ВСАДНИКИ СО СВЯЩЕННОЙ ГОРЫ




На ровных пространствах песка поднимаются пирамиды, ряд за рядом. Серый дымок кадильниц тянется к небу, и голоса жрецов, закутанных в белое, распевают древние священные гимны: «О Амон-Ра, повелитель Священной горы…»

Подождите минутку. Амон-Ра и пирамиды? Это анахронизм поднял свою безобразную голову. Высеченные в скалах гробницы сменили пирамиды примерно тогда, когда Амон только начал свое захватывающее восхождение к высшей власти.

Нет, это не анахронизм. Пирамиды и великие храмы Амона строились одновременно, но не в Египте. Мы должны теперь отступить назад во времени и на юг в пространстве и увидеть расцвет странной гибридной культуры, которой суждено было оказать значительное влияние на умирающую культуру Древнего Египта. Люди далекой страны и чуждой расы (я употребляю это слово в поэтическом смысле) еще раз идут с оружием в страну Гора; но они приходят как спасители, не как завоеватели и представляются как истинные наследники сына Осириса, идущие против дегенератов, называющих себя фараонами.

Мы уже упоминали о Нубии, когда рассматривали Среднее царство, но тогда нам пришлось пренебречь этим регионом из-за нехватки места. Другие события Нового царства заслуживали больше внимания, ибо Нубия не была проблемой в течение этого периода. В начале XVIII династии фараоны Египта без труда вернули себе наследие Среднего царства на юге, вновь заняв старые крепости и построив новые. Более того, они построили города и храмы; разница в архитектурном стиле указывает, что больше не было нужды в мощных укреплениях, которые воздвиг Сенусерт III для обуздания яростной независимости «народа С». Граница Нового царства на юге со временем установилась на четвертом пороге. Торговля процветала; египетские купцы, жрецы и ремесленники наполняли реку судами. Даже в период битв постамарнского периода в Нубии царил мир, и, возможно, именно непрерывный приток богатств из этого региона позволял позднейшим царям поддерживать блеск своих имперских дворов и возводить дорогостоящие храмы, хотя источники доходов на востоке постепенно исчезали. Эти цари строили и в Нубии, как в Египте, и некоторые храмы великолепны. Вся эта деятельность влияла на нубийцев. Уже во II Переходном периоде есть признаки, что они заинтересованы в египетских изделиях и воспринимают египетскую культуру.

В политическом отношении Нубия становилась все более важным фактором во внутренних египетских делах. При XVIII династии была установлена должность «царского сына в Куше», который был вице-королем всех южных земель. В период XX династии сильные люди из Нубии приложили руку к гаремному заговору, который покончил с бурной карьерой Рамзеса III, а также к приходу Херихора, вице-короля Нубии и первосвященника Амона, к власти в Фивах. Это событие имело место около 1085 г. до н. э.

Коллапс египетского единства и престижа в позднейшие годы – помните бедного Уну-Амона и его путешествие в Библ? – отразился в Нубии отсутствием надписей и других материалов. Мы не знаем точно, что там происходило. Следующий занавес поднимается над бурной активностью, но что происходило за сценой и подготовило путь к новому возрождению, неизвестно.

Когда занавес поднимается, он открывает сцену, которой мы никогда не наблюдали прежде при изучении Нубии. Место действия – не городок и не египетская крепость, но большой красивый город с царским дворцом и храмом Амона, венчающим высокий холм с плоской вершиной. Холм известен теперь под названием Джебель-Баркаль. А руины города Напата найдены на дальнем конце плодородной Донгольской полосы. К северу расположено царское кладбище; в полуразрушенных пирамидах когда-то хранились тела царей Напаты.

Царство, столицей которого был этот город, греки позже называли Эфиопией. Мы обычно применяем этот термин к Абиссинии, но греки, очевидно, называли эфиопами любой темнокожий народ в отдаленной Африке. Мы избежим путаницы, называя эту страну ее египетским именем – Куш.

Таковы декорации и программа спектакля. Теперь начинается пьеса.

Имеется пролог, подробности которого туманны; он касается царя Куша по имени Кашта, миссия которого заключалась в том, чтобы возродить Египет. Мы не имеем его надписей, поэтому не знаем, когда и как глубоко он вторгался в Египет и вторгался ли вообще; но мы думаем, что его власть простиралась на часть Верхнего Египта. Реальный герой первого акта – его сын Пианхи.

Посмотрите на него, когда он занимает место фараона. Он претендует на все титулы и носит все регалии египетского царя. Великий бог Амон простирает оберегающую руку над сыном своим Пианхи, а Пианхи поклоняется богу в благочестии и чистоте. Он правил своими землями 21 год. Распри местных вельмож на севере Египта не давали им времени на вторжения в области, занятые Кушем.

Затем, в первый месяц двадцать первого года правления, с севера пришли зловещие новости. Некто возвысился среди династов Дельты, человек по имени Тефнахт из Саиса. Он захватил весь запад и идет на юг с многочисленной армией, страна Двух Земель объединилась вокруг него, и князья укрепленных городов, как псы, прыгают у его ног. Гераклеополь осажден. Намлот, князь Гермополя, признал Тефнахта своим господином, преступив клятву верности Пианхи.

Пианхи встретил новости громким смехом.

Его верные придворные удивились. Не сошел ли их правитель с ума? Но Пианхи только подчеркивал свою беззаботность. Он был так уверен в результате, что даже не отправился на поле битвы сам. Войска, которые он послал в Египет, получили примечательные инструкции; они шли, чтобы завоевывать, конечно; но не менее важным было их поведение при подходе к священному городу Фивам, резиденции Амона-Ра. «Омойтесь в реке, оденьтесь в лучшее полотно, снимите тетивы, уберите стрелы; пусть ни один вождь не хвалится своей мощью, ибо нет силы без Амона».

Воздав почести богу в Фивах, армия вступила к северу от города в битву на воде и выиграла ее. Затем она пошла на Гераклеополь и сняла с него осаду. Среди осаждавших были Намлот, князь Гермополя, объединившийся с соотечественниками против нубийца Пианхи, и Осоркон III, последний фараон слабой XXIII династии; хотя он имел столь высокий титул, он был, очевидно, только князем среди многих князей.

Армия Пианхи гнала египтян на север; во главе с Намлотом они бежали в Гермополь и заперлись здесь. Кушиты окружили город и послали вести домой.

Пианхи остался недоволен известиями о победе. Он хотел услышать об уничтожении противника и должен был знать, что не сможет мирно поклоняться Амону, пока Тефнахт и Намлот еще на свободе. Он презрительно игнорировал «фараона» Осоркона, и не без причины. Когда Пианхи, решив взять дело в свои руки, отправился на север лично, Осоркон поспешил выразить ему покорность. К этому времени Пианхи подошел к Дельте. На пути он, конечно, остановился в Фивах, чтобы принять участие в великом празднике Амона, а затем отправился на битву, укрепленный милостью бога. Большая битва должна была состояться у Гермополя, где Намлот еще держался, но с величайшими трудностями. «Дни проходили, и Гермополь стал протухшим, лишенным ароматов». Согласно надписи Пианхи, граждане города пришли умолять его о мягких условиях сдачи. Пианхи был тверд, пока не появились дамы. Жена и дочь Намлота пришли к женщинам Пианхи (что они делали в военном походе, не объясняется) и, лежа на животах, умоляли кушитских цариц заступиться за них перед господином. Очевидно, рыцарские чувства не умерли; возможно, Пианхи также склонили к снисходительности богатые дары, которые прислал Намлот.

Поведение Пианхи при триумфальном вступлении в город было благочестивым и строгим до педантизма. Прежде всего он посетил храм – храм Тота, покровителя писцов и всего города, и только потом посвятил свое внимание добыче. Среди добычи был и гарем Намлота, обитательницы которого с надеждой приветствовали его величество по обычаю женщин. Пианхи их не тронул. (Это проявление целомудрия очень мило, но не вяжется с тем фактом, что Пианхи потащил собственных женщин даже на войну.)

Страсть разбудили в Пианхи не женщины Намлота, а его лошади. Когда он посетил конюшни, он увидел, что лошади, естественно, исхудали во время осады. «Моему сердцу больнее, – заявил Пианхи смиренному Намлоту, – от того, что мои лошади страдали от голода, чем от других твоих злых дел». «Мои» – сказано в истинно царской манере, но Пианхи был немного несправедлив. Лошадям повезло, что они вообще остались в живых, если город дошел до такого жестокого голода, как описано в рассказе. Быть может, Намлот особо заботился о них, зная главную слабость кушитского царя. Любовь Пианхи к лошадям подтверждается и другими свидетельствами, в особенности тем, что он первым начал хоронить любимых жеребцов на почетном месте близ царской гробницы. Когда кающийся мятежник хотел добиться у Пианхи милости, он предлагал ему коня.

Несмотря на плохой присмотр Намлота за царскими лошадьми, Пианхи милостиво обошелся с ним и с другими бунтовщиками. Даже Тефнахту было позволено вернуться в его город после торжественных клятв не устраивать мятежей снова.

Наивный Пианхи поверил клятвам. Это была ошибка, но ошибка симпатичного человека. В своем благочестии Пианхи был безнадежно старомоден, а возможно, он верил клятвам других, поскольку сам никогда не нарушал своего слова. Бессмысленно говорить о моральных правах на завоевание Египта. В некотором смысле он был иностранец и оккупант, но прирожденные египтяне, с которыми он сражался, жестоко грызлись между собой в течение поколений и принялись бы снова за старое, как только он оставил бы страну. Вокруг расы или этнического происхождения Пианхи велось много дебатов; некоторые египтологи хотят сделать его ливийцем, другие считают его потомком египетских эмигрантов в Нубии. Доказательства обеих этих удачных мыслей крайне темны; нет причин не принимать Пианхи за того, кем он кажется, – за нубийца, что бы это ни означало. Судя по самому значительному фактору – культурной принадлежности – Пианхи был египтянином и считал себя наследником долгого и богатого прошлого страны.

Итак, довольный Пианхи отплыл домой в Напату, оставив Тефнахта, без сомнения, потирающим руки и хихикающим, как Яго. В Фивах Пианхи воспользовался обычаем, установленным несколькими столетиями раньше. После XXI династии власть первосвященника Амона была постепенно передана – подумать только! – женщине, одной из принцесс царского дома, которая носила титул супруги бога. Это был древний титул цариц, точное значение которого трудно установить, но в поздний период он принял религиозное значение и, вероятно, подразумевал, что дама, о которой идет речь, была посвящена богу. Мы не знаем мужей или детей этих женщин, но они приобрели некоторую политическую и религиозную власть. Когда приходила новая династия, дочь царя становилась приемной дочерью правящей супруги бога, что давало царской семье мощную опору в Фивах. Пианхи потребовал от правящей божьей супруги, чтобы она взяла его дочь под крыло. Та охотно сделала это, тем более что сама была дочерью отца Пианхи, который поставил ее на пост как наследницу дочери последнего царя предшествующей династии.

Как только Пианхи отбыл, Тефнахт принялся за старое. Мы не знаем, что делал Пианхи, пока его враг нарушал свои торжественные клятвы; нубиец прожил достаточно долго, чтобы установить в храме Амона в Джебель-Баркаль красивую стелу с надписью на хорошем египетском. Именно из этой стелы мы и почерпнули историю нубийского завоевания. Несомненно, однако, что Тефнахт достаточно преуспел, чтобы сделать своего сына фараоном. Этот сын, известный грекам как Бокхорис, был единственным царем XXIV династии (по Манефону). Нубийцы, начиная с Пианхи, основали XXV династию. Налицо легкая хронологическая путаница, но это еще наименьшая часть той неразберихи, которую представляют собой годы Позднего Египта.

Бокхорис продержался недолго; Манефон говорит, что его сжег живьем Шабака, наследник и младший брат Пианхи. Сожжение, быть может, и придумано, но Шабака действительно положил преждевременный конец Бокхорису и его династии. Кушит завоевал весь Египет, перенес свою столицу в Фивы и правил как царь Египта и Куша.

На этом пункте мы приобретаем новые источники информации. Самый важный исходит из Ассирии, которая пролагала себе путь к мировому господству в серии кровопролитных войн в Западной Азии. С этого времени мы можем видеть Ассирию и Егпет также и глазами израильтян. Книги Царств рассказывают об ассирийском терроре и о «надломленном тростнике» Египта, на который мелкие царьки Иудеи и Израиля пытались опереться в борьбе за независимость против яростных воителей Саргона и Синаххериба. Египетские надписи придерживаются характерного молчания относительно Ассирии.

То было время Осии, когда Саргон II увел Израиль в плен и Египет не прислал помощи. Имя египетского фараона в Книгах Царств нельзя отождествить ни с кем из правивших в то время в Египте людей; он мог быть вице-королем или генералом. Позднее, возможно при Шабаке, происходит первая встреча двух держав – Ассирии, молодой, надменной, на ранней заре своей мощи, и Египта, ветхого колосса, который 3 тысячи лет возвышался над Востоком. Синаххериб Ассирийский повел свои армии на Иерусалим, и, когда египетские солдаты пришли защищать своего временного союзника, ассирийский царь посмеялся над ними, используя знакомую аналогию сломанного тростника. Но чума – или вмешательство Господа – опустошила ряды ассирийцев, и армии пришлось отступить, не дав сражения. Критическое столкновение было еще впереди.

Шабаке наследовал его брат Шабатка, а ему, в свою очередь, наследовал второй и последний из великих кушитских царей – Тахарка. Он оставил в разных частях Нубии несколько стел, поэтому мы знаем о нем больше, чем о некоторых его предшественниках. Тахарке было только 20, когда старший брат избрал его соправителем, и 25, когда он начал править один. Его пирамида – крупнейшая в Напате, но она кажется патетически маленькой даже в сравнении с царскими гробницами Среднего царства. Несмотря на плохую конструкцию, пирамиды Напаты еще стоят на равнине близ Священной горы, Джебель-Баркаль. Они находятся в полуразрушенном состоянии и выглядят странно из-за того, что угол наклона граней круче, чем стандартный 52-градусный угол египетских пирамид. Все они в древности были ограблены, в наше время их раскапывал Рейснер, которому точные и утомительные методы позволили реконструировать генеалогию многих поколений кушитских царей.

Прежде чем Тахарка занялся своей пирамидой, ему пришлось столкнуться с другими проблемами. Фивы, на его вкус, располагались слишком далеко на юге; большую часть времени он жил в Танисе, где, как можно предположить, было удобнее наблюдать за опасной активностью ассирийцев. Синаххериб, бич Иерусалима, был мертв, но Асархаддон, его сын, был еще более грозным воителем. Ему пришлось иметь дело с рядом восстаний среди вассальных городов Финикии, в некоторых из них мы можем разглядеть тонкую нубийскую руку Тахарки. Попытки отвлечь ассирийцев только откладывали неизбежное. В 671 г. Асархаддон двинулся маршем на юг, гоня армию Тахарки перед собой, пока наконец не оказался под стенами древнейшего Мемфиса, столицы Менеса. Есть доля истины в мрачном отчете ассирийского царя об этой кампании; египетские архивы, нет нужды говорить, красноречиво молчат о событиях. Асархаддон отдает Тахарке должное; битвы были кровопролитными, и он лично нанес не менее пяти ранений кушитскому царю. Доблесть Тахарки ни к чему не привела. Ассирийцы взяли Мемфис и сровняли с землей его легендарные стены. Среди пленников оказались женщины из гарема Тахарки и его старший сын.

В последующие годы случайности жизни и смерти превратили борьбу между Ассирией и Египтом в смертельные качели; уход Асархаддона позволил Тахарке на время вернуть Мемфис, но после смерти ассирийского царя его сын Ашшурбанапал вернулся, чтобы наказать упрямых египтян. Еще раз Тахарка бежал из Мемфиса и был преследуем до самых Фив. Ассирийцы заняли этот город, но не причинили большого ущерба. Тахарка уже отбыл в Напату, где и оставался.

Вплоть до этого момента ассирийцы совершали одну важную ошибку, которую позднейшие завоеватели не повторяли. Они завоевывали – и уходили. Унося с собой тяжелый груз добычи, вынудив у египетских вассалов, поставленных ими у власти, великие клятвы в верности, они уходили. И как только они уходили, мятеж начинался снова. Даже в агонии вырождения и поражений египтян было трудно завоевать.

Когда Ашшурбанапал покинул Египет, прогнав Тахарку домой в Куш, он оставил за собой вакуум власти. Мелкие князьки страны, как можно предположить, вновь начали по-обезьяньи копировать имперское достоинство. Тахарка вскоре умер, его племянник Танутамон сел на его место. Но сандалии Тахарки оказались слишком велики для Танутамона, а ведь даже Тахарка не сумел остановить ассирийцев. Снова кушитский царь пошел на север, занял Мемфис и правил Египтом, правда недолго. Ашшурбанапал вернулся, и его вторая военная кампания прикончила Танутамона. Он последовал примеру дяди, отступив сперва в Фивы, а затем, когда город оказался под угрозой, в Напату. На дальнем юге кушитские цари были в безопасности; ни один ассириец не хотел преследовать их через труднопроходимые области у нильских порогов. Но Фивы, брошенные так называемым царем, испытали ярость ассирийцев в полной мере. Разгром Фив был наглядным предметным уроком мятежникам; более 50 лет воспоминания о нем терзали память людей и нашли отзвук в словах пророка Наума, когда он грозит Ниневии подобной судьбой.

Библейское описание разгрома Фив наводит ужас, но реальность не могла быть настолько ужасной. Местный князек Ментуэмхет, который был наместником кушитских царей, продолжал править в Фивах, когда ассирийцы ушли. Но Танутамон так и не вернулся. Если говорить о национальных психозах, можно сказать, что у кушитских царей появился египетский травматический комплекс. Вверх и вниз, взад и вперед; всякий раз, как они приходили в Мемфис, появлялись ассирийцы и заставляли их паковать вещи. Хватит так хватит. Они в полной безопасности процветали в собственном царстве, и там с этого времени и оставались. Последующая история царства Куш, которое отвернулось от Египта и обратилось на юг, весьма любопытна, и я хотела бы иметь время поговорить о ней подробнее. Столица была в конце концов перенесена еще дальше на юг, в Мероэ, и здесь жалкая версия египетской культуры влачила существование столетия, смешиваясь с различными туземными элементами.

Последние пирамиды Африки были построены в Куше, странные маленькие кирпичные имитации величественных памятников Гизы и Дахшура. Развился новый мероитский язык, возводились и поддерживались дворцы и храмы. Куш смотрел на Египет как на источник своей культуры, но никогда более не думал о его завоевании. Великолепие Египта, помутившее зрение Пианхи и Тахарки, ослепило Танутамона.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2018-01-08 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: