Как и обещал ведущий, время прошло быстро и весело. Когда в верхнем конусе часов оставались последние крупицы песка, распорядитель подал сигнал, и звонарь церкви Сан-Поло ударил в колокол. Вернувшиеся участники протянули судьям собранные ленты. Одни улыбались, другие даже покраснели от досады. Только лицо Данте оставалось каменным, но и оно побагровело, когда судьи подсчитали число собранных лент и распорядитель состязаний вновь поднял руку Эцио.
– Что ж, таинственный молодой человек, фортуна благоволит вам сегодня, – сказал ведущий. – Будем надеяться, она не отвернется от вас и в последнем испытании.
За это время стол исчез, а сам помост огородили веревками, превратив его в ринг.
– Дамы и господа! Заключительный этап состязаний коренным образом отличается от трех предыдущих. Это поединок грубой телесной силы. Порядок такой: участники дерутся в парах, проигравшие выбывают, число претендентов сокращается… и так до последней пары. Их поединок будет продолжаться, пока один из них не окажется сбитым с ног. А после наступит момент, которого вы все так ждете! Коллегия судей назовет имя окончательного победителя и вручит ему золотую маску. Но делайте ставки с осторожностью – впереди еще достаточно времени для сюрпризов и разочарований!
Данте брал реванш за поражения в предыдущих этапах. Он легко одолел своего соперника, но и Эцио, используя быстроту и ловкость, сумел победить своего… Наконец их осталось только двое. Могучий телохранитель пошел на него, размахивая похожими на кувалды кулаками. Аудиторе выручило проворство, и потому опасные удары громилы пришлись по воздуху. Сам Эцио ухитрился нанести противнику апперкот и правый хук.
Поединок шел без перерывов, и через какое-то время молодой человек заметил, что Данте устал. Краешком глаза он увидел еще кое-что: Сильвио Барбариго оживленно переговаривался с ведущим и судьями. Те расположились под навесом, невдалеке от помоста. Эцио показалось, будто увесистый кожаный кошелек поменял хозяина, перейдя от Сильвио к ведущему. Но молодой Аудиторе мог и ошибиться, ведь отвлекаться он не мог: разъяренный Данте снова шел на него, размахивая своими ручищами. Эцио пригнулся, затем нанес противнику два стремительных удара в подбородок и грудь. Могучий телохранитель пошатнулся и упал.
– Это еще не конец, – прорычал он, но сил подняться у него не было.
Эцио махнул рукой, подзывая ведущего. Человек в ярко-красном плаще больше не улыбался. Он стоял с каменным лицом, а потом вдруг спросил:
– Можем ли мы быть уверенными, что все претенденты вышли из борьбы? Все до единого? Пока мы в этом не убедимся, судьи не смогут назвать победителя!
В толпе зашептались. Откуда-то появились двое угрюмого вида мужчин и направились к помосту. Эцио вопросительно посмотрел на судей, но те дружно отвернулись. Громилы приближались, и у каждого из сомкнутой ладони торчало едва заметное лезвие.
– Что ж, вот как вы решили, да? – спросил их Эцио. – Никаких запрещенных приемов?
Он ловко вывернулся от лежащего Данте, который пытался схватить его за ноги и опрокинуть. Подпрыгнув, Эцио ударил одного из новых противников ногой в лицо. Нападавший выплюнул выбитые зубы и отпрянул. Второму он что есть силы наступил на левую ногу, покалечив ее в подъеме. Затем последовал удар в живот, а когда нападавший согнулся от боли – удар в подбородок. Взвыв, нападавший повалился на пол. Он прокусил себе язык и теперь плевался кровью.
Не оглядываясь, Эцио перепрыгнул через помост и подошел к ведущему. Судьи опасливо косились на молодого человека.
– Думаю, у нас есть победитель, – сказал Эцио, обращаясь к ведущему.
Тот испуганно переглянулся с судьями, а затем с Сильвио Барбариго, стоявшим рядом. После этого ведущий снова поднялся на помост, стараясь не наступить на пятна крови. Там он долго откашливался, прежде чем заговорить.
– Дамы и господа! Думаю, вы согласитесь со мной: сегодня мы имели возможность насладиться на редкость впечатляющим и честным поединком.
Толпа одобрительно загудела.
– В подобных случаях бывает очень трудно выбрать настоящего победителя…
Собравшиеся недоуменно переглянулись. Эцио нашел глазами Теодору, которая стояла с краю.
– Судьям и мне было нелегко, – продолжал ведущий, вытирая вспотевший лоб, – но победитель в любом случае должен быть определен, и мы, посовещавшись, сделали свой выбор.
Ведущий наклонился и с заметным трудом приподнял Данте, переместив его в сидячее положение.
– Дамы и господа! Звание победителя и золотую маску получает… синьор Данте Моро!
Это решение толпа встретила сердитыми криками и свистом. Ведущему и судьям пришлось спешно ретироваться. Обозленные зрители бросались в них всем, что попадалось под руку. Эцио поспешил к Теодоре. Оба видели довольную ухмылку на синюшном лице Сильвио. Он помог Данте сойти с помоста и быстро увел на боковую улочку.
Вернувшись в «обитель» Теодоры, Эцио изо всех сил сдерживался, а Теодора с Антонио с тревогой следили за ним.
– Я видела, что Сильвио подкупил ведущего и судей, – сказала Теодора. – Но я ничего не могла сделать.
Антонио язвительно засмеялся, за что Эцио тут же наградил его сердитым взглядом.
– Понятно, почему Сильвио купил Данте золотую маску, – продолжала Теодора. – Они до сих пор трясутся за свои шкуры и не хотят, чтобы с дожем Марко приключилась какая-нибудь беда. Они успокоятся не раньше, чем увидят вас мертвым.
– Тогда их ждет множество бессонных ночей.
– Надо что-то придумывать. Празднество уже завтра.
– Я найду способ проследить за Данте, когда он отправится на торжество, – решил Эцио. – Подкрадусь к нему, сорву маску и…
– Как? – поинтересовался Антонио. – Убьешь этого несчастного stronzo?[116]
– А у тебя есть предложения получше? – накинулся на него Эцио. – Или ты не знаешь, что́ поставлено на карту?
Антонио примирительно поднял руки:
– Пойми, Эцио: если ты его убьешь, они отменят празднество и Марко скроется в своем дворце. И снова мы впустую потратим время! Нет, все, что нам нужно, – это украсть маску.
– Мои девочки вам помогут, – сказала Теодора. – Они все равно отправятся туда для увеселения гостей. Они отвлекут Данте, а вы завладеете маской. На празднике вам нечего бояться. Я там тоже буду.
Эцио недовольно кивал. Он не любил, когда ему указывали, как действовать, но сейчас он понимал, что Антонио и Теодора правы.
– Va bene[117], – сказал он.
Назавтра Эцио заблаговременно пришел туда, где, как он знал, должен будет пройти Данте. Солнце только что село. Поблизости прогуливались девушки Теодоры. Наконец появился и огромный телохранитель. Чувствовалось, он переусердствовал со своим нарядом: при всей дороговизне тканей одежда Данте выглядела достаточно безвкусно. Золотая маска болталась у него на поясе. Увидев его, проворные девицы взялись за дело: обступили Данте со всех сторон и, хихикая, повисли у него на руках. Постепенно маска передвинулась назад. Смеясь и болтая, куртизанки проводили Данте до места, где должно было начаться празднество. Точно рассчитав момент, Эцио бесшумно подкрался к телохранителю и срезал маску. Пока Данте отбрыкивался от девиц, молодой человек надел маску и быстро прошел мимо караульных, охранявших вход. Они ничего не заподозрили. Вскоре к ним подошел Данте. Ухмыляясь, он протянул руку за маской и обнаружил срезанные тесемки. Девушки, сопровождавшие его, растворились в толпе и успели надеть свои маски, став неузнаваемыми.
Данте сердито препирался с караульными, которым было строго-настрого приказано: без золотых масок никого не пускать. Эцио протолкнулся между гостями и остановился возле Теодоры.
– Вы добились желаемого. Поздравляю! – восхищенно сказала она. – Теперь слушайте. Марко предельно осторожен. Он не сойдет на берег, а останется на своем буцентавре[118]. Решил обезопасить себя полосой воды. Совсем близко к нему вам будет не подобраться. Придется искать наилучшее место для атаки.
Она подозвала нескольких куртизанок.
– Мои девчонки будут вам прикрытием.
Куртизанки, наряженные в серебристые и красные платья из атласа и шелка, вовсю хохотали и кокетничали с гостями. Внимание Эцио привлек высокий, благородного облика человек лет шестидесяти пяти. У него были ясные умные глаза и белая окладистая борода. Он разговаривал с венецианским аристократом, похоже своим ровесником. Маски обоих были узкими, оставлявшими бо́льшую часть лица открытой. В первом Эцио узнал Агостино Барбариго, младшего брата Марко. Случись что-нибудь с нынешним дожем, судьба Венеции, скорее всего, окажется у него в руках. Аудиторе подошел ближе и встал так, чтобы слышать их разговор.
– Честное слово, этим празднеством мой брат только опозорился, – посмеиваясь, сказал Агостино.
– Вы не имеете права так о нем говорить, – возразил аристократ. – Он – дож!
– Да, да. Он – дож. Я все время об этом забываю, – ответил Агостино, пощипывая бороду.
– Это его празднество. Его карнавал, и он тратит деньги так, как считает нужным.
– Он всего лишь номинальный глава Венеции, – уже резче сказал Агостино. – И тратит он деньги города, а не свои собственные… Карнавал – лишь часть его игры. Замах у него гораздо шире, и вы это знаете, – понизив голос, добавил младший брат дожа.
– Марко был законно избран правителем Венеции. Я помню, ваш отец считал его непригодным для правления и думал, что Марко никогда не поднимется так высоко. Но какое значение это имеет теперь, учитывая сложившееся положение вещей?
– Кстати, я никогда не хотел быть дожем.
– В таком случае поздравляю вас. Вам это удалось, – холодно произнес аристократ.
Чувствовалось, слова собеседника рассердили Агостино, но он сдержался.
– Поймите: власть – это нечто большее, чем благосостояние. Неужели мой брат всерьез считает, что его избрали из-за каких-то политических качеств, а не из-за богатства?
– Его избрали за мудрость и лидерские качества.
Их разговор был прерван треском фейерверков. Взглянув на разноцветные огни, Агостино сказал:
– Уж не это ли проявление его мудрости? Фейерверки? Марко прячется во Дворце дожей, а город трещит по швам. Можно, конечно, тешить себя иллюзиями, будто дорогостоящие зрелища заставят людей позабыть все свои беды.
Собеседник Агостино махнул рукой, давая понять, что ему наскучил этот разговор.
– Люди обожают зрелища. Такова человеческая природа. Вот увидите…
В толпе гостей Эцио вдруг заметил внушительную фигуру Данте. Он был с отрядом караульных и, несомненно, высматривал того, кто украл его маску. Молодой Аудиторе смешался с толпой, продолжая искать удобное место, где можно подобраться к дожу, если тот все-таки решится сойти с буцентавра, стоявшего в нескольких метрах от берега.
Затрубили фанфары. Фейерверки прекратились. Гости умолкли, но вскоре разразились рукоплесканиями, приветствуя дожа. Марко подошел к правому борту своего церемониального корабля.
– Дамы и господа! – звонким голосом выкрикнул паж. – А теперь к вам хочет обратиться наш любимый дож – правитель Венеции!
– Benvenuti! – заговорил Марко. – Добро пожаловать, друзья мои, на самое грандиозное празднество этого времени! Карнавал – наша незыблемая традиция. В мирные и в военные годы, процветающая или обедневшая, Венеция всегда праздновала и будет праздновать карнавал!..
Речь продолжалась. К Эцио незаметно подошла Теодора.
– Отсюда слишком далеко, – шепнул ей молодой человек. – А он не собирается сходить на берег. Значит, придется мне плыть на его посудину. Merda![119]
– Я бы не стала рисковать, – тоже шепотом ответила Теодора. – Вас сразу заметят.
– Тогда я силой пробьюсь…
– Подождите!
А дож тем временем продолжал свою речь:
– Сегодня мы празднуем наше величие. И потому наши огни ярко сверкают над миром!
Марко развел руки. Небо расцвело новым фейерверком. Гости и огромное число зрителей за пределами огороженной площадки восторженно кричали и хлопали в ладоши.
– Я придумала! – сказала Эцио Теодора. – Выстрелите в него из пистолета! Я до сих пор помню, как вы утихомирили того негодяя в моем заведении. Стреляйте, когда снова запустят фейерверки. Их грохот заглушит звук выстрела. Момент очень удобный. А после вы сумеете незаметно выскользнуть отсюда.
– Мне нравится ход ваших мыслей, сестра, – улыбнулся молодой человек.
– Только цельтесь с предельным вниманием. Второго шанса у вас не будет. – Она сжала руку Эцио. – Buona fortuna, сын мой. Я буду ждать вас в своем борделе.
Теодора исчезла в пестрой толпе гостей. Эцио видел, что Данте и караульные так и не оставили попыток найти похитителя маски. Усмехнувшись, молодой человек подошел почти к самой кромке воды. К счастью для него, яркие одежды Марко и обилие света на берегу и на корабле делали дожа превосходной мишенью. Дож все продолжал говорить. Эцио подготовился и ждал, когда Барбариго сделает паузу и вновь вспыхнут фейерверки. Все должен будет решить точный выбор времени.
– Все мы знаем, что нам пришлось пережить беспокойные времена, – говорил Марко. – Но мы с честью пережили их, и Венеция стала еще сильнее… Передача власти всегда сопровождалась трудностями, и мы спокойно, с достоинством выдерживали их. Но когда город теряет дожа в расцвете лет, это вызывает совсем иные чувства. Особенно угнетает сознание того, что убийца нашего дорогого брата Мочениго до сих пор разгуливает на свободе и не понес заслуженного наказания. Остается утешаться лишь мыслью… Думаю, я ничем не оскорблю память покойного, если скажу, что в последнее время его правление вызывало у горожан все большее недовольство. Люди были не уверены в завтрашнем дне и чувствовали, что путь, избранный Мочениго, ведет нас вниз.
В толпе послышались одобрительные выкрики. Улыбающийся Марко поднял руки, призывая к тишине:
– Друзья мои, могу сказать, что я снова вывел город на правильный путь. И я вижу, куда ведет нас эта дорога! В прекрасное будущее, когда Венеция станет еще могущественнее и еще богаче. Мы построим флот такой силы, что наши враги будут трепетать от страха так, как никогда еще не трепетали! Мы расширим наши торговые пути. Они уйдут за дальние моря, и по ним в Венецию потекут пряности и сокровища, каких город не знал со времен Марко Поло! – Глаза дожа сверкали, а голос звучал угрожающе. – Обращаюсь к тем, кто сопротивляется нам: крепко подумайте о том, какую сторону вы выбираете. Или вы с нами, или – на стороне зла. А мы не потерпим, чтобы рядом с нами обитали враги! Мы выследим каждого из вас и уничтожим, навсегда вырвав с корнем эту заразу! – Марко воздел руки к небу и провозгласил: – А Венеция всегда будет ярчайшим бриллиантом в короне цивилизации!
Торжествующе глядя на собравшихся, он опустил руки, и сейчас же грянул мощнейший фейерверк. Это был заключительный аккорд речи Марко, превративший ночь в день. Фейерверк сопровождался оглушительным грохотом, в котором потонул смертоносный выстрел пистолета. Эцио тут же заторопился к выходу и не видел, как Марко Барбариго – один из самых недолгих правителей в истории Венеции – схватился за сердце и рухнул замертво на палубу своего буцентавра.
– Requiescat in pace, – прошептал молодой человек, скрывшись в темноте.
Но весть о внезапной смерти дожа разлетелась мгновенно и достигла «обители» Теодоры раньше, чем туда вернулся Эцио. Куртизанки встретили его с восхищением.
– Должно быть, вы сильно утомились, – сказала Теодора, уводя его во внутренние покои. – Вам надо отдохнуть.
Навстречу вышел улыбающийся Антонио.
– Спаситель Венеции! – воскликнул он. – Что я могу сказать? Не прав я был, что позволил себе усомниться раньше времени. Теперь у нас есть возможность посмотреть, как будут развиваться события…
– Довольно об этом, – возразила Теодора. – Идемте, Эцио. Вы перенапряглись, сын мой. Чувствую, как ваше уставшее тело жаждет отдыха и восстановления сил.
Эцио быстро ухватился за ее слова и подыграл ей:
– Вы правы, сестра. У меня все тело болит и ломит. Похоже, мне требуется изрядный отдых. Надеюсь, у вас я его найду.
Теодора улыбнулась:
– Я не собираюсь исцелять вашу боль одна. Девочки!
Стайка хохочущих куртизанок прошмыгнула мимо Эцио в смежную комнату. Там посередине стояла внушительная кровать, а рядом – еще одно ложе, похожее на кушетку, но с ремнями, цепочками и веревками, перекинутыми через колесики блоков. Казалось, сюда переместился кусочек мастерской Леонардо, хотя каким целям все это служило в «обители» Теодоры, Эцио мог только гадать.
Переглянувшись с хозяйкой борделя, молодой человек последовал за ней в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Через пару дней отдохнувший и посвежевший Эцио стоял на мосту Риальто и смотрел на прохожих. Близился ora di pranzo[120], и он думал, не выпить ли ему перед этим пару бокальчиков венето. Неожиданно Аудиторе заметил направлявшегося к нему посланника Антонио.
– Эцио! Эцио! Мессер Антонио желает видеть вас по важному делу, – выпалил посланец.
– Тогда идем, – коротко ответил молодой человек, покидая мост.
Главарь гильдии воров был не один. В его кабинете Эцио (к своему удивлению) увидел Агостино Барбариго. Антонио представил их друг другу.
– Считаю за честь познакомиться с вами, синьор, – сказал молодой Аудиторе. – Примите мои соболезнования по поводу кончины вашего брата.
Агостино махнул рукой:
– Принимаю ваши соболезнования, но, по правде говоря, мой брат был глуп и целиком находился под властью римской фракции Борджиа. Я бы не пожелал Венеции такой участи. К счастью, какой-то добрый смельчак отвел опасность от нашего города, убив Марко весьма… хм… необычным способом. Конечно, будет расследование, но лично я не берусь гадать, куда оно нас приведет…
– Мессер Агостино вскоре будет избран дожем, – сообщил Антонио. – Хорошая новость для Венеции.
– На этот раз Совет сорока одного действовал быстро, – сухо заметил Эцио.
– Думаю, они учли ошибки своего прежнего курса, – лукаво улыбнулся младший Барбариго. – Но я не хочу быть лишь номинальным правителем, как мой брат. А потому – переходим к делу, ради которого я здесь. Наш двоюродный братец Сильвио занял Арсенал – место, где сосредоточены верфи, мастерские и оружейные склады. Он привел туда двести наемников!
– Но разве вы, став дожем, не сможете потребовать, чтобы они оттуда ушли? – спросил Эцио.
– Хотелось бы так думать, – ответил Агостино, – но прихоти Марко истощили городскую казну. Нам не на что снарядить свое войско. А без Арсенала я не смогу управлять Венецией, даже если меня изберут уже завтра.
– В таком случае мы должны поднять на борьбу собственные силы, – сказал Эцио.
– Золотые слова! – во весь рот улыбнулся Антонио. – У меня есть на примете подходящий человек. Ты слышал про Бартоломео д’Альвиано?
– Конечно, – ответил Эцио. – Кондотьер. Прежде служил Папской области. Потом, насколько мне известно, обратился против нее.
– И сейчас он в Венеции. Сильвио он не жалует, поскольку мой двоюродный брат тоже пляшет под дудку кардинала Борджиа, – сказал Агостино. – Люди Бартоломео расположились в Сан-Пьетро, к востоку от Арсенала.
– Тогда я отправлюсь к Бартоломео, – вызвался Аудиторе.
– Не торопись, Эцио, – удержал его Антонио. – Мессер Агостино кое-что принес для тебя.
Агостино достал старинный пергаментный свиток со сломанной черной печатью на замызганной красной ленте.
– Нашли среди бумаг брата. Антонио подумал, вам это может быть интересно. Считайте это платой за… оказанные услуги.
Эцио взял свиток, сразу догадавшись, что это.
– Благодарю вас, синьор. Уверен, ваша находка очень пригодится нам в грядущей битве, которая начнется очень скоро.
Вооружившись, Эцио поспешил в мастерскую Леонардо. К его удивлению, художник был занят сборами в дорогу.
– Куда это ты собрался? – спросил Эцио.
– Опять в Милан. Хотел уведомить тебя запиской и заодно послать пулек для твоего пистолетика.
– Рад, что я тебя застал. Я сумел раздобыть еще одну страницу из Кодекса. Смотри!
– Чудесно! Сейчас посмотрим. Если опять какое-нибудь оружие, Лука и мои помощники сумели бы его изготовить. За время работы со мной они многому научились. Жаль, я не могу взять их всех с собой.
– Что ты намерен делать в Милане?
– Лодовико Сфорца сделал мне весьма привлекательное предложение, от которого невозможно было отказаться.
– А как же твои работы в Венеции?
– Заказы флота отменены. У них нет денег. Похоже, прежний дож распотрошил казну. Те же фейерверки я мог бы изготовить для него и здесь. Не понадобилось бы заказывать их в Китае и платить сумасшедшие деньги. Впрочем, Венеции сейчас ничего не грозит. С турками у нее мир. Мне говорили, что я всегда могу сюда вернуться и они будут только рады. Наверное, я им понравился. И потом, здесь остается Лука. Он хорошо знает дело и сумеет закончить те работы, что я уже начал. Что касается графа Пексаро, ему очень понравились семейные портреты. Правда, я думаю, он мог бы заказать мне еще несколько картин.
Леонардо принялся разворачивать свиток.
– Посмотрим, что ты принес мне на этот раз.
– Обязательно сообщи мне, когда вернешься.
– Обещаю, мой друг. А ты, если сможешь, держи меня в курсе своих перемещений.
– Хорошо.
Художник вгляделся в загадочные письмена:
– Так… опять чертеж двулезвийного клинка для твоего наруча с броней… Незаконченный. Кажется, это ранний вариант. А все остальное имеет смысл только в соединении с другими страницами. Опять что-то вроде карты. И рисунок. Странные узоры вроде тех, над которыми я ломал голову, когда у меня хватало времени на размышления. – Леонардо бережно свернул пергамент. – На твоем месте я бы добавил эту страницу к тем двум, что ты мне показывал, и хранил их в надежном месте. Они наверняка имеют очень большое значение.
– Лео, раз ты поедешь в Милан, можно попросить тебя об одолжении?
– Конечно.
– Когда ты будешь в Падуе, ты бы смог найти надежного курьера и переправить все три страницы моему дяде в Монтериджони? Он… любитель древностей. Ему это… будет интересно. Но повторяю: для перевозки нужен надежный человек.
Леонардо едва заметно улыбнулся. Не думай сейчас Эцио о своем, он бы решил, что художник тоже причастен к этой тайне.
– Мои вещи отправятся прямиком в Милан. А я намерен проведать Аньоло и Инноченто. До Флоренции я сам буду твоим курьером. Потом отправлю Аньоло в Монтериджони. Так что за драгоценные страницы можешь не опасаться.
– Это лучше, чем я мог надеяться. – Эцио крепко сжал руку да Винчи. – Лео, ты прекрасный и удивительный друг.
– Надеюсь, что так. А пока здесь найдется, кому за тобой присмотреть… Желаю тебе успехов в твоих делах. Надеюсь, когда-нибудь они у тебя закончатся и ты сможешь отдохнуть.
Леонардо показалось, что Эцио сейчас где-то далеко. Его серо-стальные глаза смотрели отрешенно.
– Прости, мне пора, – сказал молодой человек. – Есть одно неотложное дело. Те две страницы я тебе пришлю с надежным человеком. А сейчас – addio[121].
От мастерской Леонардо до Сан-Пьетро быстрее всего можно было добраться по воде, наняв лодку на набережной Фундамента-Нуова. Но оказалось, это не так-то просто. Паромы почему-то не ходили, а лодочники качали головой. Только за плату, в несколько раз превышающую обычную, двое молодых гондольеров взялись отвезти Эцио.
– А что случилось? – спросил он.
– Да, говорят, жарко там было, – ответил кормовой гребец, отталкиваясь от берега. – Сейчас вроде бы все стихло. Какие-то местные разборки, судя по всему. Но паромщики пока не рискуют вновь открыть сообщение. Мы высадим вас на северной береговой полосе. А дальше – глядите в оба.
Гондольеры исполнили свое обещание. Вскоре Эцио очутился один на илистой прибрежной полосе. Он побрел к уцелевшей кирпичной стене, с которой был виден шпиль церкви Сан-Пьетро ди Кастелло. Кроме шпиля, молодой человек увидел несколько струек дыма. Они поднимались над приземистыми кирпичными строениями, что стояли к юго-востоку от церкви. Это были казармы Бартоломео. С тревожно бьющимся сердцем Эцио поспешил туда.
Еще на подходе его насторожила странная тишина. Вскоре молодой Аудиторе понял ее причину. Куда ни глянь, лежали тела убитых солдат. На мундирах одних был герб Сильвио Барбариго. Второй герб был Эцио не знаком. Пройдя еще немного, он наткнулся на тяжело раненного сержанта. Тому удалось доползти до невысокой стены и привалиться к ней.
– Прошу… помогите, – прохрипел сержант.
Эцио зачерпнул воды из ближайшего колодца. На вид она была чистой и свежей. Моля Бога, чтобы нападавшие не отравили колодец, молодой человек наполнил стакан, валявшийся неподалеку, и поднес раненому. Он напоил сержанта и как мог смыл кровь с закопченного лица.
– Спасибо, друг, – прошептал сержант.
Аудиторе всмотрелся в нашивку на его мундире – должно быть, это знак отряда Бартоломео. И, судя по всему, солдатам д’Альвиано и впрямь пришлось жарковато под натиском превосходящих сил Барбариго.
– Нас застигли врасплох, – сообщил сержант. – Нашлась у Бартоломео сука, предала нас.
– Куда они ушли?
– Люди инквизитора? Обратно в Арсенал. Там у них гнездо. Решили закрепиться прежде, чем новый дож получит власть над городом. Сильвио ненавидит своего родственничка, поскольку тот не желает пачкать руки. – Сержант закашлялся, выплевывая кровь. – Нашего капитана взяли в плен. Уволокли с собой. Самое смешное… мы ведь сами собирались на них напасть. Бартоломео ждал… посланника из города.
– А где теперь остатки вашего отряда?
Сержант огляделся:
– Кто-то убит, кого-то в плен взяли, остальные разбежались. Теперь залягут на дно в самой Венеции и на островах лагуны. Нужно, чтобы кто-то повел их за собой. Они будут ждать сигнала капитана.
– А он – пленник Сильвио?
– Да. Он…
Сержант умолк, силясь вздохнуть, Но что-то не пускало воздух в его легкие. Потом из горла вдруг хлынул поток крови, залив траву на несколько метров вокруг. Когда поток иссяк, остекленевшие глаза сержанта смотрели в сторону лагуны, но уже ничего не видели.
Эцио закрыл умершему глаза и сложил ему руки на груди.
– Requiescat in pace.
Молодой человек подтянул пояс, на котором висел меч. На левую руку был надет наруч, но клинок с маленьким пистолетом, порохом и пулями Эцио оставил в поясной сумке. А к правому наручу он приладил свое самое опасное оружие – клинок, впрыскивающий яд. Натянув пониже капюшон, Аудиторе поспешил к деревянному мосту, соединявшему Сан-Пьетро с Кастелло. Оттуда он быстро и беспрепятственно добрался до широкой улицы, что вела к Арсеналу. Местные жители выглядели настороженными, однако продолжали заниматься повседневными делами. Чтобы торговая и ремесленная жизнь в Венеции полностью замерла, нужны события пострашнее местной стычки, хотя кое-кто в Кастелло знал, насколько важен для города исход этого противостояния.
Сам Эцио тогда и не подозревал, что этот конфликт растянется надолго, захватит и будущий год. Он думал о Кристине, о матери и сестре и чувствовал себя бездомным скитальцем, чьи годы идут вперед, а не назад. Но его служение Кредо ассасина было важнее всего остального. Вряд ли люди когда-нибудь узнают, что их мир мог оказаться под полным владычеством тамплиеров. Однако последним противостоял орден ассасинов, и из века в век его члены – лучшие из лучших – делали все, чтобы разрушить замыслы противника. Иногда – ценой собственной жизни.
Первейшей задачей Эцио было узнать местонахождение Бартоломео д’Альвиано и, если получится, освободить его. Но так просто к Арсеналу было не подобраться – он занимал восточную оконечность города и состоял из укрепленных стен, ряда построек и корабельных верфей. Его охраняла личная армия Сильвио, численность которой заметно превосходила две сотни наемников, о которых говорил Агостино Барбариго. Пройдя мимо величественных главных ворот – творения архитектора Гамбелло, Эцио шел вдоль периметра по суше, пока не обнаружил еще одни ворота: крепкие, но не слишком приметные. Понаблюдав за ними, молодой человек понял, что через эти ворота входят солдаты очередной смены караула, а выходят те, кто сменился. Спрятавшись, он приготовился ждать. Прошло не меньше четырех часов. Предвечернее солнце пекло неимоверно, что в сочетании с влажным воздухом переносилось особенно тяжело. Весь окружающий мир замер и обмяк. Только Эцио бодрствовал, не позволяя жаре взять верх над собой. Новую смену караула он встретил в полной готовности. Незаметно пристроившись в хвост отряда, молодой человек подошел к воротам. Увидев нишу в стене, он быстро нырнул в нее и затаился. Ворота охранялись всего одним караульным. Когда смена вышла из ворот, Эцио воспользовался моментом и мгновенно перерезал горло караульному и закрыл ворота. Уставшие караульные ничего не заметили. Повторялась та же ситуация, что была несколько лет назад в Сан-Джиминьяно. У Сильвио не хватало солдат, чтобы расставить караул повсюду. Но сейчас он владел Арсеналом – военным сердцем Венеции. Без власти над ним Агостино не будет иметь власти над городом.
Эцио сравнительно легко прошел между внушительными зданиями Cordelie и Artiglierie[122], мимо сторожевых башен, а главное – мимо верфей. Тени становились все длиннее, что облегчало его задачу. Молодой человек умело прятался от караульных, лениво бродивших внутри. Но он был один среди многочисленных врагов, и это заставляло его сохранять предельную бдительность.
Вскоре Аудиторе услышал взрывы грубого хохота и возгласы и пошел на звуки. Они привели его к одному из сухих доков. Там стоял большой галеон. На крепкой, толстой стене висела железная клетка. В ней был заперт Бартоломео, верзила лет тридцати. Вокруг собралась толпа наемников Сильвио. Наверняка половина из них сейчас должна была бы нести караул и заниматься другими делами, а не потешаться над беспомощным противником. Сильвио мог себя мнить Великим инквизитором, но командир из него был никудышный.