Владимир Федорович Колязин "От мистерии к карнавалу. Театральность немецкой религиозной и площадной сцены раннего и позднего Средневековья" - М.: Наука, 2002.
Иллюстрации: рукопись XVI века "Schembartbuch aus dem Besitz des Sebastian Schedel" (библиотека Калифорнийского университета: Coll. 170. Ms. 351.)
Сохранилось более 70 иллюстрированных летописей, с миниатюрами, гравюрами, эскизами и словесными описаниями, но данные манускрипты слишком по-разному зафиксировали содержание процессий, элементов декораций и самого действа, так что порой приходится только гадать, какое же сведение соответствует истине.
Нюрнбергский шембартлауф – ход ряженых – классический средневековый "воцерквленный карнавал", проводившийся с 1449 по 1539 г. За 90 лет состоялось 64 карнавальных шествия.
Шембартлауф развивался постепенно, превратившись со временем в гиперболическое многочастное зрелище.
Поначалу он представлял из себя шествие множества массовых и отдельных типажей в различных аллегорических и вымышленных костюмах, ряженых и шутов, в простых размалеванных и больших, искусно выполненных масках.
Затем процессию дополнили повозки с театрализованно-декоративной архитектурой и аллегорическими персонажами, передвигаемые костюмированными статистами или лошадьми в пышном убранстве, а впоследствии еще и поединки с участием различных гильдий.
Шембартлауф – произведение многих искусств: синтез прикладного и изобразительного искусств, архитектуры, театра, эмблематики, пластики, религиозных живых картин и массового зрелища. Изящные костюмы и маски министрантов и ряженых (Läufer), различные типы повозок и архитектурно-театральных построек, на них перевозимых, сценическое действие на повозках и живые картины с великолепным реквизитом сцен.
Шембартлауф, как классический пример карнавала позднего средневековья, двойствен по своей природе. Элементы светской и религиозной культуры, сакральное, эмблематичное, художестенно-игровое и жизненно-бытовое слиты в нем в нерасторжимое целое.
В истории шембартлауфа много загадок и темных мест.
Возникновение его связывают с одним из политических событий 1349 г. – восстанием нюрнбергских ремесленников против городского совета, жестоко подавленным Карлом IV. Ремесленники выступали с требованием быть представленными в совете наряду с патрициями. Гильдия мясников же, напротив, в восстании участия не принимала и в награду за то якобы получила от кайзера право устраивать во время фастнахта свои пляски и носить украшения. Мясники чрезвычайно гордились своим танцем, и ритуал этот довели до совершенства. В летописях встречается мнение, что и сам шембартлауф был подарен мясникам как привилегия.
Как полагают, сотая годовщина восстания в 1449 г. послужила поводом для устройства нового карнавала - шембартлауфа. В летописи имеется запись: "NI, или Первый шембартлауф. В 1449 году предводительствовал процессией Конц Эшлёер. Шли от дома Кристиана Вайссена к Длинному мосту; человек же было 24... Были одеты в саван, совершенно белый с зелеными рукавами и накидкой, с одной стороны украшенный распустившейся ветвью. Затратили на ход около 6 гульденов".
Майстерзингер Ханс Сахс вполне определенно трактовал шембартлауф как аллегорию восстания:
Заметь, что сей Шембарт
Со всем, что будит в нас азарт,-
Се аллегория лишь тайная
Давно минувшего восстания.
Участники процессии - ряженые в различных масках - олицетворяли, согласно этой точке зрения, зачинщиков восстания, оцениваемого весьма отрицательно как "дело рук дьявола". Впрочем, соотнесенность с восстанием - только предположение, которое другие историки оспаривают.
Ряженые, таким образом, становились символическими воплощениями дьявола. Летописец конца XV в. Зигмунд Майстерлин характеризовал мятежников как посланников дьявола, наделяя их всевозможными звериными атрибутами. Полагают, что само название нюрнбергского карнавала "Scheinpot", "Scheinpart", позднее трансформировашееся в "Schoenbart", восходит к этой резко критической оценке церкви, объявившей мятежников фальшивыми посланниками (Scheinboten). Любопытно, что - как свидетельствуют протоколы Нюрнбергского городского совета – понятия "Scheinbote" и "Scheme" (традиционное название маски) постепенно слились и стали обозначать нечто единое.
В течение целого столетия - с 1449 по 1539 г., когда состоялся последний шембартлауф, – Нюрнберг был центром яркой карнавальной жизни. В городе насчитывалось множество карнавальных клик. Но шембартлауф был, прежде всего, привилегией восходящего патрициата – только патрициям и членам их семей разрешалось беспрепятственно носить костюмы и маски. Патриции, тем не менее, не препятствовали участию в карнавале ни ремесленников, ни крестьян. Патриции охотно наряжались, как и крестьяне, и ремесленники, сливаясь с пестрой карнавальной толпой.
Маска играла исключительно важную роль в жизни средневекового Нюрнберга. Об этом свидетельствуют бесконечно повторявшиеся запреты властей для простых бюргеров появляться на карнавале в масках. Правом носить маску обладали единственно участники шембартлауфа.
В развитии шембартлауфа можно выделить три этапа. Процессии первого периода отличались достаточной простотой. Однако, несмотря на то, что костюмы ряженых должны были наглядно характеризовать "дело дьявола", выглядели они по тем временам достаточно модно, если не сказать вызывающе: предосудительный покрой и плотное прилегание к телу неизменно подчеркивали телесное начало.
В 1475 г. в процессии впервые появились специально сооружаемые повозки – "Die Höllen", что можно перевести как "ад", "адовы повозки", учитывая выполняемые ими религиозные и пространственные функции. Повозки, которые ряженые волочили за собой, снабжались полозьями.
С 1493 г. начинается новый этап в развитии шембартлауфа: на полозья или на колеса, способные выдержать более тяжелые конструкции, начинают устанавливать различные декорации и разыгрывать живые картины или сценки, объединенные той или иной тематикой.
В соответствующий момент ряженые начинали возить "адовы повозки" по всему городу, а после демонстрации и инсценировки штурма сжигали их на глазах у публики.
Расцвет шембартлауфа в последние годы его существования связан именно с совершенствованием и стилистическим украшательством "ада", параллельно которому шло лавинообразное расширение репертуара масок и костюмов. Костюмы стали украшаться всевозможными орнаментами, аппликациями, фигурами, зеркальцами, игральными костями, перьями и т.д.
Сегодняшнему исследователю во многом приходится обращаться с символами и знаками шембартлауфа как с шифрами. Известный немецкий исследователь карнавала Юрген Кюстер полагает: "В общем и целом декорации шембартлауфа служили изображению того, что такое дьявол и дьявольщина или иллюстрировали определенные картины Ада. Негативный контекст повозок карнавальной процессии возможно доказать почти во всех случаях, основываясь на ключевых аллегорических трактатах средневековья".
В выборе мотивов и объектов "драматурги" шембартлауфа следовали, прежде всего, традиционным символам и аллегориям библейских смертных грехов. Средневековый зритель этот язык понимал с полуслова.
Реконструкция нюрнбергского карнавала во всей целостности - задача не из простых. Летописцы мало внимания уделяли общей картине, углубляясь в детали процессии и характеристику масок и реквизита. К счастью, Ханс Сахс оставил нам яркое, детальное описание шембартлауфа предположительно 1539 г., указав маршрут процессии и действия ряженых. Очевидно, так же следовали ряженые и в другие годы, так что мы имеем дело с моделью процессии.
Карнавалу в родном городе он посвятил поэму "Scheinpart-Spruch". Ряженые для Сахса – символы мятежников, штурм Мясницкого моста – аллегория схватки ремесленников с мясниками. Сахс наблюдал шембартлауф с молодых лет и, оставаясь под его впечатлением до конца жизни, не стал поддерживать принявшихся искоренять его реформаторов и прежде всего Лютера:
Вот собирается шембарт,
И ряженых уж виден длинный ряд,
Ну и давай к мосту бежать,
Чтоб трепку мясникам задать.
Команда численностью от 24 до 100 человек собиралась у Бурга, откуда с большим шумом, в сопровождении трубачей, снаряженная копьями, колокольчиками и петардами, направлялась к ратуше. Во главе процессии шествовали шуты, за ними швыряльщики орехов и яиц и целая свита аллегорических персонажей, чертей, дикарей, замыкали же ход сами ряженые, сопровождаемые музыкантами.
Процессия начиналась на Главном рынке. Вначале проходили Мясницкий мост, далее шли мимо Женского дома, где устраивалась пляска, называемая Сахсом не иначе как "бесстыжей", затем к Немецкому дому. Там процессия на время рассыпалась, шуты и ряженые с кошельками на ремне расходились по домам бюргеров собирать деньги. Позднее стали выпрашивать рыбу, которую переносили в корзинах. Затем ход возвращался к рынку, где начинался живописный штурм "адовых повозок", впоследствии сжигаемых. В действиях ряженых было много демонстративного, плакатного, а шествие к мосту и рынку с сотрясанием копьями и взрывами петард напоминало военный парад или выступление войска на боевые позиции. Карнавал завершался коллективной трапезой, где в ход шла вся полученная рыбная дань или все заработанные деньги.
В отдельные годы, по меньшей мере, вплоть до 1459 г., ряженые по согласованию с городским советом собирали также дань с иудеев, а также особ легкого поведения. По мнению Жака Хеерса, эта любопытная подробность свидетельствует об известном притеснении еретиков и вероотступников со стороны власти и церкви, совершавшемся под прикрытием карнавала.
Ход, процессия, выбор самого маршрута во многом объясняются магией, в которую свято веровал средневековый человек. О магической направленности карнавала у "бахтинианца" М. Реутина читаем: "Идентичная по своим задачам крестным ходам христиан, она [карнавальная процессия] стремилась втянуть в поле симильной и защитной магии весь город или, по крайней мере, важнейшие его объекты. Карнавал охранял и благословлял средневековый город; он был магической причиной его будущей многолюдности и грядущего благоденствия"
В шембартлауфе все наполнено многозначными аллегориями и символами, а первоначальный смысл многих аллегорий утрачен.
За каждым атрибутом, элементом экипировки ряженого закреплялись определенное религиозно-символическое значение и двойная функция - практическая и художественная. Так, с помощью колотушки производили шум и грохот, но ее форма и украшение имели декоративно-знаковый и религиозный смысл. Карнавальные грохот и шум, производимый ряжеными и шутами, нагружались двойным смыслом, являясь антитезой "возможности идеальной жизни в покое под властью Господа".
Опахало, или пучок листвы, украшавший петарду, Ханс Сахс атрибутировал как банный веник, что должно было служить намеком на средневековые бани как место блуда и распутства, и указывать на грех роскоши. Банный веник, напоминавший по форме фиговый лист, согласно кодексу средневековых аллегорий, должен был напоминать верующим о грехопадении и его последствиях. Средневековому зрителю были хорошо известны изображения опахала из зелени и фигового листа в базиликах. Однако им могли быть знакомы и слова известного проповедника XV в. Гайлера фон Кайзерберга, о том, что "во всех тех людях, которые в банных опахалах ищут извинения своим скрытым порокам, очевидна попытка оправдания греха".
Петарда, помимо того что служила погремушкой, а затем использовалась по прямому ее назначению, должна была как инструмент, производящий огонь, возбуждать видения Ада.
Наряду с ряжеными в одинаковых костюмах в шествии участвовало множество отдельных масок, изображавших светских типажей, зверей и чертей. Говоря о масках шембартлауфа, стоит помнить о том, что в средние века в Германии под маской понимали маскировку всего тела, то есть она включала в себя собственно маску (Larve, Gesichtslarve, Scheme) и костюм.
В первый раз отдельные маски появились на карнавале в 1518 г., когда костюмы шились из грубой материи, во второй – в 1539 г., когда к первым прибавились костюмы с деревянными деталями. От карнавала к карнавалу искусство нюрнбергской маски совершенствовалось и обогащалось, будучи доведенным к истинно музейным образцам и произведениям средневековой "высокой моды".
В живописном, ярком, все более изощренном – в ходе 30-летнего разворачивания во времени – фризе нюрнбергских отдельных масок – черти в масках животных и в костюмах из грубого полотна, фольклорные старухи, словно бы сошедшие с картин Брейгеля, средневековые франты в беретах разнообразной формы, в костюмах из наложенных поверх и особым образом укрепленных сверкающих медных пластин, или же пластин с позолотой, серебристо-серых нюрнбергских пфеннигов, игральных костей, карт, миниатюрных зеркалец, прочих изящных предметов из растительного мира - веточек, желудей, еловых шишек, хвои или листвы.
Здесь также множество по нынешним понятиям авангардистских костюмов с объемными деталями кубических форм, с виртуозно выполненными аппликациями, разнообразные демонические маски, наполовину покрытые мохом, напоминающие диких животных из легенд и сказок, целая группа масок так называемых дикарей и представителей народов дальних экзотических стран, наконец, уникальные аллегорические маски Дикаря и Дикарки. В оформлении костюмов мастера шембартлауфа отдавали предпочтение блестящим материалам и переливающимся оттенкам.