Глава, в которой искушение являет себя под маской.
Как только «Попутный ветер» причалил в Порт-Чалмерсе, Анне вместе с другими женщинами пришлось встать в очередь на медицинский осмотр. Из карантинного изолятора она проследовала на таможню, где у нее проверили и проштамповали въездные документы. После всех собеседований ее направили в багажное отделение забрать чемодан (совсем маленький, немногим больше шляпной картонки; такой, в сущности, можно нести и под мышкой); там она столкнулась с очередной проволóчкой – ее кладь по ошибке загрузили в экипаж какой-то другой дамы. К тому времени, как ошибку исправили и багаж ей вернули, полдень давно миновал. Выйдя наконец-то на улицу, Анна с надеждой оглянулась по сторонам, высматривая златокудрого юношу, с которым так чудесно поболтала утром на палубе, но вокруг были сплошь чужие лица: ее попутчики давно исчезли в городском столпотворении. Девушка поставила чемодан на землю и принялась поправлять перчатки.
– Прошу прощения, мисс, – прозвучал чей-то голос. Анна обернулась: к ней приближалась медноволосая женщина, пухленькая, с безупречным цветом лица, разодетая в элегантное платье из зеленой парчи. – Прошу прощения, – повторила она, – но вы ведь, наверное, только что прибыли?
– Да, мэм, – подтвердила Анна. – Только что – этим самым утром.
– А на каком судне, не подскажете?
– На «Попутном ветре», мэм.
– Да, – проговорила дама, – да, в таком случае вы, вероятно, сможете мне помочь. Я встречаю молодую женщину по имени Элизабет Маккей. Она примерно одних лет с вами, хрупкая, неприметная, одета как гувернантка, путешествует одна…
– Боюсь, я ее не видала, – промолвила Анна.
– В августе ей исполнится девятнадцать, – продолжала дама. – Она мне дальняя родственница; я ее никогда не знала лично, но, по всем отзывам, она выглядит очень ухоженно и довольно хорошенькая. Элизабет Маккей ее зовут. Вы ее точно не встречали?
– Мне очень жаль, мэм.
– Как, говорите, называлось ваше судно – «Попутный ветер»?
– Да, так.
– А где вы сели?
– В Порт-Джексоне.
– Да, – подтвердила дама. – Все правильно. «Попутный ветер», идет из Сиднея.
– Сожалею, но на борту «Попутного ветра» не было юных девушек, – промолвила Анна, чуть сощурившись. – Была миссис Патерсон, она ехала с мужем, и еще миссис Мадер, и миссис Юверс, и миссис Кук, но я бы сказала, всем им сильно за сорок. Никто из пассажирок не сошел бы за девятнадцатилетнюю.
– Вот те на! – посетовала незнакомка, закусив губу. – Ох ты боже мой!
– Что-то не так, мэм?
– Ох, – промолвила незнакомка, пожимая Анне руку, – какая вы лапушка, что спросили. Видите ли, я здесь, в Данидине, держу пансион для молодых девушек. Несколько недель тому назад я получила письмо от мисс Маккей: она представилась, заплатила за комнату заранее и обещала, что прибудет сегодня! Вот, смотрите. – Дама извлекла откуда-то смятое письмо. – Сами видите: дата правильная.
Анна письма не взяла.
– Извините, – промолвила она, покачав головой. – Я уверена, что никакой ошибки нет.
– Ох, это я прошу прощения, – заволновалась дама. – Вы не умеете читать.
– Очень плохо умею, – покраснела Анна.
– Ну ничего, ничего, – утешила дама, заталкивая письмо обратно в рукав. – Ох, я так расстроилась из-за моей бедняжки мисс Маккей. Просто ужасно расстроилась! Что же все это значит – она обещала прибыть сегодня, на этом самом судне, – и все-таки, как вы утверждаете, на борт она вообще не поднималась? Вы в этом твердо уверены? Вы твердо уверены, что молодых девушек на корабле не было?
– Наверняка есть какое-то очень простое объяснение, – предположила Анна. – Может, она в последнюю минуту заболела. Или послала вам письмо с извинениями, а оно не дошло.
– Какая вы добрая, что меня утешаете, – растрогалась дама, снова пожимая Анне руку. – Вы ведь совершенно правы: надо бы мне образумиться и не выдумывать бог весть чего. Я просто места себе не нахожу, думая, а вдруг с ней что-то случилось.
– Уверена, все будет хорошо, – промолвила Анна.
– Ах, милое дитя, – проговорила дама, потрепав ее по руке. – До чего ж я рада свести знакомство с такой доброй, очаровательной девушкой. Меня зовут миссис Уэллс, миссис Лидия Уэллс.
– Мисс Анна Уэдерелл, – присела в реверансе Анна.
– Ай-яй-яй, как мне только не стыдно, я тут разволновалась об одной девушке, путешествующей в одиночку, в то время как разговариваю-то с другой в таком же точно положении! – промолвила миссис Уэллс, наконец-то заулыбавшись. – Как так вышло, что вы странствуете одна-одинешенька, без компаньонки, мисс Уэдерелл? Вы, наверное, помолвлены с каким-нибудь старателем!
– Я не помолвлена, – покачала головой Анна.
– Так вы, значит, к кому-то приехали! Ваш отец или другой какой-нибудь родственник уже здесь и послал за вами…
Анна покачала головой:
– Я приехала, чтобы все начать сначала.
– Ну что ж, тогда вы совершенно правильно выбрали место, – похвалила миссис Уэллс. – В этой стране все начинают с чистого листа – другого способа просто нет! Так вы совсем одна?
– Совсем одна, да.
– Какая вы храбрая, мисс Уэдерелл, – чудо какая храбрая! Мне отрадно узнать, что на корабле у вас в женском обществе недостатка не было, но теперь расскажите мне сей же миг, где вы рассчитываете остановиться здесь, в Данидине. В городе полным-полно гостиниц с весьма сомнительной репутацией. Такая хорошенькая девушка, как вы, крайне нуждается в добром совете из надежного источника.
– Спасибо вам, вы так заботливы, – поблагодарила Анна. – Я собиралась остановиться у миссис Пеннистон: туда-то я и направляюсь.
– У миссис Пеннистон! – ужаснулась дама.
– Мне ее рекомендовали, – нахмурилась Анна. – А вы, значит, не рекомендуете?
– Увы, нет, никак не могу, – посетовала миссис Уэллс. – Если бы вы только назвали любые другие меблированные комнаты в этом городе, но – только не у миссис Пеннистон! Это очень дурная женщина, мисс Уэдерелл. Очень дурная. От таких, как она, вам лучше держаться подальше.
– О, – смущенно пролепетала Анна.
– А расскажите мне, зачем вы приехали в Данидин, – попросила миссис Уэллс с подкупающей теплотою в голосе.
– Да из-за золотой лихорадки, – объяснила Анна. – Все говорят, тут, в палаточных лагерях, золота больше, чем в земле. Я подумала, а поработаю-ка на приисках.
– Вы собираетесь подыскать себе постоянное занятие – может быть, официанткой в баре?
– Я умею работать за стойкой, – заверила Анна. – И в гостинице работала. У меня в руках все спорится; кроме того, я девушка честная.
– А рекомендации у вас есть?
– Есть, мэм, и превосходные. Из гостиницы «Империя» на Юнион-стрит в Сиднее.
– Великолепно, – похвалила миссис Уэллс. Она оглядела Анну с ног до головы, улыбаясь про себя.
– Если вы не одобряете меблированные комнаты у миссис Пеннистон… – начала было Анна, но миссис Уэллс тут же ее перебила.
– О! – воскликнула она. – Я придумала отличный выход, как решить и вашу проблему, и мою – обе! Меня только что осенило! Моя мисс Маккей заранее оплатила недельный пансион, а сама не приехала и, значит, комнату не займет. Так пусть эта комната достанется вам. Поживите у меня: вы будете моей мисс Маккей до тех пор, пока мы не найдем вам работу и не поставим вас на ноги.
– Вы очень добры, миссис Уэллс, – промолвила Анна, отпрянув назад, – но я никак не могу принять такой щедрый подарок… я не могу злоупотреблять вашим великодушием.
– Ах, да полно вам! – запротестовала миссис Уэллс, подхватывая Анну под локоть. – Когда мы с вами станем подругами не разлей вода, мисс Уэдерелл, мы вспомним этот день и скажем, что нас свел вместе не иначе как счастливый случай. Я всем сердцем верю в счастливые случайности – и много во что еще. Но что это я разболталась, не унять? Вы же, наверное, с голоду умираете и просто мечтаете о горячей ванне. Пойдемте со мной. Я о вас позабочусь как дóлжно, а как только вы отдохнете, подыщу вам какую-нибудь подходящую работу.
– Я попрошайничать не привыкла, – засмущалась Анна. – Не стану я попрошайничать.
– Так вы ни о чем и не просили, – возразила Лидия Уэллс. – Что вы за милое дитя… эй, носильщик!
Подбежал курносый мальчишка.
– Позаботьтесь, чтобы багаж мисс Уэдерелл доставили по адресу: Камберленд-стрит, тридцать пять, – приказала миссис Уэллс.
Курносый мальчишка широко ухмыльнулся, обернулся к Анне, смерил ее взглядом и с карикатурной учтивостью дернул себя за вихор. Лидия Уэллс эту дерзость никак не откомментировала, но строго воззрилась на нахала, вручая ему шестипенсовик из кошелька. А затем обняла Анну за плечи и, улыбаясь, увела ее с собой.
Экзальтация в Овне
Глава, в которой обвиняемый пускается в философствования; мистер Мади одерживает верх; Лодербек произносит речь, а Карверов уличают во лжи.
Дневная сессия суда началась ровно в час.
– Мистер Стейнз, – произнес судья после того, как юноша принес присягу. – Против вас выдвинуты три обвинения: во-первых, фальсификация ежеквартального отчета за январь тысяча восемьсот шестьдесят шестого года. Вы признаете себя виновным?
– Признаю, сэр.
– Во-вторых, присвоение золота, на законном основании депонированного вашим наемным рабочим мистером Джоном Лун Цю как прибыль с золотого рудника «Аврора» и с тех пор обнаруженного в жилище, принадлежавшем покойному мистеру Кросби Уэллсу из долины Арахуры. Вы признаете себя виновным?
– Признаю, сэр.
– И наконец, невыполнение обязанностей по отношению к участкам и рудникам, требующим ежедневного поддержания и обеспечения, в период вашего отсутствия, продлившегося свыше восьми недель. Вы признаете себя виновным?
– Признаю, сэр.
– Виновен по всем статьям, – подвел итог судья, откидываясь назад. – Хорошо же. Вы можете ненадолго присесть, мистер Стейнз. В качестве защитника обвиняемого снова выступит мистер Уолтер Мади, и мистер Лоренс Брохэм – в качестве адвоката истца, при содействии мистера Роджера Хэррингтона и мистера Джона Другана, представителя магистратского суда. Мистер Брохэм, вам слово.
Как и прежде, речь Брохэма преследовала целью дискредитировать подсудимого и, как и прежде, затянулась до бесконечности. Он перечислил постатейно все неприятности и беды, порожденные отсутствием Стейнза, в частности представив вдову Уэллса трагической фигурой, напрасно обнадеженной обещанием нежданного наследства, которое она ошибочно (хотя и резонно) полагала частью имущества своего покойного супруга. Он порассуждал о том, как развращает душу богатство, и назвал подлог и хищение «преступлениями, совершаемыми хладнокровно и расчетливо». Речь Мади, когда настала его очередь, сводилась к тому, что Стейнз сознает, сколько беспокойства причинил своим продолжительным отсутствием, и готов оплатить все убытки и долги, возникшие по его вине.
– Мистер Брохэм, – произнес судья Кемп, когда тот закончил, – свидетель – ваш.
Брохэм поднялся.
– Мистер Стейнз! – Адвокат картинно взмахнул листком бумаги, словно потрясая ордером на арест, и заявил: – Вот тут у меня документ, предоставленный фирмой «Нильссен и К°, комиссионная торговля», с описью имущества покойного мистера Кросби Уэллса. Имущество, согласно отчету мистера Нильссена, включает в себя большое количество самородного золота, с тех пор оцененного банком в четыре тысячи девяносто шесть фунтов. Что вы можете мне сказать об этом кладе?
– Золото было добыто на участке под названием «Аврора», – без колебаний ответил Стейнз, – который, вплоть до недавнего времени, принадлежал мне. Его намыл мой наемный рабочий мистер Цю в середине прошлого года. Мистер Цю переплавил металл в бруски по своему обыкновению, а затем передал их мне как законный доход с участка. Получив золотой клад, я не депонировал его в банк как выручку с «Авроры», вопреки закону. Вместо того я зашил золото в мешок, отвез в долину Арахуры и закопал в землю.
Юноша рассказывал спокойно, безо всякого самодовольства.
– А почему именно в долине Арахуры? – уточнил Брохэм.
– Потому что на земле маори разведывать месторождения золота нельзя, а долина Арахуры по большей части принадлежит маори, – объяснил Стейнз. – Я подумал, там мой клад в безопасности, по крайней мере до тех пор, пока я не приду и не откопаю его снова.
– Что вы намеревались сделать с золотым кладом?
– Я собирался поделить его пополам, – объяснил Стейнз, – и половину оставить себе. А вторую половину я хотел подарить мисс Уэдерелл.
– Зачем?
Юноша озадаченно нахмурился:
– Боюсь, мне непонятен ваш вопрос, сэр.
– Чего вы рассчитывали добиться, мистер Стейнз, подарив мисс Уэдерелл эту сумму денег?
– Ровным счетом ничего, – отвечал юноша.
– Вы ровным счетом ничего не добивались?
– Вот именно, – подтвердил Стейнз, слегка оживляясь. – Иначе это не было бы подарком, верно?
– Это золото, – проговорил Брохэм громче, заглушая раздавшиеся тут и там взрывы смеха, – позже было обнаружено в хижине, принадлежавшей покойному Кросби Уэллсу. Как произошло это перемещение?
– Не могу сказать наверняка. Полагаю, Кросби его выкопал и забрал себе.
– Если это правда, тогда почему, как вы думаете, мистер Уэллс не сдал золото в банк?
– А разве не понятно? – удивился Стейнз.
– Боюсь, что нет, – отозвался Брохэм.
– Да потому, что золото – переплавленное, вот в чем дело, – объяснил Стейнз. – И на каждом из брусков значится слово «Аврора» – вырезанное по металлу моим мистером Цю! Кросби никак не мог притвориться, будто добыл его из земли.
– А вы почему не депонировали золото в банк как прибыль с «Авроры», согласно закону?
– Пятьдесят процентов акций «Авроры» принадлежат мистеру Фрэнсису Карверу, – объяснил Стейнз. – Я очень низкого мнения об этом человеке, и я не хотел, чтобы он получил прибыль.
Брохэм нахмурился:
– Вы забрали золото с «Авроры», потому что не хотели платить пятьдесят процентов дивидендов, которые по закону причитаются мистеру Карверу. Однако вы собирались те же самые пятьдесят процентов отдать мисс Анне Уэдерелл. Правильно?
– Да, именно так.
– Простите, но ваши намерения кажутся мне не вполне логичными, мистер Стейнз.
– Что же тут нелогичного? – удивился юноша. – Мне хотелось, чтобы Анне досталась доля Карвера.
– По какой причине?
– Да потому, что она заслуживала ее получить, а он заслуживал ее потерять, – объяснил Эмери Стейнз.
Снова раздался смех, на сей раз распространяясь все шире. Мади забеспокоился: он загодя предупреждал Стейнза, чтобы тот изъяснялся не слишком причудливо и поумерил бы дерзость.
Когда все наконец стихло, судья изрек:
– Я не считаю, мистер Стейнз, что вы обладаете исключительным правом судить, кто и чего заслуживает или не заслуживает. Будьте так добры в будущем ограничиваться только изложением фактов.
Стейнз разом посерьезнел.
– Понимаю, сэр, – проговорил он.
Судья кивнул:
– Продолжайте, мистер Брохэм.
Брохэм внезапно сменил тему.
– Вы отсутствовали в Хокитике свыше двух месяцев, – промолвил он. – Чем ваше отсутствие было вызвано?
– Стыдно признаться, но я пребывал под воздействием опиума, сэр, – сообщил Стейнз. – Я едва поверил ушам своим, узнав по возвращении, что прошло более двух месяцев.
– И где же вы находились?
– Сдается мне, бóльшую часть этого времени я провел в опиумной курильне в каньерском Чайнатауне, – отвечал Стейнз. – Но наверняка сказать не могу.
Брохэм помолчал.
– В опиумной курильне, – повторил он.
– Да, сэр, – подтвердил Стейнз. – Ее хозяина звали Су. А-Су.
К теме А-Су Брохэму возвращаться не хотелось.
– Двадцатого марта вас обнаружили в хижине, которая прежде принадлежала Кросби Уэллсу. Что вы там делали?
– Наверное, свой золотой клад искал, – предположил Стейнз. – Только у меня в голове все смешалось… мне нездоровилось… и я не мог вспомнить, где его зарыл.
– Когда у вас впервые возникла опиумная зависимость, мистер Стейнз?
– Впервые я попробовал наркотик ночью четырнадцатого января.
– Иначе говоря, той самой ночью, когда умер Кросби Уэллс.
– Так мне сказали.
– Любопытное совпадение, вы не находите?
– Смерть мистера Уэллса наступила от естественных причин, – тут же выступил с возражением Мади. – Не понимаю, почему совпадение с событием естественного характера воспринимается как важное.
– На самом деле, – напомнил Брохэм, – вскрытие показало наличие в желудке мистера Уэллса небольшого количества лауданума.
– Небольшого количества, – повторил Мади.
– Продолжайте допрос, мистер Брохэм, – велел судья. – Мистер Мади, сядьте.
– Благодарю вас, сэр, – обратился Брохэм к судье. И снова повернулся к Стейнзу. – Мистер Стейнз, как вы думаете, зачем мистер Уэллс выпил некое количество лауданума – не важно какое! – вместе с большим количеством виски?
– Возможно, чтобы заглушить боль.
– Боль какого рода?
– Это лишь предположение, – промолвил Стейнз. – Боюсь, я могу только гадать. Я не настолько хорошо знал привычки покойного, и в тот вечер меня с ним не было. Я просто хочу сказать, что лауданум часто принимают как болеутоляющее или как снотворное.
– Но только не в придачу к целой бутылке виски.
– Сам бы я, безусловно, не стал прибегать к подобному сочетанию. Но за мистера Уэллса я не отвечаю.
– Вы принимаете лауданум, мистер Стейнз?
– Только по предписанию врача, отнюдь не в силу привычки.
– И на настоящий момент такое предписание есть?
– На настоящий момент – да, – подтвердил Стейнз. – Но лауданум мне назначили совсем недавно.
– Как недавно, будьте так добры?
– Впервые мне прописали лауданум двадцатого марта, – сообщил Стейнз, – в качестве болеутоляющего и как средство для постепенного избавления от опиумной зависимости.
– Доводилось ли вам до двадцатого марта когда-либо покупать или приобретать иным способом склянку лауданума в аптеке Притчарда на Коллингвуд-стрит?
– Нет.
– В хижине Кросби Уэллса несколько дней спустя после его смерти был обнаружен пузырек с лауданумом, – сообщил Брохэм. – Вам известно, как он туда попал?
– Нет.
– Вы не знаете, страдал ли мистер Уэллс зависимостью от опиатов?
– Он был пьяница. Это все, что я знаю, – отвечал Стейнз.
Брохэм изучающе воззрился на него:
– Будьте так добры, расскажите суду, как вы провели ночь четырнадцатого января, по порядку и своими словами.
– Я встретился с Анной Уэдерелл в «Песке и самородке» около семи, – рассказал Стейнз. – Мы вместе выпили и после того вернулись ко мне домой на Ревелл-стрит. Я уснул, а когда проснулся – около половины одиннадцатого, наверное, – она исчезла. Я взять не мог в толк, почему она убежала так внезапно, и отправился ее искать. Пришел в «Гридирон». За стойкой никого не было, на лестничной площадке – тоже, дверь ее номера наверху оказалась незапертой. Вошел, вижу – она на полу лежит, а вокруг нее расставлены трубка, лампа и смола. Ну вот, добудиться ее я не смог, а пока ждал, чтобы она очнулась, я опустился на колени рассмотреть приспособления. Прежде я к опиуму не притрагивался, но всегда мечтал попробовать. Есть в нем некая мистика, понимаете, и дым такой густой, такой красивый. Ее трубка еще не остыла, лампа все еще горела, и все казалось… ну, самой судьбой подготовлено специально для меня. Я подумал, дай-ка отведаю. Анна казалась такой невыразимо счастливой, даже улыбалась во сне.
– Что было дальше? – спросил Брохэм, едва Стейнз умолк.
– Я вырубился, ясное дело, – сообщил Стейнз. – Это было божественно.
Брохэм раздраженно поморщился:
– А после того?
– Ну, я знатно приложился к ее трубке, а потом прилег на ее кровать и поспал немножко, а может, я не спал, а грезил – это был не совсем сон. Когда же я снова пришел в себя, лампа остыла, чашечка трубки опустела, а Анна куда-то делась. Стыдно сказать, но о ней я даже не вспомнил. Мне хотелось лишь одного – еще раз вкусить зелья. Я просто изнывал от жажды, понимаете; с первого же глотка я подпал под власть этих чар. Я понимал, что мне не знать покоя до тех пор, пока я не отведаю наркотик еще раз.
– И это с первой же попытки, – скептически обронил Брохэм.
– Да, – подтвердил Стейнз.
– Что же вы сделали?
– Сей же миг кинулся в Чайнатаунскую курильню. Стояло раннее утро – только-только рассвело. По дороге я не встретил ни души.
– Как долго вы оставались в каньерском Чайнатауне?
– Наверное, недели две… но точнее сказать не могу: все дни слились друг с другом. А-Су был ко мне так добр. Приютил меня, кормил, следил, чтоб я не переедал. Вел счет моим долгам мелом на доске.
– Вы за это время с кем-нибудь виделись?
– Нет, – заверил Стейнз, – но на самом-то деле я почти ничего не помню.
– А что следующее вы помните?
– Однажды я проснулся, и А-Су рядом не было. Я очень расстроился. Он забрал опиум с собой – он всегда его забирал, уходя из курильни, – и я весь дом перевернул вверх дном, пока искал, прямо-таки дошел до ручки. И тут я вспомнил про запас мисс Уэдерелл… Я тотчас же побежал в Хокитику – я словно обезумел. В то утро шел проливной дождь, народу почти не было, я добрался до Хокитики, не встретив никого из знакомых. Вошел в «Гридирон» через заднюю дверь, поднялся по черной лестнице в глубине дома. Дождался, чтобы Анна ушла обедать, проскользнул в ее комнату, отыскал в выдвижном ящике смолу и все ее приспособления. Но я оказался в ловушке: в коридоре кто-то затеял разговор, совсем рядом с дверью, и выйти я уже не мог. А потом Анна вернулась с обеда: я услышал ее шаги, снова запаниковал и спрятался за портьерой.
– За портьерой?
– Да, – подтвердил Стейнз, – там-то я и прятался, когда в меня попала пуля из Анниного пистолета.
– И как долго вы прятались за портьерой? – медленно багровея, вопросил Брохэм.
– Несколько часов, – отозвался Стейнз. – Навскидку скажу, где-то с двенадцати до трех. Но это очень приблизительно.
– А мисс Уэдерелл знала, что вы в тот день находились в ее комнате?
– Нет.
– Как насчет мистера Гаскуана или мистера Притчарда?
– Нет, они тоже не знали, – заверил Стейнз. – Я сидел тихо, не шевелясь, затаив дыхание. Я уверен, никто из них даже не подозревал о моем присутствии.
Друган настойчиво зашептал что-то Хэррингтону на ухо.
– Что произошло после того, как в вас выстрелили? – спросил Брохэм.
– Я сидел тихо, не шевелясь, – повторил Стейнз.
– Вы сидели тихо?
– Да.
– Мистер Стейнз, – укоризненным тоном промолвил Брохэм, – вы пытаетесь убедить суд, что в вас выстрелили, совершенно неожиданно и с очень близкого расстояния, а вы даже не вскрикнули, не дернулись, не издали ни звука – словом, ничем не обнаружили своего присутствия перед тремя свидетелями?
– Верно, – кивнул Стейнз.
– Как же так вышло, что вы не вскрикнули?
– Так ведь у меня бы смолу отобрали, – объяснил Стейнз.
Брохэм устремил на него испытывающий взгляд; в наступившей тишине Хэррингтон передал коллеге записку, Брохэм пробежал по ней глазами, поднял голову и вопросил:
– Мистер Стейнз, допускаете ли вы возможность, что мисс Уэдерелл могла знать о вашем присутствии днем двадцать седьмого января и намеренно выстрелила в направлении портьеры, с целью причинить вам вред?
– Нет, – отрезал Стейнз. – Такой возможности я не допускаю.
В зале суда повисла мертвая тишина.
– Почему нет?
– Потому что я доверяю Анне, – объяснил Стейнз.
– Я спрашиваю о возможности, а не о степени вероятности, – уточнил Брохэм.
– Вопрос мне понятен. Мой ответ остается прежним.
– Что понуждает вас доверять мисс Уэдерелл?
– Доверие понуждению не подвластно! – взорвался юноша. – Доверием можно только подарить – подарить по доброй воле! И как мне прикажете отвечать?
– Я упрощу вопрос, – отозвался юрист. – Почему вы доверяете мисс Уэдерелл?
– Я ей доверяю, потому что я ее люблю, – объяснил Стейнз.
– А как так вышло, что вы ее полюбили?
– Так я же ей доверяю, понятное дело!
– Это логический круг.
– Да, – вскричал юноша, – а как же иначе! Истинное чувство всегда либо логический круг, либо парадокс, просто потому, что его причина и его проявление – две половинки единого целого! Любовь невозможно свести к списку причин, а список причин в любовь не сложится! Тот, кто со мной не согласен, никогда не любил по-настоящему!
Воцарилась гробовая тишина. В дальнем конце зала кто-то тихо присвистнул, в ответ раздался приглушенный смешок.
Брохэм явно разозлился не на шутку:
– Простите, мистер Стейнз, но не могу не отметить, что воровать опиаты у той, кого якобы любишь, обычно как-то не принято.
– Это очень дурно, я знаю, – покаялся Стейнз. – Мне бесконечно стыдно.
– Кто-нибудь может подтвердить ваши перемещения в течение последних двух месяцев?
– За меня мог бы поручиться А-Су.
– Мистер Су мертв. Еще кто-нибудь?
Стейнз на мгновение задумался, затем покачал головой:
– Никто другой не приходит в голову.
– У меня вопросов больше нет, – коротко отозвался Брохэм. – Благодарю вас, господин судья.
– Свидетель – ваш, мистер Мади, – объявил судья.
Мади в свой черед поблагодарил его. Минуту он приводил в порядок свои записи, выжидая, пока в зале не станет потише, и наконец заговорил:
– Мистер Стейнз, вы утверждаете, что очень низкого мнения о мистере Карвере. А чем вызвано подобное отношение?
– Он избил Анну, избил хладнокровно, – объяснил Стейнз. – Он набросился на нее с кулаками, а она была беременна. Ребенок погиб.
Все перешептывания разом смолкли.
– Когда произошло это нападение? – спросил Мади.
– Одиннадцатого октября прошлого года, во второй половине дня.
– Одиннадцатого октября, – эхом повторил Мади. – Вы были тому свидетелем?
– Нет, не был.
– Откуда же вы узнали об этом происшествии?
– От мистера Левенталя вечером того же дня. Именно он и нашел Анну на дороге – всю избитую, в крови. Он может подтвердить, в каком состоянии ее обнаружил.
– Зачем вы встречались с мистером Левенталем в тот день?
– По делу совершенно постороннему, – отозвался Стейнз. – Я к нему зашел, чтобы дать объявление в газету.
– Касательно чего?..
– Хотел купить контейнер «длинных томов»[76].
– Когда вы услышали про избиение мисс Уэдерелл, вас удивила эта новость?
– Нет, – покачал головой Стейнз. – К тому времени я уже знал, что Карвер – сущее чудовище, и десять раз пожалел о нашем сотрудничестве. Он предложил мне денежную поддержку, когда я впервые приехал в Данидин, – вот так мы, собственно, и познакомились, я только-только с корабля сошел, в тот же самый день. Я был совсем зеленый новичок, ничего дурного не заподозрил. Мы ударили по рукам, сказано – сделано; но очень скоро до меня стали доходить неприятные слухи о нем – и о миссис Карвер тоже; они ведь всегда работают на пару. Когда я узнал, как они обошлись с мистером Уэллсом, я просто ужаснулся. Подумал, я связался с отпетым мошенником.
Юноша, увлекшись, опережал события. Мади покашлял, напоминая ему об условленной промеж них последовательности изложения, и промолвил:
– Давайте вернемся к ночи одиннадцатого октября. Как вы поступили, когда мистер Левенталь сообщил вам об избиении мисс Уэдерелл?
– Я поспешил прямиком в долину Арахуры, чтобы известить о случившемся мистера Уэллса.
– А почему вы сочли, что мистеру Уэллсу важна эта информация?
– Потому что он приходился отцом ребенку, которого носила мисс Уэдерелл, и я подумал, ему следует знать о том, что его дитя убили.
К тому времени в зале воцарилась тишина настолько глубокая, что Мади мог расслышать отдаленный шум с улицы.
– И как же мистер Уэллс повел себя, услышав, что его нерожденный ребенок погиб?
– Он разом притих, – рассказал Стейнз. – Почитай что ни словом не обмолвился. Мы вместе выпили, посидели. Я оставался с ним допоздна.
– Вы в тот вечер обсуждали с мистером Уэллсом еще что-нибудь?
– Я рассказал ему про клад, который зарыл неподалеку от его хижины. Сказал, что, если Анна выживет – а она пострадала серьезно, – я отдам ей долю Карвера.
– Той же ночью вы закрепили свое намерение в письменном виде?
– Уэллс составил документ, – подтвердил Стейнз, – но я его не подписал.
– Почему нет?
– Да я в точности не помню, почему нет, – отозвался Стейнз. – Я много выпил, а потом стало совсем поздно. Может, разговор перешел на другое, а может, я собирался, да позабыл. Как бы то ни было, я задремал ненадолго, а потом рано поутру вернулся в Хокитику узнать, не стало ли мисс Уэдерелл лучше. Больше я мистера Уэллса не видел.
– Вы рассказали мистеру Уэллсу, где закопано золото?
– Да, – кивнул Стейнз. – Я в общих чертах описал ему это место.
После того магистратский суд заслушал показания Мэннеринга, Цю, Левенталя, Клинча, Нильссена и Фроста: все они подробно описали, как золото было обнаружено в хижине Кросби Уэллса и что с ним сталось, – так, словно переплавленный металл в самом деле добывался на «Авроре». Мэннеринг засвидетельствовал, на каких условиях «Аврора» была продана, а Цю – то, что металл действительно подвергся переплавке. Левенталь в деталях пересказал свой разговор с Алистером Лодербеком ночью 14 января, в ходе которого узнал о смерти Кросби Уэллса. Клинч показал, что приобрел участок следующим же утром. Нильссен поведал, где именно клад был спрятан в хижине Кросби Уэллса, а Фрост подтвердил его стоимость. Никто ни словом не упомянул ни об Анниных платьях, ни о затонувшем барке «Добрый путь», ни о сомнениях и разоблачениях, повлекших за собою тайный совет в «Короне» тремя месяцами раньше. Допрос их прошел гладко, как по маслу, и очень скоро на свидетельскую трибуну уже вызвали миссис Лидию Карвер.
На Лидии было темно-серое шелковое платье в полоску, а поверх – шикарный черный жакет для верховой езды с рукавами, пышными у плеча и узкими от локтя до запястья. Ее медного цвета волосы, яркие и блестящие, высоко зачесанные и собранные в шиньон, подхватывала черная бархатная лента. Дама величаво прошествовала мимо скамьи адвокатов, и Мади уловил аромат камфоры, лимона и аниса: этот волнующий терпкий запах тут же напомнил ему вечеринку в «Удаче путника» перед спиритическим сеансом.
Миссис Карвер стремительно поднялась по ступенькам на свидетельскую трибуну – можно сказать, взлетела! – но, увидев сидящего за заграждением Эмери Стейнза, словно бы запнулась на месте. Замешательство ее длилось только краткий миг: она тут же овладела собой. Лидия повернулась спиной к Стейнзу, поулыбалась судебному приставу, подняла молочно-белую ручку и принесла присягу.
– Миссис Карвер, – промолвил Брохэм, как только пристав отошел в сторону, – вы знакомы с подсудимым, мистером Эмери Стейнзом?
– Боюсь, никакого мистера Стейнза я не имею чести знать, – отвечала миссис Карвер.
Мади, оглянувшись на юношу, с изумлением отметил, что тот покраснел.
– Однако, насколько мне известно, вечером восемнадцатого февраля вы устроили спиритический сеанс с целью установить с ним связь, – продолжал Брохэм.
– Это так.
– Почему вы выбрали именно мистера Стейнза?
– Боюсь, из соображений довольно меркантильного свойства, – отвечала миссис Карвер, улыбнувшись краем губ. – На тот момент весь город толковал о его исчезновении, и я подумала, это имя поможет собрать побольше народу. Вот и все.
– Знали ли вы, давая объявление об этом спиритическом сеансе, что золото, обнаруженное в хижине вашего покойного мужа, было добыто на руднике «Аврора»?
– Нет, не знала, – заверила миссис Карвер.
– Были ли у вас основания полагать, что мистер Стейнз как-то связан с вашим покойным мужем?
– Ровным счетом никаких оснований. Для меня это было просто имя; все, что я о нем знала, – это что он пропал без следа и что после него осталось немалое имущество.
– А вы знали, что ваш муж мистер Карвер имеет долю в руднике мистера Стейнза?
– О, я с Фрэнсисом капиталовложения не обсуждаю, – запротестовала она.
– Когда вы впервые узнали о том, где было изначально добыто это золото?
– Когда в конце марта Резервный банк опубликовал в газете сообщение о том, что золото обнаружено уже переплавленным в слитки и, значит, происхождение его возможно отследить.
Брохэм обернулся к судье:
– Довожу до сведения суда, что это объявление было напечатано в «Уэст-Кост таймс» двадцать третьего марта сего года.
– К сведению принято, мистер Брохэм.
Брохэм вновь обратился к миссис Карвер.
– Вы впервые приехали в Хокитику в четверг двадцать пятого января тысяча восемьсот шестьдесят шестого года на пароходе «Ваикато», – проговорил он. – Сразу по высадке вы записались на прием в суд, чтобы оспорить продажу хижины и земельного участка, принадлежавших вашему покойному мужу. Все верно?
– Да, все верно.
– Как вы узнали о смерти мистера Уэллса?
– Мистер Карвер лично сообщил мне эту новость, – отвечала миссис Карвер. – Естественно, я тут же, ни минуты не мешкая, поспешила в Хокитику. Мне хотелось присутствовать на похоронах, но, к сожалению, я опоздала.
– Знали ли вы на момент отъезда из Данидина, что наследственное имущество мистера Уэллса включает в себя огромное состояние неизвестного происхождения?
– Нет, я прочла подробный отчет в «Уэст-Кост таймс» только по приезде в Хокитику.
– Однако, насколько я понимаю, перед отъездом вы продали и свое дело, и дом в Данидине.
– Да, продала, – кивнула миссис Карвер. – Однако это был не такой уж радикальный шаг, как вам могло бы показаться. Мой бизнес относится к индустрии развлечений, а в Данидине народу за последнее время заметно поубавилось. Я вот уже много месяцев размышляла, не переехать ли в Уэст-Кост, и «Уэст-Кост таймс» штудировала от корки до корки, с прицелом на будущее. Когда я узнала о смерти Кросби, мне подумалось, что вот он, мой шанс, лучшего и желать нечего. Я смогу начать все сначала в месте, где бизнес наверняка пойдет в гору, и, кроме того, окажусь рядом с могилой мужа, чего мне очень хотелось. До его смерти помириться нам не случилось, а нашу размолвку я воспринимала крайне болезненно.
– Вы с мистером Уэллсом жили врозь на момент его смерти, так?
– Да.
– А как давно вы жили врозь?
– Наверное, уже где-то девять месяцев.
– Что послужило причиной вашего разрыва?
– Мистер Уэллс предал мое доверие.
Продолжать она не стала, и Брохэм, нервно оглянувшись на судью, промолвил:
– Не могли бы вы пояснить подробнее, будьте так добры?
Миссис Карвер тряхнула головой:
– Под моей опекой находилась молодая девушка, и мистер Уэллс поступил с нею просто отвратительно. Мы с Кросби ужасно из-за нее поругались, а вскоре после нашей размолвки он уехал из Данидина. Я не знала куда и вестей от него не получала. И лишь когда мистер Карвер привез сообщение о его смерти, наконец выяснилось, где он.
– Молодая женщина, о которой идет речь…
– Это мисс Анна Уэдерелл, – жестко объявила миссис Карвер. – Я обошлась с ней по-доброму, приняла ее в свой дом, за что она, по ее же собственным словам, была крайне признательна. Мистер Уэллс свел мою доброту на нет, а она моей добротой злоупотребила.
– Возобновилось ли общение между мисс Уэдерелл и мистером Уэллсом после того, как оба переселились в Хокитику?
– Понятия не имею, – заверила миссис Карвер.
– Благодарю вас, миссис Карвер. У меня больше нет вопросов.
– И вам спасибо, мистер Брохэм, – безмятежно отозвалась Лидия.
В ожидании, когда судья даст ему слово, Мади нетерпеливо заерзал на стуле.
– Миссис Карвер, – сей же миг проговорил он, едва разрешение было даровано, – в марте месяце шестьдесят четвертого года ваш покойный супруг Кросби Уэллс напал на золотую жилу в долине Данстана, верно?
Вопрос явно удивил миссис Карвер, но, замявшись лишь на краткое мгновение, она подтвердила:
– Да, верно.
– Но мистер Уэллс не депонировал добытое богатство в банке, так?
– Да, так, – снова кивнула миссис Карвер.
– Вместо того он нанял частный эскорт, чтобы доставить золото из Данстана домой, в Данидин, где груз приняли вы, его жена.
По лицу миссис Карвер скользнула тень тревоги.
– Да, – осторожно про