Илья Бушмин
ДОРОГА СМЕРТИ
Трасса М-4 «Дон» в Подмосковье. 110 км асфальта. Огромных лабиринты подмосковных автострад. Бетонные джунгли. И в каждых джунглях найдется свой хищник…
Банда убийц вершит ночной террор. Автоманьяки с трассы «Дон» оставляют после себя лишь трупы. Страх нависает над Москвой. Полиция, ФСБ, стритрейсеры - банду ищут всем миром.
Но остановить злодеев может только один человек. Он не боится смерти. Потому что он уже мертв.
Толчком для написания данной книги послужило громкое дело банды так называемых автоманьяков, орудовавших на территории Москвы и Московской области, в первую очередь в районе трассы М-4 «Дон», в 2014 году. Однако хочу подчеркнуть, что все события и персонажи, изложенные в книге, являются плодом фантазии автора. Любое сходство с реальными событиями и людьми (реально живущими или когда-либо жившими) является случайным.
ПРОЛОГ
Док с экрана монитора с сочувствием смотрит на Бегина, кивая каким-то своим мыслям, после чего осторожно выдает:
- Вы слишком много курите, Александр.
Бегин с невеселой усмешкой пожимает плечами. Пододвинув к себе пепельницу, заполненную окурками под завязку, медленно выдыхает проклятый дым.
- Пожалейте себя, - продолжает док. Динамики старенького, но шустрого еще ноутбука придают его голосу хрипящий и чуть механический голос. – Или… У вас это, может, форма наказания себя?
Как его зовут, Бегин не помнит. Какое-то время назад, еще в Москве, во время очередного визита, Бегин читал его фамилию на табличке, приколоченной к двери. Но та вылетела из головы. То ли Иванюк, то ли Иванчук, а может быть, даже Иванченко. Но точно не Иванов. Впрочем, Бегину все равно. Все это не имеет никакого значения.
- У нас с вами разные взгляды на самих себя, - отзывается Бегин.
Похмельное сознание искривляет реальность своеобразно: сейчас он четко ощущает себя как говорящая голова, получающая сигналы откуда-то извне и озвучивающая их. Это даже забавно. Впрочем…
- Что вы имеете в виду?
- Понимаете, - Бегин тушит окурок. Рука машинально тянется к пачке сигарет, но Бегин останавливает себя. Это было бы слишком. Если док захочет, у Бегина будут проблемы. А если курить одну за одной – док молчать не будет. Паршивец. – Понимаете, вы считаете, что наше тело, наш организм, голова-руки-ноги – это и есть мы. Я воспринимаю все немного иначе. Это все просто… ну, лошадь. Или автомобиль. Временное транспортное средство.
Док кивает. Очевидно, вспоминает, что месяц-другой назад о чем-то подобном они уже говорили.
- Я вас понимаю. Хотите сказать, что наше тело – это не мы?
Пива бы, думает Бегин. Уж больно голова трещит.
- Да ничего я не хочу сказать.
- Но вот посмотрите с другой стороны на все это, Александр. Вы ведь не станете сознательно губить свою лошадь? Ну, или машину.
У Бегина нет ни лошади, ни машины. Лошадь ему никуда не вперлась. А машину он не водит уже… Нет, про это лучше не вспоминать. Иначе будет только хуже.
После событий последних дней Бегина немного замкнуло. И да, он нажрался. Было слишком тяжело, чтобы выносить реальность и происходящее вокруг один на один. Проснувшись утром, Бегин чувствовал себя ходячим мертвецом. Да и сейчас немногим лучше. Голова стучит так, словно готова взорваться. Нет, Бегин не чувствует боли – лишь пульсация, похожая на постукивания молоточков, в висках и где-то внутри черепной коробки. Во рту будто кошки нагадили. Зато мысли бегают где-то там, на заднем плане, не занимая собой все пространство. «Обезьяний ум» крепко спит или еще пьян. Уже хорошо.
А потом пришлось открывать компьютер и звонить доку. Что поделаешь, это одно из условий.
- Вы делаете свою работу, - бурчит Бегин, протирая помятое лицо. – И я это понимаю. А я делаю свою. Так что давайте не будем строить из себя праведников, хорошо?
- Мы просто разговариваем. - Док реагирует невозмутимо, но тихим сапом продолжает свое дело. – И раз уж вы заговорили о праведниках… Разве вы себя к ним не относите?
В голове начинает стучать еще сильнее. Нужно что-то с этим делать. Забавное дело: если Бегину в руку воткнуть раскаленный нож, он практически ничего не почувствует. А тут… Бегин ловит себя на занятной мысли, вспоминая слова дока про наказание самого себя. А что если это не наказание, а наоборот – попытка что-то почувствовать?
Но собеседнику на экране ноутбука об этом лучше не говорить.
- Стоит ли делить мир на праведников и грешников, - откликается Бегин. – Это все у нас в голове. Не более того. Это одна из иллюзий.
Док будто удивляется.
- Вы сейчас серьезно? А как же… как же то, чем вы занимаетесь?
Бегин косится на сигареты. Пора ли? Мысленно: «Миссисипи – раз. Миссисипи – два. Миссисипи – три». Теперь можно. Бегин закуривает снова и выпускает поверх дисплея ноутбука струю дыма.
- Знаете… Если вы назовете кого-то праведником, то в этот самый момент вы создадите и грешников. В этот самый момент с высоты праведника открывается целый простор для осуждения. Ведь плюс не может существовать без минуса. Грешник нужен праведнику, чтобы оправдать его собственное существование.
Док молчит. Что ж, его право.
- А теперь посмотрите на всю тупость и абсурдность наших усилий. Мы все время стараемся избавиться от грешников, искоренить их. Мы надеемся на существование мира, в котором не будет плохих людей. Это утопия. Мы врем сами себе каждую минуту. Это бессмыслица. Потому что праведники не могут существовать без грешников. Они – просто другая сторона той же самой монеты, - Бегин усмехается. Тушит сигарету и отодвигает пепельницу. Смотрит в глаза доку, который, хмурясь, внимательно ему внимает. – Но не беспокойтесь по этому поводу сильно. На самом деле ни тех, ни других просто не существует. И вы сами знаете об этом.
С похмелья, когда мозг практически спит, довольно легко заставить себя поверить в то, во что хочется верить.
А вскоре сеанс заканчивается. Бегин отбыл свою повинность. В следующий раз… Хрен знает, когда. Но не сегодня. Значит, можно выныривать в мир. Бегин встает из-за старого, скрипучего стола, который не разваливается только каким-то чудом. Казенная однокомнатная квартирка в какой-то глуши города Домодедово – та еще дыра. В комнате из мебели – только этот дурацкий стол, ветхий шифоньер с зеркалом да продавленная двуспальная кровать.
Учитывая, что это конспиративная квартира на учете местного УВД, койка наверняка повидала всякое.
Бегин шагает на кухню. Берет бутылку пива из холодильника, она каким-то чудом сохранилась после вчерашнего. Возвращается. Подходит к простенку между шифоньером и заляпанным рассохшимся окном, через рамы которого посвистывает ветер.
Делая глоток ледяного пойла, он усталым взглядом взирает на картину перед ним.
Стена завешана фотографиями. Десятка два самых разных снимков, приколотых булавками с разноцветными пластиковыми шляпками к неровной стене с выцветшими обоями.
Со снимков на Бегина смотрит то, что, казалось бы, опровергает большинство сказанных им доку слов. Правда, и на этот счет у Бегина есть свое мнение. С фотографий на него смотрело свидетельство чистого зла, который последние полтора месяца наводит ужас на Домодедово и на все Подмосковье. Бегин беспристрастно взирает на то, на что беспристрастно смотреть невозможно.
Расстрелянные машины. Крупные кадры с гильзами. Пулевые отверстия на водительских и пассажирских дверях. Залитые кровью тесные мрачные салоны автомобилей...
…И трупы. Трупы. Трупы.
Бегин делает глубокий вдох.
Ад вернулся.
ЧАСТЬ 1
«Смерть – это не самое худшее, что может произойти с человеком»
Платон
Глава 1
Полоска света пробежала в обратную сторону, ее отблески проползли по кромке сканера. Рябцев, раскладывая косынку на компьютере, увидел всплывшую папку с отсканированным файлом. Это был рапорт опера с резолюцией начальства. Судя по шапке оперативно-розыскного дела, вся эта история была 15 лет назад.
Пятнадцать лет… Рябцев хмыкнул, прикинув в уме, когда это было. Ему, Володе Рябцеву, стукнуло 18 лет. Школа позади. На носу армия, в которую он так и не попал. Спасибо родительскому соседу-пенсионеру: прослышав, что пацан из квартиры напротив хочет идти в правоохранительные органы – а тогда, в 90-е, это было диковатое и странное желание, потому что большинство рассчитывали податься в рэкетиры и бандосы (проклятые времена) – старик предложил помощь. Сосед был непростым, майором милиции в отставке. И вместо армейки Рябцев отправился в среднюю школу МВД, откуда три года спустя вышел с лейтенантскими погонами и распределением в уголовный розыск Домодедово.
Рябцев оторвался от пасьянса, чтобы переименовать отсканированный файл. Сверился с папкой и напечатал вместо названия файла цифру «18». После чего переместил ее в папку с первыми 17-ю файлами и принялся за сканирование 19-й страницы дела.
Это была его работа последние три года. Рябцев убивал время, оцифровывая архив городского УВД. Работа непыльная, но настолько однообразная, что через пару месяцев он готов был лезть на стену. Еще через месяц – расшибить об эту стену свой череп, лишь бы не видеть эти тонны архивной макулатуры, которая дожидалась своей очереди на оцифровку. А еще через пару месяцев… он привык. И смирился.
А как тогда, после учебки, все хорошо складывалось. Несколько лет в операх-территориалах, после чего Рябцева пихнули в отдел угонов. В Подмосковье, особенно в районе Домодедово, угонами и кражами автомобилей промышляли многие банды и группировки. Они работали в тесном контакте с УБОП. Было время, когда их подразделению завидовали даже убойщики, не вылезавшие из бытовух.
А потом был провал. И Рябцева сослали в располагающийся в сыром и темном подвале архив УВД, придумав поистине дьявольское наказание. Оцифровывать архивные записи… Оцифровывать архив, вашу мать! Тупеть, тыкая одни и те же кнопки: «опции» - «копировать в файл» - «старт». С утра до вечера, 8 часов в день, с понедельника по пятницу, с января по декабрь…
Первые год-полтора Рябцев надеялся, что его повинность скоро отменят. Но о Рябцеве словно забыли.
Утешал он себя тем, что это было лучше, чем ничего. Платили в полиции в последнее время весьма неплохо. Рябцеву, благодаря заработанным в отделе угонов погонам, полагалась соответствующая надбавка за звездочки. На жизнь им с женой хватало. Работа непыльная. Не опасная. Да, унизительно – но это можно проглотить. Если бы тогда, три года назад, его просто турнули из полиции, работал бы сейчас каким-нибудь охранником на складе или в офисе сутки через двое. Лучше было бы? Вряд ли.
Рябцев заложил на прозрачную поверхность сканирующего устройства очередную бумагу из оперативного дела 15-летней давности и закрыл крышку. Опции – копировать – старт.
Каждой странице документов, оцифровыванием которых он занимался, нужно присвоить соответствующий номер, переименовывая файл. После чего копировать в нужную папку. Все просто.
Нажав «старт», Рябцев вернулся к косынке. Расклад никак не удавался. Иногда ему казалось, что он отупел здесь настолько, что его мозг не способен уже на очевидные вещи.
Телефон здесь звонил редко. И когда неожиданно раздалась сухая трель, Рябцев невольно вздрогнул.
- Слушаю.
- Рябцев? – к своему удивлению, Рябцев узнал голос секретарши Лопатина. – Сергей Вениаминович вызывает.
Секретарша бросила трубку, оставив оторопевшего Рябцева наедине с мыслями.
- Твою мать…
Шеф управления? К чему Лопатину вызывать Рябцева? Пару лет его не вызывал даже шеф угрозыска, несмотря на то, что формально Рябцев все еще числился в криминальной полиции. Все оперативки проходили без него, а единственные контакты с руководством ограничивались «Здравия желаю» в коридоре – словами, в ответ на которые опер даже небрежный кивок получал не каждый раз. Ну и еженедельными отчетами перед архивным начальством об успехах по оцифровке, само собой.
Если бы в УВД Домодедово проводился конкурс на самого жалкого сотрудника, первое место с большим отрывом от конкурентов занял бы Рябцев.
Для чего? В голове пронеслись самые паршивые мысли. Его выкидывают. Это когда-нибудь должно было случится. Наконец-то начальство поняло, что без паршивой овцы стадо выглядит лучше. «Черт… Что я скажу жене?» Но тут же Рябцев одернул себя. Спокойствие. Чтобы выкинуть тебя из ментуры, шефу УВД суетиться совсем не обязательно.
«Но что же тогда, твою мать?!»
А вдруг… Надежда мелькнула, словно падающая звезда. А вдруг его наконец-то выдергивают из этого болота и…?
И снова Рябцев одернул себя. Как говаривал его покойный отец – делай, что должен делать, а там будь что будет.
Перед приемной Рябцев одернул свитер и поправил воротник рубашки. Секретарша, щебетавшая по телефону, небрежно махнула ему на заветную дверь начальника управления внутренних дел города Домодедово.
– Сергей Вениаминович, разрешите?
Лопатин листал какие-то бумажки. Покосившись на нервничающего Рябцева, топтавшегося в дверях, кивнул на кресло напротив. Его даже сесть приглашают? Что происходит, черт побери? Рябцев послушно двинулся вперед, осторожно опустился в кожаное кресло и замер, выжидая, что скажет шеф.
Лопатин был здоровенным боровом, по сравнению с ним худощавый и невысокий Рябцев выглядел пигмеем. Лопатин был еще молод - старше 33-летнего Рябцева на пару-тройку лет. Вот что значит хорошие связи в УВД Московской области, где в высоком и чертовски удобном кресле сидел его отец. Впрочем, Лопатин, поговаривают, сам был неплохим спецом. Начинал с оперов, как и Рябцев, только в другом подразделении. А через десяток лет – пожалуйста, полковник и шеф управления.
Лопатин снова покосился на Рябцева и вернулся к бумажкам. Рябцев нервничал, но старался это скрыть. Бросив взгляд на бумажки в руках Лопатина, на картонной потрепанной обложке он заметил знакомые, нанесенные черным маркером каракули.
Лопатин смотрел его личное дело.
- Так, - кашлянув, нарушил тишину Лопатин. Прикрыл папку и отложил, лицевой стороной вниз. Опер даже в кресле шефа остается опером, мать его. Полковник уставился цепкими черными глазами на Рябцева, словно мало ему было, что опера итак раздирала неизвестность и самые нехорошие предчувствия. – Как служба, Рябцев?
А ты посиди в подвале пару лет, поймешь. Рябцев замялся, не понимая, чего от него ждут. Ответ прозвучал глупо:
- Стараемся, товарищ полковник.
- В архиве тебя хвалят.
Повторять «Стараемся» Рябцев не стал, это было бы вообще верх тупости. И он просто кивнул.
Лопатин сделал глоток кофе. У него была выдающаяся кружка. Черная, широченная – и двумя ладонями не обхватишь. Обращенную к Рябцеву сторону кружки украшало лаконичное «BOSS».
- Хорошо, - буркнул Лопатин. – Ты ведь у нас восемь лет в отделе угонов работал?
- Так точно. Почти девять.
- Я тут посмотрел, ты неплохо показывал себя. По раскрытиям был один из лучших.
- Мне… - Рябцев тщательно подбирал слова. – Очень нравилось этим заниматься, товарищ полковник.
- Машину хорошо водишь?
- Само собой. Как иначе-то по угонам работать…
Лопатин хмыкнул. И наконец перешел к главному.
- Не знаю, следишь ты за сводками или нет. У нас мокруха на трассе. Там сейчас группа вовсю работает. Нехорошая какая-то мокруха… По почерку один в один как и та, что две недели назад была. Там же на М-4.
Рябцев растерялся от неожиданности. Про двойное убийство 12 или 13 дней назад на участке трассы М-4 «Дон» Рябцев слышал. Не от коллег, потому что с ним в УВД особо никто и не общался – а, как и простые обыватели, по телевизору. Тогда неизвестные расстреляли семью пенсионеров. Прокололи шины шипами, скрученными из гвоздей, и заставили таким образом остановиться машину стариков. После чего открыли огонь. Не взяли ничего: кошелек в кармане убитого, магнитола, серьги убитой. И даже машина.
Но растерялся Рябцев от другого.
- Да, я слышал. Но… - опер собрался с духом. – Сергей Вениаминович, я честно говоря не совсем понимаю… При чем здесь я?
Лопатин вперил в него изучающий взгляд.
- Ты три года в архиве просидел. Проклинаешь, наверное, все это.
- Спорить не буду, - робко ввернул Рябцев. От слов Лопатина у опера ёкнуло сердце. Этот момент, вот оно. Свершилось. Его возвращают к оперативной работе. Рябцев не мог поверить. Словно сон. В голове сразу мелькнула мысль, что первым делом он позвонит жене. Вика должна знать. Пусть ценит то, что чуть не потеряла.
Словно в подтверждение его мыслей, Лопатин задал вопрос в лоб:
- Хочешь вернуться в обойму, так сказать?
Все сошлось. Рябцев много лет работал по угонам, и работал очень неплохо. Что греха таить, до того косяка со стукачом непосредственного шефа Рябцев считался одним из лучших в подразделении. Сейчас в районе Домодедово произошли два убийства. Это уже серия. И опера, судя по всему, хотят проверить версию по линии угонщиков и автобанд, ошивающихся в этой части Подмосковья. И тут они вспомнили про старого доброго Рябцева!
Он с трудом сдержался, чтобы не просиять.
- Спрашиваете, товарищ полковник. Еще бы. Конечно.
- Это все ерунда, - шеф УВД кивнул на личное дело Рябцева. – Как я понял, у вас был конфликт с твоим бывшим шефом, Курбатовым. Так вот Курбатов у нас уже год как не работает. И как бы все можно устроить. Как ты на это смотришь?
Лопатин словно пытался убедиться в очевидном. Но в тот момент Рябцев еще не понимал, что за этим стоит.
- Я готов, Сергей Вениаминович, само собой, - горячо выпалил опер. – Черт, да я… Простите. Спасибо! Я этого момента, честно говоря, давно жду. Уже и не думал… - выдохнув, Рябцев решил брать быка за рога. - Вы спрашивали про убийство на трассе. Я там нужен? Мне выезжать на место? Они еще работают?
- Погоди ты, - буркнул Лопатин. Покопавшись в бумажках, натыканных в перекидной календарь, полковник выудил мятый квадратик бумаги для записок и протянул Рябцеву. – Вот. Здесь адрес. Езжай в Москву.
Опер взял бумажку, машинально глянул на каракули.
- В Москву?
- К нам прикомандирован следователь из центрального аппарата Следственного комитета, - проворчал шеф УВД. Очевидно, сей факт его не особо радовал. – Какой-то важняк из главного следственного управления. Заберешь его и повезешь на место. Ну и дальше, куда он скажет. Считай, что ты временно переходишь в его распоряжение.
Лицо Рябцева вытянулось. Это был как удар под дых. Теперь все стало понятно. Он встретился глазами с Лопатиным.
- То есть… То есть, я как бы его водитель?
Лопатин пожевал слова во рту перед тем, как нехотя проворчать:
- То есть как бы да. – полковник решил, что можно и подсластить пилюлю, хотя мог этого не делать: - Послушай, Рябцев. Я даю тебе шанс. Покатаешь этого московского хмыря. Неделю, может две. Потом он свалит назад, а мы с тобой что-нибудь придумаем. Тем более что принимать участие в настоящей работе – это ведь все равно лучше, чем сидеть в подвале и сканировать документы для архива?
Что оставалось Рябцеву? Подавленный, он лишь кивнул:
- Так точно.
***
Московский следак произвел на Рябцева самое неприятное впечатление, которое только можно было. И это при том, что в целом Рябцев отлично ладил с людьми, а до ссылки в подвал и в управлении считался рубахой-парнем.
Следака он подобрал около жилого дома на тихом и сонном Тушинском проезде в Северо-Западном округе. Тот стоял с кожаной папочкой подмышкой и смотрел в пространство. Рядом на тротуаре стояла спортивная сумка, плотно чем-то набитая. Угрюмый, худосочный, с впалыми щеками и острым носом, он выглядел болезненным. А в его взгляде, которым тот одарил тормознувшего рядом Рябцева, было что-то, заставившее опера внутренне содрогнуться.
Когда следак бросил сумку на заднее сиденье и уселся рядом, Рябцев почувствовал легкий запах перегара.
- Добрый день, - улыбнулся Рябцев и представился, протягивая руку: - Я из Домодедово. Капитан Рябцев. Владимир. Вы Бегин?
Бегин, открывая папку, скользнул равнодушным пустым взглядом по протянутой руке.
- Поехали. Я хочу осмотреть место, пока от него хоть что-то еще осталось.
Рябцев тронулся, мысленно матеря как напыщенного следака из СК, так и Лопатина. Очевидно, работа будет не из легких. Он включил передачу и тронулся. Рябцев вел автомобиль к МКАДу. Выкатив на кольцевую, по автостраде он двинулся вниз. Дорога была заполнена транспортом. Город вечных пробок. Пока машина двигалась к съезду на М-4, никто не произнес ни слова. Вскоре после развилки жилой сектор закончился – резко, словно отрезали – и за окном потянулись деревья, а крайние полосы заметно пополнились большегрузными фурами, тянущимися как в город, так и из него. Встречные полосы, тянущиеся в город, почти «стояли», зато Рябцев беспрепятственно двигался вперед. Сейчас практически утро – а через 4-5 часов ситуация будет прямо противоположной.
Здесь, на трассе, Рябцев чувствовал себя гораздо уютнее. Почти дома.
Лишь один раз Бегин отвернулся от окна, за которым задумчиво созерцал кипящую вокруг жизнь, чтобы спросить:
- Курить можно?
Рябцев надеялся на это. Ему приказали возить следака – но не ублажать. Тем более в собственной, а не управленческой, машине. И Рябцев с удовольствием отозвался, смакуя каждое слово:
- В моей машине не курят.
Бегин равнодушно, к досаде Рябцева, отвернулся и больше не проронил ни слова.
Группу Рябцев увидел, разменяв 45-й километр трассы. Машины с мигалками оцепили крупный участок сразу на двух полосах движения. ДПСники регулировали поток по оставшейся полосе. К счастью, была первая половина дня, и особых пробок это не вызвало. Рябцев тормознул около машины ГИБДД. Инспектор двинулся к ним, чтобы наехать. Выходя из машины, Рябцев позабытым уже жестом взмахнул перед ним удостоверением, после чего гаишник сразу же потерял к нему интерес.
Бегин с папкой подмышкой уже шел вперед, протискиваясь сквозь баррикады из натыканных вокруг машин. Кого здесь только не было. Местные ППСники, криминалисты, фургон из следственного комитета города Домодедово, машины оперов… Но не работал никто. Работа была давно закончена. Протоколы осмотра места происшествия отписаны, сотни мегабайт фотографий отсняты, следы изучены, возможные вещдоки подобраны и наверняка уже отправлены на экспертизы. Все здесь просто убивали время - ждали высокую шишку из центрального аппарата СК, которая соизволила лично. Его, Бегина.
Полукольцом транспорт силовиков окружал крупный участок дороги, в конце которого, у обочины, серела видавшая виды «Киа». Труп, накрытый куском брезента – из-под полотнища торчали только ноги – лежал у распахнутой водительской дверцы легковушки.
Рябцев присел на капоте своей машины. Со стороны он видел, как скучающие и толкающиеся без дела опера из убойного оживились при виде Бегина, ради приезда которого все и торчали тут битых три часа.
Бегин приподнял кусок брезента, чтобы рассмотреть голову убитого. Та лежала на боку, лицом к Бегину. Он чуть поморщился. Сплошное месиво.
- Пять ранений, три в голову, - донесся голос сзади. – Одна сквозная, две проникающие. Добивали наверняка.
Бегин обернулся. Тонкий и жилистый опер кивнул:
- Убойный отдел, Стасин моя фамилия.
- Гильзы?
- Отправили уже. Две там, - Стасин махнул назад, - Начали палить с семи метров. Еще тремя добивали, - опер указал на меловые кружки в метре от Бегина. - Чтоб наверняка.
- Кто он? – Бегин указал на труп. Стасин открыл блокнот.
- Имя Григорий Африн. Сорок три года. Сам из Тульской области. Был ночным грузчиком на складе на Северо-Западе.
- На складе были?
- Сейчас там наши работают. Отзвонились. Говорят, Африн в три ночи домой уехал. К семье.
- Жена?
- И трое детей.
- Паршиво.
Бегин обратил внимание на спущенное переднее левое колесо легковушки. Склонился, заглянул под бампер. Ошметки резины вокруг вырванного из шины куска он нащупал сразу.
- Он остановился, чтобы проверить колесо, - сказал Бегин. – Чем пробили, нашли?
- Секунду.
Стасин криком подозвал кого-то, замахал руками. К ним подошел еще один опер, который вручил Бегину завернутый в полиэтилен «ёж». Бегин осторожно взял предмет. Повертел, изучая. Очень простая и надежная конструкция. Связка из нескольких 10-сантиметровых в длину гвоздей, скрученных шляпками. Острые концы растопырились в разные стороны. Одна из них была изогнута зигзагом – именно она вырвала с мясом кусок резины из колеса.
- Самодельные шипы, - прокомментировал Стасин. – Куриная лапа. Мы их так называем. Их тут шесть штук было раскидано.
Стасин махнул рукой на асфальт перед машиной, показывая, где именно валялись скрутки из гвоздей.
- Взяли что-нибудь?
- Мокрушники? Нужно проверять. Но кошелек, мобила… Все на месте.
Бегин в последний раз бросил взгляд на «куриную лапу» и вернул ее Стасину с вопросом:
- Такие шипы – в первом эпизоде они тоже были?
- Такие же, один в один, - живо подтвердил Стасин. – И почерк тот же. Раскидали «куриные лапы» по асфальту. Пробили колеса, остановили машину. А потом изрешетили людей пулями и свалили, падлы.
Бегин осмотрелся, представив, что всех машин, облепивших место преступления, нет. Что сейчас ночь. Обычный участок трассы почти в 50 километрах от Москвы. В четвертом часу ночи здесь наверняка пустынно. Освещения на этом участке почти нет.
А за обочиной – сразу лес.
И где-то там бедолагу поджидали убийцы.
- У нас начальство икру мечет, вдруг будет и третий эпизод, - посетовал Стасин. – А нам серийников только не хватало.
Бегин продолжал задумчиво смотреть на лес.
- Икру мечет? - отозвался он отстраненно, словно беседовал сам с собой или с кем-то, недосягаемым для глаз Стасина. – И правильно делает. Потому что те, кто убил этих людей… Они сделают это снова. И очень скоро. Поверь мне.
Глава 2
В здание УВД Домодедово Бегин входил в сопровождении Стасина и Наумова – еще одного опера из местного убойного отдела, грузного и усталого от жизни небритого очкарика около 40 лет. Когда Бегин проходил мимо дежурки, он заметил, как местные внимательно косились на него, чужака.
- Вам кабинет на третьем этаже выделили, на время работы, - пробубнил Наумов, неопределенным взмахом руки указывая в никуда.
Бегин скользнул взглядом по мемориальной доске с фотографиями погибших при исполнении сотрудников на стене. Свежим, судя по обновленной полицейской форме на фото, было лишь одно. Со снимка, обрамленного черной траурной полосой, на Бегина смотрело широкое лицо человека с волевой челюстью. Короткая стрижка, начинающая лысеть голова, поджатые губы и цепкий, профессионально-ментовской взгляд. «Аркадий Васильевич Зубов. Майор полиции».
– И наш шеф хотел с вами встретиться, наметить план мероприятий, - подключился Стасин. – Может, сразу зайдем? Он просил…
- Принесите мне все материалы по первому убийству, - перебил Бегин. Он прошел мимо дежурки, замечая, как местные внимательно косятся на чужака. – Мне не о чем говорить, пока я не буду знать все, что нужно.
- Но шеф…
- Он ваш шеф, - равнодушно заметил Бегин, делая акцент на слове «ваш». - Не мой.
Стасин и Наумов многозначительно переглянулись.
Рябцев остался снаружи. Когда Бегин ушел, до Рябцева дошел озадачивший его факт. Идти ему было некуда. В архиве его уже не ждут. А в уголовке ему просто нет места. Не в дежурке же ошиваться. Рябцев выругался сквозь зубы, вздохнул и принялся мастерить самокрутку.
Три года назад, когда Рябцева сослали в подвал УВД, он поначалу убивался по этому поводу. Выпивал часто - не без того, что греха таить. Потом до опального опера дошло, что нужно копить деньги. Если его все-таки выпрут из органов – лучше иметь подушку безопасности в виде определенной суммы денег на банковском счету, которой хватит хотя бы на первое время. Как и многие другие в похожей ситуации, Рябцев пришел к однозначному выводу: нужно бросать курить. И да, он бросил. Сейчас Рябцев даже не мог представить, как ему удалось реально не курить целый год. А после… после была история с Викой, из-за чего Рябцев сорвался и пустился во все тяжкие.
Лечит не только время, но и не самое завидное финансовое положение. Теперь Рябцев, правда, не осмелился бросать хреновую привычку. Вместо этого он перешел на самокрутки. Арифметика проста: нужно покупать не только табак, но и фильтры, и папиросную бумагу. Однако экономия оказалась существенной – теперь на эту дрянь Рябцев тратил раза в три меньше денег. Другим важным плюсом был процесс изготовления самокрутки. Неспешный, полумедитативный, размеренный, он не только помогал отвлечься от мирской суеты, но и позволил оперу существенно сократить курение. Ведь если дымить каждые полчаса, как с обычными сигаретами – то кроме курения и изготовления самокруток ни на что и времени больше не хватит. Так что как ни крути – одни плюсы.
Но отвлечься от мирской суеты не получилось. В окно водительской дверцы постучали костяшками кулака так резко и громко, что от неожиданности Рябцев просыпал на ноги всю заготовку под самокрутку.
- Твою мать!
Это был Головин. Довольный эффектом, он запрокинул голову и заржал.
Рябцев выбрался из машины, угрюмо покачивая головой:
- Падла ты, Головин.
- Ты б рожу свою видел! Даров, архивная крыса. – Рукопожатие Головина было крепким и энергичным. – Как она?
В сторонке стоял Шахов, поглядывая на Рябцева изподлобья. Рябцев сдержанно кивнул ему и получил такой же кивок в ответ. Шахов подходить не собирался – будучи другом Курбатова, после конфликта три года назад он серьезно невзлюбил коллегу-опера.
- Уже не архивная. – Рябцев сплюнул. – У начальства новая прихоть. Теперь я вожу следака из Москвы.
Головин оживился:
- Который по мокрухам работать будет? Ништяк. Ну и как он тебе?
- Честно? Му…к му…ком.
- Хреново, - Головин пригорюнился. – Очень хреново. Нас тоже в группу включают. По линии угонов и всех дорожных дел шерстить будем.
- Удачи.
- Слушай, - Головин кашлянул. – Брателло, раз такие дела… Может, побазаришь с кем-нибудь из твоей бывшей агентуры? У тебя контакты покруче наших с Шаховым были. По любому ты на связи с некоторыми все еще… А?
Рябцев почувствовал очередной укол обиды. Так, все так. Агентура Рябцева и помогала ему быть одним из лучших в подразделении.
Но за борт выкинули именно его. Поэтому Рябцев постарался, чтобы его ответ прозвучал как можно более равнодушно.
– Мне вообще плевать. Мое дело баранку крутить.
- Зря ты так, Вован.
- А ты поторчи в подвале три года, потом поговорим.
Головин не нашелся, что ответить. Кивнул, хлопнул Рябцева по плечу и двинулся к дверям управления. Шахов напоследок одарил Рябцева неизменным холодно-неприязненным взглядом и двинулся следом за напарником.
Рябцев вернулся за баранку.
- Пошли вы все…
Сделал глубокий вдох, успокаиваясь. Достал пакет с табаком и новый листочек папиросной бумаги и принялся мастерить новую самокрутку.
***
Кабинет Бегину достался неплохой. Стол, стулья, шкаф. Ничего лишнего, зато сюрпризом был чайник и банка кофе. Налив себе напиток покрепче, Бегин сел за изучение материалов, подвезенных из отдела СК по Домодедово.
Убийство произошло почти две недели назад, 3 мая. Жертвы – супруги-пенсионеры, Пыжов Константин Анатольевич и Пыжова Наталья Александровна. Их «Рено-логан» обнаружили на 79-м километре М-4 «Дон» близ Домодедово. Проезжавший перед рассветом дальнобойщик обнаружил в свете фар труп человека. По рации он связался с коллегами, один из которых в это время приближался к посту ДПС. Он и сообщил в полицию о находке.
Неподалеку от машины криминалисты, работавшие на месте, обнаружили шипы-ловушки. Бегин внимательно изучил фото. Такие же «куриные лапы» как и те, которые он видел сегодня. Одна, которая и пробила колесо, была деформирована и, подчиняясь какой-то своей траектории, улетела в обочину.
Почувствовав прокол, Пыжов съехал в обочину, включил аварийку и вышел из машины. Он даже успел достать домкрат и открыть отсек с запаской, когда появились убийцы.
Совещание с местными проходило в кабинете шефа криминальной полиции Домодедовского УВД. Местное начальство согнало на встречу со следователем целую толпу народа – здесь были опера от большинства подразделений угрозыска, а также люди из местного СК, представители ЭКЦ и прочие.
- Меня зовут Александр Ильич Бегин, я следователь по особо важным делам из главного управления СК, - представился Бегин, скользя глазами по присутствующим. Оперативника, который забирал его из Москвы, а затем привез сюда, в кабинете не было. – Хочу сообщить, как обстоят дела. У вас намечается нехорошая серия. Уже три трупа. Поэтому ваше и наше руководство в главке решило сформировать оперативный штаб для поиска преступников здесь, в Домодедово, поближе к местам совершения преступлений.
Лопатин, сидящий рядом, покивал, перехватывая пальму первенства и показывая, кто в доме хозяин. После чего кивнул кому-то из оперов:
- Давайте, чтобы время не терять. Докладываем, что мы имеем на данный момент.
Наумов из убойного почесал репу.
- Супруги Пыжовы. Оба москвичи. В ночь на третье они выехали к родственникам в Тверь. К сыну. На праздники, так сказать. Трупы обнаружили в три сорок. Дважды им выстрелили в живот, потом каждому контрольный в голову. Женщина как сидела в кресле, так и осталась там. Мужик вышел, его около машины и положили…
- Что пропало?
- Поначалу решили, что ничего. Бумажник у мужика был в кармане. Деньги, документы, права. Телефон. Потом стали пробивать. Оказалось, что у его жены тоже была труба. Вот ее и взяли. Если эти упыри забрали что-то еще, то мы об этом не знаем, – опер покачал головой. – Сотовый телефон, понимаете?
- Версии?
- Сработали убийцы сами видите, как. На заказуху похоже. И мы по этой линии отработали все, что могли. Но без выхлопа.
- Совсем?
- Одинокие пенсионеры, долгов нет, конфликтов нет. Больших денег у них не было никогда, жили в однушке. В общем… - Наумов пожал плечами. – То есть, видно, что убийцы готовились. Может, уровень подготовки у них у самих хороший. А может и нет. Но к преступлению они однозначно подошли серьезно. Все похоже на заказное убийство. Но мотивов для заказа просто не было. Ни намека.
Наумов машинально похлопал по карману, потом опомнился, что он на совещании, где курить нельзя. Вздохнул и устало, как обычный человек, а не профессиональный опер, добавил:
- Итого: два трупа. И сотовый телефон, который взяли мокрушники. Один старый дешевый и никому не нужный мобильник…
Лопатин кашлянул, прерывая лирику подчиненного. Бегин – наоборот - кивнул Наумову, поддерживая. Сверился с бумажками.
- По баллистике что?
Криминалист из экспертно-криминалистического центра Домодедово заготовил с собой схемы и таблицы.
- Стреляли как минимум из двух стволов. Ну вы и сами по картинке видите: один палил в женщину со стороны пассажирской дверцы, второй в водителя. Всего пять пулевых. И все в яблочко. А ведь ночь, темно, стрелять могли на бегу…
Бегин кивнул, понимая, к чему тот клонит. Стреляли профи.
- Гильзы стандартные, девять миллиметров?
- Но со спиленными номерами. Напильниками поработали. Так что происхождение боеприпасов, простите, хрен установишь. С пулями тоже беда. Для исследования более-менее подошла только одна, остальные сильно деформированы.
- И что с пулей? Ваше мнение?
Криминалист вздохнул.
- Я не хочу делать выводы поспешные. Может быть самопал. Но бандосы из самопалов лет 15 уже не стреляют. Что, на черном рынке стволов нормальных не купить? Да и по характеристикам смотрите: из самопала какая кучность, там бы половина пуль точно в молоко ушла. Моя версия – какой-то редкий ствол, иностранного производства, которого у нас нет в базе.