Истинный лунный узел в Деве 17 глава




– Нет, – выговорил он наконец, – я не доверяю Анне. Ни на грош не доверяю. Я ее даже не люблю. Причем мне самому жаль, что все так. Занятно, не правда ли? Мне страшно жаль.

Фрост чувствовал себя крайне неуютно.

– Трех шиллингов оно ни разу не стоит, как по-вашему? – заявил он, имея в виду вечеринку. – По правде сказать, я ждал большего.

Притчард тоже сконфузился.

– Запомните накрепко, – наказал он, – во время сеанса глаз с миссис Уэллс не спускайте.

Собеседники отвернулись друг от друга, делая вид, что разглядывают людей в толпе, и на краткий миг в их лицах отразилось одно и то же отстраненное, слегка разочарованное выражение, присущее тому, кто сравнивает неприятную ему окружающую обстановку с иными сценами, настоящими и вымышленными, которые уже произошли либо происходят сейчас где-то в других местах.

* * *

– Мистер Балфур, не могли бы вы уделить мне минутку вашего времени?

Балфур поднял глаза: перед ним стоял Харальд Нильссен, который смотрелся подчеркнуто щегольски в ярко-синем жилете. Глядел он с непоколебимой суровостью, как человек, твердо решившийся задать неприятный вопрос, и на душе у Балфура заскребли кошки.

– Разумеется, – отозвался он. – Разумеется, могу уделить… конечно могу! Безусловно и всенепременно!

Как же глупо ведут себя люди, когда понимают, что их сейчас за ушко да на солнышко, подумал он. И последовал за Нильссеном сквозь толпу.

Оказавшись вне гостиной, за пределами слышимости, Нильссен резко остановился.

– Я сразу к делу, – заявил он, разворачиваясь лицом к собеседнику.

– Да-да, – согласился Балфур, – давайте сразу к делу. Так и надо. Как вам вечеринка?

Из гостиной донесся взрыв смеха и негодующий женский вопль.

– Мне по душе, – отозвался Нильссен.

– Анны, однако ж, не видать.

– Нет.

– За три-то шиллинга, – промолвил Балфур. – Ну и цена! Ну да мы наши денежки выпивкой окупим, так? – Он глянул в зеркальце.

– Я сразу к делу, – повторил Нильссен.

– Да-да, пожалуйста, – пригласил Балфур.

– Каким-то образом мистер Лодербек узнал о моей комиссии, – начал Нильссен. – Завтра он опубликует в газете открытое письмо. Разнесет в пух и прах доброе имя Шепарда, и все такое. Я письма еще не видел.

– Вот те на, – посетовал Балфур. – Вот так так! Да, понимаю. Понимаю.

Он рьяно закивал, хотя и не Нильссену. Они стояли практически бок о бок, Нильссен обращал свою речь к заключенной в рамку гравюре на стене, а Балфур – к панельной обшивке.

– Начальник тюрьмы Шепард набросал ответ, – продолжал Нильссен, все еще адресуясь к гравюре, – который будет напечатан сразу под письмом Лодербека в завтрашней газете. Ответ я видел; сегодня днем Шепард прислал мне копию.

Он вкратце пересказал Шепардово опровержение – и озабоченность Балфура на миг отступила перед безграничным изумлением.

– Чтоб мне провалиться! – воскликнул он, впервые глядя в лицо собеседнику. – Вот ведь черт из тихого омута! Чтоб начальник Шепард – да до такого додумался! Сказать, что инициатива была вашей… Что ваше капиталовложение на самом деле – безвозмездное пожертвование! Чтоб мне провалиться! Он вас в угол загнал, так? Экая самонадеянность! Вот ведь гадина ползучая!

– Это вы рассказали мистеру Лодербеку о моей комиссии? – осведомился Нильссен.

– Нет! – запротестовал Балфур.

– И даже не упоминали о ней – вскользь, случайно?

– Нет! – заверил Балфур. – Ни словом не упоминал!

– Ладно, – тяжко вздохнул Нильссен. – Спасибо. Извините, что побеспокоил. Значит, это кто-то из остальных.

– Кто-то из остальных? – встрепенулся Балфур. – Вы хотите сказать, кто-то из «Короны»?

– Да, – кивнул Нильссен. – Кто-то нарушил слово. Я, конечно же, ничего не говорил Лодербеку, и я уверен, что об этой инвестиции не знает никто, кроме двенадцати участников совета, принесших клятву.

Балфур панически заозирался:

– А этот ваш мальчишка?

– Он ничего не знает, – покачал головой Нильссен.

– Может, в банке кто-нибудь.

– Нет, это была частная договоренность – и единственный экземпляр контракта хранится у Шепарда. – Нильссен вздохнул. – Послушайте, – промолвил он. – Простите, что вывалил это все на вас, ну то есть что стал расспрашивать и что в вас усомнился. Но я же знал, что вы близки к Лодербеку, и… ну словом, хотел удостовериться.

– Безусловно! Ну конечно же!

Нильссен мрачно кивнул. Глянул сквозь дверной проем гостиной на толпу гостей – на Притчарда, который был выше любого присутствующего на целую голову, на Девлина, увлеченного беседой с Клинчем, на Левенталя, что разговаривал с Фростом, на Мэннеринга, что наполнял бокал из графина и развязно хохотал над чьей-то шуткой.

– Погодите минуточку, – внезапно произнес Балфур. – Вы сказали, в Шепардовом опровержении упоминаются Лодербек и Лидия Уэллс.

– Да, – смущенно подтвердил Нильссен. – Он эту интрижку сделал фактически достоянием гласности, заявив, что Лодербек должен выложить все начистоту. В том-то и…

– Но откуда, ради всего святого, Шепард прознал об интрижке? Не думаю, что Лодербек стал бы…

– Я ему сказал, – выпалил Нильссен. – Я нарушил клятву. Ох, мистер Балфур, он загнал меня в угол – он понял, что я что-то скрываю, а я и сломался. У вас есть все основания на меня злиться. Все основания. Вы абсолютно правы.

– Ничуть не бывало, – отозвался Балфур. Для него эта исповедь обернулась нежданным облегчением.

– Теперь Лодербек поймет, что вы предали его доверие, – убито продолжал Нильссен, – и к завтрашнему утру весь Уэстленд узнает, что миссис Уэллс была его любовницей, и он, чего доброго, потеряет место в парламенте, и все из-за меня. Мне так стыдно… честное слово, стыдно.

– Что еще вы ему рассказали? – осведомился Балфур. – Как насчет Анны… и шантажа… и платьев?

– Нет, что вы! – шокированно запротестовал Нильссен. – И про Карвера я ни словом не обмолвился. Упомянул лишь, что миссис Уэллс была любовницей Лодербека. Вот и все. А теперь начальник тюрьмы Шепард взял и разболтал об этом всему миру – на страницах газеты.

– Да ладно, ничего страшного, – утешил Балфур, хлопнув Нильссена по спине. – Все в порядке! Шепард мог об этом где угодно узнать. Если Лодербек спросит, я скажу ему, что за всю свою жизнь и парой слов с Шепардом не обменялся, и это будет чистая правда.

– Мне страшно жаль, – понурился Нильссен.

– Ничего, – утешил Балфур, потрепав его по плечу. – Ничего-ничего.

– С вашей стороны очень великодушно так говорить, – вздохнул Нильссен.

– Рад помочь, – заверил Балфур.

– Все равно в толк не могу взять, кто же на самом деле продал меня Лодербеку, – промолвил Нильссен, помолчав. – Наверное, придется еще поспрашивать. – Он вздохнул и, обернувшись, вновь принялся разглядывать лица в толпе.

– Послушайте, мистер Нильссен, – начал было Балфур. – Мне тут кое-что вспомнилось. По поводу… по поводу… да нет, пустое. Так вот. В следующий раз, когда мне понадобится какая-нибудь работенка на комиссионной основе – если что-то подвернется, ну, знаете, как оно бывает, – я, пожалуй, к мистеру Кохрану обращаться не стану. Я, конечно, пользуюсь его услугами давным-давно, но тут вдруг задумался, а не настало ли время перемен. Держу пари, после всей этой истории любому из нас понадобится человек, на которого можно опереться. Тот, кому можно доверять. Так вот, говорю вам, что в будущем с полным правом рассчитывайте на мои заказы.

Не глядя на Нильссена, он принялся рыться в кармане пиджака в поисках сигары.

– Очень любезно с вашей стороны. – Нильссен задержал на собеседнике взгляд еще на секунду, а затем, медленно кивнув, отвернулся.

Балфур отыскал сигару, сдернул бумажное колечко, откусив кончик, зажал между зубами, чиркнул спичкой, наклонил ее, чтобы пламя разгорелось, и поднес к ровному срезу. Трижды затянулся, раздувая щеки, затем загасил спичку, извлек сигару изо рта и перевернул, проверяя, занялся ли табак.

* * *

– Мистер Клинч.

– Да, – отозвался Клинч. – Что такое?

– У меня вопрос, – промолвил Тауфаре.

– Ну так задавай.

– Почему вы купили хижину Кросби Уэллса?

Отельер застонал.

– Только не это, – взмолился он. – Давай не будем об этом. Не сегодня.

– Почему?

– Отвали, а? – рявкнул Клинч. – Я нынче не в духе. Не желаю я обсуждать треклятого Кросби Уэллса.

Он внимательно наблюдал за вдовой, что переходила от гостя к гостю. Ее кринолин был так широк, что хозяйка, куда бы она ни направилась, с легкостью раздвигала толпу, оставляя за собою широкий проход.

– У нее жестокое лицо, – отметил Тауфаре.

– Да, – кивнул Клинч. – Мне тоже так кажется.

– Она не друг маори.

– Да уж, полагаю, что ни разу не друг. Равно как и китайцам, как мы сами можем убедиться. Равно как и никому в этой комнате, держу пари. – Клинч осушил бокал. – Я не в духе, мистер Тауфаре, – повторил он. – А когда я не в духе, знаешь, что я люблю делать? Выпить люблю.

– Это хорошо, – кивнул Тауфаре.

Клинч взялся за графин:

– Еще плеснуть?

– Да.

Клинч наполнил оба бокала.

– Как бы то ни было, – проговорил он, ставя графин обратно на буфетную стойку, – апелляцию удовлетворят, сделку купли-продажи объявят недействительной, мне вернут задаток, да и дело с концом. И не будет у меня больше никакой хижины; хижина отойдет к миссис Уэллс.

– Зачем вы ее купили? – гнул свое Тауфаре.

Клинч тяжело выдохнул.

– Так это даже не моя идея была, – промолвил он. – Мне Чарли Фрост подсказал. Купи, говорит, какую-нибудь землю; тогда ни у кого вопросов не возникнет.

Тауфаре молчал, дожидаясь продолжения. И наконец дождался.

– Суть вот в чем, – объяснял Клинч. – Если земля принадлежит тебе самому, никакой лицензии тебе не надо, так? И если ты нашел золотой самородок на своей земле, он твой, верно? В этом и состояла идея – его идея, не моя. Я не мог оттащить платья в банк – не имея лицензии на золотодобычу. Меня бы спросили, откуда этот металл, тут-то я бы и вляпался. А вот если бы у меня собственный участок земли был, тогда никто ничего и спрашивать бы не стал. Понимаешь, я про Джонни Цю ведать не ведал. Думал, все платья золотишком набиты под завязку. Так что я скопил на задаток. Чарли сказал подождать либо имущества умершего лица, либо земельного раздела, либо одно, либо другое, говорит, чтоб уж все чисто было. Так что как только Уэллсов участок выставили на продажу, я его первым делом и купил, подумал… да прям и не знаю. Дураком был. Подумал, может, поселюсь там с… не знаю. И конечно, на следующий же день Анна вернулась из тюрьмы в совсем другом платье, а потом, когда она ушла из гостиницы насовсем, я обнаружил, что остальные платья все уже выпотрошены. Это я кусочки свинца сквозь ткань нащупывал, а вовсе не золото. Весь план провалился, к чертям собачьим. Я остался с земельным участком, который мне ни на что не сдался, без гроша денег, и Анна… ну, про нее ты знаешь.

Тауфаре нахмурился.

– Арахура – священное место, – начал он.

– Да хорошо, хорошо, – отмахнулся Клинч, жестом заставляя его умолкнуть. – Закон есть закон. Если ты хочешь откупить хижину обратно, да на здоровье, но только не со мной тебе надо говорить. А вот с ней.

И оба поглядели через всю комнату на миссис Уэллс.

– Проблема с красивыми женщинами в том, что они всегда знают, что красивы, и оттого нос задирают, – наконец изрек Клинч. – Мне подавай женщину, которая собственной красоты не сознает.

– Это глупая женщина, – пожал плечами Тауфаре.

– Не глупая, – возразил Клинч. – Скромная. Непритязательная.

– Не знаю таких слов.

Клинч взмахнул рукой:

– Говорит мало. О себе не болтает. Знает, когда придержать язык, а когда высказаться.

– Хитрая? – предположил Тауфаре.

– Нет, не хитрая, – покачал головой Клинч. – И не хитрая, и не глупая. Просто – благоразумная и молчаливая. И добродетельная.

– Кто эта женщина? – лукаво осведомился Тауфаре.

– Это ненастоящая женщина, – насупился Клинч. – Ладно, не бери в голову.

– Привет, Эдгар. У тебя минутка найдется? – Сзади незаметно подошел Левенталь.

– Разумеется, – отозвался Клинч. – Прошу меня простить, мистер Тауфаре.

Левенталь, впервые заметив Тауфаре, сощурился.

– Вы, конечно же, побывали на разбитом корабле, – промолвил он. – Что-нибудь узнали?

Тауфаре не любил, когда к нему обращаются снисходительным тоном, как к низшему, и еще не простил Левенталя за давешнюю суровую отповедь.

– Нет, – презрительно бросил он. – Ничего.

– Жаль, – отозвался Левенталь, отворачиваясь.

– Бен, что у тебя на уме? – спросил Клинч, едва они остались одни.

– Боюсь, вопрос мой покажется нескромным, – промолвил Левенталь. – Я насчет Анниного ребенка – насчет того нерожденного младенца.

– Допустим, – настороженно отозвался Клинч.

– Помнишь ту ночь, когда я ее нашел, – после того, как ее избил Карвер?

– Помню, конечно.

– В ту ночь она призналась, что Карвер – отец ребенка.

– Да-да, точно.

– Вот хотел тебя спросить, а ты об этом уже знал или, как и я, впервые услышал это признание именно тогда? – поинтересовался Левенталь. – Ты уж прости мою бестактность и неприличие темы как таковой.

Клинч надолго замолчал.

– Нет, – наконец выговорил он. – Тогда Анна об этом впервые заговорила. А до той ночи все отмалчивалась.

– А у тебя были какие-нибудь подозрения на этот счет? – настаивал Левенталь. – Идеи какие-нибудь? Тебе приходило в голову, что… э-э-э… отцом ребенка может быть Карвер?

Клинч явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Это кто-то со времен Данидина, – отозвался он. – Вот все, что я знал. Не житель Хокитики: по месяцам не совпадает.

– А Карвер знал Анну в Данидине.

– Она приехала сюда на «Добром пути», – коротко отрезал Клинч. – Сверх того ничего не могу тебе сказать. А к чему все это?

Левенталь рассказал, что произошло в офисе «Уэст-Кост таймс» несколькими часами раньше.

– Понимаешь, возможно, Анна солгала. Пыталась нас обдурить. И конечно, у нас не было повода сомневаться в ее словах – вплоть до сегодняшнего дня.

Клинч насупился:

– Но кому и быть, как не Карверу?

Левенталь поджал губы.

– Понятия не имею, – промолвил он. – Может быть кто угодно, полагаю. Не факт, что мы его вообще знаем.

– То есть у нас есть слово Карвера – против Анниного слова! – запальчиво воскликнул Клинч. – Ты ведь не встал на сторону Карвера на основании одного-единственного заявления? Отрицать что угодно можно, согласись: это ни пенса не стоит – откреститься от чего бы то ни было!

– Я ни на чью сторону не встал – до поры до времени, – отрезал Левенталь. – Но я и впрямь считаю, что время для своего признания Анна выбрала не просто так. Вероятно, это важно.

Нахмурившись, Клинч провел рукою по лицу. При этом его движении Левенталь ощутил пряный аромат одеколона и осознал, что Клинч, по-видимому, заплатил цирюльнику за ароматический лосьон вместо пены для бритья ценой в один пенни, которой традиционно обходились в своем большинстве хокитикские мужчины. Эта догадка подтвердилась, когда Клинч убрал руку и Левенталь заметил красноватую сыпь раздражения на гладких щеках собеседника. Издатель незаметно окинул его взглядом. Пиджак Клинча был вычищен щеткой, воротник накрахмален, носки ботинок свеженачищены ваксой, рубашка ослепляла белизной. Ох ты ж, беда, сочувственно подумал Левенталь, он прифрантился ради Анны.

– То есть отца она назвала только после того, как ребенок умер, – выговорил наконец Клинч резко и жестко. – Так диктует честь шлюхи, вот и все.

– Может статься, ты и прав, – отозвался Левенталь уже мягче. – Давай оставим эту тему.

* * *

– Мистер Уолтер Мади – миссис Лидия Уэллс, – представил Гаскуан. – Мистер Мади прибыл в Хокитику из Шотландии, миссис Уэллс, чтобы составить себе состояние на приисках; миссис Уэллс, как вам, безусловно, известно, мистер Мади, хозяйка этого заведения и большой энтузиаст вышних сфер.

Лидия очаровательно присела в реверансе; Мади коротко, почтительно поклонился. После того гость должным образом засвидетельствовал свое почтение хозяйке, прелюбезно поблагодарил ее за чудесный вечер и похвалил переделки, словно по волшебству преобразившие старый отель. Но невзирая на все его старания, комплименты прозвучали плоско: глядя на Лидию, Мади думал только о Лодербеке и Кросби Уэллсе.

Когда гость наконец умолк, вступила хозяйка:

– А вы интересуетесь оккультизмом, мистер Мади?

На этот вопрос Мади никак не мог ответить честно без риска нанести обиду. Однако замешкался он лишь на мгновение.

– Есть многое на свете, миссис Уэллс, что до поры от меня сокрыто, а я надеюсь, любопытства мне не занимать; если меня и интересуют истины, доселе непознанные, так только того ради, чтобы со временем они стали объектом познания, или, проще говоря, чтобы со временем мне довелось их познать.

– Я вижу, вы преловко управляетесь с одним-единственным словом и его производными, – парировала вдова. – Мистер Мади, а что для вас такое – знать? Похоже, вы безоглядно доверяете знанию – по вашим словам судя.

– Что ж, я так полагаю, «знать» – это видеть предмет или явление со всех сторон.

– Видеть со всех сторон, – повторила вдова.

– Но сознаюсь, что вы застали меня врасплох; над определением я еще не поработал толком и не хотел бы, чтобы мне же в ответ его и цитировали, – по крайней мере не сейчас – сперва дайте толком обдумать, как мне его отстаивать.

– Вы правы, – согласилась вдова, – ваше определение оставляет желать лучшего. Ведь из этого правила есть столько исключений! Как, например, можно видеть со всех сторон – дух? Немыслимо!

Мади снова коротко поклонился.

– Вы совершенно правы, назвав этот случай исключением, миссис Уэллс. Но, боюсь, я не верю, что дух вообще познаваем, для кого бы то ни было, и я со всей определенностью не верю, что дух возможно видеть. Я никоим образом не ставлю под сомнение ваши таланты, но что есть, то есть: в духов я решительно не верю.

– И однако ж, запрашивали билет на сегодняшний сеанс! – напомнила вдова.

– У меня любопытство разыгралось.

– Не иначе, благодаря одному конкретному духу?

– Вы про мистера Стейнза? – Мади пожал плечами. – Я с ним вообще незнаком. Я прибыл в Хокитику недели две спустя после его исчезновения. Но с тех пор я, конечно же, слыхал его имя не раз и не два.

– Мистер Гаскуан сказал, вы приехали в Хокитику, чтобы составить себе состояние.

– Да, очень на это надеюсь.

– И как же вы рассчитываете его составить?

– Посредством упорного труда и тщательного планирования, полагаю.

– Но ведь есть немало богачей, которые трудиться почти не трудятся, да и планов никаких не строят.

– Им очень повезло, – пожал плечами Мади.

– А вы не хотите, чтобы повезло и вам?

– Я хочу иметь возможность сказать, что заслужил свой жребий, – осторожно сформулировал Мади. – Везение по сути своей незаслуженно.

– Что за достойный ответ, – промолвила Лидия Уэллс.

– И правдивый, я надеюсь, – добавил Мади.

– Ага, – подхватила вдова. – Мы снова вернулись к понятию «правда».

Гаскуан между тем глаз не сводил с Лидии Уэллс.

– Вы видите, как напряженно работает ее ум, – заявил он Мади. – Сейчас она на вас как налетит – и разгромит ваши доводы в пух и прах. Готовьтесь.

– Воля ваша, не знаю, как готовиться к разгрому, – усмехнулся Мади.

Гаскуан не ошибся. Вдова вздернула подбородок:

– Мистер Мади, вы – человек верующий?

– Я – философ, – отвечал он. – Те аспекты веры, что подпадают под определение философии, меня чрезвычайно занимают; те, что нет, – оставляют равнодушным.

– Понятно, – протянула Лидия Уэллс. – Боюсь, в моем случае все с точностью до наоборот: меня интересуют только те философские доктрины, что близки к вере.

Гаскуан расхохотался от души.

– Отлично сказано, – погрозил он пальцем. – Просто отлично.

Мади, вопреки себе, поулыбался вдовицыну остроумию, но твердо решился не дать ей одержать верх.

– Похоже, у нас очень мало общего, миссис Уэллс, – промолвил он. – Надеюсь, отсутствие общих взглядов не станет препятствием к дружбе.

– Мы расходимся в вопросе о существовании духов, это мы уже выяснили, – промолвила Лидия. – Но позвольте задать вам иной вопрос. А как насчет души – живой души? Вы считаете, что «знаете» человека живого, притом что никак не можете «знать» человека умершего?

Мади с усмешкой поразмыслил над ее словами. А вдова тут же продолжила:

– Вам кажется, вы в самом деле «знаете» вашего друга мистера Гаскуана, к примеру? Вы его видите со всех сторон?

Гаскуану очень не понравилось служить риторическим примером, и недовольство свое он озвучил вслух. Вдова шикнула на него и снова задала Мади тот же вопрос.

Мади окинул Гаскуана взглядом. По правде сказать, за три с чем-то недели их знакомства он проанализировал характер Гаскуана вплоть до мельчайших деталей. Ему казалось, он понимает масштабы и пределы его интеллекта, природу его чувств и суть и смысл его бессчетных выражений и привычек. Мади полагал, что в целом сумел бы отрезюмировать его характер довольно точно. Но он подозревал, что вдова загоняет его в ловушку, и в конце концов предпочел вежливо отговориться, повторив, что в Хокитику прибыл всего-то три недели назад и за столь краткое время никак не мог составить верное мнение о душе Гаскуана. Такой проект требует явно большего, чем три недели наблюдений.

– Мистер Мади был пассажиром мистера Карвера, – встрял Гаскуан. – Он прибыл на «Добром пути» той самой ночью, когда корабль потерпел крушение.

Это разоблачительное заявление заставило Мади неуютно поежиться. Оплачивая проезд на «Добром пути», он воспользовался чужим именем, и ему совершенно не хотелось афишировать тот факт, что в Хокитику его доставил именно этот корабль, – памятуя о том, что ему довелось наблюдать, наяву или в воображении, за несколько часов до крушения судна. Он так и впился взглядом в лицо вдовы, высматривая тень сомнения или проблеск понимания – свидетельства того, что ей известно о кровавом призраке в трюме «Доброго пути».

Но Лидия Уэллс лишь заулыбалась.

– В самом деле? – промолвила она. – Тогда, боюсь, мистер Мади и в самом деле человек заурядный.

– Почему же? – чопорно отозвался Мади.

Вдова рассмеялась.

– Вы – везунчик, отрицающий само понятие везения, – объяснила она. – Боюсь, мистер Мади, таких, как вы, я встречала во множестве.

Но не успел Мади придумать достойный ответ, как она схватила серебряный колокольчик, резко в него позвонила и объявила хрипловатым полушепотом, который тем не менее разнесся по всему помещению: те, у кого нет билетов, должны немедленно покинуть гостиницу, поскольку сеанс вот-вот начнется.

Венера в Водолее

Глава, в которой Су Юншэн забывает про свой шиллинг; Лидия Уэллс впадает в истерику, а мы получаем ответ из царства мертвых.

Сколь разительно отличалось это собрание от тайного совета в гостинице «Корона» тремя неделями раньше! «Корона» приютила двенадцать человек, а с прибытием Мади их стало тринадцать; здесь, в гостиной «Удачи путника», одиннадцать участников сошлись призывать двенадцатого.

Чарли Фрост, следуя указаниям Джозефа Притчарда, не спускал глаз с Лидии Уэллс: вдова ввела семерых обладателей билетов в гостиную, где А-Су и А-Цю, с блестящими от грима лицами, восседали, скрестив ноги, по обе стороны от очага. Занавески на окнах задернули, керосиновые лампы погасили все, кроме одной, ронявшей красноватый отсвет. Над этой последней лампой на металлической подставке стояло оловянное блюдо с розовым маслом; жидкость, чуть подогреваемая пламенем, наполняла комнату сладким ароматом роз.

Миссис Уэллс пригласила всех занять свои места: в перерыве, пока остальные гости расходились и, покидая «Удачу путника», исчезали в ночи, стулья расставили по кругу в центре комнаты. Отчаянно смущаясь и робея, семеро приглашенных наконец-то расселись. Один то и дело начинал визгливо хихикать, остальные ухмылялись и толкали соседей локтем под ребра. Миссис Уэллс этой возни словно не замечала. Она деловито расставила на тарелке пять свечей по контуру звезды и зажгла их одну за другой. Как только свечи загорелись, а бумажный жгут погас, Лидия Уэллс наконец-то заняла свое место и сообщила приглушенным, заговорщицким голосом, что Анна Уэдерелл все это время подготавливала сознание к предстоящему общению с мертвыми. Когда она войдет в гостиную, к ней нельзя будет обращаться, ибо любой пустяк способен потревожить ее внутреннее равновесие, а это, в свою очередь, помешает коммуникации самой вдовы. Согласно ли почтенное собрание игнорировать Анну?

Почтенное собрание согласилось.

Согласно ли почтенное собрание еще больше поспособствовать качеству коммуникации, поддерживая в себе состояние ментальной восприимчивости на протяжении всего сеанса? Готов ли каждый из участников сохранять невозмутимость и открытость разума, дышать глубоко и ритмично и добиваться глубокой сосредоточенности, подобно монаху на молитве?

Все заверили, что да.

– Не могу сказать вам заранее, что произойдет в этой комнате нынче вечером, – продолжала вдова по-прежнему заговорщицким тоном. – Возможно, мебель задвигается. Возможно, мы ощутим колебания воздуха – дыхание нездешнего мира, как говорят иные, – когда нас окружат растревоженные духи. Возможно, мертвые заговорят устами живых. А возможно, явят себя посредством какого-нибудь знака.

– Это какого еще знака? – переспросил кто-то из старателей.

Лидия Уэллс устремила на говорящего невозмутимый взгляд.

– Иногда, – тихо пояснила она, – в силу неведомых нам причин, мертвые говорить не в состоянии. В таком случае они предпочитают общаться иными способами. Я такое наблюдала на сеансе в Сиднее.

– И что же там случилось?

Глаза миссис Уэллс словно остекленели.

– Женщина погибла в собственном доме при довольно таинственных обстоятельствах, и спустя несколько месяцев после ее смерти группа избранных спиритов собралась под ее кровом, чтобы установить с нею связь.

– Как же она погибла?

– Домашняя собака взбесилась – совершенно на нее не похоже! – напала на хозяйку и разодрала ей горло.

– Вот ужас-то!

– Просто жуть!

– Обстоятельства ее смерти выглядели подозрительно, – продолжала вдова, – в частности, еще и потому, что собаку пристрелили и судебная экспертиза проведена не была… Но дело закрыли, и муж женщины, обезумев от горя, покинул дом и уплыл прочь. Несколько месяцев спустя домашний слуга сообщил об этом происшествии медиуму. Мы решили провести сеанс в той самой комнате, где женщина погибла… У одного из джентльменов нашей группы – не медиума, но весьма известного спирита – тем вечером при себе обнаружились карманные часы. Часы лежали в жилетном кармане, цепочка крепилась на груди. Впоследствии он уверял нас, что завел механизм до того, как прийти на встречу, и что часы всегда шли правильно. Так вот, тем вечером – во время сеанса – из жилетного кармана донесся странный стрекочущий звук. Мы все его слышали, хотя и не знали, что это. Джентльмен извлек часы на свет и, к вящему своему изумлению, обнаружил, что стрелки показывают три минуты второго. Он заверил нас, что завел часы в шесть, а сейчас не было и девяти. Сдвинуться сами стрелки никак не могли, да и случайно задеть заводную головку возможным не представлялось! Джентльмен ее подергал, – оказалось, заводную головку вообще заклинило. Она сломалась. Собственно, починить часы впоследствии так и не удалось.

– Но что это значило? – спросил кто-то. – Три минуты второго?

Вдова понизила голос:

– Мы могли только предполагать, что дух умершей пытается что-то сказать нам, причем очень настойчиво. Назвать время ее смерти? Или это предостережение? О том, что грядет новая смерть?

Чарли Фрост осознал, что дыхание его заметно участилось.

– Что же было дальше? – прошептал Нильссен.

– Мы решили оставаться в гостиной до трех минут второго ночи, – поведала Лидия Уэллс. – Мы подумали, а что, если дух приглашает нас задержаться до этого времени? Вдруг именно тогда что-то произойдет? Мы ждали; часы пробили час; мы молча прождали еще минуту… две минуты… три… и в этот самый момент раздался ужасный грохот: с крюка на стене сорвалась картина. Мы все обернулись и увидели, что за картиной скрывалась дыра в штукатурке. Картину, видите ли, повесили, чтобы закрыть дыру… Присутствующие женщины, понятное дело, завизжали; поднялся шум и гам; можете себе вообразить всеобщее смятение. Кто-то отыскал нож, расковырял дыру – и подумать только! – в штукатурке обнаружилась застрявшая пуля.

Фрост и Нильссен быстро переглянулись. Рассказ вдовы напомнил им обоим о пуле, что исчезла из спальни Анны Уэдерелл в верхнем номере гостиницы «Гридирон».

– Так убийство в итоге удалось раскрыть? – спросил кто-то.

– О да, – кивнула вдова. – Не стану вдаваться в подробности – их слишком много, – но, если вам любопытно, поднимите старые газеты. Видите ли, женщину вовсе не собака загрызла. Ее убил собственный муж, а потом пристрелил собаку и располосовал жертве горло, чтобы скрыть следы преступления.

В комнате тут и там раздавались горестные восклицания.

– Да, – вздохнула Лидия Уэллс. – Трагическая история. Женщину звали Элизабет как-то там. Фамилию я забыла. Но хорошие новости таковы: когда дело возобновили, в помощь следствию было целых две улики: во-первых, женщину убили из армейского кольта… а во-вторых, точное время ее смерти было три минуты второго.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-03-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: