б) В кульминационный момент трагедии главные действующие лица покидают сцену, Николай умирает прежде, чем известие о Соборе 867 г. доходит до него; Фотий же исчезает в келье одного из монастырей, так как дворцовый переворот вновь возводит Игнатия на патриарший престол. Следующий папа, Адриан II, объявил об отлучении Фотия от Церкви. VIII Вселенский собор в Константинополе 869/870г. под предводительством трех папских легатов повторил этот приговор захватчику и «новому Диоскуру» Фотию; совершенные им рукоположения были отменены.
На новом Соборе в Константинополе 879/880 г. приверженцам Фотия удалось, однако, склонить римских посланцев, незнакомых с греческим языком, к уступкам181. Учение о примате, изложенное Иоанном VIII, при переводе было искажено. Римская Церковь даже снова признала Фотия182.
В конце концов Фотий был заточен новым императором, своим бывшим учеником, в монастырь, где он через 10 лет скончался (около 897/898 г.).
7. Эта борьба проходила преимущественно под знаком националь но-политического неприятия византийцами западных «варваров» и «еретиков». Со смертью Фотия связь с ними хотя и не прервалась, но очень ослабела.
а) Однако невозможно до конца понять все многообразные сложности этой ситуации и ее проблематику, если не задаться вопросом, действительно ли был неизбежен этот негативный исход. Не приписывая Фотию большей искренности и готовности к взаимопонима нию, чем это следует из его поступков, можно все же указать на то, что многочисленные апелляции к римскому епископу заключают в себе фактическое признание за ним служения Петра. И если именно тогда при всех драматических коллизиях и неустойчивых контактах росла разобщенность, не было ли это вызвано тем, что не только восточная сторона (где Фотий, а точнее императоры стремились добиться победы своей партии при помощи авторитета папы), но и западная слишком заботились о своих собственных интересах. Кто знает, если бы образ действий был иным, исполненным более сильного и бескорыстного желания служить не только собственным интересам, но и богатой традициями Восточной Церкви, то не оказалось бы тогда успешнее служение Петра на Востоке?
б) На пути, ведущем от Григория I к вершине средневековья, правление Николая I было подготовительным этапом к программе Григория VII и Иннокентия III. Оно предвосхитило, заложило или потребовало все то, что будет сформулировано и осуществлено этими папами как выражение специфически средневекового могущества Церкви.
В наступающем полновластии пап большая роль будет принадлежать и часто упоминаемой «теории двух мечей». Николай с ней не знаком (как, впрочем, и Григорий VII); это выражение появляется впервые в высказываниях мистика Бернарда Клервоского (§ 50). Но и в теории двух мечей нам приходится иметь дело с одним из чрезвычайно сложных ключевых моментов средневековья. Она претерпела значительные изменения. У Бернарда она означает совсем не то, что у Бонифация VIII (§ 63) или канонистов высокого или даже позднего средневеко вья. При рассмотрении ведущих идей обнаруживается, что уже у Николая были претензии на то, чтобы папа, как Петр, распоряжался обоими мечами. Впрочем, папа претендует на это право не непосредственно, но только в качестве руководящей власти (potestas directiva).
III. Преемники Николая I
1. Требования Николая I в сущности означали, что в отношениях между папством к империей, которые были окончательно установлены Карлом Великим на основе территориальной Церкви и регулировались конституцией императора Лотаря I от 824 г., наступил переломный момент: теперь папа из подвластного должен стать главою.
а) Но Николаю и его преемникам предстояло убедиться, что их программа еще не осуществлена, пусть даже их претензии на руководство и не встречали отпора со стороны представителей слабеющей империи. Было недостаточно того, чтобы папа как наместник Бога свободно распоряжался императорским достоинством; он, папа, со своей стороны нуждался в короле как в партнере, готовом светскую исполнительную власть меча — т. е. то, чем он естественным образом уже владел,— принимать на себя и пускать в ход по слову курии. Но не было ни того, ни другого.
Соответственно при Николае I было еще невозможно ни достигнуть требуемой высоты, ни тем более — удержать ее. Несмотря на существование партии церковных реформ все держалось на личности Николая I.
Поэтому, если два непосредственных его преемника, Адриан II и Иоанн VIII, оказались еще способны продолжать его дело, после них намечается общая тенденция к упадку.
б) Впрочем, тревожные признаки глубокого внутреннего неблагополучия появляются уже при понтификате Адриана II (867_872 гг.), который сам долгое время добивался папской короны. Разрушительные силы, проявившиеся уже при Николае I в личности Анастасия Библиотекаря и его влиянии, здесь еще более остро заявили о себе в его легате, влиятельном и обогатившемся на своей должности, епископе Арсении183.
То, что Анастасий был (по крайней мере с 862 г.) тесно связан с деятельностью папы Николая и что упомянутый Арсений проявил такую расторопность и (при обострении конфликтов в начале понтификата Адриана II) такое искусство посредника на трудной службе папского апокризиария при франкском императоре, подчеркивает коренную нестабильность ситуации и выявляет зловещие признаки настойчивого стремления к удовлетворению собственных страстей через достижение все более и более высокой власти184.
2. Николай оставил своим преемникам неимоверно тяжелое наследство: папство оказалось перед повсеместной необходимостью защищаться и кризисным обострением всех тех проблем, которые Николай хотя и решал благодаря своему авторитету, но отнюдь не устранил окончательно. Положение Адриана было тем тяжелее, что он пытался остаться и действительно остался верным принципам своего предшественника. Дворцовый переворот императора Василия и свержение Фотия (после тревожных месяцев ожидания, когда события еще не были известны в Риме) принесли неожиданную перемену в отношениях с Востоком: Адриан был удовлетворен, он получил возможность произвести суд над Фотием на Римском соборе (869 г.) и отомстить за позор своего предшественника. Труднее было добиться выполнения решений Николая, касающихся Запада. От него хотели отмены осуждения Лотаря и связанных с этим организационных мер. Действительно, папа снова допустил низложенного архиепископа Дитгауда Трирского (см. II, 1) в общину, снял отлучение с Вальдрады и принял даже Лотаря II, чье дело должно было пересматриваться на соборе в Риме.
Смерть короля избавила папу от дальнейших осложнений в этом неприятном процессе, но привела к опасному кризису в вопросе порядка наследования. Здесь проявились давно предвиденные политические последствия церковного решения, которое в качестве такового едва ли могло быть иным, но его результаты поставили перед папой проблему, далеко выходящую за рамки церковной сферы. Притязания на наследование, морально вполне обоснованные со стороны императора, который своей борьбой с сарацинами заслужил всеобщую поддержку на Западе, были поставлены под угрозу из-за давно известных намерений его дядьев, особенно Карла Лысого. Все посредничес кие попытки и предостережения пап, конечно, гораздо менее решительные, чем когда-то против Лотаря II, ни к чему не привели. Угроза более строгих наказаний опоздала. Когда посланцы явились к Карлу Лысому, Мерсенский договор (870 г.) уже поставил их перед свершившимся фактом. Реймсский синод, а также послание Хинкмара отвергли действия папы как неоправданное вмешательство: Адриан не может быть епископом и королем одновременно; принадлежность к Царству Божию не зависит от того, отвергают ли рекомендуемого Римом короля или нет. Франкская знать прямо заявила, что политика должна делаться мечом, а не притязаниями духовенства на власть. Адриан был достаточно умен, чтобы подчиниться реальности. Уже в 872 г. он возвращается к прежней политике и обещает Карлу Лысому наивысшее императорское достоинство в случае кончины ЛюдовикаII, причем остается абсолютно верен имперской концепции своего предшественника.
3. Политическая ситуация в Италии уже давно была угрожающей из-за набегов сарацин. Отражал их, сколько было возможно при всех помехах, постоянно чинимых его дядьями, и при очень слабой поддержке со стороны Николая I, император Людовик II. С его смертью (875 г.) ситуация стала для папы, тогда — Иоанна VIII, жизненно опасной185.
Иоанн VIII (872_882 гг.) всеми силами стремился идти по пути Николая I. К постоянной угрозе нападения сарацин (папа должен был платить им дань) добавились внутриримские распри. Уже раньше, в период борьбы пап с лангобардами и Восточной Римской империей, в Риме рядом со сторонниками папы появились лангобардская, греческая (восточноримская), императорская партии, а затем и партия римской аристократии. «Яд раздоров не исчез из Рима» (Алкуин). Всвоей политике по отношению к империи Иоанн полностью придерживается направления, намеченного Николаем и Адрианом: вопреки воле покойного императора, назначившего своим наследником восточнофранкского Каролинга Карломана, папа сделал выбор в пользу западнофранкского Карла Лысого, которого и короновал в Рождество 875 г. Времена, когда императорская корона передавалась в соответствии с установленным порядком наследования, прошли. Теперь папа решал вопрос о высшем достоинстве империи по собственному усмотрению. За последние 75 лет обстоятельства существенно изменились. Новый император выразил свою благодарность тем, что не только значительно расширил дарения своих предков, но и отказался от важнейших императорских прав (присутствие императорского посла в Риме, утверждение выбранного папы).
Папство было теперь свободно от императорской опеки. Но, к сожалению, оно вместе с тем было и беззащитно, так как стареющий император не в состоянии был исполнять принятые на себя почетные обязанности. После смерти Карла Лысого (877 г.) ущемленный в своих интересах Карломан смог без борьбы вступить во владение итальянским наследством. Иоанн сумел искусно уклониться от его притязаний на императорскую корону. Правда, таким образом он и в дальнейшем остался без защиты. Вновь поставленный в унизительное положение сарацинами, притесняемый итальянскими князьями, затем плененный, он вернулся обратно в Западно-Франкское королевство: параллель, задолго предвосхищающая профранцузскую позицию пап второй половины XIII в., которая привела к Авиньону. Отчаянное положение в империи186, сопротивление архиепископа Миланского, междоусобицы южноитальянских князей и возобновившиеся осложнения с сарацинами даже вынудили папу к сближению с Восточным Римом и к одобрению решений Собора 879/880г.187, которыми был восстановлен в правах Фотий, хотя это ни в какой мере не соответствовало требованиям папы.
Иоанн VIII умер в старости насильственной смертью: согласно анналам Фульды, он был отравлен своими родственниками; затем ему размозжили голову молотком.
4. а) Такой страшной картиной можно начать описание «saeculum obscurum» в истории Церкви. На этом этапе развития даже беглый взгляд на список пап вскрывает неустойчивость ситуации. Со смерти Иоанна VIII в 882 г. до Льва IХ в 1049г. (§ 45) было 44 папы, за 80 лет, истекших до вступления на престол Оттона Великого, более 20: они приходили и уходили.
б) Внешняя картина и в дальнейшем характеризуется вторжениями норманнов, сарацин, венгров и (в Англии) датчан, приводившими к чудовищным опустошениям и разного рода беспорядками как в сфере управления, так и в области морали и права. Господствовала прежде всего грубая сила, и, естественно, не в последнюю очередь это касалось церковного и монастырского имущества, особенно в Италии и на территориях современной Франции. Епископства прекращали существование или (как и аббатства) оказывались в руках мирян. Было вполне естественно, что признаки упадка проявлялись и среди клира: необразованность, симония, безнравственность, низкий социальный уровень.
Опасное политическое положение пап, которые больше не имели опоры в Каролингах, вынуждало их вставать официально на сторону их непосредственных врагов, франкских герцогов Сполетских, против которых боролись стремившиеся к власти франкские герцоги Фриульские.
Таким образом, из-за своих светских владений папство стало мячом в жестокой игре алчных группировок. Побеждая, знатные семейства начинали без зазрения совести пользоваться доходами и политическими возможностями сильно сократившегося Церковного государства. На апостольский престол возводят любимцев, членов собственных семей независимо от их способностей; папы смещают пап, заточая их в тюрьмы, затем и сами оказываясь в заключении.
Наступает пресловутый 896/897 г.: Бонифаций VI, в прошлом римский священник, изгнанный за недостойное поведение, правит 15 дней; Стефан VI (896/897 г.) под давлением Ламберта Сполетского (которого Стефан V короновал в императоры!) проводит «Собор мертвеца», где добивается осуждения эксгумиро ванного и привезенного на собор папы Формоза (891_896); сам он попадает в заключение.
Сергий III (904_911), ставленник сполетской партии, организует удушение в темнице двух своих предшественников. О других понтификатах не известно ничего существенного. О планах универсальной Церкви больше не было и речи.
5. В ходе борьбы группировок римских знатных фамилий долгое время главенствующее положение занимало семейство Теофилакта с его женой Теодорой и их дочерьми Мароцией и Теодорой.
При Теофилакте началось то правление женщин, которое простиралось и на духовные обязанности римского епископа. Конечно, главный источник сведений здесь — падкий на скандальные истории Лиутпрант († ок. 970 г.). Наверное, не следует ему полностью доверять (и тем более использовать для обобщений). Существовали и безупречные личности и отрадные явления. При Иоанне Х (914_928) возникла лига средне- и южноитальянских князей, включающая и византийцев, и в 916 г. сарацины были побеждены. Но Мароция и ее второй муж позаботились о том, чтобы папа умер в заточении. В 931 г. Мароция возвела на престол под именем Иоанна XI (931_935) своего внебрачного сына (от связи с папой и убийцей пап Сергием III?).
Альберих Сполетский (сын Мароции от предыдущего брака; † 954 г.), сохранивший еще христианское чувство ответственности, совершил переворот. Он изгнал третьего мужа своей матери, короля Гуго, заточил Мароцию и ее сына Иоанна XI в тюрьму и затем 22 года осуществлял автократическое правление; четыре преемника Иоанна XI также полностью от него зависели. Но они были достойными священниками и (совместно с Альберихом) даже открыли доступ в Рим клюнийской реформе, основав общину монахов — сторонников реформы.
К сожалению, и у Альбериха возобладали в конце концов фамильные интересы. На смертном одре в 954 г. он обеспечил своему сыну Октавиану (17-ти лет от роду) ближайшую вакансию на папский престол; это был Иоанн XII188 (955_964), который вызывающе и открыто вел безнравственную жизнь, интересуясь лишь охотой, пиршествами и женщинами. Доходило даже до кощунственных посвящений в сан. Он пил за здоровье Венеры и Аполлона.
6. Тем не менее именно этот недостойный папа совершил тогда самое важное для церковной истории: исходя из политической необходимости (принужденный Беренгаром, правителем Северной Италии), он призвал в 960 г. из Германии Оттона I189, который, чувствуя себя наследником законных притязаний Каролингов, решил явиться в Рим со своей супругой Адельгейдой для коронации (962 г.). Правда, уже в следующем году Оттон добился снятия римским собором папы за измену и безнравственную жизнь. В 964 г. этот человек, который, как утверждает официальная папская хроника «Liber Pontificalis», «провел всю свою жизнь в разврате и лжи», умер.
а) Только что охарактеризованное положение папства находит некоторое отражение в исторически ничему не соответствующей (но вплоть до позднего средневековья не вызывавшей ни у кого недоверия190) легенде о папессе Иоанне (якобы 855 г.). Легенда имеет несколько истоков, но все же в ней нашли отзвук и подлинные предания о женщинах, управлявших папством в Х в.
Такой упадок папства был возможен только при общем упадке империи; оба процесса имели свои параллели в явлениях социально -культурного распада всей Европы. Разделы, предпринятые по договорам в Вердене в 843 г., в Мерсене в 870 г. (раздел лотарингского промежуточного королевства) и Трибуре (в 887 г.: империя делилась на пять частей: Восточное королевство, Западное королевство, Северная Бургундия, Южная Бургундия, Италия), были для папства лишь кажущимся облегчением, в действительности же они принесли ему вред; дело в том что и для решения церковных задач, и для своей политической независимости папство нуждалось в поддержке некоей высшей политической власти. Поскольку таковой не оказывалось, повсюду приходили к власти, как мы видели в Италии, малые силы, которые, где только могли, наносили вред политической, а при этом и церковной, независимости папства. Этому противостоят уже с начала Х в. и в следующие века все чаще и чаще немецкие епископы, понимающие связь между единством империи и успешной деятельностью Церкви191.
Политическая слабость империи в свою очередь создавала стимул и благоприятные условия для разрушительных вторжений захватчиков, что, естественно, также наносило ущерб христианству и Церкви, а значит, и верховному епископу192.
б) Всеобщий беспорядок приводил к тому, что ценилось только право сильного. Каждый мог рассчитывать только на себя. Появляется множество мелких поместий, центром каждого из которых был укрепленный замок. Постоянно приходится быть готовым к нападению грабителей и к кровопролитной самообороне. Отсюда берет начало гибельная практика дуэлей, вредившая, естественно, христианскому воспитанию народов, хотя она и получила свое развитие только позже, когда со времени Конрада II наряду с наследованием малых ленов такие замки становятся собственностью рыцарей.
Последствия этого в религиозной жизни легко видеть. Важнейшие центры религиозной деятельности — монастыри — около 900 г. в Восточном Франкском королевстве по большей части исчезли или стали бесполезными. В это время книги стали редкостью.
Но все же в этой удручающей картине всеобщего распада заслуживает внимания утешительный факт: единственным источником связующей силы, подтвердившим свою прочность, была Церковь. Поразительно, что в эту эпоху, в такой среде и при таком правлении она была в состоянии сохранять свои традиции. Папа с сомнительной репутацией, такой как Сергий III, восстанавливает Латеранскую базилику, свою кафедральную церковь, которая была разрушена при Стефане VI. Даже помпезные изречения и претензии этих недостойных пап были по меньшей мере «словами, которые сохраняли жизнь великим мыслям» (Hauck). Следует снова отметить, что представление об уникальности церковного достоинства римского епископа, пусть оно бывало неясным или в отдельных случаях даже отрицалось, никогда не исчезало из сознания христиан. И конечно, не было несущественным, тем более для столь символического мышления, то, что папа с VIII в. кроме митры (служившей знаком духовного сана) как знак власти носил «корону» в виде заостренного колпака, на которую имел право только он один, что возвышало его над всеми духовными и светскими лицами. Здесь символизи рующее власть одеяние подчеркивало авторитет, подобно тому как имперская корона символизирует единственную в своем роде имперскую идею (Percy E. Schramm)193.
7. Отмечая позитивные ценности, имевшие место даже во времена церковного упадка, мы не должны закрывать глаза на уже упоминавшуюся внутреннюю проблематику папской концепции этого периода (т. е. уже специфически средневековую). К ней постоянно приходится возвращаться в силу ее решающего и одновременно трагического значения для мировой и особенно для церковной истории. Проблематика и ее трагедия заключаются в слиянии церковного и всемирного приматов, символом которого была «Corona-Regnum» Константина (см. выше) на голове преемников Петра, «ловца человеков». Упомянутые позитивные факторы не перечеркивают того, что собственно духовно-пастырская задача опасно отступала на второй план. Поразительно, что Флодоард Реймсский († 966 г.) критикует понтификат Иоанна XI — выше отмеченное похвальное исключение — именно за то, что тот, «не имея власти, лишенный блеска, занимался только духовными делами». Неизбежное, даже желаемое объединение этих двух сфер снова с неотвратимостью вело к тому, что церковное начало поглощалось светским.
8. Наиболее сильным противостояние итальянскому разложению папства было в Германии, и именно благодаря возвышению саксонских фюрстов (919_1024).
Уже король Генрих (919_936), вероятно, думал об императорской короне; он умер, не успев осуществить свои планы. Это предстояло сделать его сыну Оттону (936_973). В результате его первого похода в Италию в 951 г. итальянская знать принесла Оттону в Павии присягу как королю франков и лангобардов, но он не смог войти в Рим, так как папа Агапет II и Альберих отказались. Прошло еще десять лет, прежде чем папа и наследник Альбериха сами попросили Оттона о помощи.
С преодолением политической анархии в империи улучшилось и положение Церкви. Епископат стал могущественным соратником нового королевства. И именно Германия стала спасительницей папства. Наряду с епископатом нужно упомянуть и другие очаги церковного возрождения в новых монастырских центрах и движениях.
Вступление Оттона в Рим ознаменовало, но еще не совершило поворот в истории Церкви. И дальнейшее развитие папства шло в постоянной борьбе со знатными римскими родами, борьбе, в ходе которой папы по-прежнему умирали в заточении или даже насильственной смертью. Только в середине XI в. в дни Сутрийского и Римского соборов 1046 г., за три года до Льва IХ (1049_1054), когда Генрих III низлагал и назначал пап (§ 45), папство освободилось окончательно от недостойных оков римских клик194. Только благодаря ему освободился путь для универсального реформированного папства (§ 48).
9. В то время как на христианском Западе во многих местах брало верх варварство, в непосредственной близости от него, в Испании, развивалась высокая арабо-мусульманская культура, поддерживаемая импульсами с родины ислама, — важный факт в то время, так как эта чужеродная культура начинает выходить за пределы арабского государства, оказывая как плодотворное, так и разрушитель ное воздействие (§ 59).
а) Положение христиан в Испании не было при арабском владычестве неблагоприятным; у них была свобода вероисповедания, епископы назначались или утверждались арабами. Конечно, были и «арабизированные» христиане, а превосходящая культура давала повод для многочисленных переходов в исламскую веру.
В неарабской части Испании с начала IХ в. Сантьяго-де-Компостела стал постепенно чрезвычайно влиятельным в религиозном отношении христианским центром с типичным для средневековья характером благочестия.
б) Но и на христианском Западе Х век в разных странах выступает в совершенно разном обличье. В Англии высокий расцвет возник уже до Х в. при Альфреде Великом (871_900): он сам переводил на староанглийский фрагменты из Библии и латинских философов.
Когда снова восстановился порядок в Германии (при Генрихе I, 919_936), и там, и во Франции, открытой для клюнийской реформы (§47), стали снова усердно переписывать и собирать книги.
Особой славой пользовалась в то время Санкт-Галленская монастырская школа, где преподавали один за другим трое Ноткеров: Ноткер Бальбул († 912 г.), Ноткер Физик († 975 г.) и Ноткер Тевтонец († 1022 г.). Самое большое значение имел последний из названных, один из создателей немецкого религиозного языка.
Кроме уже названного аббатства Клюни (910 г.), в конце Х в. на юге Италии возникают кружки истинного благочестия (возобновление отшельничества Нилом Младшим, †1005 г., и Ромуальдом, † 1027 г., при Валь-ди-Кастро), в Лотарингии (Горце и Бронь) и Англии. Личной святостью, трудами и полемическими трактатами они осуществляли церковное сопротивление нарушениям канонов; они требовали от пастырей апостольской жизни.
§ 42. Христианизация северных, восточных и юго-восточных окраин Запада
1. Чрезвычайно поучительным фактом истории является то, что Церковь даже в периоды упадка никогда не ограничивалась тем, чтобы только защищать то, что она уже имеет, но, напротив, всегда стремилась расширять круг своего влияния посредством христианизации язычников. Это доказательство своей внутренней силы Церковь предъявила и в посткаролингское время.
а) В связи с низким культурным уровнем и примитивными понятиями христианизируемых народов важную, порой даже решающую роль в деле миссионерства играла, как и в предшествующий период, политическая власть, т. е. пример или приказ обращенного в христианство князя, а иногда и принуждение. Хотя и для этого времени мощный пропагандистский импульс, приданный Немецкой Церкви Карлом Великим, оставался одной из главнейших сил миссионерства, нужно снова подчеркнуть, что после его смерти уже не нашлось ни достаточно сильной власти, ни личности такого масштаба, которые могли бы наглядно продемонстрировать языческим военачальникам и князьям политическое превосходство христианства, дать материальный стимул для сближения с ним и таким образом подготовить путь для христианских миссионеров. Положение изменилось чрезвычайно неблагоприятно для христианства. Всеобщее разложение как в зеркале отразилось в миссионерстве.
В действиях миссионеров не было единства. Как мы уже видели, партикуляристские церковные устремления отнюдь не были решительно преодолены. Каждая отдельная церковь была тесно связана с какой-то определенной частью империи, в результате чего дух соперничества привносился и в сферу миссионерства, стимулируя ее раздробленность. Это не только сковывало силы христианизации, но и предопределяло реакцию присоединяемых к Церкви народов, которые не хотели с принятием христианства лишиться свободы.
б) В связи с описанной тенденцией к усилению власти митрополи тов (§ 41, II) возникали досадные раздоры. Влиятельные центры Немецкой Церкви (Бремен, Зальцбург) хотели и при христианизации соседних областей в большей или меньшей степени исключить участие Рима. Было бы неисторично просто осудить эти, несомненно не безопасные, стремления как нецерковные. Самостоятельность отдельных Церквей и церковных областей была тогда несравнимо большей, чем в ХIII в., чем при Авиньоне, чем после Тридентского собора или даже сейчас; процесс объединения Церквей вокруг Рима находился, несмотря на Бонифация, Карла Великого и Николая I, все еще в начальной стадии. Те столетия, когда закладывалась основа средневековья, почти не были связаны с Римом. Григорий I долгое время не находил достойных продолжателей своих планов универсальной Церкви. К папству (например, в лице Бонифация) стремился север. Но именно в это время, в IX и Х вв., интерес пап к универсальной Церкви, как мы уже знаем, был крайне слабым (несмотря на некоторые — звучащие как универсальные — формулировки, восходящие ко времени Николая I). Правда, и среди этого необычайного распада мы можем констатировать поразительную уверенность пап в своей роли «верховного часового».
При христианизации восточных народов сыграло значительную роль в светской и церковной истории все то же известное нам важное соперничество — борьба Греко-Византийской Церкви, возглавляемой знаменитым патриархом Фотием, против Рима (Николая I и его непосредственных преемников). Эта конкуренция привела к тому, что часть славян (сербы, болгары, а также предки русских, украинцев и белорусов) попали в сферу влияния Греческой Церкви (и тем самым позже и в схизму) и византийской культуры: факт, имеющий до сегодняшнего дня тяжелейшие политические, культурные и религиозные последствия для истории Запада. При оценке этого факта не следует упускать из виду, что представление римского универсализма о единстве само по себе приводило к унификации и не всегда должному пониманию ценности разнообразия религиозно-богословских и культурных путей в рамках единства.
2. В северной миссии у датчан и шведов в ранний период известен своей особенной творческой силой св. Ансгар († 865 г.) из монастыря Корвей, «апостол Севера». Один из Григориев (IV, 827_844) дал и ему план действий; он посвятил его (после многолетней деятельности в миссии) в епископы и назначил папским легатом для шведов, датчан и славянских земель. Его работе препятствовали нападения викингов и ссоры претендентов на датскую корону. Снова нашел подтвержде ние старый опыт всех германских миссий, что евангелизация не может быть прочной без политической защиты. В Дании христианство стало распространяться с 826 г., когда король Харальд, побывав в Ингельхайме при дворе Людовика Благочестивого, крестился в церкви св. Альбана Майнцского. Но в Дании и у шведов вплоть до начала Х в., несмотря на Ансгара и его чрезвычайные усилия, все попытки были совершенно безуспешны. Окончательная христианизация и здесь была связана с политическим подъемом Германии и с проблемой продвижения, а точнее — сохранения ее границ: снова была необходима поддержка политической власти.
3. а) Знаменитые братья Мефодий († 885 г.) и Кирилл († 869 г.) из знатной греческой военной семьи предприняли попытку обратить в христианство весь славянский мир. Их деятельности (в Моравии) сопутствовала и мешала борьба национальных восточных элементов против римских и немецких притязаний и наоборот.
Уже начальные шаги их деятельности в Моравии оказались в сфере напряженных отношений Востока и Запада: моравский правитель Радислав не хотел ничего знать о восточнофранкских миссионерах и просил Константинополь направить посланцев для проповеди веры. Патриарх Фотий послал в 863 г. обоих братьев в Моравию. Папа Николай I, уже обеспокоенный вмешательством греков в Болгарии (§40), решительно сопротивлялся распространению греческой миссии в области, которая неоспоримо принадлежала Западной Церкви и потребовал от Кирилла и Мефодия держать ответ в Риме. Несмотря на дружбу с Фотием, они послушались. Естественность, с которой это было сделано, может быть расценена как свидетельство того, что несмотря на растущее отчуждение сознание церковного единства еще отнюдь не исчезло. Мефодий, впрочем, был посвящен папой Адрианом в епископы и митрополиты Сирмия в Паннонии. Здесь серьезную конкуренцию ему составляла Баварская Церковь: его, посвященного папой в митрополиты, заперли с применением физического насилия в монастырь, из которого только через несколько лет его освободил папа Иоанн.