Важнейшим и сильнейшим соперником и противником христианства в течение нескольких столетий был мистериальный культ Митры, включавший посвятительный обряд — своего рода «крещение». В культе Великой Матери (Кибела и Аттис) нам известен обряд тавробоvлия, в котором посвящаемый окроплялся бычьей кровью и этим якобы очищался от грехов.
г) В уже упомянутый процесс углубления духовности внесло свой вклад и римское право. Правда, государство, бывшее толерантным и нетерпимым одновременно, применяло его в высшей степени позитивистски. Но юриспруденция сделала реальной силой понятие «aequitas» — внутренне обоснованной, т. е. выводимой из естественного права, справедливости. Это понятие смогли использовать, например, христианские апологеты второго века: исходя из того, что оно признавалось и языческой стороной, они построили на нем свою резкую критику враждебных христианам правовых принципов и действий государства.
6. а) Эти новые течения языческой религиозности показывают, как наряду с иудаизмом «детоводителем ко Христу» стало и язычество (Климент Александрийский).
Важнейшим фактором, кроме страстного желания спасения, стало развитие в направлении к монотеизму. В философской религиозности оно подготовлялось давно — уже Ксенофаном († 475 г. до Р.Х.), первым монотеистом классической древности, позднее — Платоном († 348 г. до Р.Х.) и Аристотелем († 322 г. до Р.Х.). Всеобщую значимость для духовного состояния эпохи оно приобрело, когда произошел поворот от философии к религии, совершенный в Стое великим греческим мыслителем Посидонием из Сирии (135—50 гг. до Р.Х.). Важнейшими представителями этого направления на пороге новой эры были Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий, а до них — и ученик Посидония Цицерон. Многих образованных современников Иисуса привлекала этическая высота стоицизма. Монотеизм Сенеки и его идеал философа-мудреца внутренне освободили многих от старой веры в богов и тем подготовили их к приятию христианства. С другой стороны, блестящая духовность этого современника апостола Павла достаточно полно отвечала запросам образованных людей, что удерживало их от перехода к христианству. Этика и жизненные ценности стоицизма продолжали сильно влиять на христианскую мысль и впоследствии; отточенность языка Сенеки и некоторые элементы его антропологии вдохновляли многих христианских гуманистов и брались за образец (что позднее, вероятно, внесло в христианское учение о спасении излишне материалистическое начало в ущерб благодати).
б) Еще больше благоприятствовало приуготовлению к христианству практическое преодоление политеизма в результате стремления к единству, пронизывавшего все области культуры Римской империи.
В Римской империи сложилась единая эллинистическо - римская культура; это было завершением длительного процесса, вступившего в свою решающую фазу, когда с походом Александра Великого (334_324) на Восток восточная культура была принесена на Запад. Сильнейшее смешение народов и сопутствующее ему смешение их представлений, особенно в таких больших городах, как Александрия и Рим, приводили к значительному уподоблению богов и их культов (синкретизм; ср. § 16). Тому же благоприятствовало мощное единство Римской империи, в которой повсюду можно было объясниться на латыни и на греческом «койне» и которая имела унифицированную систему управления и широко разветвленную сеть коммуникаций. Идея единства постоянно и многообразно воздействовала на язычников. Политическое единство, так же как и другие объединительные тенденции в культуре и религии, требовали (как своего рода завершения) единого понимания истины, религии, Бога. Этим и была в значительной степени подготовлена почва для благовестия Иисуса, обращенного ко всем людям как таковым (т. е. ко всем людям и народам) и для вселенского единства Церкви.
Римляне были преисполнены сознания, что они являются вершителями мировой истории. Какой же силой явилось это сознание для римлян, ставших христианами! Какой поддержкой для богоугодной миссии Рима как места пребывания папы! Какое значение оно имело для римско-германской империи средних веков!
в) Признание религиозно-нравственной ценности язычества не умаляет ценности христианского Откровения. Напротив, христианство выигрывает, обнаруживая не только заблуждения и распад язычества, но и его ценности, и побеждая в сравнении с ними. Так, в этот решающий момент развития человечества впервые проявилось величие христианского понимания Бога или, скорее, преобразующая сила Благой вести в Иисусе Христе.
При этом, как было уже сказано, следует учесть, что, когда благовестие вступило в языческий мир, все реальное течение частной и общественной жизни, каждый день, каждая неделя и год, торговля и коммерция, словом, все без исключения было, что совершенно естественно, пропитано политеизмом, отпечаток его лежал на всем, что думалось и говорилось. Затемняющее воздействие этого состояния религиозной запутанности на умы людей того времени было совершенно реальным, хотя нам и трудно его понять. История Симона-волхва из времен первохристианства — впечатляющий тому пример, даже когда мы оставляем в стороне некоторые подробности об эманации низших божеств, о материи и человеке, как их описывает Ириней, и придерживаемся только сообщений из Деяний Апостолов (8, 9 сл.): он выдавал «себя за кого-то великого», так что все «от малого до большого» называли его волхвования «великой силой Божией»; притом, что сам он настолько был во власти магического мироощущения, порожденного политеизмом, что совершенно серьезно пытался купить у Петра и Иоанна Духа Святого за деньги.
Величайшая опасность этих и близких им языческих представлений заключалась в том, что люди настолько привыкали к существованию неких градаций и промежуточных степеней божественного, что не мыслили себе абсолютного Бога, по существу своему отличного от всего остального, но все казалось им вытекающим одно из другого и возвращающимся обратно одно в другое в космическо -органическом единстве (см. Синкретизм и гнозис, § 16.2).
г) Несмотря на это длительное приуготовление к христианству на иудейской и языческой почве, все же встает вопрос, почему оно появилось именно в то время, а не раньше. Эта проблема уже тогда занимала христиан и использовалась их противниками как аргумент в споре с христианством6. Существуют только два взаимосогласующихся ответа: (1) сокровенные тайны божества непознаваемы (Рим 11, 33); (2) «полнота времен» (Евр 1 сл.) наступила именно в то время по воле Бога, Господина истории.
7. Следующий аспект той же проблемы: несмотря на всю подготовку, христианство оказалось для людей того времени по сути своей чем-то доселе незнакомым и даже неслыханным. Когда оно вошло в мир, то лучшие умы восприняли его как нечто совершенно новое. Христиане — это подлинное «третье колено» наряду с иудеями и язычниками (греками), они подлинно новый народ и «новый союз». Сами христиане именно так воспринимали себя. На чем это основано?
а) Языческому монотеизму этого времени недоставало ясности и исключитель ности. Религиозное движение стремилось к познанию единого Бога, но не достигало Его: другие боги так или иначе продолжали существовать. Понятие «Бог» воспринималось по-разному; в лучшем случае оно означало скорее «верховного», нежели «единого» Бога. Этот монотеизм сосуществовал с пантеизмом или даже с дуализмом (представлением о материи как втором вечном начале наряду с Богом), практически вся жизнь и мышление были пропитаны множеством неясных политеистических представлений (см. п. 6а).
б) Нравственным основам недоставало понятий любви и милосердия — не совершенно, но по большей части. Тонкому и утонченному эгоизму не противосто яли никакие более высокие сдерживающие принципы.
Даже высочайшей этической мысли язычества редко удавалось (разве что Сократу и некоторым стоикам) осуществить единство жизни и учения. Для христианства же именно это требование было решающим. Хотя осуществление идеала часто сильно отставало от требуемого, имело место существенное отличие: христианское учение не ограничивается только абстрактным познанием, в основе его лежит требование неукоснительно следовать ему в жизни. Требование это выдвинуто Богом и исполняется Его силой. Отказ от его исполнения был грехом, христиане относились к этому серьезно.
в) И до того, как явилось христианское благовестие, в людях звучал голос «Закона» — их совесть (Рим 1, 19 сл.). Тем не менее можно сказать, что по авторитетности, результативности и ясности только христианское Откровение дало человечеству совесть. Понятие религии получило новый смысл, самым ценным в человеке была признана его бессмертная душа. Все люди оказываются членами одной семьи (детьми общего Небесного Отца и, следовательно, братьями). Были облагорожены представления о семье и браке (единственность, нерасторжимость, святость; положение женщины7). Труд, как и вся жизнь, включается в область веры и таким образом получает существенно более высокую оценку.
г) Христианство — это прежде всего данная в Откровении религия Бога, принявшего человеческий образ как историческая личность: «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор 5, 17). Новое в христианстве — сам Иисус Христос, Его жизнь, Его личность, исполненная чуда, и призыв ко всем и возможность для всех принять участие в этой жизни, через которую все освобождаются от власти греха, которому подпали. И через это Бог делает веру действенной в человеках. Эта вера — решающая сила, она притязает на обладание абсолютной истиной в Иисусе Христе. Она ощущает в себе силы победить «мир» (Ин 16, 33) через обязанность проповеди, возложенную Господом.
Из этого требования, а также из догматической бескомпромисснос ти, точнейшим образом сформулированной апостолом Павлом: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал 1, 8), рождается в христианстве любовь.
Когда мы рассматриваем порознь каждый из названных признаков, мы снова делаем вывод о ни с чем не сравнимой победе истины исключительно в христианстве. В нем исполняется все ценное для человека, любая истина — его истина. «Все истинное, где бы оно ни было сказано, сказано Духом Святым» (Амвросий на I Кор 12).
§ 5. Духовные миры: Израиль, Эллада, Рим, Восток
I. Основные положения
1. Евангелия показывают, что Иисус говорил с образованными, начитанными в Писании фарисеями в Иерусалиме иначе, чем с простыми неграмотными крестьянами и рыбаками из Галилеи. Говоря с одними, Он употребляет слова, образы и понятия, которыми почти не пользуется в разговоре с другими. Для знающих же Писание Он выделяет аспекты Своего благовествования, особенно важные именно для них. Как всякий мудрый воспитатель, Иисус всегда учитывает круг понятий своих слушателей, стараясь пояснить Свое благовестие на близких для них примерах из жизни природы, повседневной жизни и истории.
Этот завет, в котором выразилась величайшая внутренняя свобода, Церковь хранила на протяжении столетий и благодаря этому смогла донести сокровище Евангелия самым разным в интеллектуальном и духовном отношении людям, классам и народам. Уже Павел стал, исходя из этой установки, «всем для всех» (1 Кор 9, 22). Там же, где Церковь отступала от изначальной педагогической мудрости, это так или иначе наносило урон росту Царства Божия.
Ведь, как уже Господу приходилось сталкиваться в Иерусалиме с непониманием и сопротивлением иного рода, чем в Галилее, так это продолжалось на протяжении всей истории Церкви. У образованного человека всегда были свои особые вопросы и трудности, притом у грека иные, чем у римлянина, а у того — иные, чем у жителя Востока. Впоследствии это будет так же для германцев, затем для славян, еще позднее — для народов Восточной Азии, так же останется и для примитивных культур. Перед каждым из народов христианство и понимание его благовестия ставило, кроме общих, еще и особые задачи: попытки ответить на них или даже враждебные усилия воспрепятствовать такому ответу определяют своеобразие церковной истории для различных стран, времен и различных делателей церковной работы.
Итак: историческая жизнь христианского благовестия с самого начала протекала в теснейшей взаимосвязи с естественным характером среды, в которой оно было проповедано.
2. Обширная Римская империя состояла по существу из трех различных в духовном и культурном отношении миров, трех в корне различных культурных ареалов: иудейского, греческого и римского (ср. три языка надписи на кресте Иисуса). При этом греко-эллинис тический мир — особенно там, где он накладывался на высокоразви тую местную культуру, — в некоторой своей части так сильно изменился, что для того времени мы можем говорить уже о четвертой области — «восточной». С другой стороны, различия этих трех (или четырех) областей существенно восполняются и даже сглаживаются под воздействием всепроникающей, несмотря на различие языков, единой эллинистической культуры времени империи, но окончатель но они все же не исчезают.
Применительно к истории Церкви это означает, что вначале семя христианского учения упало на три различные почвы: молодое христианство в первые века встретилось на своем пути с тремя различными культурами — иудейской, греческой и римской — и с неизбежностью вступило во взаимодействие с ними. Из этого проистекают все вопросы, которые ставит перед нами история раннехристианской Церкви. Только на основании ясного понимания специфики каждой из этих культур можно получить осмысленный ответ на вопрос, как именно и почему христианство распространилось в античном мире.
3. В целом, если основываться только на наиболее характерных особенностях трех названных культур, то иудейский мир предстает нам как религиозный, греческий — как философский, римский — как политический: иудейская религия, эллинское образование, римское государство (т. е. римское право в его конкретной реализации). Каждая из этих культур ставила перед христианством вполне определенные задачи, каждая из них вполне определенным образом влияла на становление христианства — приятием его так же, как и противодействием ему, влияла всеми своими многообразными обычаями и пристрастиями как в области мысли, так и в сфере общественной и частной жизни. Тот «мир», с которым соприкасалось христианство, всегда по-своему воздействовал на него. Великие проблемы и битвы, из которых состояла история раннехристианской Церкви, были в корне различными для иудейского, римского и греческого «миров». Самосознание Церкви, сохраняя свою единую суть, кроме того выражается и в характерных особенностях каждого из них.
4. В Палестине и греко-римском мире в переходную эпоху господствовали определенные системы, учения, взгляды, представления, обычаи, сложившиеся давно и долгое время управлявшие жизнью. Молодое христианство пришло к ним как нечто доселе небывалое, и началось взаимное обогащение, а также противобор ство этих двух факторов, таких разных по возрасту, достижениям, завоеванным правам и выдвигаемым притязаниям.
Решающим для истории вопросом было, возьмет ли новое верх над уже существующим. Ответ зависел, во-первых, от изначальной силы этого нового, т. е. христианства; во-вторых, от того, как его примут уже сложившиеся культуры. Там, где устоявшийся уклад или хотя бы потенциальные возможности старой культуры соответствуют потребностям и стремлениям нового, оно легко, быстро и без ущерба собственному своеобразию добьется успеха, а возможно и поглотит прежнее. Если же новое натолкнется на сопротивление, на нечто ему изначально чуждое, если его притязания противоречат обычаям и коллективным представле ниям старой культуры, — тогда вопрос победы превращается для него в вопрос жизни и смерти. Новому будет не только гораздо труднее подчинить себе старое, но, более того, старое будет стараться не допустить его роста и со своей стороны будет стремиться поглотить его или даже уничтожить.
5. Именно таким было с самого начала положение молодого христианства среди иудеев и при первых его шагах в греко-римском мире.
Новый элемент, вступавший тогда на путь исторического развития, т. е. христианство, имел религиозную природу и притом ярко выраженную установку на исключительность и универсализм, т. е. он претендовал на роль единственной истинной религии и старался охватить весь мир. Следовательно, реакция на христианство со стороны представителей различных общественных слоев зависела от их отношения к религии в целом.
а) Но христианство — это дар Бога людям. И речь шла не о том, чтобы оно просто утвердилось. Напротив, оно было призвано обновить человечество. Поэтому оно стремилось войти в мысли и поступки людей. При этом, естественно, каждый раз особенности народа, к которому была обращена проповедь, в свою очередь оказывали воздействие на образ мыслей христианских проповедников. Необходимость «приспособиться» к представлениям своих слушателей, как уже указывалось, легко создавала также и немалую опасность для чистоты христианского благовествования.
б) Вследствие этого, исходя из требования сохранить неизменной истинность христианства, с другой стороны — из миссионерской задачи, вся церковная история развивалась по двоякому закону: сохранить евангельскую весть в ее явленной в Откровении чистоте «безумия креста» (1 Кор 1, 18) и одновременно, проповедуя ее, до известной степени допускать необходимую адаптацию8. Отсюда понятно возникновение «итальянской», «французской», «немецкой», «индийской», «японской» и других Церквей внутри неделимого единства католической Церкви, и этим определяются их границы.
в) Степень такой адаптации определяется требованием сохранить чистоту и неизменность Откровения. Это требование постоянно, несмотря на разнообразные народные формы, которые, с христианской точки зрения, не имеют сами по себе никакой ценности. Такая адаптация не должна иметь ничего общего с релятивиз мом. Она должна быть проявлением тактичности, мягкости и внутренней свободы, отличающих как личность, так и учение Иисуса, Который хотя и был снедаем ревностью по доме Господнем (Ин 2, 17), но чужд всяческого зилотства. Потому всякий энкратизм (аскетический ригоризм) при всем своем рвении внушает опасения9.
II. Мир иудаизма
1. Положение вещей характеризуется здесь двумя обстоятельствами: во-первых, христианство, собственно, не пришло в иудаизм извне, но зародилось в нем; во-вторых, как и христианство, иудаизм был именно религиозной системой. Виудаизме господствовали не монарх и не меньшинство, состоящее из выдающихся личностей, напротив, это была теократия, владычество Бога. Здесь правил Яхве через Закон. Поэтому проблемы церковной истории в иудейском мире носят ярко выраженный религиозный характер. Как преимущества, благоприятство вавшие распространению христианства в иудейской среде, так и препятствия, угрожавшие его существованию и затруднявшие его развитие имели свои источники в религиозной сфере.
2. Благоприятные для христианства факторы состояли в основном в следующем:
а) Религия в иудаизме не была придатком политики, как в других древних государствах; напротив, вся жизнь государства и соответственно народа во всех ее многообразных взаимосвязях находила конечный смысл и цель в религии. Но христианство как раз и хотело, чтобы вся жизнь человека определялась религией.
б) Главным в учении Иисуса было утверждение, что Он есть обетованный Мессия. Для иудеев же в центре всего было ожидание Мессии. Следовательно, христианство явилось прямым продолжением иудаизма. В Риме, например, где понятия Мессии не существовало, проповедь Иисуса осталась бы просто непонятой.
в) Несмотря на все зачатки монотеизма, которые мы находим у неиудейских народов древности, один только иудаизм развил и ясно выразил этическую систему чистого монотеизма, не допускающую каких-либо уступок. Понимание со стороны иудаизма в этом пункте было особенно важно, потому что здесь речь шла о главном перевороте веры, совершенном новой религией, и в определенном смысле именно благодаря монотеизму христианство окончательно одержало победу в тогдашнем мире.
3. Все неблагоприятные обстоятельства и опасности, которые нес в себе иудаизм для христианства, основывались на узконациональном характере иудейской (палестинской) религии с ее установкой на чисто внешнее религиозное благочестие, состоящее в формальном исполнении предписаний Закона. Это противоречи ло двум основным принципам христианства: (а) христианское благовестие основывается главным образом на требованиях к внутренней жизни человека; (б) оно обращается, начав с иудеев, ко всем людям без исключения (ср. Ин 10, 16; Мф 28, 19). Легко понять, что при таком положении вещей спор между иудаизмом и христианством сосредотачивался вокруг вопроса о том, только ли иудеи могут стать христианами, или и язычники тоже (см. § 8).
III. Греческий мир
1. Хотя уже задолго до появления христианства древнеэллинский дух превратился в эллинистический, и, несмотря на обращение эллинистической философии к нравственно-религиозным проблемам и на глубочайшие структурные изменения, происшедшие под влияние восточных культур, а затем и преобразующего воздействия Рима, греческий дух и в христианские времена остался прежде всего духом познания, просвещения и философии. Соответственно и вопросы, возникающие при встрече его с христианством, носят прежде всего философский характер. Греки будут пытаться привести учение новой религии в соответствие с привычными для них формами мышления, каким-то образом философски освоить религию. Поэтому именно здесь возникает основной вопрос истории христианс кой мысли: проблема совместимости веры и знания, а тем самым — проблема философского обоснования и защиты веры, т. е. богословия вообще, и далее — выработки догматов и борьбы с религиозными и философскими лжеучениями.
Эти характерные особенности греческой среды и сила их воздействия на судьбу христианского благовестия наглядно проявляются в том отклике, который находили здесь даже среди простого народа многочисленные догматические рассуждения и споры (см. § 27); борьба «за» и «против» переживалась со страстностью, уже почти непостижимой для нас, современных западных людей. Философство вание (применительно к Откровению это означало занятие богословием) — душа всего позднеантичного греческого мира.
Фактически проблема богословия, философских ересей и формулирования догматов в течение всей ранней церковной истории связана с условиями греческого мира. И на латинском Западе, при Тертуллиане и Августине, философские споры несут отпечаток методов и представлений греческой мысли.
2. Благоприятствовали здесь христианству следующие факторы:
а) Греческая философия к тому времени получила отчетливое развитие в сторону этического учения, богословия и религии. Христианство столкнулось здесь не только с безрелигиозными скептиками, но и с философами, стремившимися к постижению внутренней сути вещей и поэтому с пониманием встретившими новую религию.
б) Люди, получившие греческое образование, принесли с собой испытанную критику старых антропоморфных божеств, так что христианство получило для борьбы с идолопоклонством и многобожием уже готовое оружие. К этому надо добавить попытки приближения к монотеизму и возраставшую потребность в духовно и нравственно углубленной религиозности.
в) С другой стороны, познавательная мощь греческого гения помогла христианству стать духовной силой, создать теорию познания, способную удовлетворить самым высоким духовным запросам.
д) Наконец, Греция предоставила молодому христианству для проповеди нового учения свой, повсюду тогда известный язык (так, послание св. ап. Павла к римлянам написано по-гречески!), т. е. чудесное средство, позволявшее выразительно представить новые идеи во всем их неисчерпаемом богатстве.
3. Неблагоприятные факторы. Существовала, собственно, одна серьезная опасность. Христианство по существу зиждется на вере, и в этом смысле оно таинственно и не может быть вполне адекватно постигнуто человеческим интеллектом. Однако стремление к познанию изначально несет в себе стремление к главенству. В области религии, и особенно религии «безумия Креста» (I Кор 1, 18_23) это означает опасность рационализма, лжеучения, состоящего в попытке заменить Откровение и веру научным познанием (ср. § 16 Гнозис).
IV. Римский мир
1. а) Римский мир — явление не столько теоретического, сколько практичес кого, даже скорее политического характера. Он исчерпывающе представлен римским государством, собственно он и есть римское государство. Это мир, где царят порядок, власть и приказ. Его также определял и чувство собственного достоинства и уважение к позитивному праву. Здесь живо чувство необходимости организации и повиновения так же, как и стремление к всеохватывающему единству и затем к покорению мира.
б) Для официальной религии Рима не играли почти никакой роли совесть, внутренние побуждения. Эта религия состояла в строгом исполнении внешних культов. Человек мог не участвовать в этом сердцем, и часто так оно и было. Почитались римские боги, и наряду с ними постепенно стали получать признание все божества провинций10. Римское язычество не претендовало на исключитель ное положение.
в) Но, поскольку внешнее участие в жертвоприношениях богам, признавае мым государством, было общеобязательным, то религиозная терпимость в римском государстве была по существу связана с насилием над совестью тех, чьи убеждения запрещали им совершать эти внешние действия. Это относилось в первую очередь к христианам, для иудаизма делалось исключение как для религии национальной, огражденной к тому же таким количеством строгих ограничений, что она никак не могла бы привлечь к себе массы; иудеи были освобождены от участия в этих жертвоприношениях.
г) Таким образом, римское государство не вникало в учение новой религии. Но из практических соображений общественного блага оно обратило свое внимание на христиан. И тогда возник вопрос: совместимо ли существование этой религиозной общины с интересами государства? Имеют ли христиане право на существование?
д) С другой стороны, и для римского христианства вопросы конкретного поведения были самыми насущными и привлекали основные усилия: это вопросы устава, организации, управления, администрации, нравственности и святости.
2. Благоприятные для христианства обстоятельства. До сих пор широко распространено представление, что языческая империя была для христианства лишь полем битвы. Но мы должны избегать одностороннего взгляда на римское государство только как на гонителя христиан. Благодаря своей религиозной терпимости (см. выше п. б), и прежде всего в отношении иудаизма (см. выше п. в), «в тени которого выросло христианство» (Тертуллиан), оно стало также и плодородной пашней для новой религии. Кроме того, благодаря гарантиям внутреннего мира и возможностям своих коммуникаций оно существенно облегчило проповеди Благой вести. Империя, благодаря делению на города, провинции и позднее диоцезы, благодаря своему управлению и, не в последнюю очередь, благодаря воплощенной в ней идее единства, была благоприятным образцом, по которому Церковь могла лучше всего построить свою жизнь в разнообразных, ясных и легко доступных для римского языческого сознания формах11. Впрочем, признание авторите
3. Неблагоприятные факторы. Такое соотношение сил таило, с другой стороны, опасность, что независимое сосуществование с этим миром будет нарушено, что политическая власть не устоит перед соблазном вторжения в религиозную область. Это проявляется в преследованиях со стороны языческого государства, требовавшего от христиан исполнения обрядов римской государственной религии. Позднее, в христианское время, имели место опасные проявления цезарепапизма (§ 21) императора Константина и его преемников, особенно ЮстинианаI, которые в этом отношении вели себя совершенно в духе античного Рима (в той или иной форме эта основная проблема церковной истории играла значительную роль и в средние века, и в Новое время).
И еще одна, возможно, еще большая опасность состояла в том, что неоспоримое римское искусство политического управления слишком утвердится в управлении Церковью, что приведет к искажению апостольского служения Церкви, имеющему совершенно иной характер.
V. Влияние Востока
1. Ни одна из культур, названных в качестве факторов, влияющих на новую религию, не существовала в чистом, беспримесном виде. Весь позднеантичный мир был глубочайшим образом ориентализован.
Восточное начало на протяжении первых двух веков нашей эры все больше утверждается в культуре; без влияния какой бы то ни было внешней силы оно овладевает духовной жизнью эпохи. Для христианства значение этого процесса состояло прежде всего в его ярко выраженной религиозной окраске («время Римской империи — одна из величайших религиозных эпох в мировой истории», H.Е. Stier). Таким образом, позитивным для христианства фактором было то, что религия, пришедшая с Востока, могла рассчитывать по меньшей мере на всеобщий интерес. Главный соперник молодого христианства — митраизм — тоже имел восточное происхождение. Опаснейшее из лжеучений, с которым пришлось столкнуться ранней Церкви, — манихейство — также восходит к древнеперсидским религиозным представлениям 12.
2. Следовательно, при анализе основных сил, сопутствовавших становлению христианства, необходимо учитывать и основные свойства восточных культур. Значение Востока еще больше возрастает, если вспомнить, что оба города, где впервые возникли богословские школы, оказавшие столь сильное влияние на облик христианского учения, Александрия и Антиохия, имели чисто эллинисти ческие основы, и что Византия, непосредственно граничившая с Малой Азией, сформировалась гораздо больше под восточным влиянием, чем под греческим.