Его имя постепенно стало символом эпохи (первой половины XIX вв.). А. В. Дайси назвал период 1825-1870 гг. в Англии временем бентамизма, имея в виду то обстоятельство, что английские судьи того времени (которые во многом направляли развитие национальной правовой системы) были воспитаны на идеях бентамовского либерализма. Его называли «Ньютоном законодательства», «законодателем мира», с одной стороны, и «гением буржуазной тупости», «потенциальным фашистом», с другой.
Джереми Бентам в книге «Принципы морали и законодательства» (1789) дает такую формулировку: «Под принципом пользы понимается тот принцип, который одобряет или не одобряет любое действие, исходя из того, увеличивает или уменьшает оно счастье той стороны, чьи интересы затрагиваются…». Счастье как общая цель слагается из четырех второстепенных целей: средства к существованию, довольство, равенство и безопасность. Индивидуум тем счастливее, чем легче и малочисленнее его страдания, чем сильнее и многочисленнее его наслаждения.
В поисках этой основы Бентам разрабатывает теорию утилитаризма. Ее аксиомы: 1) получение удовольствия и исключение страдания составляют мотивы деятельности человека; 2) полезность, возможность быть средством решения какой-либо задачи — самый значимый критерий оценки всех явлений; 3) нравственность создается всем тем, что ориентирует на обретение наибольшего счастья (добра) для наибольшего количества людей; 4) максимизация всеобщей пользы путем установления гармонии индивидуальных и общественных интересов есть цель развития человечества. Человек сам должен определять, в чем состоит его польза. Наибольшее счастье наивозможно большего числа членов общества: вот единственная цель, которую должно иметь правительство.
Еще в первых своих произведениях Бентам отвергал теорию естественного права. Он писал, что содержание естественного права неопределенно и всеми толкуется по-разному. Бессмысленным и химеричным является и понятие "общественный договор", так как государства создавались насилием и утверждались привычкой.
Тех, кто различает право и закон, он упрекает в том, что таким образом они придают праву антизаконный смысл. «В этом противозаконном смысле слово право является величайшим врагом разума и самым страшным разрушителем правительства... Вместо того, чтобы обсуждать законы по их последствиям, вместо того, чтобы определить, хороши они или дурны, эти фанатики рассматривают их в отношении к этому мнимому естественному праву, т. е. они заменяют суждения опыта всеми химерами своего воображения»
Бентам, как и Гоббс, считал право выражением воли суверена. Право — это повеления и запреты, установленные государством и обеспеченные санкцией. Субъективные права — детище закона; вне повелений суверена нет никаких прав личности. Так называемые "естественные права", — писал Бентам, — это "анархические софизмы", произвольные оценки закона и его действия.
Французская Декларация прав человека и гражданина, согласно Бентаму, «метафизическое произведение», части (статьи) которого возможно разделить на три класса: а) невразумительные, б) ложные, в) одновременно и невразумительные и ложные. Он утверждает, будто «эти естественные неотчуждаемые и священные права никогда не существовали ' они несовместны с сохранением какой бы то ни было конституции... граждане, требуя их, просили бы только анархии...».
Бентам был сторонником ясного и доступного законодательства. Английскую систему "общего права", основанную на судебных прецедентах, он порицал как "капризную и непонятную властительницу наших судеб". Однако существующее законодательство архаично и несовершенно. "Законодательство должно, наконец, найти непоколебимую основу в чувствах и опыте".
С точки зрения полезности:
– часто законы, сохранившиеся с незапамятных времён, налагают бесполезные, а порой и вредные для общества ограничения.
– прецедентное право несовершенно потому, что у большинства людей нет никакой возможности узнать хотя бы малую часть его норм (это «собачье право» – сравнение судебные прецеденты с созданием хозяином законов для своей собаки). прецедентное право действует ex post facto, его нормы фактически имеют обратную силу. Невозможность узнать требования правовых норм приводит к их повсеместному нарушению, а также порождает пренебрежение к праву в целом. Поэтому философ предлагает последовать французскому опыту и установить приоритет парламента в сфере правотворчества. «Спаси, Господи, парламент. Нет собачьему праву! Да здравствует парламент»
«Закон можно определить как собрание знаков, выражающих воление, установленное или санкционированное сувереном в государстве относительно желаемого в определённой ситуации поведения лица или группы лиц, подчинённых (или считающихся подчинёнными) его власти. Это воление нацелено по своей сути на ожидание конкретных последствий, наступление которых оно подразумевает. Такое провозглашение в данной ситуации станет средством для осуществления этого воления, а последствия, которые оно имеет в виду, выступят мотивом для тех, о чьём поведении идёт речь» «A law is a command»
Закон сам по себе — зло, поскольку он связан с применением наказания (страдание). Кроме того, при его осуществлении возможны ошибки. "Каждый закон есть нарушение свободы". Тем не менее закон — зло неизбежное, ибо без него невозможно обеспечить безопасность. Общим правилом должно служить: оставлять людям самую широкую свободу во всем, в чем они могут вредить только самим себе, так как они лучшие судьи своих интересов. Законы должны ограничивать свободу человека лишь в целях предотвращения вреда другим.
Права суть сами по себе блага, выгоды для тех, кто ими пользуется: обязанности же, напротив, суть невыгоды, бремя для тех, кто должен их выполнять. Права и обязанности хотя различны и противоположны друг другу по самой их природе, но возникают одновременно и не могут существовать одни без других. Такой непреложный естественный порядок вещей, что закон не может наделить одних членов общества какой-либо выгодой, не наложив в то же время на других какой-либо тяжести, – другими словами: создавая права для одних, он в то же время неизбежно создает обязанности для других.
И. Бентам:
Имейте перед собой две таблицы, одну – изображающую зло преступления, другую – зло наказания.
Великая задача уголовного законодательства: 1) свести, сколько возможно, все зло преступлений к тому, которое может быть излечимо денежным вознаграждением; 2) сложить издержки этого излечения на виновников зла или, за их отсутствием, на публику.
Все, что можно поправить денежным вознаграждением, скоро становится как будто не происходившим: потому что, если потерпевший индивидуум всегда получает равнозначительное вознаграждение, то тревога, произведенная преступлением, прекращается совершенно или сводится к своей наименьшей величине. Целью, достижение которой нужно, было бы то, чтобы фонд вознаграждений, должных за преступления, был извлекаем из массы самих правонарушителей, или через их имущество, или через налагаемый на них труд. При недостаточности этого средства надо извлекать вознаграждение или из общественной казны, или из частного страхования. Но общество, поддержанию которого они содействовали и которое должно было защищать их, обязано дать им вознаграждение в том случае, если эта защита не была действительна.
Если человек преследует преступника на свой счет, даже в своем собственном деле, он бывает таким же защитником государства, как тот, кто сражается против иноземного неприятеля: потери, которые он несет защищая общество, должны быть вознаграждены на счет общества.
Но если потерпел от ошибки судов человек невинный, если он был арестован, содержался в заключении, сделан подозрительным, осужден на все беспокойства судопроизводства и долгого заключения, то правосудие обязано дать ему вознаграждение не только для него, но для себя самого.
Страхование против преступлений могло бы иметь две цели: 1) составить фонд для вознаграждения потерпевших ущерб в том случае, когда преступник неизвестен или несостоятелен; 2) покрывать, в первой инстанции, издержки судебного преследования, а для бедных это можно было бы распространить и на дела чисто гражданские. При хороших законах можно почти все преступления свести к актам, которые могут быть вознаграждаемы простым денежным удовлетворением; и что в таком случае: зло преступлений прекращается почти вполне.
Правосудие должно быть скорым. Поэтому как минимум один судья должен дежурить в суде круглосуточно
В своих воззрениях на систему права английский правовед, следуя традиции, заложенной Т. Гоббсом, придерживается мнения о единстве гражданского и уголовного права и истолковывает соотношение этих отраслей следующим образом: полагает возможным отнести любой закон государства одновременно и к гражданскому, и к уголовному праву. Гражданское право занимается детализацией случаев, к которым применяется наказание, а уголовное - детализацией самого наказания. Норма права, таким образом, оказывается расщеплённой на следующие частя: гипотеза и диспозиция оказываются отнесёнными к гражданскому праву, а санкция принадлежит сфере уголовного права. При таком подходе каждая норма права является бланкетной. Такое истолкование соотношения гражданского и уголовного права можно объяснить влиянием англосаксонской правовой традиции: развитием английского гражданского права от процессуального к материальному, сложностью разграничения преступлений и деликтов.
Бентам подготовил полный кодекс законов, включающий гражданское, уголовное и конституционное право. Написанный Бентамом "Конституционный кодекс" представлял собой, по существу, проект демократической конституции Англии. Он разрабатывал проекты международных организаций для предупреждения войн, мирного решения конфликтов между государствами. Таковы "План всеобщего и вечного мира" (1789 г.), Набросок Кодекса международного права (1827 г.). Со своими проектами он обращался к правительствам Англии, Франции, России, Испании, США и других стран. Его называли Ньютоном законодательства.
Реформы права, проведённые в Англии в XIX в., отразили многие из идей основоположника утилитаризма. Исследователи отмечают, что Закон о реформе 1832 г. и Закон о муниципальной реформе 1836 г. основывались на бентамовских идеях. Под влиянием его учения было изменено гражданское законодательство. Скупка и удержание товаров, ростовщичество перестали быть преступлениями. По закону «О женитьбе» 1835 г. брак стал рассматриваться как договор, в котором церковь не имела особого участия, а по закону «О разводе» 1857 г. был признан, подобно другим договорам, расторжимым на законных основаниях. Под влиянием отстаиваемого философом принципа свободы дого- вора в 1824-1825 гг. была проведена реформа законодательства о юридических лицах.
Прогрессивные идеи, отстаиваемые Бентамом в области уголовного права, привели к изменениям последнего. В 1816 г. в Англии был отменён такой вид наказания, как позорный столб, в 1837 - наказание кнутом для женщин, в 1820 - повешение в кандалах, в период 1827-1861 гг. смертная казнь стала применяться фактически только за убийство, публичное истязание убийц было запрещено в 1868 г. Бентамовская критика вдохновила статутные реформы доказательственного права 1843, 1851 и 1898 гг., которые, по словам юристов, заставших эти перемены, «приравнивались к юридической революции».
Паноптикумом – проект идеальной тюрьмы Иеремии Бентама, когда один стражник может наблюдать за всеми заключенными одновременно. В проекте тюрьма представляет собой цилиндрическое строение со стеклянными внутренними перегородками. Стражник находится в центре, но невидим для заключенных. Узники не знают, в какой точно момент за ними наблюдают и у них создается впечатление постоянного контроля. Таким образом, они становятся идеальными заключенными. Одна из известных реализаций подобного проекта — тюрьма Пресидио Модело на кубинском острове Хувентуд, где с 1953 по 1955 год содержался Фидель Кастро.
В этих условиях никто из заключенных не мог быть уверен, что за ним не наблюдают, в результате заключенные стали постоянно сами контролировать свое собственное поведение Впоследствии этот принцип «паноптизма» был распространен на школы, казармы и больницы, были выработаны правила составления персональных досье, системы классификации и аттестации (поведения, прилежания, соблюдения или несоблюдения порядка, успехов или неуспехов в выполнении предъявляемых требований) — все, что способствовало установлению перманентного надзора, «мониторинга», над учениками, больными и т д (В частности, в английских школах старший ученик, наблюдающий за порядком в младшем классе, называется monitor)
Саму идею Фуко позаимствовал у Джереми Бентама, предложившего в конце XVIII в архитектурный проект тюрьмы «Паноптикон», где внутри расположенных по кругу камер находится центральная башня, откуда ведется постоянное наблюдение Саруп отмечает «сходство между Паноптиконом («Всевидящим») и бесконечным знанием христианского Бога Он также близок фрейдистской концепции супер-эго как внутреннего монитора бессознательных желаний Другая параллель обнаруживается между Паноптиконом и компьютерным мониторингом над индивидами в условиях развитого капитализма
Развивая идею Бентама, французский философ М.Фуко в труде «Надзор и наказание» (1975) сформулировал концепцию паноптизма — «всеподнадзорности», обеспечивающей самоконтроль общества за своим психическим состоянием. Новая техника дисциплинарной власти была необходима для того, чтобы справиться с ростом населения и обеспечить надежное средство управления и контроля возникнувших проблем общественного здравоохранения, гигиены, жилищных условий, долголетия, деторождения и секса
Технологии наблюдения непрерывно модернизируются. Так, цифровые видеокамеры оборудуются широкополосной беспроводной связью, что обеспечивает им высокую мобильность. Технология RFID, то есть радиочастотных микрочипов идентификации. Главным приложением RFID вообще-то принято считать автоматизацию поштучного учета товаров и единиц материального обеспечения. Впервые появившиеся на режимных объектах Минобороны и спецслужб цифровые пропуски-бейджи со встроенным в них RFID-чипом позволяют полностью контролировать все перемещения человека по охраняемым зданиям. При этом единая база данных по сигналам от контрольно-пропускных пунктов постоянно регистрирует время пребывания в каждой из зон и автоматически выявляет аномалии "нештатного" поведения сотрудников и гостей. На сегодняшний день эта же, по сути, технология внедряется в тюрьмах, множестве корпораций, а также в колледжах и даже некоторых начальных школах США. Главный "недостаток" RFID-чипов - это малая мощность их сигнала и, соответственно, небольшой радиус действия, непременно подразумевающий расположенный поблизости прибор-считыватель. По этой причине для контроля за перемещениями людей вне зданий давно и повсеместно применяется другая массовая технология - сотовая телефонная связь.
Выстроенная коллективными усилиями "цифровая тюрьма-паноптикум" становится всеобщей, ограничивая не только преступное или безответственное поведение масс, но и произвол властей.
В 1822 г. И. Бентам писал о пренебрежении интересами животных и унижении их до класса вещей. «Может наступить день, — замечал он, — когда остальная часть мира живых тварей обретет те права, которые не могут быть отняты у них иначе, как рукой тирании. Французы уже открыли то, что чернота кожи не есть основание для того, чтобы оставить человеческое существо капризу мучителя без какой-либо компенсации. Может наступить день, когда признают, что количество ног, наличие шерсти на коже или завершение os sacsrum — столь же недостаточные основания для того, чтобы предоставить чувствующее существо такой же судьбе. Что же должно прочерчивать эту непреодолимую линию? Способность разума или, возможно, способность речи. Но взрослая лошадь или собака несравненно более рациональные и общительные существа, чем младенец в возрасте одного дня, одной недели или даже одного месяца. Но предположим даже, что верно обратное. Что это дает? Вопрос не в том, могут ли они рассуждать или могут ли они говорить, но в том, могут ли они страдать?»
Критика идей естественного права содержалась в трудах Бентама, а отказ от этих идей продемонстрировали уже комментаторы послереволюционного законодательства Франции. "Я не знаю, что такое гражданское право, — рассуждал один из них, — меня интересует только Гражданский кодекс".
Позитивизм Д. Остина
Одним из первых представителей юридического позитивизма был ученик Бентама, основатель аналитической школы Джон Остин (1790—1859), преподававший юриспруденцию в Университетском колледже (Лондон). Он издал в 1832 г. книгу "Лекции о юриспруденции, или философия позитивного права".
В цикле лекций под названием «Определение предмета юриспруденции» он развил тезис И. Бентама: право — это «повеление суверена». Если, по представлениям И. Бентама, право следует воспринимать как совокупность знаков (символов), изданных или одобренных сувереном для регулирования должного поведения определенного класса лиц, находящихся под бго властью, то, согласно Остину, такого суверена можно представить себе — в зависимости от обстоятельств — в виде не только лица, но и учреждения, которое действительно, а не формально является сувереном для подвластных в данном политическом сообществе. Приказ суверена снабжен санкцией, которая является необходимым признаком закона. Право в целом является приказом суверенной власти, устанавливающим обязанности и находящим гарантии их реализации в политических (государственных) санкциях и принуждении. Суверен, согласно концепции Остина, не может быть ответственным перед позитивным правом.
Приказ суверена, снабженный санкцией, и есть, по сути дела, правовая норма (норма позитивного закона). По этой логике позитивными законами в строгом смысле этого слова должны считаться такие законы, которые предполагают возложение обязанностей и которые влекут определенные последствия, в том числе негативные последствия в виде законного причинения вреда.
Источником права является суверенная власть, основанная на привычке большинства к повиновению (поэтому позитивным законом не является распоряжение оккупационных армейских властей).
Право в строгом смысле – божеское право и законы, установленные людьми. «Позитивная мораль»: правила, установленные лицами и учреждениями, не являющимися суверенами; нормы международного права; правила моды, правила этикета и законы чести.1
Судебные прецеденты признавал частью права, поскольку решения судей (в Англии) получают нормативно-правовой характер с молчаливого согласия суверена. Потребность в судебном правотворчестве, пояснял Остин, порождена существующей неполнотой статутного права, которую желательно устранить кодификацией.
Оставалась неясность не только в теоретическом вопросе о социальном происхождении таких норм, но и в чисто практической проблеме изменения конституций; если государство создает право, то существуют ли вообще формальные препятствия для формального же пересмотра тем же самым государством норм, образующих само это государство.
Джон Остин первым сформулировал собственно основные положения теории юридического позитивизма. Остин заявил, что философия права (или юриспруденция, как он предпочитал называть ее) имеет две важные, но различные задачи. Он провел границу между аналитической юриспруденцией и нормативной юриспруденцией. Аналитическая юриспруденция занимается безоценочным анализом понятий и структуры права. Нормативная юриспруденция включает в себя оценку, критику права и делает утверждения о том, каким право должно быть. Это разграничение двух разделов юриспруденции подразумевает, что вся концепция Остина основана на отрицании теории естественного права. По теории естественного права, право есть право только в том случае, если оно соответствует некоторым нормативным стандартам, если оно такое, каким ему предписано быть, а несправедливый закон — это не закон вообще. Право, установленое (posited, given its position) человеческими властями, называется позитивным правом, поэтому и название данной группы теорий — юридический позитивизм.
Что такое команда? Остин определяет команду, во-первых, как обозначение своего желания; во-вторых, как способность нанести вред или ущерб за неудовлетворение этого желания. Скомандовать людям: «Делайте X», — означает просто высказать свое желание, чтобы они делали X, и дать им понять, что в нашей власти нанести им какой-то вред или ущерб, если они не сделают X. Остин называет этот возможный вред или ущерб санкцией. Человек, которому отдали команду, согласно Остину, обязан, должен, или имеет обязательство сделать то, что было приказано.
Вместо этого он дает чисто эмпирическую характеристику суверенитета: «Сущностная специфика позитивного права (или разница между позитивным правом и правом не позитивным) может быть определена следующим образом. Каждый позитивный закон, то есть каждый закон, строго так называемый, устанавливается суверенным лицом или группой лиц для члена или членов независимого политического общества, в котором это лицо или группа лиц является сувереном, или высшей властью. Или, иначе говоря, устанавливается монархом или группой правителей для лица или лиц, находящихся в подчинении у автора (авторов) закона. Даже если он [закон. — С. М.] прямо происходит из другого источника (например, обычаев или морали), он все равно есть позитивный закон, или закон, строго так называемый, в силу института суверена как высшей политической власти <...> Высшая власть, называемая суверенитетом, и независимое политическое общество, которое предполагается суверенитетом, отличаются от другой высшей власти и от другого общества следующими чертами или особенностями:
1. Большинство членов данного общества обычно повинуются или подчиняются определенной и общей для них высшей власти, будь то некий индивид, или организация, или группа лиц.
2. Этот индивид или группа лиц не повинуются обычно определенному высшему лицу <...>.
3. Если определенному высшему лицу, не повинующемуся обычно подобному высшему лицу, обычно повинуется большая часть населения данного общества, то это определенное высшее лицо есть суверен в данном обществе и общество (включая высшее лицо) есть общество политическое и независимое»*.
Это — очень фактологическая и эмпирическая характеристика суверенитета и права. Если какому-то человеку повинуется большинство (более 50 % населения данного общества), а он не повинуется никому другому, значит, этот человек — суверен. Если он выражает желания, чтобы было сделано то-то и то-то, и делает правдоподобные угрозы причинить вред тем, кто не исполнит его желания, значит, он отдает команды и, учитывая его статус суверена, эти команды суть законы.
Под юридическим позитивизмом понимают направление в юриспруденции, сторонники которого ограничивают задачи юридической науки изучением действующего права с формально-догматических позиций.
Возникновение юридического позитивизма относится к первой трети XIX в. и было связано с процессами утверждения промышленного капитализма в странах Западной Европы. Решающую роль при этом сыграли процессы формирования в наиболее развитых странах национального рынка, потребовавшие ликвидации пережитков средневекового партикуляризма, расширения сферы законодательного регулирования общественных связей и установления единого для всей страны правопорядка. На этой почве сложились ранние концепции юридического позитивизма, для которых были характерны идеи верховенства закона как источника права, отождествление правовых норм с предписаниями государственной власти. Юридический позитивизм пришел на смену доктринам естественного права, господствовавшим в правовой мысли Западной Европы XVII—XVIII вв.
Иные концепции юридического позитивизма получили распространение во Франции, где была проведена наиболее полная кодификация законодательства первой половины XIX в. Господствующее положение во французском правоведении занимали тогда идеи школы экзегезов — комментаторов Кодекса Наполеона 1804 г. (А. Дюрантон, Ш. Тулье, Ш. Демоломб и др.). Отождествив право с законом, представители школы экзегезов свели задачи юридической науки к формально-догматическому описанию и комментированию действующего законодательства. Результатом их творчества явились многотомные постатейные комментарии к Гражданскому кодексу (например, Дюрантон написал "Курс французского права в последовательности статей Гражданского кодекса" в 19 томах).
"Мой девиз, символ веры таков: Тексты прежде всего, — указывал Демоломб. — Моя цель — истолковать, объяснить Кодекс Наполеона, изучая его как живой, применяемый и принудительный закон...". Экзегезы уделяли много внимания анализу правовых норм, приемам и способам толкования законов, но достаточно редко обращались к общетеоретическим проблемам юридической науки. Отличительная особенность конце стояла в том, что государство рассматривалось в них прежде всего как участник гражданско-правовых сделок, как субъект частного права.
3. Либерализм Джон Стюарт Милль (1806—1873).
Около 1822 г. Милль с несколькими другими молодыми людьми (Остином, Туком и др.), горячими последователями Бентама, образовал кружок, названный «утилитарным обществом»; при этом был впервые введён в употребление термин «утилитаризм», получивший впоследствии широкое распространение.
Наиболее известная работа – эссе «О свободе».
Вследствие отсутствия общепринятых общих принципов свобода нередко признается там, где ее не должно быть, и наоборот, нередко отрицается там, где должна быть признана, и что чувство свободы в новом европейском мире обнаруживается с наибольшей силой именно в том случае, где оно, по моему мнению, совершенно не уместно.
В древности свобода понималась как ограничение государственной власти и предоставление льгот. Государство воспринималось как опасный хищник, с существованием которого приходилось мириться. Позднее было осознано, что государство – принадлежит обществу, которое может избирать и сменять государя, реализующего интересы общества. «Успех нередко разоблачает такие пороки и недостатки, которые при не-успехе легко укрываются от наблюдения: это замечание равно применимо не только к людям, но и к философским и политическим теориям. Мнение, что будто народ не имеет никакой надобности ограничивать свою собственную власть над самим собою, – такое мнение могло казаться аксиомой, пока народное правление существовало только, как мечта, или как предание давно минувших дней». «Тирания большинства»: народная власть может угнетать часть народа, и поэтому против ее злоупотреблений также необходимы меры, как и против злоупотреблений всякой другой власти.
Не свободно то общество, какая бы ни была его форма правления, в котором индивидуум не имеет свободы совести, свободы жить, как хочет, свободы ассоциации, – и только то общество свободно, в котором все эти виды индивидуальной свободы существуют абсолютно и безразлично одинаково для всех его членов. Только такая свобода и заслуживает названия свободы, когда мы можем совершенно свободно стремиться к достижению того, что считаем для себя благом, и стремиться теми путями, какие признаем за лучшие, – с тем только ограничением, чтобы наши действия не лишали других людей их блага, или не препятствовали бы другим людям в их стремлениях к его достижению.
правила: 1) индивидуум не подлежит никакой ответственности перед обществом в тех своих действиях, которые не касаются ничьих интересов, кроме его собственных. Советовать, наставлять, убеждать, избегать сношений, когда признает это нужным для своего блага, – вот все, чем общество может в этом случае справедливо выразить свое неудовольствие или свое осуждение; 2) в тех действиях, которые вредны для интересов других людей, индивидуум подлежит ответственности и может быть справедливо подвергнут социальным или легальным карам, если общество признает это нужным.
Человек должен иметь полную свободу поступать как хочет во всем, что касается только его самого; но нельзя признать за ним свободу поступать по своему усмотрению в том, что касается других, под тем предлогом, что дела других суть его собственные дела. Государство должно уважать свободу каждого индивидуума во всем, что касается исключительно самого этого индивидуума, но при этом оно обязано иметь самый бдительный надзор над тем, как индивидуум пользуется властью, которой оно дозволяет ему иметь над другими людьми
Я признаю пользу верховным судьей для разрешения всех этических вопросов, т.е. пользу в обширном смысле, ту пользу, которая имеет своим основанием постоянные интересы, присущие человеку, как существу прогрессивному. Я утверждаю, что эти интересы оправдывают подчинение индивидуума внешнему контролю только по таким его действиям, которые касаются интересов других людей. Если кто-либо совершит поступок, вредный для других, то a prima facie подлежит или легальной каре, или же общественному осуждению, если легальная кара в данном случае неудобоприменима. Индивидуум может быть справедливо принуждаем совершать некоторые положительные действия ради пользы других людей, так, например, свидетельствовать в суде, принимать известную долю участия в общей защите или в каком-либо общем деле, необходимом для интересов того общества, покровительством которого он пользуется, совершать некоторые добрые дела, например, в некоторых случаях спасти жизнь своего ближнего или оказать покровительство беззащитному против злоупотреблений сильного; все это такого рода действия, которые индивидуум обязан совершать, и за несовершение которых он может быть совершенно правильно подвергнут ответственности перед обществом. Человек может вредить другим не только своими действиями, но также и своим бездействием: в обоих случаях он ответствен в причиненном зле, но только привлечение к ответу в последнем случае требует большей осмотрительности, чем в первом.
Свобода индивида, частного лица первична по отношению к государству. Признание такой зависимости побуждает Милля пересмотреть раннелиберальную точку зрения на государство. Он отказывается видеть в нем учреждение плохое по самой своей природе. «В конце концов,— заключает Милль,— государство всегда бывает не лучше и не хуже, чем индивиды, его составляющие». Государственность такова, каково общество в целом, и посему оно в первую очередь ответственно за его состояние. Главное условие существования достойного государства — самосовершенствование народа, высокие качества людей, членов того общества, для которого предназначается государство.
Милль полагает, что государство, гарантирующее все виды индивидуальных свобод и притом одинаково для всех своих членов, способно установить у себя и надлежащий порядок порядок в государстве выступает непременным условие прогресса, т. е. постепенного совершенствования, улучшения человечества.