«Об общественном разделении труда» (1993). Социальная жизнь повсюду, где она долго существует, неизбежно стремится принять определенную форму и организоваться Ранее основным механизмом социальной преемственноси служила семья, теперь – корпорация.
Право — видимый символ социальной организации, социальной солидарности
| Признаки | Механическая солидарность | Органическая солидарность |
| Возникает через… | подобие | различие |
| Основана на … | взаимозаменяемости индивидов | разделении труда |
| Присуща обществам… | архаическим (орда) | современным |
| Принцип | господства | сотрудничества |
| Тип права | репрессивное | реститутивное (или кооперативное) право, |
| Отрасли права | уголовное | гражданское, коммерческое, процессуальное, административное и конституционное право |
| Направлены на… | нанесение ущерба преступнику | восстановление status quo, состояния, соответствующего принятому в обществе представлению о справедливости, или аннулирование сделанного |
| Применяются через… | посредство специального органа | Договоры, договоры присоединения (статутное право) |
Первоначально, по Дюркгейму, любое право носит уголовный характер. При этом репрессивные санкции не имеют профилактического смысла: они являются реакцией общественного сознания, коллективного чувства, оскорбленного преступным деянием и требующего удовлетворения.
Преступления совершаются не только в большинстве обществ какого-либо одного определенного типа, но во всех обществах всех типов. Не существует общества, не сталкивающегося с проблемой преступности. Ее формы меняются; деяния, квалифицируемые в качестве преступных в одном месте, не являются таковыми везде; однако всегда и повсюду есть люди, которые ведут себя таким образом, что это навлекает на них уголовное наказание. Нет никакого другого феномена, который обладал бы столь бесспорно всеми признаками нормального явления, ибо преступность тесно связана с условиями жизни любого коллектива. Допустить, что преступность представляет собой форму проявления социальной патологии, значило бы согласиться с тем, что патология не есть нечто случайное в жизни общества, а, напротив, в определенных случаях она вырастает из основной конституции живого организма; результатом этого было бы стирание всякого различия между физиологическим и патологическим.
Преступность является одним из факторов общественного здоровья, неотъемлемой частью всех здоровых обществ.
Прежде всего, преступность — нормальное явление потому, что общество без преступности совершенно невозможно. Преступление заключается в совершении деяния, наносящего ущерб очень сильным коллективным чувствам. И от силы этих чувств зависит объект криминализации
Представьте себе общество святых, образцовый монастырь примерных индивидуумов. Преступления в собственном смысле слова здесь неизвестны; однако проступки, представляющиеся несущественными мирянину, вызовут тут точно такой же скандал, какой обычные преступления вызывают в обычных условиях. Если к тому же такое общество обладает властью судить и наказывать, оно определит такие деяния как преступные и будет относиться к ним соответствующим образом. По этой же причине безупречно честный человек осуждает малейшие свои промахи с той суровостью, какую большинство людей проявляет в отношении деяний, с большим основанием относимых к числу преступлений.
Итак, преступность необходима; она прочно связана с основными условиями любой социальной жизни и именно в силу этого полезна, поскольку те условия, частью которых она является, сами неотделимы от нормальной эволюции морали и права.
Преступность не только предполагает наличие путей, открытых для необходимых перемен, но в некоторых случаях и прямо подготавливает эти изменения. Там, где существуют преступления, коллективные чувства обладают достаточной гибкостью для того, чтобы принять новую форму, и преступление подчас помогает определить, какую именно форму примут эти чувства. Действительно, сколь часто преступление является лишь предчувствием морали будущего, шагом к тому, что предстоит! Согласно законам Афин Сократ был преступник и его осуждение имело бесспорное основание. Однако вменяемое ему в вину преступление, а именно независимость мысли, послужило на благо не только человечеству, но и его собственной стране. Оно помогло сложиться новой морали и вере, в которой нуждались жители Афин, ибо традиции, в соответствии с которыми они жили до этого, не соответствовали более существовавшим условиям жизни. Случай с Сократом не единственный; такого рода случаи периодически повторяются в истории. Свобода мысли, которой мы пользуемся ныне, была бы невозможна, если бы запрещавшие ее правила не нарушались вплоть до того момента, когда они были торжественно отменены. Однако до этого нарушение этих правил считалось преступлением, ибо оно посягало на чувства, с особой силой переживавшиеся средним сознанием. И все же это преступление было полезно как прелюдия к реформам, которые с каждым днем становились все более необходимыми.
С этой точки зрения основополагающие факты преступности предстают перед нами в совершенно ином свете. В отличие от ходячих представлений, преступник уже не кажется нам совершенно непригодным для общества существом, своего рода паразитическим элементом, чуждым и враждебным организмом, введенным в среду общества. Напротив, он играет определенную роль в социальной жизни. И само преступление уже нельзя понимать как зло, которое необходимо подавлять всеми возможными средствами. Если преступность падает заметно ниже среднего уровня, нам не с чем поздравить себя, ибо мы можем быть уверены в том, что такой кажущийся прогресс связан с определенной социальной дезорганизацией. Так, число нападений никогда не бывает столь низким, как во время нужды. Падение уровня преступности влечет за собой пересмотр или необходимость пересмотра теории наказания. Если преступление действительно болезнь, то наказание за него является лекарством и не может пониматься иначе. Вследствие этого цель всех дискуссий, возникающих в связи с преступлением,— это решить, каким должно быть наказание, способное выполнить роль лекарства. Если преступление вовсе не патология, то целью наказания не может быть излечение и подлинную функцию наказания следует искать в каком-то ином направлении.
«Два закона развития уголовного наказания» (1900). Жестокость наказания определяется уровнем развития общества и степенью централизации государственной власти.
Заключаемые в современных обществах свободными и сознательными индивидами договоры опосредованы социальными требованиями справедливости и равенства обменивающихся сторон и сами выступают, таким образом, производными от социального консенсуса.
Солидаризм Л. Буржуа
Солидаризм – от французского solidaire – “действующий заодно”
Леон Виктор Огюст Буржуа (фр. Léon Victor Auguste Bourgeois, 21 мая 1851 — 29 сентября 1925)[6]. Сб. статей «Солидарность» (1896), “Философия солидарности” (1902).
* Солидаристы в своих теоретических построениях отказывались от традиционного для Франции противопоставления индивида и государства. По их мнению, и государство, и индивид, взятые сами по себе – не более чем интеллектуальные фикции. Реально существуют не эти абстрактные понятия, а ассоциации людей. Кроме того, общество понималось не как некая арифметическая сумма индивидов, а как своеобразная “федерация” более мелких ассоциаций - общественных организаций и профессиональных групп. Государственная же власть понималась лишь как сила, проистекающая из осознания гражданами их взаимной зависимости, но никак не как самодовлеющая, отчужденная от общества бюрократическая машина. Законодательство, соответственно, понималось, прежде всего, как социальное законодательство, призванное равномерно распределять тяготы и выгоды человеческого общежития.
* Каждый человек обязан своим существованием во-первых своим предкам, а во-вторых - окружающему его обществу, благодаря которому только и возможна его нормальная жизнедеятельность и благосостояние. Л. Буржуа: Справедливость не реализуется в обществе, члены которого не признают себя должниками (общества). Ни один результат интеллектуальной, моральной или физической деятельности человека не может быть достигнут собственными его силами, его собственной персоной... Человек, живущий в обществе и не могущий жить без него, является должником по отношению к нему... Все знания, которыми я обладаю, — результат огромной работы, произведенной в течение веков; язык, на котором я говорю, выработан бесчисленными поколениями людей... Ни один акт производства невозможен без орудий производства, которые кто-то изобрел, и т.д... Я всем этим пользуюсь; как могу я заявить себя независимым от общества, которому я должен. Ввиду всего этого я фактически, вольно или невольно, принял на себя долг, который я не имею права отвергнуть, не ставши несостоятельным должником... Обязательства по отношению к другим людям не являются результатом произвольного решения; они попросту оплата тех преимуществ, которые каждый получает от общества, цена тех услуг, которые общество предоставляет своим членам. На каждом гражданине, считал он, лежит его "социальный долг". Наиболее справедливой политикой является та, которая приведет к регулированию взаимных долгов. Для повышения чувства долга людей перед обществом Буржуа считал необходимым дополнить Декларацию прав "Декларацией обязанностей", призванной укрепить общее сознание солидарности.
* Молчаливым соглашением между людьми устанавливается как бы договор, в силу которого они обязаны переносить социальные повинности пропорционально выгодам, которые приносит им общество. Общество понималось как состояние постоянного квази-контракта. У каждого человека есть долг по отношению ко всем живым людям, соответственно услугам, полученным им благодаря усилиям всех. Этот обмен услугами образует содержание связывающего всех людей как бы договора ассоциации, неформального квази-контракта. Там где сила обстоятельств ставит людей в такие отношения, которые они не имели возможности предварительно обсудить, законы должны определить сущность их отношений таким образом, чтобы это было лишь интерпретацией и оформлением таких условий договора, которые бы они сами приняли, если бы они могли действовать как свободные и равные договаривающиеся стороны.
* Если между всеми людьми существует квази-контракт, то это ставит законодательство, особенно социальное, на новое твердое основание. Исходя из факта договора, можно логически вывести не только все обязанности человека и гражданина по отношению к обществу, но и обязанность общества по отношению к его членам. Правительство Буржуа уделяло внимание преимущественно социальным вопросам и составило собственную социальную программу, финансировать которую предполагалось за счёт прогрессивного подоходного налога и налога на наследство. Палата депутатов налоговую реформу правительства одобрила, однако Сенат этот закон провалил, что спровоцировало в конечном итоге падение кабинета Буржуа в 1896 г., спустя пять месяцев после создания.
1 июля 1901 г. во Франции был принят закон об ассоциациях, подтверждавший право граждан создавать союзы (ассоциации).
Идеи солидаризма были частично реализованы в странах Западной Европы уже после Второй мировой войны в идее доктрины “социального государства”..
Леон Дюги
С резкой критикой понятия солидарности выступили французские анархо-синдикалисты. Опровержение революционного синдикализма и попытку построить на основе идей солидарности политико-правовую концепцию предпринял декан юридического факультета в Бордо Леон Дюги (1859—1928). Труды: «Конституционное право и социология» (1889); «Трактат о конституционном праве» (1911). «Государство, объективное право и положительный закон» (1901 г.). Его идеи: 1) социальная норма, 2) синдикальный федерализм.
Дюги вслед за О. Контом утверждал, что изолированная личность, о которой писали философы XVIII в., не существует; человек — "это индивид, взятый в узах социальной солидарности". "Абсолютное равенство всех людей противоречит фактам, — утверждал Дюги. — Люди, далекие от равенства, в действительности существенно отличаются друг от друга, и эти отличия растут с успехами общественной цивилизации. Дюги писал, что основой общества является неравенство людей, которое приводит к разделению общества на классы, каждый из которых выполняет социально необходимую функцию. Этим обусловлена социальная солидарность, т. е. «взаимная социальная зависимость». Общество есть солидарность.
Осознанный факт солидарности порождает социальную норму: "Ничего не делать, что уменьшает солидарность по сходству и солидарность через разделение труда; делать все, что в материальных силах личности, чтобы увеличить социальную солидарность в обеих этих формах". Эта норма солидарности стоит выше государства и положительных законов, которые лишь служат ее осуществлению: "Норма права возлагает на всех обязанности не делать ничего, что противоречит общественной солидарности, и делать все для развития этой солидарности".
«Нормативные» правила в качестве обычаев спонтанны, однако под влиянием внутренне присущих человеку взаимосвязанных чувств солидарности и справедливости они утверждаются в обществе в виде юридических норм. Государство объединяет эти нормативные правила в связный ансамбль, разрабатывает технику их применения и системы санкций. Так, социальные правила становятся «конструктивными» юридическими нормами. Юридическая норма – это "верхний пласт" социальной нормы. Право вытекает непосредственно из общественной солидарности и, потому, стоит над государством, обязательно для него.
Призывал заменить понятие субъективного права понятием социальной функции, тождественной обязанности "исполнять ту работу, к которой обязывает социальная норма". "Свобода труда есть последствие социальной обязанности трудиться". "По солидаристской доктрине, — рассуждал Дюги, — индивид не имеет никакого права, он имеет лишь социальные обязанности".
Собственность обязывает. Например, собственность есть обязанность "свободно, полно и совершенно выполнять социальную функцию собственника". Реально на собственнике лежит ряд обязанностей и ограничений, возлагаемых обществом; результатом вмешательства публичной власти в имущественные отношения стала "социализация частной собственности".
"Свобода есть право потому, что человек имеет обязанность развивать возможно полнее свою индивидуальную деятельность; ибо его индивидуальная деятельность есть существенный фактор солидарности в силу разделения труда". Индивидуальная деятельность потому и признается социальной функцией (обязанностью), что она органически вплетена в систему общественного разделения труда, полезна и необходима.
Из нормы солидарности для государства вытекает "обязанность не создавать ни одного закона, могущего нанести ущерб свободному развитию индивидуальной деятельности, ибо свободное развитие индивидуальной деятельности необходимо для того, чтобы социальная солидарность могла осуществляться и развиваться".
Дюги писал, что устойчивый фундамент общественного здания образуют "группы, основывающиеся на общности интересов и труда, профессиональные группы". В конечном счете, считал Дюги, возникнет федерация классов, организованных в синдикаты, отношения между которыми будут регулироваться соглашениями, основанными на взаимных уступках. Специфические интересы участников общественного производства в большей мере обеспечиваются не столько абстрактно равным для всех правом, сколько точными определениями правовых статусов и объединениями лиц одинаковых профессий. Лежащая в основе общественного производства индивидуальная трудовая деятельность должна иметь правовое обеспечение и защиту сообразно специфике этой деятельности. Поскольку трудовые (профессиональные) обязанности не тождественны, то не равны иправовые статусы.Правовое равенство возможном "в смысле равной охраны законом, а не в смысле математического равенства".
"В синдикализме надо видеть движение, дающее определенную юридическую структуру различным общественным классам, т.е. группам индивидов, уже связанным однотипностью работы в общественном разделении труда". Целью правового оформления синдикатов, писал Дюги, является защита индивида от произвола и насилия со стороны других классов и центральной власти.
Дюги предлагал ряд преобразований в государственном строе Франции. Палата депутатов должна избираться по пропорциональной системе, чтобы в ней полнее были представлены все существующие партии. Сенат должен стать представительством синдикатов. "Верное решение проблемы двух палат заключается в системе, которая обеспечивает в одной палате представительство индивидов, а в другой — представительство социальных групп или профессиональное представительство". Дюги полагал, что в сенате должны быть представлены различные промышленные и художественные силы, действующие в стране, "коммунальные и семейные группы, сельскохозяйственные, промышленные, научные и даже религиозные организации". Это будет "высший трибунал, составленный из представителей всех классов поровну и призванный судить о законности закона". Отношения между классами будут регулироваться договорами, конвенциями, санкционированными государством с точки зрения их соответствия социальной норме солидарности. При системе синдикатов центральная власть правительства сведется к контролю и надзору. Государство сохранится как система социально полезных служб. В противоположность теоретикам либерализма Дюги уделял большое внимание положительным обязанностям государства. Он считал, что государство должно обеспечить всем минимум образования, найти работу по специальности, обязать всех работать, дать средства существования тем, кто не способен к труду. Норме солидарности соответствуют законы о всеобщем образовании, здравоохранении, социальном обеспечении, охране труда и др.
Доктрина синдикалистского (корпоративного) государства была воспринята в Италии фашистской партией, пришедшей к власти в результате октябрьской революции 1922 г. "Хартия труда" (1927 г.) провозглашала моральное, политическое и экономическое единство итальянской нации в корпоративном государстве. Труд и частное предпринимательство объявлялись социальным долгом; сотрудничество классов работодателей и работников обеспечивалось системой корпоративных органов и синдикатов, представленных в структуре высших органов фашистского государства. К некоторым идеям корпоративного государства склонялись также (при режиме Франко) испанские фалангисты, рассматривавшие государство как совокупность публичных служб, выполняющих социальные функции. Тезис о том, что собственность обязывает и должна использоваться в интересах общего блага отражен в Конституции Германии 1919 г., Гражданском кодексе Мексики 1932 г., Конституции Японии 1947 г., Основном законе ФРГ 1949 г. и др. Идея синдикалистского (корпоративного) государства не получила из-за трудности совмещения профессионального представительства с традиционными институтами представительной демократии в единой системе органов государства.
3. Институционализм М. Ориу [7]
Морис Ориу (1856—1929), основоположник теории институционализма[8], был административистом, профессором и деканом факультета права Тулузского университета.
Модели «homo economicus et juridicus» и теории общественного договора абстрактны, так как кроме индивидов в обществе взаимодействуют множество институтов — семья, община, профсоюзы, партии, корпорации, государство, церковь и т. п. Институты – противовесы, ограничивающие права государства. Если бы не было институтов, если бы индивид оставался один на один с государственной властью, то его борьба за свои права была бы не более успешной, чем «поход глиняного горшка против чугунного котла».
Ошибка Л. Дюги, считал ученый, в том, что он преувеличивал значение нормы права как объективного элемента юридической системы. Институт с его направляющей идеей и организованной властью по юридической силе гораздо значительнее, чем правовая норма[9]. Принцип «ubi societas ibi jus». Именно институты порождают нормы права, но не нормы права — институты».
Социальные механизмы, писал он, "представляют собой организации, или институты, включающие в себя людей, а также идею, идеал, принцип, которые служат своего рода горнилом, извлекающим энергию этих индивидов". Институт — это идея, осуществляемая правовыми средствами (фирма -- идея прибыли, госпиталь — идея сострадания, государство -- идея покровительства). Идея, отделяется от конкретного лица-создателя и интегрируется в субъекте права.Институты обычно живут значительно дольше, чем создавшие их лица.
Элементы институции: 1) направляющая идея, конкретизирующаяся в действиях индивидов; 2) для реализации идеи организуется власть, действующая на основе разделения властей[10] и представительского режима[11]; 3) проявления общности, направляемые органами власти и регламентируемые некоторым процедурами.
Два пути правогенеза:
1) Персонификация социальных институтов: коллективные силы самоорганизуются «наподобие личности» и делают возможным управление ими. Государство — это юридическая персонификация нации, приведенной к упорядоченному и уравновешенному режиму". Государства "первый среди равных" – институт институтов.
2) Юридическая централизация, заменяющая обычай писаным законом. Писаный закон приносит устойчивость, совместимую «с большей долей подвижности, а следовательно, и с большей суммой общих свобод, так как свобода не обходится без некоторой возможности изменений». Писаный закон, подобно обычному праву, претендует на вечное употребление, однако он может быть изменен решением правительства путем сравнительно ускоренной процедуры, в то время как «в распоряжении какой либо социальной власти не существует никакой такой процедуры, путем которой обычай мог бы быть изменен в обычном порядке»;
Правогенез и три слоя права: 1) институционализация властных императивов – идея института получает нормативное выражение в волевых актах правящих лиц 2) легитимация (узаконение) права – одобрение, согласие в форме присоединения к действующим нормам со стороны подданных, т. е. санкционированы самим фактом их «длительного, ничем не нарушенного существования» (окончательно утвердиться в обществе может только то, что стало добрым и справедливым, так как добро более устойчиво и прочно, чем зло»); 3) институционализация фактических отношений – в общности вырабатываются нормативные предписания, определяющие характер взаимоотношений между ее членами.
Институционный подход стал основой концепции плюралистической демократии, которая утвердила представление о политике как сложном процессе с множеством участников и преодолела взгляды классического либерализма, сводивших анализ политики к взаимоотношениям между индивидом и государственной властью. К середине 20 века институционалистские концепции заняли господствующее положение во французской политологии.
4. Идея «социального права» Г. Гурвича [12]
Официальная «логика» правоведения (особенно в странах, рецептировавших римское право) осталась неизменной со времен Дигест Юстиниана до наших дней. И хуже всего то, что эта пресловутая неизменная «логика» правоведения без труда дает себя распознать как просто «технику», введенную юристами определенной исторической эпохи (императорского Рима) в практических целях и возведенную впоследствии в непререкаемую догму. Е. Эрлих" в работе «Юридическая логика» (1918) продемонстрировал три постулата этой логики: «1) этатистский характер позитивного права; 2) догма о единстве права под верховенством закона; 3) неукоснительное подчинение судьи заранее сформулированным правовым установлениям», — являются не чем иным, как методами, сознательно примененными в эпоху централизации и императорского абсолютизма, и что эти постулаты не были известны даже в самом Риме в эпоху республики.
Критика постулатов новоевропейского правопонимания:
Критика постулата этатизма права, т.е. взгляд на государство как на центр правовой жизни:
- порочный круг между государством и правом, когда они являются источниками и условиями существования друг друга;
- внутреннее противоречие между утверждением о неизменном характере долженствования правовых норм и констатацией изменчивости, эмпиричности этих норм;
- наличие правового регулирования в тех сферах общественной жизни, где не осуществляется государственное регулирование;
- существование коллизий правовых норм, противоречивость правоприменительной практики и наличие в писаном праве формально действующих, но «неработающих» норм.
Критика постулатов правового монизма (единства права) и легизма (центральное место закона в правовой жизни). Правовой плюрализм предполагает, что в обществе существует не один, а несколько «центров», «очагов» юридического опыта. «Естественный» процесс правогенеза ведет к закреплению поведенческих стереотипов общественной практикой, и они становятся «правопорядками» для соответствующих групп. В обществе существует плюрализм правопорядков; в результате их взаимодействия и образуется социальное право, которое впоследствии в той или иной степени находит свое закрепление в нормах государственного права. В своей работе «Идея социального права» указывает на примеры, опровергающие правовой индивидуализм: «Коллективные трудовые соглашения, индустриальная демократия, экономический федерализм, социальный парламентаризм, примат международного права по отношению к национальному праву, Лига Наций или Международная организация труда, «социализация без этатизации», кооперативная и, в более широком смысле, «федеративная» собственность, — в общем, все более четко вырисовывающиеся перспективы плюрализма различных правовых порядков, которые взаимоограничивают друг друга в своей самостоятельности и на равных сотрудничают между собой в жизни нации, равно как и в жизни международного сообщества.
Постулат механизм действия права как подчинение поведения автономных индивидов заранее сформулированным в правовых нормах правилам. Предрассудок юридического индивидуализма. Суверенный и автономный индивид (усредненный представитель человеческого рода в целом) как высшая цель права; негативное ограничение сферы внешней свободы индивидов как единственная функция права; распорядительная воля индивида в узком измерении (человек) или в измерении широком (централизованное государство, поглощающее своих членов в безличное Целое), рассматриваемая как единственное основание обязывающей силы права; подчинение множества изолированных и нивелированных индивидов определяемому родовыми признаками правилу поведения как единственное возможное проявление сферы юридического общения, полностью лишенной признаков конкретизированной связи между своими членами и качественного признака «тотальности», которое заменяется абстрактной всеохватываемостью закона; и, наконец, урезание сферы действия права регламентацией исключительно внешнего поведения индивида, которое рассматривается как единственный способ проведения различия между правом и моралью, ограничиваемой исключительно внутренним миром субъекта
Постулируется, что автономный индивид является центром и основой правовой жизни, а цель права состоит в ограничении внешней свободы индивида. Но почему люди подчиняются правовым нормам? По его мнению, правовые предписания заимствуют свой авторитет, свою общеобязательность из коллективного признания. Право коллективно по содержанию, по предназначению, по форме реализации. Исходной точкой образования социального права служит ощущение единства (чувство «Мы»). Основой индивидуального права, в отличие от права социального, является недоверие, система защиты личной свободы от посягательств общества и других индивидов. Внешнее принуждение, субординация лежит в основе индивидуального права, права множества «Я» («des Mois»). Действенность, «юридическая сила» нормативных фактов социального права исходит непосредственно из единства «Мы» и не нуждается во внешнем формально-логическом закреплении и системе санкций, тогда как индивидуальное право собственной юридической силой не обладает и представляет собой либо проявление группового единства, либо систему баланса интересов различных социальных групп, его действенность общезначимость производны от социального права.
Право координации – правопорядок индивидуального права. Право субординации. Все право субординации в целом представляет собой не что иное, как деформацию и искажение права социальной интеграции — права, где преобладает всеединство, сотрудничество и кооперация; искажение, порожденное неестественным раболепием этого права и проистекающей из него социальной власти перед индивидуалистическим правопорядком.
Inordination – гетерогенная система координации. «Интегрировать» элемент в Целое означает заставить его участвовать в этом Целом в качестве одного из элементов, порождающих его тотальность согласно тем принципам, которые обусловливают единство Целого; при этом интегрированный элемент не подчинен одностороннему властному воздействию Целого. Можно сказать, что интеграция означает инординацию (inordination), введение в такой порядок, который предполагает активное участие и возлагает обязательства, не подчиняя при этом Целому членов этого Целого как разрозненные и статичные элементы. Наиболее бесспорным и четким проявлением чистого и независимого социального права является международное право. С тех пор как стали признавать, что обязывающая сила международного права независима от волеизъявлений государств, которые связаны этим правом и которые не могут выйти из-под его действия Междунар. Конституц. Право.
Право является не только сдерживающим и ограничивающим порядком, который лишь запрещает. Право есть также порядок позитивного сотрудничества, поддержки, помощи, согласования. Необходимо научиться видеть в праве как порядок мира, союза, взаимной работы, социального обеспечения, так и порядок войны, разобщающего деления, распределения.
Любая социальная целостность, любая социальная группа способны породить не только свое собственное социальное право — право интеграции, но и собственный порядок индивидуального права — право координации. Например, некоторые негосударственные организации (Католическая церковь в Средневековье, международные тресты и картели и т. д. в наши дни) создают не только свое статутное, дисциплинарное и процессуальное право, но также и собственное договорное и обязательственное право для того, чтобы регламентировать разрозненные отношения своих членов.
Позитивное право разделяется на формальное и интуитивное право. Формальное право – совокупность действующих на определенной территории правовых текстов, из которых субъект права может получить знание о правовой норме. Интуитивное право — непосредственное усмотрение субъектом права (судьей, сторонами по заключаемому договору и т. п.) того или иного нормативного факта (например, вынесение судебного решения на основе видения судьей сущности отношений в рамках какой-либо семьи). Оба этих источника всегда сосуществуют и дополняют друг друга в правовой жизни, и баланс между ними является залогом стабильного развития той или иной правовой общности; нарушение равновесия в пользу того или другого источника права неизменно приводит к «правовым революциям, в которых интуитивное право временно берет верх над правом формальным».
Гурвич обосновывает существование «политики права » – техники усовершенствования правовой действительности, призванной обеспечить наиболее полную реализацию в правовой жизни тех объективных ценностей, которые присутствуют в действующих правовых нормах. Эту цель правовая политика может достичь путем сравнения соответствующих ценностных установок с существующей в рамках данной правовой системы (отрасли, института права и т. п.) правовой действительностью.