеринослав пал в конце июня. Через полторы-две недели пал Харьков.

Большевики занялись не наступлением и даже не обороной, а исключительно эвакуацией Украины. Все красноармейские части были приспособлены для этой цели. Сдача Украины происходила в буквальном смысле слова без боя.

И вот тогда, когда всюду стало ясно, что большевики бросают Украину, стремясь лишь вывезти из нее возможно больше мужского населения и ж.-д. подвижного состава, Махно счел момент подходящим, чтобы взять в свои руки инициативу борьбы против контрреволюции и действовать в качестве самостоятельной рево­люционной силы и против Деникина, и против большевиков. В ряды повстанцев, оставшихся временно под красным командова­нием, был дан пароль свергать красных командиров и группиро­ваться под общим командованием Махно.