Истинный лунный узел в Деве 12 глава




Однако девушка по-прежнему держалась за ручку – и поворачивать ее не думала; спустя мгновение она снова приоткрыла дверь, очень осторожно и беззвучно, и прильнула к щели. Лидия ускорила шаг; вопреки ожиданиям Анны, она не развернулась и не устремилась за А-Су, чтобы переговорить с ним наедине. Анна приоткрыла дверь чуть шире. Может, вдова след запутывает? Ведь разве не для этого она ушла так внезапно – чтобы потолковать один на один с человеком, которого явно узнала? Но А-Су вскоре завернул за угол на набережной Гибсона и исчез, а Лидия Уэллс практически в тот же миг перешагнула через канаву сбоку от дороги и поднялась по ступеням… Анна сощурилась… что же это за заведение? Двухэтажное здание, сразу за «Скобяными товарами Тайгрина». Может, таверна какая-нибудь? На крыльце явно кто-то стоял: Лидия Уэллс замешкалась на мгновение, обменялась несколькими словами, а затем открыла дверь и исчезла внутри; но, прежде чем дверь захлопнулась, Анна разглядела проблеск бледно-голубой краски – и узнала здание. Итак, Лидия Уэллс наносит светский визит. Но кому? Анна изумленно покачала головой. Что ж, кто бы это ни был, это в любом случае не заурядный старатель. Это наверняка человек влиятельный, раз проживает в гостинице «Резиденция».

Сатурн в Весах

Глава, в которой Харальд Нильссен нарушает договор; открыта Священная книга; Коуэлл Девлин поставлен в тупик, а Джордж Шепард измышляет план.

Харальд Нильссен, как обычно в четыре часа пополудни, только что заварил и настоял чаю и уже садился за стол с тарелкой обсахаренного печенья и книгой, как его срочно вызвали однопенсовым письмом. Письмо было от Джорджа Шепарда, с пометкой «срочно», хотя причину начальник тюрьмы не указал. Наверняка дело касалось какой-нибудь пустячной подробности, раздраженно подумал Нильссен: какой-нибудь камешек в основании будущей тюрьмы, капля кофе на чертеже здания. Вздохнув, он накрыл чайник стеганым чехлом, переоделся из свитера в пиджак и взялся за трость. Что за дурной тон – докучать человеку воскресным вечером! Да он же шесть дней из семи трудится не покладая рук. Уж один-то день отдыха он заслужил без того, чтобы Джордж Шепард надоедал ему с расписками, зарплатными ведомостями или расценками на утиль. Дешевая почта усугубляла оскорбление: Шепард не потрудится даже пройти пять небольших кварталов от полицейского управления до набережной Гибсона; вместо того он требует, чтобы Нильссен явился к нему, точно вассал к сеньору! Чрезвычайно раздосадованный, Нильссен запер за собою дверь конторы и зашагал по Ревелл-стрит: шляпа сдвинута набок, фалды развеваются по ветру.

В полицейском управлении гостя встретила миссис Джордж. Она с разнесчастным видом провела Нильссена в гостиную, тут же обратилась в бегство, не успел тот произнести ни единой любезности, и захлопнула за собою дверь так резко, что ситцевые стены дрогнули и заходили ходуном, и Нильссену на миг померещилось, будто он на море.

Начальник тюрьмы восседал во главе стола и споро расправлялся с холодным обедом, состоящим из мясного студня, разнообразных пудингов однородной густоты и плотного хлеба какого-то темного крупнозернистого сорта. Шепард выпрямился, отложил вилку, но стула Нильссену не предложил.

– Итак, – промолвил Шепард, когда дверь закрылась и он проглотил свой кусок, – вы все-таки разболтали о нашем соглашении; вы нарушили слово. Кому вы проговорились?

– Чего? – не понял Нильссен.

Шепард повторил вопрос; Нильссен, помолчав, снова выразил недоумение, на сей раз чуть повысив тон.

Шепард холодно взирал на него:

– Не лгите мне, мистер Нильссен. Завтра утром Алистер Лодербек опубликует в «Таймс» письмо и разнесет в пух и прах мою репутацию. Он утверждает, будто некая доля от суммы, обнаруженной в хижине Кросби Уэллса, была инвестирована в строительство хокитикской тюрьмы. Не знаю, откуда у него эти сведения, но очень хочу узнать. Сейчас же.

Нильссен замялся. Как так вышло, что Алистеру Лодербеку известно о его комиссионном вознаграждении? Должно быть, кто-то из участников совета в «Короне» не сдержал клятвы! Может, Балфур? Балфур и Лодербек, они ж друзья не разлей вода, а никого другого рядом с Лодербеком Нильссен никогда и не видел. Но зачем бы Балфуру предавать его? Нильссен в жизни не желал ему зла. А не Левенталь ли? Тоже вероятно – раз письмо напечатают на страницах газеты. Однако Нильссену не верилось, что Левенталь способен нарушить слово, – равно как и Балфур. Он наблюдал, как Шепард подцепил вилкой кусок студня, мясного фарша и маринованный огурчик, и невесть почему (ведь Нильссен еще не успел проголодаться) у него прямо слюнки потекли.

– Кому вы рассказали? – настаивал Шепард. – И будьте так добры принять к сведению, что в эту самую минуту терпение мое на исходе; повторять свой вопрос я не стану. – Он положил в рот все то, что подцепил вилкой, вилку плавно извлек и принялся жевать.

Нильссен не знал, что и ответить. По правде говоря, рассказал он все как на духу не одному человеку, а двенадцати: Уолтеру Мади плюс еще одиннадцати собравшимся на совет в курительной комнате «Короны». Но мог ли он признаться в том, что растрепал секрет Шепарда целой дюжине? Не лучше ли притвориться, что он никому и ничего не говорил? Однако ж ясно как день, что кому-то он таки проболтался, раз Лодербек все знает! Мысли путались у него в голове.

– В толк взять не могу, как так вышло, – в отчаянии пролепетал он. – Вообще ничего не понимаю.

Шепард деловито набирал на вилку очередную порцию.

– Вы сами ходили к Лодербеку? – осведомился он, не сводя глаз с тарелки. – Или вы пошли к кому-то еще, а он уж, в свой черед, к Лодербеку?

– Я с Лодербеком за всю свою жизнь пятью словами не перемолвился! – с жарким возмущением заверил Нильссен.

– Тогда кто ж? – Шепард вскинул глаза, балансируя в руке столовыми приборами.

Нильссен молчал. На лбу его выступила испарина.

– Вы, как вижу, старательскую честь блюдете, – неодобрительно промолвил Шепард. – Ну что ж, хоть кому-то вы преданы, мистер Нильссен.

Он вновь принялся за ужин и молчал, как показалось Нильссену, целую вечность. Одет был Шепард в черный воскресный костюм; фалды он свесил по обе стороны стула, чтобы ненароком не смять за едой. Брюки с завышенной талией и жилет без воротника имели неодобрительно-похоронный вид; широкий галстук сколько-то вышел из моды – чуть снисходительно отметил Нильссен (ведь его собственный галстук, узкий, свободно завязанный, вполне соответствовал моде дня) – и словно бы еще более подчеркивал исполненный укоризны облик тюремщика. Даже холодный ужин простотой своей являл умеренную сдержанность. Сам Нильссен отужинал половиной вареной курицы с пюре из репы с маслом и обильно политой белым соусом, в придачу он выпил полкувшина очень неплохого вина.

Где-то в доме часы пробили четверть часа. За зыбкими стенами из комнаты в комнату неслышно бродила миссис Джордж. Шепард целиком сосредоточился на еде. Нильссен ждал, пока Шепард не подберет с тарелки последнюю крошку, в надежде, что по завершении трапезы начальник тюрьмы наконец-то заговорит. Когда же стало понятно, что надежда тщетна, Нильссен чуть слышно вымолвил:

– Ну так что же вы собираетесь предпринять?

– Первое, что я сделаю, – отвечал Шепард, промокнув губы столовой салфеткой, – это отстраню вас от всех обязанностей, связанных с постройкой тюрьмы. Я не нуждаюсь в услугах человека, который нарушает слово.

– Но мой вклад мне вернут? – воззвал Нильссен.

– Отнюдь, – покачал головой Шепард. И швырнул салфетку на тарелку. – Напротив, я нахожу вас запрос в высшей степени необоснованным, учитывая, что работы уже идут полным ходом.

Нильссен беззвучно пошевелил губами.

– Понятно, – наконец выговорил он.

– Вы отказываетесь нарушить старательский кодекс чести.

– Отказываюсь.

– Поразительно.

– Прошу меня простить.

Шепард, разом оживившись, отодвинул тарелку.

– Письмо мистера Лодербека будет опубликовано в завтрашнем номере «Таймс»; мне прислали сигнальный экземпляр.

Только тут Нильссен заметил, что на столе рядом с тарелкой лежит вскрытое письмо. Он шагнул вперед, протянул руку:

– Можно?..

Словно не замечая, Шепард продолжал, слегка повышая голос:

– В письме вы по имени не упомянуты. Вам должно узнать, что нынче же вечером я лично напишу издателю, дабы исправить это упущение. Мой ответ будет напечатан сразу под публикацией Лодербека в качестве официального разъяснения.

– Можно мне прочесть? – снова попытал счастья Нильссен.

– Вы сможете прочесть его завтра в газете, равно как и любой житель Уэстленда, – заверил Шепард, зловеще подчеркивая эту фразу.

– Хорошо же, – кивнул Нильссен, отдергивая руку. – Я вас понял.

– Если, конечно, вы не хотите мне чего-нибудь сказать, – выдержав паузу, добавил Шепард.

– Да, – с тошнотворной обреченностью проговорил Нильссен.

– Да?

– Да, я действительно хочу вам кое-что сказать.

Бедняга Харальд Нильссен! Он-то думал, что вновь завоюет доверие тюремщика, согрешив вторично, как будто посредством второго предательства можно отменить первое! Когда-то он в панике уступил – Нильссен терял волю при одной мысли о том, что люди перестанут его уважать. Он и подумать боялся о том, что его невзлюбят, потому что на самом-то деле полагал, будто вызывать неприязнь и быть человеком неприятным – это одно и то же. Самозащиты ради Нильссен одевался по последней моде, изъяснялся напыщенно и претендовал на роль главного героя в любой истории; рассчитанный на публику образ он возводил, как заслон, вокруг своей личности, потому что хорошо знал, насколько его личность уязвима.

– Я вас слушаю, – напомнил Шепард.

– Это все… – Нильссен лихорадочно пораскинул умом. – Это все миссис Уэллс.

– Вот как, – откликнулся Шепард. – При чем тут она?

– Она была любовницей Лодербека.

Шепард изогнул брови:

– Алистер Лодербек наставлял рога Кросби Уэллсу?

Нильссен задумался.

– Да, наверное, так. Ну то есть, конечно, в зависимости от того, когда именно Кросби и Лидия поженились.

– Продолжайте, – кивнул Шепард.

– Дело в том… дело в том, что… его шантажировали… ну, Лодербека то есть… и Кросби Уэллс забрал откупные. Это и есть состояние, найденное у него в хижине, вот.

– А как именно его шантажировали? И вы-то как об этом узнали?

Нильссен замялся. В лице тюремщика отразилось алчное нетерпение, особого доверия не внушающее.

– Как вы об этом узнали? – настаивал Шепард.

– Мне рассказали.

– Кто?

– Мистер Стейнз, – ляпнул Нильссен, остановив выбор на человеке, которому повредил бы меньше прочих, по крайней мере в ближайшей перспективе.

– Так Стейнз – это он и есть шантажист?

– Не знаю, – на миг смешался Нильссен. – Ну то есть да, наверное.

– Вы за него или против него?

– Я… я не знаю.

Шепард досадливо поморщился.

– Тогда что вы против него имеете? – осведомился он. – Уж верно, вы не просто так сомневаетесь, на чьей вы стороне.

– Нашлась дарственная, – с несчастным видом пролепетал Нильссен. – В зольном ящике в доме Кросби Уэллса – слегка обгоревшая, как будто ее пытались уничтожить. Ее капеллан нашел. Когда ездил в хижину забрать тело, на следующий день после смерти Кросби. Вам он про нее не сказал, просто себе забрал. Доктору Гиллису тоже – ни слова.

Шепард и бровью не повел.

– И что же за дарственная такая?

Нильссен вкратце пересказал содержание документа. Все это время он не сводил глаз с некой точки в трех футах слева от лица тюремщика и странно щурился – в груди его пузырем вздувалось отчаяние и давило на ребра. Он-то надеялся заверить начальника тюрьмы в своей преданности, выдав эту тайну, а теперь вдруг понял, что лишь подтвердил собственную лживость и никчемность. И однако ж, невзирая на все свои невзгоды, он испытал чудовищное облегчение, упомянув о заговорщиках из «Короны» вслух. Ему казалось, с плеч его падает тяжкое бремя, сменяясь пугающе-невесомой легкостью. Он искоса глянул на тюремщика и тут же вновь отвернулся.

– Значит, тут Девлин руку приложил? – уточнил Шепард. – Вы рассказали Девлину об этом капиталовложении, а он донес Лодербеку?

– Да, – кивнул Нильссен. – Верно. – (Да что он за жалкий человечишка – обвиняет священника! Но, в конце-то концов, это не столько ложь, сколько полуправда… и лучше обвинить одного, чем всех двенадцатерых.) – Ну то есть, – добавил он, – мне кажется, что он проболтался Лодербеку. Я не знаю. Я вообще ни о чем с Лодербеком не говорил – я ж объяснил вам.

– Выходит, Девлин работает на Лодербека, – подвел итог Шепард.

– Не скажу наверняка, – отозвался Нильссен. – Я ничего об этом не знаю.

Шепард кивнул.

– Что ж, мистер Нильссен, – промолвил он, поднимаясь от стола, – думаю, на том наша беседа завершена.

Итак, его прогоняют? Нильссен запаниковал еще сильнее.

– А насчет дарственной… – промолвил он. – Просто видите ли… если вы собираетесь переговорить о ней с преподобным…

– Полагаю, что переговорю, да.

– А вы… не могли бы не упоминать моего имени? – попросил Нильссен с самым что ни на есть разнесчастным видом. – Вот что: я вам расскажу, где он ее прячет, ну дарственную, и вы сами ее сумеете обнаружить, а я как будто даже и ни при чем. Согласны?

Шепард сверлил его безжалостным взглядом:

– И где же он ее прячет?

– Не скажу, пока не пообещаете, – отозвался Нильссен.

– Ладно, – пожал плечами Шепард.

– Вы даете слово?

– Клянусь честью, что не назову вашего имени капеллану тюрьмы! – рявкнул Шепард. – Где он ее прячет?

– В своей Библии, – удрученно сообщил Нильссен. – В своей Библии, между Ветхим Заветом и Новым.

* * *

С тех пор как постройка тюрьмы пошла полным ходом, Коуэлл Девлин и Джордж Шепард почти не виделись, вот разве что по вечерам, когда Шепард возвращался со строительной площадки в Сивью и принимался за счета и письма. Девлин находил, что в отсутствие Шепарда атмосфера во временном полицейском управлении заметно улучшается; с начальником тюрьмы он так и не сошелся ближе. Если бы священника вынудили дать оценку характеру Шепарда, он, вероятно, выдержав долгую паузу, признал бы, что жесткая непреклонность Шепарда внушает ему жалость; что его печалит явное недовольство, с каким Шепард воспринимает окружающий мир; помолчав еще какое-то время, Девлин, вероятно, добавил бы, что желает Шепарду только добра, но не верит, что их взаимоотношения, которые на настоящий момент носят строго профессиональный характер и особой теплотой не отличаются, разовьются далее.

Однако было воскресенье, и строительные работы на террасе приостановились до завтра. Шепард провел утро в церкви, а вторую половину дня – в своем кабинете в полицейском управлении, откуда Харальд Нильссен в настоящий момент отбывал весьма поспешно. Девлин, недавно возвратившийся из каньерского лагеря, во временном здании тюрьмы читал преступникам проповедь о необходимости молиться по памяти. Он взял с собою свою потрепанную Библию – он всегда носил ее при себе, – хотя, учитывая содержание сегодняшней проповеди, заглядывать в книгу капеллану было незачем. Когда в тюрьму вошел Шепард, Библия лежала закрытой на табуретке рядом с Девлином.

Шепард дождался, чтобы разговоры стихли, – его внушительное присутствие в комнате этому быстро поспособствовало. Девлин вопрошающе обернулся к нему.

– Добрый вечер, ваше преподобие. Будьте добры, одолжите мне вашу Библию.

– Мою Библию? – нахмурился Девлин.

– Если не возражаете.

Капеллан накрыл книгу ладонью.

– Может, вам проще спросить у меня, что бы вы уж там ни искали, – промолвил он. – Без ложной скромности замечу, что Священное Писание я знаю неплохо.

– Ничуть не сомневаюсь; и однако ж, мне всегда приятно самому полистать, – отозвался Шепард.

– Но у вас наверняка есть своя!

– Разумеется, – кивнул Шепард. – Однако в этот час моя жена на молитве, и мне не хотелось бы ее тревожить.

Девлин прикинул, не вытащить ли из книги похищенную дарственную, но обгорелый документ наверняка привлечет внимание тюремщика и вызовет расспросы; да и в любом случае тут сплошь преступники, куда же ему спрятать бумагу?

– А что именно вам нужно? – спросил священник. – Какой-то стих или аллюзия?..

– Для духовного лица вы больно неохотно Библией делитесь, – огрызнулся Шепард. – Да боже ж ты мой! Я ее только полистаю, и все! Или вы мне откажете в таком пустяке?

И Девлину ничего не оставалось делать, как уступить книгу. Поблагодарив капеллана, Шепард унес книгу в свои частные покои и закрыл дверь.

По иронии судьбы проповедь Девлина о чтении молитв по памяти как нельзя лучше подходила к следующему получасу, ибо с ритуальной повторяемостью мысли его снова и снова возвращались к кабинету начальника тюрьмы, где тот, надо думать, устроившись за рабочим столом, здоровенными белыми ручищами листал тонкие страницы книги. Девлину и в голову не приходило, что Шепард может знать о дарственной, спрятанной между Заветами, ибо от природы не был подозрителен и, в отличие от иных, не находил удовольствия в том, чтобы почитать себя обманутым и преданным. Он надеялся, по мере того как текли бесконечные минуты, что Шепард ограничится чтением текстов более древних и что книга вернется к владельцу, а обгоревший документ останется где был, незамеченным. Девлин отлично знал, что суровая вера Шепарда – ярко выраженного догматично-левитского толка; потому разумно было предположить, что он ограничится пролистыванием Пятикнижия или Книгой Паралипоменон и Царствами. Второстепенных пророков он вряд ли жалует… а вот Евангелия – чтение традиционное, тем более для воскресенья. К ним Шепард, скорее всего, обратится, каких бы уж религиозных убеждений ни придерживался, а в таком случае наверняка обнаружит спрятанный лист.

Наконец воскресная беседа закончилась, и Девлин, с замирающим сердцем, распрощался со своими духовными чадами из числа заключенных. Дежурный сержант кивнул ему на прощанье, сдерживая зевоту; Девлин вышел; в тюрьме воцарилась тишина. Он пересек внутренний двор, поднялся по ступенькам на крыльцо домика, где жил начальник тюрьмы, и постучал в дверь.

Изнутри донесся гулкий голос Шепарда, приглашая его войти; Девлин так и сделал: через задрапированную ситцем прихожую проследовал в кабинет хозяина. Дверь стояла открытой; Девлин еще с порога увидел, что его Библия лежит раскрытой на столе Шепарда, а обгоревший документ – сверху, на виду.

В одиннадцатый день октября 1865 года сумма в две тысячи фунтов должна быть передана МИСС АННЕ УЭДЕРЕЛЛ, уроженке Нового Южного Уэльса, МИСТЕРОМ ЭМЕРИ СТЕЙНЗОМ, уроженцем Нового Южного Уэльса, свидетелем чему выступает МИСТЕР КРОСБИ УЭЛЛС.

Шепард скрестил руки, дожидаясь, чтобы гость заговорил первым.

– Это я нашел, – признался Девлин. – Да только пользы от этого документа никакой.

– Никакой пользы? – любезно уточнил Шепард. – А почему вы так считаете?

– Документ недействителен, – объяснил Девлин. – Принципал не поставил свою подпись. Потому бумага не имеет юридической силы.

Коуэлл Девлин, как все, кто упрямо не признает за собою никакой вины, терпеть не мог каяться в ошибке перед кем-то еще. Если его упрекали в дурном поступке, он глядел снисходительно и преловко выкручивался.

– Действительно так, – согласился Шепард. – Юридической силы бумага не имеет.

– Ну то есть, я хотел сказать, не носит обязательного характера, – чуть нахмурившись, поправился Девлин. – Это не юридически обязывающий договор.

Шепард не моргнул и глазом.

– А обидно, не правда ли?

– Это еще почему?

– Если бы только Эмери Стейнз подписал бумагу, так половина состояния, обнаруженного в хижине Кросби Уэллса, отошла бы Анне Уэдерелл. Вот это был бы номер!

– Но состояние, найденное в хижине отшельника, Эмери Стейнзу никогда не принадлежало.

– Нет? – удивился Шепард. – Прошу прощения, но вы, похоже, уверены в этом куда больше меня.

Коуэлл Девлин отлично знал, что золото, хранимое в хижине Кросби Уэллса, было некогда извлечено из четырех платьев, куда его зашила Лидия Уэллс; платья купила Анна Уэдерелл, а златокузнец А-Цю понемножку изъял песок из швов и потом переплавил; Стейнз же украл слитки и в какой-то момент спрятал их в Уэллсовой хижине. Однако ничего из этого священник открыть Шепарду не мог. Вместо того он сказал лишь:

– Нет никаких оснований думать, будто состояние принадлежало мистеру Стейнзу.

– Кроме разве того факта, что мистер Стейнз исчез в день смерти мистера Уэллса, а мистер Уэллс отнюдь не имел репутации человека состоятельного. – Шепард ткнул в бумагу указательным пальцем. – К нашему делу, преподобный, вот это явно имеет самое прямое отношение. Документ, по всей видимости, свидетельствует, что золото изначально было собственностью Стейнза и что Стейнз собирался отдать половину суммы – ровно половину! – самой обыкновенной проститутке. Я осмелюсь предположить, что Кросби Уэллс, как свидетель Стейнза, по его просьбе хранил состояние у себя на момент смерти.

Такое предположение звучало вполне разумно. Возможно, Шепард прав по последнему пункту, подумал про себя Девлин, хотя по первому пункту ошибается. Вслух он произнес:

– Вы совершенно справедливо заметили, что бумага непосредственно касается нашего дела; однако ж, как я уже говорил, дарственная недействительна. Мистер Стейнз не поставил свою подпись.

– Я так понимаю, вы обнаружили документ в хижине Кросби Уэллса в тот самый день, когда забирали его прах.

– Именно так, – кивнул Девлин.

– Если вы так бережно его хранили, – промолвил Шепард, – тогда рискну отметить, что вам приходило-таки в голову, насколько ценным он может оказаться. Для отдельных заинтересованных лиц. Для Анны Уэдерелл, например. В силу этой бумаги она того и гляди становится самой богатой женщиной по эту сторону Южных Альп!

– Не становится, – покачал головой Девлин. – Документ не подписан.

– Но если его подписать… – предположил Шепард.

– Эмери Стейнз мертв, – напомнил Девлин.

– Да неужто? – отозвался Шепард. – Вот так так! И снова я не разделяю вашей уверенности.

Но запугать Коуэлла Девлина было непросто.

– Надежда на большое богатство – вещь опасная, – промолвил он, скрестив руки на животе на священнический манер. – Это ни с чем не сравнимое искушение, поскольку искушают нас великой властью и великими возможностями, а не о том ли мечтаем мы все? Если мисс Уэдерелл сообщить об этом документе, она преисполнится ложных надежд. Она возмечтает о власти и возможностях; она уже не удовольствуется той жизнью, которую вела прежде. Этого я и боялся. Потому я решил сохранить документ в тайне, по крайней мере до тех пор, пока Эмери Стейнз не отыщется либо не подтвердится факт его смерти. Если окажется, что он действительно мертв, я уничтожу бумагу. Но если он жив, я пойду к нему, предъявлю ему соглашение и спрошу, намерен ли он подписать его. Выбор останется за ним.

– А что, если Стейнза так и не найдут? – осведомился начальник тюрьмы. – Что тогда?

– Мое решение подсказано состраданием, мистер Шепард, – твердо произнес Девлин. – Я всерьез опасался за участь мисс Уэдерелл в случае, если эта дарственная станет достоянием гласности или попадет в чужие руки. Допустим, что мистера Стейнза так и не найдут, – тогда ничьи надежды не будут разрушены, никакой крови не прольется, веру никто не потеряет. Я думаю, это уже немалое счастье. Вам так не кажется?

Бесцветные глаза Шепарда увлажнились: он напряженно размышлял.

– «Свидетелем чему выступает мистер Кросби Уэллс», – пробормотал он.

– В любом случае, – добавил Девлин, – вряд ли кто-то отдал бы такую баснословную сумму проститутке. Скорее всего, это шутка – или какое-то мошенничество.

Шепард с трудом сдержал усмешку:

– Вы сомневаетесь в талантах этой особы?

– Вы меня неправильно поняли, – невозмутимо отозвался Девлин. – Я лишь хотел сказать, что как-то с трудом верится, чтобы мужчина ни с того ни с сего взял да и вручил проститутке две тысячи фунтов. В подарок, я имею в виду, – да еще так вот сразу.

Шепард резко, с шумом, захлопнул Библию, зажав присвоенный документ между страницами. И протянул книгу законному владельцу, другой рукой уже берясь за перо, словно разом утратил всякий интерес к этому делу.

– Спасибо за Библию, – поблагодарил он и кивком дал понять, что Девлин свободен идти. А затем склонился над гроссбухом и принялся подсчитывать колонки цифр.

Девлин неуверенно потоптался на месте, сжимая Библию в руке. Обгоревший документ торчал с одного края, деля «профиль» книги на две неравные части.

– Но вам-то как кажется? – выговорил он наконец. – Что вы о ней думаете?

Шепард, как ни в чем не бывало, продолжал писать:

– О чем вы?

– О расписке!

– Полагаю, что вы правы: это наверняка шутка или какое-то мошенничество, – отозвался Шепард.

Пальцем он отметил нужное место на странице гроссбуха и, потянувшись к чернильнице, обмакнул в нее перо.

– О, – кивнул Девлин. – Да.

– Как вы верно заметили, дарственная недействительна, – непринужденно обронил Шепард, легонько постукивая кончиком пера по краю чернильницы.

– Да.

– Свидетель со всей очевидностью мертв, и, скорее всего, то же можно сказать и о принципале.

– Да.

– Но если вы хотите ответа из первых уст, тогда вам, пожалуй, стоит заглянуть нынче вечером в «Удачу путника» вместе со всеми прочими безбожниками.

– Чтобы переговорить с мистером Стейнзом?

– Чтобы переговорить с Анной, – поправил тюремщик подчеркнуто неодобрительно. – А теперь, прошу меня простить, ваше преподобие, у меня довольно много работы.

После того как за Девлином закрылась дверь, Шепард отложил перо, подошел к книжному шкафу, вытащил папку, из нее извлек лист бумаги – единственный экземпляр контракта, заключенного им три недели назад с Харальдом Нильссеном, по условиям которого комиссионер обещал никому не сообщать о своем капиталовложении в размере четырехсот фунтов. Шепард чиркнул по стенке комода спичкой и поднес ее к листу, удерживая его на весу за уголок и наклоняя так и этак, пока документ не охватило пламя, уничтожая подписи. Когда огонь подобрался к самым пальцам, Шепард бросил бумагу на пол, дождался, чтобы она рассыпалась серой пылью, и носком сапога расшвырял пепел. А затем снова сел за стол, достал из-под гроссбуха чистый лист бумаги, взялся за перо, обмакнул кончик в чернила. И неспешно, уверенным почерком вывел:

ДАР ОТ ЧИСТОГО СЕРДЦА. –

Письмо редактору «Уэст-Кост таймс»

18 февраля 1866 г.

Сэр!

Вот мой ответ мистеру АЛИСТЕРУ ЛОДЕРБЕКУ, члену Совета провинции и члену парламента, бросающему тень на нижеподписавшегося и, следовательно, на всех его сподвижников, включая Уэстлендский комитет по общественным работам, муниципальный совет, комиссариат, исполнительный комитет Хокитики и т. д.

Я считаю своим долгом исправить ошибки мистера Лодербека, погрешившего против истины, приличий и морали.

Действительно, строительству будущей тюрьмы Хокитики немало поспособствовало пожертвование от жителя Уэстленда, мистера Харальда Нильссена, владельца компании «Нильссен и К°»: он безвозмездно передал муниципалитету денежную сумму в размере около четырехсот фунтов, с указанием использовать ее на общественное благо. Означенная сумма является комиссионным вознаграждением, полученным им за честно выполненную работу. Как подтверждает сам мистер Лодербек, ее составил процент от имущества, обнаруженного в жилище мистера Кросби Уэллса, на законных основаниях причитавшийся мистеру Нильссену, комиссионеру, в качестве оплаты услуг, должным образом предоставленных. Мистеру Лодербеку следует вспомнить, что «пожертвование» в юридическом смысле отличается от «инвестиции» тем, что пожертвование не влечет за собою обязательств того типа, которые существуют в отношениях между должниками и кредиторами; говоря простым языком, возмещать пожертвовование необходимости нет. Исходя из того, что безвозмездная помощь мистера Нильссена является благотворительным поступком, исполненным самого благородного бескорыстия, мистер Лодербек также не может не признать, что никаких законов и предписаний нарушено не было.

Я свято верю, что самым долговечным и убедительным свидетельством прогресса цивилизации является строительство общественных сооружений, и с глубоким удовлетворением отмечаю, что будущая хокитикская тюрьма во всех отношениях отвечает этому определению. Если же эти разъяснения кажутся недостаточно прозрачными на вкус мистера Лодербека, я любезно приглашаю его сообщить избирателям то, что он до сих пор успешно скрывал: что он некогда состоял в интимной связи с миссис Лидией Уэллс, вдовой Кросби. В ожидании исчерпывающей информации от мистера Лодербека по этому поводу, я остаюсь

искренне Ваш и т. д.,

Джордж М. Шепард

Закончив, Шепард промокнул страницу, взял чистый лист и переписал письмо от начала и до конца, создав копию настолько точную, что варианты пришлось бы сличать долго и придирчиво, прежде чем удалось бы обнаружить ничтожную разницу. Затем он сложил оба листка, запечатал и аккуратно надписал два адреса. Как только воск затвердел, он позвонил в колокольчик, призывая миссис Джордж, и попросил ее кликнуть посыльного дешевой почты – во второй раз за день. Наказ его был тотчас же исполнен.

Явился письмоносец – веснушчатый мальчишка с копной золотистых локонов.

– Это для Левенталя из «Таймс», – приказал Шепард. – Его нужно доставить в первую очередь. А вот это – к Харальду Нильссену, на Аукционный двор, набережная Гибсона. Понял?



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-03-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: