Раби Нахман из Браслава. Рассказы о необычайном
По изд.: Рассказы о необычайном (сипурей маасийот) раби Нахмана из
Браслава с комментариями р. Адина Штейнзальца (Эвен Исраэль). - Институт
изучения иудаизма в СНГ. - 5760-2000
Перевод рассказов с идиш - р. Авигдор Ганц
Перевод комментариев с иврита - Арье Ротман
Литературная обработка - Барух Авни (Камянов)
В память о моих предках из семьи Гиссер, браславских хасидах, чьи
заслуги защищают их потомков и по сей день.
Светлой памяти Зайцева Валентина Шевельевича
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
О ТОМ, КАК ПРОПАЛА ЦАРСКАЯ ДОЧЬ
Комментарии р. Адина Штейнзальца
МУДРЕЦ И ПРОСТАК
Комментарий р. Адина Штейнзальца
КУПЕЦ И БЕДНЯК
Комментарий р. Адина Штейнзальца
О СЫНЕ ЦАРЯ И СЫНЕ СЛУЖАНКИ
Комментарий р. Адина Штейнзальца
БААЛЬ ТФИЛА
Комментарий р. Адина Штейнзальца
СЕМЬ НИЩИХ
Комментарий р. Адина Штейнзальца
ПРИМЕЧАНИЯ
Приложение:
1. А. Штейнзальц. ХАСИДИЗМ И ПСИХОАНАЛИЗ
2. Список изданий Института изучения иудаизма в СНГ
3. Таблица к рассказу "Бааль Тфила"
ПРЕДИСЛОВИЕ
Неповторимый и удивительный, ни на кого и ни на что не похожий раби
Нахман из Браслава - один из величайших мыслителей хасидизма. Даже на заре
этого движения, когда волна духовного пробуждения подняла из глубин народной
жизни десятки выдающихся людей, в их плеяде мало кто равен раби Нахману по
силе ума, глубине и самобытности. Он прожил недолгую жизнь, полную невзгод и
духовных терзаний, успев, тем не менее, создать неумирающие книги и
приобрести верных учеников. Хасиды раби Нахмана и по сей день, спустя почти
два столетия, всем сердцем преданы своему великому цадику (праведнику) и его
учению, которое он им оставил.
Вопреки всем изменениям, принесенным временем, духовное наследие раби
Нахмана не утратило жизненности. Оно сохранило свое значение для всех
последующих поколений, и для нашего в том числе. Более того: это значение не
уменьшилось. Хасиды раби Нахмана берегут его учение как зеницу ока, из
поколения в поколение передают беседы своего наставника, воспоминания о нем
и его жизни. Тексты, написанные им собственноручно или записанные учениками,
толкования Торы, подхваченные с его уст, сплетаясь, создают чарующую картину
учения такого же необыкновенного и великого, каким был он сам. Вершиной
творчества раби Нахмана - и по оригинальности изложения, и по выразительной
силе, и по глубине заложенных идей - справедливо считаются его "Истории о
необычайном". Эти истории, облаченные в непритязательные одеяния народных
сказок, раби Нахман рассказывал хасидам в последние годы жизни. В них
сплавились поэзия и глубокая мысль. Благодаря своей форме они доступны даже
ребенку, видящему в них занимательные "старинные сказки", как называл их сам
раби Нахман. И в то же время можно вновь и вновь возвращаться к ним, всякий
раз открывая новые пласты мыслей, символов, идей.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ РАБИ НАХМАНА ИЗ БРАСЛАВА.
Он родился в весеннем месяце нисане в 5532 году от сотворения мира
(1772 год по нееврейскому календарю) в украинском местечке Меджибож. Симха,
отец раби Нахмана из Браслава, был сыном раби Нахмана из Городенки, крупного
ученого и проповедника, видного деятеля раннего периода хасидизма, одного из
выдающихся учеников основателя движения раби Исраэля Бааль-Шем-Това (Бешта).
По линии матери Фейги раби Нахман из Браслава приходился Бааль-Шем-Тову
правнуком. Его дядья со стороны матери, раби Эфраим из Седилкова и раби
Барух из Меджибожа, были видными адморами (1), причем благодаря собственным
заслугам, а не в результате династической преемственности.
Еще в раннем детстве раби Нахмана окружающие отмечали его
необыкновенную одаренность. Он обладал выдающимися способностями и уже в
отрочестве отличался незаурядной остротой ума и познаниями в Торе. Мальчик
рос живым и шаловливым, что не мешало ему быть глубоко верующим.
Рассказывают, что когда ему казалось, будто он согрешил, его лицо заливала
краска стыда.
В ту эпоху были приняты ранние браки, и Нахмана женили в четырнадцать
лет. Он поселился в доме тестя, в маленькой деревушке близ местечка
Медведевка. Пять лет, проведенные в деревне, раби Нахман посвятил в основном
занятиям Торой и молитвам. Однако уже тогда вокруг него начали собираться
люди, которых притягивала его необыкновенная личность. Избрав раби Нахмана
своим учителем, они готовы были идти за ним. Когда раби Нахман покинул
Медведевку, ему еще не исполнилось и двадцати, но многим в округе он уже был
известен как хасидский адмор. Тогда и раскрылась самобытность избранного им
пути, отличного от путей большинства лидеров разных направлений в хасидизме.
Кроме того, несмотря на свой юный возраст, раби Нахман отпускал колкие
замечания в адрес уважаемых людей, чем вызывал негодование, которое,
накопившись, становилось причиной яростных споров.
В 1798 году раби Нахман внезапно решил отправиться в Эрец-Исраэль.
Земля Израиля притягивала его все годы жизни. Он попытался осуществить мечту
своего знаменитого прадеда Бааль-Шем-Това и достичь Святой земли. Правнук
Бешта оставил семью чуть ли не на произвол судьбы, поручив ее заботам своего
первого ученика и слуги, который сохранил верность ему на всю жизнь, и
отправился через Одессу и Константинополь в Эрец-Исраэль. Путь туда был
вымощен трудностями, изобиловал приключениями и таинственными
происшествиями. О них рассказывается в маленькой книжечке, где собраны
воспоминания спутников раби Нахмана. Он упорствовал в желании сохранить
инкогнито, тем самым навлекая на себя ложные обвинения. Духовные муки и
колебания раби Нахмана выражались в странных поступках, непонятных и
подозрительных окружающим. В довершение всех бед в Египте высадился
французский генерал Бонапарт и вторгся в Эрец-Исраэль, ведя боевые действия
против турок.
Вопреки всему путники благополучно достигли своей цели. Однако раби
Нахман пробыл здесь считанные месяцы, главным образом в Тверии и Цфате.
Пережив головокружительные приключения (так, он попал в плен к туркам, и
евреи Родоса выкупили его), раби Нахман вернулся домой. Здесь в начале 1799
года он поселился в Златополе, где и прожил следующие два года. Нам
неизвестна причина, вызвавшая враждебность к нему раби Арье-Лейба,
"Шполянского старца", жившего в соседнем местечке. Но это было только
началом. Пожар вражды полыхал все ярче, охватывая новые места и отравляя
жизнь раби Нахмана повсюду до самой его преждевременной смерти. Раби Нахмана
обвиняли в заносчивости, приписывали ему лжемессианские амбиции, чуть ли не
ересь (наподобие той, которую проповедовали Шабтай Цви и Франк), и другие
грехи. Хотя сам раби Нахман по мере сил уклонялся от столкновений, в чем его
энергично поддерживали его дядя раби Барух из Меджибожа, "Люблинский
ясновидец", официально одобривший его книгу, и раби Шнеур-Залман из Ляд,
неприятие его личности и его учения не уменьшалось. Поддерживавшие его
адморы находились далеко, сами были поглощены борьбой против митнагдим (2) и
не могли оказать ему по-настоящему действенную помощь.
В 1810 году раби Нахман перебрался в Умань, зная, что там ему суждено
умереть. Там прошли его последние дни, там в осеннем месяце тишрей он
скончался.
УЧЕНИКИ И КНИГИ.
Раби Нахман писал много. Уже в ранней юности он делал для себя записи и
всегда чем больше писал, тем больше сжигал. Он сжег собственными руками либо
приказал сжечь большую часть написанного им. Из всех рукописей уцелела
только одна: небольшая "Сефер hа-мидот" ("Книга нравственных качеств"). Она
состоит из коротких высказываний, собранных по тематическому принципу и
посвященных молитве, пути праведника, любви, истине и т.п. Эти высказывания
по большей части взяты из классических еврейских источников, от Танаха до
поздней раввинистической литературы. Однако раби Нахман приводил цитаты не
буквально, но изменял их, поясняя, расширяя и обобщая их смысл. Особенно
сложна вторая часть книги, выдержавшая множество изданий. Позже несколько
ученых браславских хасидов (а также раби Цадок hа-Коген из Люблина)
дополнили ее ссылками на источники.
Главный фундаментальный труд раби Нахмана называется "Ликутей-Маhаран"
(первое слово названия означает просто "Сборник", а второе - традиционная
аббревиатура, составленная из первых букв имени и титула автора). Первую
часть своей книги раби Нахман успел увидеть: она вышла в свет 1808 году, а
вторая была издана посмертно. Ее составили выступления раби Нахмана перед
хасидами и его комментарии к Торе, которые собирались в течение нескольких
лет. Книга удостоилась горячего одобрения многих выдающихся адморов и
раввинов того поколения. Часть ее раби Нахман написал собственной рукой,
другая основана на конспектах, которые он сделал, готовясь к выступлениям, а
то, что было записано с его слов слушателями, раби Нахман отредактировал и
исправил. Проповеди и толкования, собранные в книге, отличаются
оригинальностью содержания и формы. Тематически она очень богата и
затрагивает все, что касается еврейской религии и мировоззрения: служение
Всевышнему, отношения между людьми, Израиль и народы мира, и т.д. и т.п.
Толкования Торы и проповеди раби Нахмана часто основываются на цитатах из
Танаха или высказываниях мудрецов древности, однако каждое слово
переосмысливается, и в нем открывается целая череда сокровенных значений.
Невозможно не обратить внимание на совершенство владения раби Нахманом
материалом. С удивительной легкостью он возводит из множества разнородных
тем и источников здание своего учения. "Ликутей-Маhаран" справедливо
считается основополагающей книгой браславского хасидизма. Многие поколения
его последователей - и не только они - продолжают открывать в ней для себя
все новые аспекты мудрости Торы и внимать наставлениям великого ученого и
праведника.
"Сипурей-маасьиот" ("Истории о необычайном") вышли в свет после смерти
автора. Большую часть этих историй, прежде всего, самые пространные, раби
Нахман рассказал хасидам в последний год своей жизни. Он рассказывал их на
идиш, языке простого народа. Раби Натан, его верный ученик, записал
услышанное из уст учителя, добавил пересказанное другими, перевел эти
истории на иврит, и в таком виде они были впервые опубликованы. После этого,
в соответствии с волей самого автора, появилось двуязычное издание, где
параллельно с ивритским текстом был приведен в нижней части страниц
огласованный перевод его на идиш.
Кроме этих двух главных книг существуют еще три, связанные с раби
Нахманом: "Сихот hа-Ран" ("Беседы раби Нахмана"), "Шивхей-hа-Ран"
("Восхваления раби Нахмана") и "Хаей-hа-Ран" ("Жизнь раби Нахмана"). В них
рассказывается о жизни и деятельности мудреца, приводятся его высказывания
на разные темы и важнейшие толкования им Торы. С течением времени появились
десятки других книг, посвященных раби Нахману, но большинство основано на
извлечениях из первых трех и анализируют содержащийся в них материал, хотя
некоторые излагают и новые сведения или высказывания, приписываемые раби
Нахману.
Ученики и последователи раби Нахмана заслуживают особого рассказа. Его
дар привлекать людей обнаружился уже в юности. Хасиды не только учились у
него Торе и добрым делам, но испытывали к учителю глубокую личную
привязанность. Никакие гонения и беды не в силах были разорвать эту связь.
Кто же становился хасидами раби Нахмана? Ученые, известные раввины,
проповедники - и вместе с ними простые евреи, бедняки и нищие. Раби Нахман
умел с каждым найти общий язык. Однако сам он стремился привлечь к себе
прежде всего людей, способных постичь глубину его учения и нести его другим.
Яркой звездой в созвездии учеников и последователей раби Нахмана
блистает раби Натан Штернгарц. Раби Натан происходил из почтенного и
состоятельного семейства. В юности он приобрел известность своими знаниями и
разносторонними способностями. Он женился на дочери раби Давида-Цви, раввина
Шаргорода, знаменитого в своем поколении ученого и праведника. Раби Натан
познакомился с будущим учителем в 1802 году. С первой же встречи между ним и
раби Нахманом установилась удивительная, ни на что не похожая связь. Впервые
увидев раби Натана, раби Нахман сказал: "Мы давным-давно знаем друг друга,
мы только расстались на некоторое время". Именно раби Натану довелось
собрать, упорядочить и опубликовать духовное наследие своего учителя. Эту
работу он начал еще при жизни раби Нахмана, но большая часть ее была
выполнена уже после его кончины. Если бы не раби Натан, едва ли из учения
раби Нахмана что-то уцелело, помимо нескольких разрозненных высказываний.
Все свои силы, способности, энергию, по существу, всю свою жизнь раби Натан
посвятил распространению идей учителя. Все изданные книги самого раби
Нахмана и первые книги о нем - плод усилий раби Натана. Он был не только их
редактором и обработчиком, но также автором, творцом, ибо продолжал и
развивал учение раби Нахмана. Его книга "Ликутей-тфилот" ("Сборник молитв")
- поэтический шедевр. Эта книга написана по просьбе самого раби Нахмана,
который хотел, чтобы его мысли и идеи были воплощены в молитвах. Эти тексты,
составленные раби Натаном, пленяют сердце, они истинно поэтичны и в то же
время весьма содержательны и действительно отражают учение раби Нахмана.
Творческий дар раби Натана проявился в его книге "Ликутей-hалахот" ("Сборник
hалахот"). В ней он не ограничивается интерпретацией идей учителя, но
развивает и совершенствует их. Не случайно именно он возглавил движение
браславских хасидов после смерти раби Нахмана. Однако при этом раби Натан
категорически отказался от титула адмор, предпочтя навсегда остаться
учеником великого учителя. Этот прецедент создал уникальную ситуацию в мире
хасидизма: у браславских хасидов нет ребе во плоти. Они по сей день хранят
верность своему единственному ребе - раби Нахману.
Несмотря на преследования, которым они подвергались, и свою
изолированность, последователи раби Нахмана (и ученики раби Натана, как и
ученики их учеников) продолжали жить по его заветам. Они создали множество
произведений, разъясняющих и развивающих учение раби Нахмана.
"ИСТОРИИ О НЕОБЫЧАЙНОМ".
Свои истории раби Нахман начал рассказывать в 1806 году. Обычно это
происходило после бесед с толкованием Торы, посвященных определенной теме.
Большинство историй, среди них самые пространные и значительные, раби Нахман
поведал в последний год жизни. Важнейшая из них - "Семь нищих" - была
рассказана за полгода до смерти.
Хасидский мир буквально наводнен историями, передаваемыми изустно из
поколения в поколение, однако "Истории о необычайном" стоят среди них
особняком. Их своеобразие неповторимо. Как правило, хасидская история - это
рассказ об определенном человеке, о его праведности, деяниях и святости, о
чудесах, сотворенных им, или о словах мудрости, произнесенных им, и о
связанных с ним обычаях. В отличие от них "Истории о необычайном" облечены в
художественную форму. В жанре волшебной сказки раби Нахман выражал свои
идеи, высказывал мысли на разные темы. Не случайно его истории композиционно
и сюжетно близки к народным сказкам, еврейским и нееврейским, бытовавшим в
то время.
Однако было бы ошибкой отождествлять "Истории о необычайном" с жанром
литературной сказки, в котором творили, например, Ханс-Кристиан Андерсен,
Оскар Уайльд, Франц Кафка (параллели между произведениями которого и
сказками раби Нахмана несомненны), Герман Гессе и другие. Литературная
сказка, как всякий литературный жанр, выражает идеи автора с помощью
художественных образов и символов, в то время как "Истории о необычайном"
насыщены Торой, они содержат и выражают ее подобно другим книгам раби
Нахмана - например, "Ликутей-Маhаран". Вместе с тем в этой книге тоже можно
найти вымышленные истории, с помощью которых раби Нахман доносит до нас
скрытую мудрость Торы. Они тоже облечены в художественную форму, так же
поэтичны.
Раби Нахман хорошо понимал особенности избранного им жанра. Он
предварил свои "Истории" словами: "Отныне я буду рассказывать вам сказки" -
и добавил, что с помощью сказок надеется раскрыть свое учение с новой
стороны, позволяющей еще глубже проникнуть в него. В то время, публично
толкуя Тору (3), раби Нахман отчасти объяснил свой подход к ее
комментированию.
По его словам, люди порой не в состоянии воспринять Тору в истинном
виде, без покровов, и потому "надо накинуть на ее лик (на ее внутреннюю
сущность) покрывало вымышленных историй". Причин этому, по его словам, три:
"Когда исцеляют слепого, не снимают повязку сразу, чтобы свет не ударил по
глазам. Это касается и тех, кто долго пробыл во мраке или во сне. Вторая
причина: приходится скрывать свет, чтобы внешние силы (силы зла) не овладели
им. И, наконец, третья: зло, овладев светом, не даст ему распространиться, и
потому надо скрыть его, чтобы оно осталось неузнанным".
Далее раби Нахман перечисляет способы, которыми пользуются мудрецы,
чтобы раскрывать своим воспитанникам суть Торы в соответствии с их уровнем,
и завершает так: "Но есть ученики, которые пали так низко, что уже
невозможно пробудить их ничем, кроме историй из прошлого, откуда все
семьдесят ликов Торы черпают жизненность".
"Истории о необычайном", которые сам автор называл "Историями из
прошлого", содержат все тайны Торы во всем многообразии ее ликов. Однако на
каждый тайный лик наброшен такой плотный покров, что на расстоянии этот лик
просто не разглядеть. И потому каждый может приблизиться, удостоиться
откровения и прозреть.
СОДЕРЖАНИЕ И ИСТОЧНИКИ "ИСТОРИЙ О НЕОБЫЧАЙНОМ".
Истории, рассказанные раби Нахманом, как пространные, так и лаконичные,
немногочисленны: тринадцать составляют главный корпус сборника, в качестве
приложения в него включены несколько коротких историй и одна длинная,
относительно авторства которой существуют сомнения, а также истории,
рассказанные в других книгах. Несмотря на немногочисленность, все они
отличаются друг от друга по стилю и содержанию. История "Об одном раввине и
его единственном сыне" по жанру напоминает традиционную хасидскую историю,
правда, отличаясь от нее своим содержанием и символикой. "Мудрец и простак"
развивает одну простую идею на протяжении всего повествования. "О том, как
пропала царская дочь" выдержана, казалась бы, в жанре народ ной сказки.
История "Скромный царь" - законченная аллегория. История "Муха и паук"
осталась незавершенной, тогда как "О сыне царя и сыне служанки", по сути, не
одна история, а две. Кроме перечисленных мы найдем у раби Нахмана очень
сложные эзотерические иносказания, проникнутые глубокой мистикой, такие, как
"Семь нищих" и "Бааль Тфила".
Некоторые истории следуют известной сюжетной канве, и лишь смещение
акцентов придает им специфическое содержание. Другие, напротив, отличаются
совершенно оригинальной фабулой, которой не найти параллелей за пределами
творчества раби Нахмана. Простота изложения не обязательно означает его
доступность. В одном случае возвышенные мистические аллегории изложены
бесхитростным языком, в другом - незамысловатое содержание облекается в
изысканные формы. Художественность никогда не является у раби Нахмана
самоцелью. В его руках это инструмент, который он использует, чтобы донести
до слушателя содержание, нимало, вроде бы, не заботясь обо всем остальном.
Однако такое пренебрежение к форме - кажущееся. В действительности
повествование весьма тщательно проработано во всех деталях, вплоть до
стилистической шлифовки и подбора синонимов. Правда, как и в
"Ликутей-Маhаран", автор часто позволяет себе пространные отступления. С
прямого пути его отклоняют идеи и образы, мимо которых нельзя пройти, не
остановившись. Отметим, однако, что отступления у раби Нахмана так же
литературно безупречны, как все повествование, и он искусно связывает
побочную тему с главной.
Во всех своих произведениях автор ставит перед собой одну основную
задачу: донести свое учение, свои идеи до слушателей. Материал, из которого
строится повествование, раби Нахман черпает из многочисленных и
разнообразных источников: это Кабала и народные сказки, Письменная Тора и
hалаха, история и современность - отовсюду он заимствует необходимое для
рассказа. Такое многообразие источников имеет свой внутренний смысл. Раби
Нахман говорил, что в своих историях пытается раскрыть все "семьдесят ликов
Торы". И в самом деле, в некоторых его историях можно найти целое
напластование смыслов. Эти смыслы не противоречат один другому, скорее они
раскрывают разные уровни и грани одной фундаментальной идеи, разворачивая и
углубляя ее. Однако проясненная таким образом идея начертана на разных
"скрижалях", и потому кажется, что не все детали повествования умещаются на
общей смысловой плоскости, часть его обретает смысл в одном истолковании,
другая же требует иного. Здесь легко усмотреть параллель между "Историями о
необычайном" раби Нахмана и его же книгой "Ликутей-Маhаран". Там главная
проблема также часто распадается на ряд составляющих, каждая из которых
рассматривается отдельно, а затем они вновь сливаются в единое целое.