Мегги ничего не ответила. Элинор открыла входную дверь и, не говоря ни слова, выпустила её на улицу. Стояла тихая ночь. В воздухе носились незнакомые запахи и раздавалось стрекотание цикад.
– А к моей маме вы относились так же приветливо? – спросила Мегги, когда Элинор уже хотела закрыть за ней дверь.
На какое-то мгновение Элинор смутилась.
– Думаю, да, – сказала она. – Да, так и есть. Она была такой же наглой, как и ты. Ну, удачно тебе посмотреть на Пожирателя Спичек, – добавила Элинор и закрыла дверь.
Мегги бежала по тёмному саду за дом и вдруг услышала музыку. Казалось, этой бодрой и одновременно грустной музыкой в исполнении колокольчиков, труб и барабанов кто-то приветствует её появление.
Мегги не удивилась бы, если бы на лужайке её встречала целая толпа фокусников, но там был один Сажерук.
Он ждал на том же месте, где Мегги нашла его днём. Музыка доносилась из магнитофона, стоявшего на траве возле шезлонга. На краю лужайки Сажерук поставил садовую скамейку для своей зрительницы. Слева и справа от неё в землю были воткнуты горящие факелы. Два факела посередине лужайки отбрасывали причудливые тени. Впечатление было такое, как будто слуги, нанятые специально для представления, заходились в жутком танце.
Сажерук был раздет по пояс, его бледная кожа сливалась со светом луны, что висела над домом Элинор, и казалось, тоже была приглашена на представление.
Завидев Мегги, Сажерук поклонился.
– Пожалуйста, занимай место, милая леди! – крикнул он. – Ждём только тебя.
Мегги уселась на скамейку и огляделась. На шезлонге стояли две тёмные бутылки, которые она видела сегодня в сумке. В левой бутылке что-то светилось, словно Сажерук набрал в неё лунного света. Между планками шезлонга была воткнута дюжина факелов с белыми ватными головками, а рядом с магнитофоном стояло ведро и пузатая ваза, которая, если Мегги не ошибалась, была взята из прихожей.
На секунду девочка взглянула вверх, на окна дома. В комнате Мо света не было – наверное, он ещё работал в мастерской. А вот этажом выше она увидела в освещённом окне фигуру Элинор. Тётушка тотчас задёрнула занавеску, как будто заметила, что на неё смотрят, но за занавеской всё равно был виден её силуэт.
– Ты слышишь, как тихо вокруг?
Сажерук выключил магнитофон. Тишина мягко, точно ватой, заткнула девочке уши. Лишь потрескивание факелов и стрекот цикад нарушали ночное безмолвие.
Сажерук снова включил музыку.
– Я разговаривал с ветром, – сказал он. – Знаешь, если ветру вздумается поиграть с огнём, даже я не смогу его укротить. Но сегодня он обещал мне вести себя спокойно и не испортить нам представление.
С этими словами он нагнулся за факелом. Затем отпил глоток из бутылки с лунным светом и выплюнул немного в вазу. Окунул факел в ведро, вынул и поднёс к горящему факелу. Огонь вспыхнул так неожиданно, что Мегги вздрогнула. Сажерук поднёс к губам вторую бутылку и набрал полный рот жидкости. Он вдохнул побольше воздуха и выплюнул всё, что было у него во рту, на горящий факел.
Над лужайкой поднялся яркий огненный шар. Он, как живой, пожирал темноту вокруг себя. Шар был таким большим, что Мегги испугалась, не полыхнёт ли сейчас пожар. Но тут Сажерук повернулся на каблуках и выдул ещё один шар. Огонь взвился так высоко, словно хотел поджечь звёзды. Сажерук запалил второй факел и провёл им по голой руке. В эту минуту он был похож на ребёнка, весело играющего со своим котёнком. Огонь коснулся его руки, как живое существо, с которым он подружился и которое теперь разгоняло для своего хозяина мрак ночи. Сажерук подбросил факел высоко вверх, туда, где ещё недавно висел огненный шар, поймал его, зажёг ещё один – и вот он уже жонглировал тремя, четырьмя, пятью факелами. Огонь вертелся вокруг него, танцевал и даже не пытался укусить. Вдруг факелы исчезли, как будто ночь поглотила их, а Сажерук с улыбкой поклонился Мегги, которая за всё время не проронила ни слова.
Она, словно зачарованная, сидела на жёсткой скамейке и, не мигая, смотрела, как Сажерук прикладывает к губам бутылку, а затем снова и снова выплёвывает огонь в чёрное лицо ночи.
Мегги не знала, что отвлекло её внимание от факелов и кружащихся в воздухе искр. Может быть, мы кожей ощущаем зло, как ощущаем тепло или холод; может быть, она краем глаза заметила полоски света, пробивавшиеся сквозь ставни на окне библиотеки.
Ей почудились голоса, мужские голоса, громче, чем музыка. По всему телу разлился страх – такой же тёмный и жуткий, как обступившая их ночь.
Когда она вскочила, Сажерук уронил горящий факел, но быстро затоптал его, не дав огню распространиться по траве, и вслед за Мегги уставился на дом.
Она побежала, под ногами шуршал гравий. Входная дверь была слегка приоткрыта, внутри было темно, а из коридора, ведущего в библиотеку, раздавались голоса.
– Мо! – крикнула она и почувствовала, как страх снова наполняет сердце.
Дверь в библиотеку стояла нараспашку. Мегги кинулась туда, но вдруг сильная рука ухватила её за плечо.
– Тихо, – сказала Элинор и втащила девочку к себе в комнату.
Мегги заметила, как дрожали её пальцы, когда она запирала дверь.
– Не трогайте меня!
Мегги оттолкнула её руку и попыталась повернуть ключ. Она хотела крикнуть, что нужно помочь отцу, но Элинор крепко зажала ей рот. Она была гораздо сильнее девочки.
– Их слишком много, – шёпотом сказала она, пока Мегги силилась укусить её за палец. – Четыре или пять здоровых мужчин, к тому же они вооружены. – Она притянула брыкающуюся Мегги к стене возле кровати. – Ведь уже сто раз собиралась купить чёртов револьвер. Да что там сто – тысячу!
– Ну конечно, она здесь, – услышала Мегги чей-то шершавый, словно кошачий язык, голос. – Может, нам привести из сада твою дочурку – и она нам всё покажет? Или ты сделаешь это сам?
Мегги попыталась ещё раз освободить рот от руки Элинор.
– Да успокойся ты наконец! – зашипела тётушка прямо ей в ухо. – Ты только хуже сделаешь, понимаешь?
– Моя дочь? Что вы о ней знаете? – Это уже был голос Мо.
Мегги всхлипнула. И тут же увидела угрожающе поднятый палец Элинор у себя перед носом.
– Я хотела вызвать полицию, – сказала она, – но телефон не работает.
– Мы знаем всё, что нам нужно. – Голос принадлежал уже кому-то другому. – Итак, где книга?
– Вы её получите. – Мо говорил глухо. – Но я пойду с вами, потому что хочу получить её обратно, когда Каприкорну она больше будет не нужна.
Пойдёт с ними… Что он хочет этим сказать? Он не может просто взять и уйти! Мегги снова рванулась к двери, но Элинор удержала её. Все попытки вывернуться были напрасны: тётушка крепко обхватила её и снова зажала рот рукой.
– Прекрасно. Мы всё равно хотели тебя забрать, – сказал незнакомец. – Ты себе даже не представляешь, как Каприкорн жаждет услышать твой голос. Он верит в твои способности.
– Да, тот, кто работает вместо тебя, ничего не умеет, – добавил другой. – Посмотри на Кокереля.
Мегги услышала шаги.
– Он хромает, а Плосконос выглядит уже лучше, хотя красавцем никогда не числился.
– Не болтай, Баста, у нас не так много времени. А как быть с его дочкой? Возьмём её с собой? – Это был уже другой голос. Казалось, кто-то говорил с зажатым носом.
– Нет! – крикнул Мо. – Она останется здесь, иначе книгу вы не получите!
Один из мужчин рассмеялся:
– Не волнуйся, Волшебный Язык. Конечно же, получим. А вот насчёт твоей дочери Каприкорн нам указаний не давал. Девчонка нас только задержит, а ведь хозяин ждёт не дождётся встречи с тобой. Короче, где книга?
Мегги крепко прижалась ухом к стене. Она услышала шаги, а потом звук отодвигаемого предмета. Элинор затаила дыхание.
– Неплохой тайник, – сказал шершавый голос. – Кокерель, бери и не спускай с неё глаз. После тебя, Волшебный Язык. Вперёд!
Они вышли. Мегги ещё раз попыталась высвободиться из рук Элинор, но безуспешно. Дверь в библиотеку закрылась, шаги стали удаляться, становились всё тише и тише, а потом вообще смолкли. Только тогда Элинор отпустила её.
Мегги рванула дверь и в слезах помчалась в библиотеку. Мо там не было. Книги стояли на своих местах, и лишь в одном ряду зияла чёрная дыра.
– Невероятно! – воскликнула Элинор. – Им действительно нужна была лишь эта книга.
Мегги оттолкнула её и побежала по коридору.
– Подожди! – Элинор пыталась её остановить. Но чего ждать? Ждать, пока увезут отца? Мегги слышала: Элинор бежала следом. Может, руки у неё и были сильнее, но бегала Мегги всё равно лучше. В прихожей всё ещё было темно. Дверь была распахнута, а когда Мегги, затаив дыхание, вышла на улицу, ей в лицо подул прохладный ветер.
– Мо! – крикнула она.
Где-то вдалеке загорелись автомобильные фары и послышался звук мотора. Мегги побежала в ту сторону, споткнулась и расцарапала о гравий колено. Тёплая кровь потекла по ноге, но Мегги этого не замечала. Она всё бежала, всхлипывая, пока не оказалась перед большими железными воротами. Дорога за ними была пуста.
Мо исчез.
ЧТО СКРЫВАЕТ НОЧЬ
Лучше тысяча врагов снаружи дома, чем один внутри.
Арабская пословица
Сажерук прятался за каштаном, когда мимо пронеслась Мегги. Он видел, как она остановилась возле ворот и смотрела на дорогу. Слышал, как она звала отца. Её крики заглушали треск цикад. А потом вдруг всё стихло, и в наступившей тишине посреди ночи застыла маленькая фигурка девочки. Казалось, силы оставили её, и лёгкое дуновение ветерка могло унести её прочь, как сухой лист.
Она стояла у ворот так долго, что Сажерук закрыл глаза, чтобы не видеть её. Но вдруг до него донёсся плач, и лицо его обдало жаром стыда, как огнём, с которым он недавно играл. Он прижался спиной к дереву и ждал, когда Мегги вернётся. Но девочка не шевелилась. Наконец, когда ноги у него совсем онемели, Мегги неловко повернулась, словно марионетка, которую кто-то дёрнул за ниточки, и направилась к дому. Она больше не плакала, а проходя мимо дерева, лишь утёрла рукой глаза. На мгновение Сажерук почувствовал непреодолимое желание утешить её, объяснить, зачем он всё рассказал Каприкорну. Но Мегги прибавила шаг и прошла мимо. Она шла всё быстрее, пока совсем не скрылась за деревьями.
Сажерук вышел из своего укрытия, перекинул за спину рюкзак, взял в руки сумки и двинулся в сторону всё ещё открытых ворот.
Ночь поглотила его.
ОДНА
– Золотце моё, – проговорила наконец бабушка, – а ты не жалеешь, что до конца жизни тебе придётся остаться мышкой?
– Я совсем не думаю об этом, – ответил я. – Разве это важно, кто ты и как выглядишь, пока тебя любят?
Р. Даль. Ведьмы
Когда Мегги вернулась, на ярко освещённом крыльце стояла Элинор. Поверх ночной рубашки она накинула пальто. Ночь была тёплой, но с озера дул холодный ветер. В отчаянии девочка казалась такой потерянной… Элинор вспомнила это чувство – хуже не бывает.
– Они увезли его с собой! – Мегги чуть не задыхалась от бессильной ярости, она поедала тётку ненавидящим взглядом. – Почему вы удержали меня? Мы смогли бы ему помочь! – Она сжала кулаки, словно больше всего на свете хотела побить её.
Элинор могла это понять. Ей самой подчас хотелось поколотить весь мир, но в этом не было смысла, никакого. Оставалась печаль…
– Не говори ерунды, – грубо сказала она. – Как бы у нас это вышло? Они бы и тебя забрали. Понравилось бы это твоему отцу? Нет. Так что нечего болтаться в саду, заходи в дом.
Но девочка не тронулась с места.
– Они отвезут его к Каприкорну! – прошептала она так тихо, что Элинор едва разобрала её слова.
– К кому?
Мегги только покачала головой и провела рукавом по заплаканному лицу.
– Скоро здесь будет полиция, – сказала Элинор. – Я звонила по мобильному телефону твоего отца. Никогда не думала покупать такую вещицу, но теперь, наверно, всё-таки куплю. Грабители мне попросту обрубили кабель!
Мегги не двигалась с места. Она дрожала.
– В любом случае они давно уехали, – сказала она.
– Боже мой, да ничего с ним не случится! Элинор поплотнее запахнулась в пальто. Ветер усиливался. К дождю, несомненно.
– Откуда вы это знаете? – Голос Мегги дрожал от ярости.
«Господи, если бы взглядом можно было убить, – подумала Элинор, – то я бы уже была мертвехонька».
– Да потому, что он сам, по доброй воле, захотел идти с ними! – раздражённо ответила она. – Ты ведь тоже это слышала, разве не так?
Девочка опустила голову. Конечно, слышала.
– Правда, – сказала она. – Он больше тревожился о книге, чем обо мне.
На это Элинор возразить было нечего. Её собственный отец всегда был твёрдо уверен, что о книгах надо заботиться больше, чем о детях. И когда он внезапно умер, ей и двум её сёстрам казалось, будто он просто, как прежде, сидел себе в библиотеке и вытирал пыль со своих книг. Но отец Мегги был не таков.
– Вздор. Конечно же, он тревожился о тебе, – сказала она. – Я не знаю отца, который бы так безумно обожал свою дочь, как твой. – Она протянула Мегги руку. – Я сделаю тебе горячее молоко с мёдом. Кажется, именно это дают глубоко несчастным детям?
Но Мегги даже не заметила протянутую руку. Она внезапно повернулась и побежала. Как будто что-то пришло ей в голову.
– Эй, погоди!
Чертыхнувшись, Элинор натянула садовые туфли и заковыляла следом. Глупышка побежала на задний двор, где огнеглотатель устраивал ей представление. Но лужайка, разумеется, была пуста. Только погасшие факелы ещё торчали из земли.
– Ага, господин Пожиратель Спичек, похоже, исчез, – сказала Элинор. – Во всяком случае, в доме его нет.
– Может быть, он пошёл за ними? – Девочка подошла к одному из потухших факелов и коснулась обугленной головки. – Так и есть! Он увидел, что случилось, и пошёл за ними!
Она безнадёжно посмотрела на Элинор.
– Конечно. Так и было. – Элинор изо всех сил старалась, чтобы её слова не звучали насмешливо. «Как это, по-твоему, он за ними пошёл? Пешком?» – мысленно добавила она.
Но вслух этого не произнесла, а только положила руку на плечо Мегги. «Господи, девчонка до сих пор дрожит!»
– Пойдём, – сказала она. – Скоро здесь будет полиция, а пока что мы действительно ничего не можем поделать. Вот увидишь, через пару дней твой отец найдётся, а вместе с ним, возможно, и твой друг, плюющийся огнём. Но до этого тебе надо как-нибудь уживаться со мной.
Мегги лишь кивнула. Не сопротивляясь, она дала увести себя в дом.
– У меня есть ещё одно условие, – сказала Элинор, когда они стояли перед дверью.
Мегги недоверчиво взглянула на неё.
– Ты не могла бы, пока мы тут одни, не смотреть на меня всё время так, будто хочешь меня отравить? Это выполнимо?
По лицу Мегги скользнула едва заметная улыбка.
– Наверное, да, – сказала она.
Двое полицейских, которые въехали во двор, усыпанный гравием, задали много вопросов, но ни Мегги, ни Элинор не смогли на них ответить. Нет, Элинор этих людей никогда прежде не видела. Нет, денег они не украли и вообще ничего ценного, если не считать одной книги. При этих словах Элинор полицейские насмешливо переглянулись. Рассердившись, та прочла им целую лекцию о ценности редких книг, но это лишь усугубило дело. Когда же Мегги наконец сказала, что её отца обязательно найдут, если разыщут некоего Каприкорна, полицейские посмотрели так, словно девочка всерьёз утверждала, будто её отца похитил злой волк. Потом они уехали. Тогда Элинор отвела Мегги в её комнату. У глупышки в глазах вновь стояли слёзы, а Элинор не имела ни малейшего представления о том, как утешить девочку двенадцати лет. Она сказала только:
– Твоя мать всегда спала в этой комнате. – И это были, наверное, самые неуместные слова, поэтому она быстро добавила: – Если не сможешь заснуть, почитай что-нибудь, – дважды кашлянула и пошла назад к себе через пустой, тёмный дом.
Отчего он вдруг показался ей таким бесконечно огромным и пустым? Долгие четыре года, что она прожила здесь одна, её никогда не беспокоило, что за всеми дверями её встречали одни лишь книги. Как давно это было, когда она вместе с сёстрами играла в этих комнатах и коридорах в прятки! В то время она всегда старалась бесшумно проскользнуть мимо дверей библиотеки…
Снаружи ветер стучал в ставни. «Господи, я не смогу сомкнуть глаз», – подумала Элинор. А потом она вспомнила о книге, которая ожидала её возле кровати, и со смешанным чувством предвкушения и мук весьма нечистой совести она исчезла в своей спальне.
ПОДМЕНА
Из-за книг душу охватило сильное недомогание. Как же стыдно находиться в зависимости от этой груды бумаги с чувствами уже умерших людей! Не лучше ли, не достойнее ли и приличней оставить весь этот хлам и выйти в мир свободным, раскованным, безграмотным суперменом?
С. Игл. Перевозя библиотеку
Мегги в своей постели в эту ночь так и не уснула. Как только шаги Элинор затихли, она помчалась в комнату Мо.
Он не успел распаковать сумку – та по-прежнему стояла рядом с кроватью. Только его книги уже лежали на ночном столике да ещё надкусанная плитка шоколада. Мо любил шоколад до безумия. Самый занюханный шоколадный Дед Мороз не чувствовал себя при нём в безопасности. Мегги отломила от плитки кусочек и засунула в рот, но вкуса не ощутила. Только вкус беды.
Одеяло Мо оказалось совсем холодным, и подушка хранила запах не отца девочки, а только крахмала и стирального порошка. Мегги сунула под неё руку и нашла фотокарточку. Это был портрет её матери – он всегда лежал у Мо под подушкой. Когда Мегги была маленькой, она думала, что Мо просто однажды придумал ей мать, поскольку считал, будто без матери ей было плохо. Он рассказывал про неё удивительные истории. Потом Мегги всегда спрашивала:
«Она любила меня?»
«Очень».
«Где она?»
«Ей пришлось уехать, когда тебе исполнилось три года».
«Почему?»
«Ей надо было уехать».
«Далеко?»
«Очень далеко».
«Она умерла?»
«Ни в коем случае!»
Мегги привыкла, что на некоторые вопросы Мо давал странные ответы. И уже в десять лет она не верила в то, что он для неё сочинял, – очевидно, мама просто ушла от них. Такое бывает. И пока Мо был с ней, она никогда особенно не тосковала по матери.
Но вот и его не стало.
И она осталась один на один с Элинор и с её ледяными глазами.
Она достала из сумки свитер Мо и прижалась к нему лицом. «Всему виной книга, – вновь и вновь крутилось у неё в голове. – Ну почему, почему он не отдал её Сажеруку?!» Иногда полезно прийти в бешенство, если не знаешь, как побороть боль. Но потом слёзы всё же нахлынули, и Мегги заснула с солоноватым вкусом на губах.
Когда она проснулась – с колотящимся сердцем и волосами, мокрыми от пота, – всё опять вернулось: мужчины в чёрном, голос Мо и пустая дорога. «Я пойду искать его, – решила Мегги. – Да, я так и поступлю». Небо за окном уже зарумянилось. Ещё немного, и взойдёт солнце. Лучше уйти, пока не рассвело.
Куртка Мо висела на стуле у окна, как будто он только что её снял. Мегги достала из неё портмоне: ей могут понадобиться деньги. Потом она прокралась в свою комнату, чтобы собрать вещи, самое необходимое из одежды и фотографию, где она вместе с Мо, чтобы всюду её показывать и спрашивать о нём. Сундук с книгами она, разумеется, взять с собой не могла. Сначала хотела спрятать его под кроватью, но потом решила написать Элинор письмо.
«Дорогая Элинор…» – писала она, хотя на самом деле не считала, что это подходящее обращение, и далее спросила себя, надо ли называть её на «ты» или, как прежде, на «вы».
«Да ладно, тётям говорят „ты“, – подумала она, – кроме того, так проще».
«Я должна отправиться на поиски отца, – писала она дальше. – Не беспокойся…»
«Что ж, Элинор так или иначе беспокоиться не станет».
«И пожалуйста, не говори полицейским, что я ушла, а то они наверняка приведут меня обратно. В сундуке – мои любимые книги. К сожалению, я не могу взять их с собой. Пожалуйста, присмотри за ними, я их заберу, как только найду отца. Спасибо. Мегги.
P. S. Я знаю точно, сколько книг в сундуке».
Последнее предложение она тут же зачеркнула, ведь оно только разозлит Элинор, и кто знает, что тогда будет с книгами? Чего доброго, она их ещё продаст. Ведь Mo снабдил каждую из них необычайно красивым переплётом. Ни одна не была переплетена в кожу – Мегги не хотела при чтении представлять себе, что для её книг стянули кожу с какого-нибудь телёнка или со свиньи. К счастью, Мо это понимал. Как-то он рассказывал Мегги, что много столетий назад переплёты для особо ценных книг делали из кожи неродившихся телят. «Charta virginea non nata» – сладкозвучное название для ужасной вещи. «И в этих книгах, – говорил Мо, – было так много слов о любви, добре и милосердии».
Пока Мегги собирала сумку, она всячески старалась не рассуждать, поскольку знала, что все рассуждения кончатся вопросом: где, собственно говоря, она будет его искать? Вновь и вновь она гнала от себя эту мысль, но всё же её руки стали двигаться медленнее. И вот наконец она стояла около набитой доверху сумки, невольно прислушиваясь к тихому и беспощадному внутреннему голосу: «Ну и где же ты собралась искать, Мегги? Ты пойдёшь по улице налево или направо? Даже этого ты не знаешь. Как ты думаешь, далеко ли ты уйдёшь, пока тебя не задержит полиция? Двенадцатилетнюю девочку с огромной сумкой в руках и с нелепой историей об исчезнувшем отце и о том, что нет никакой матери, которой можно тебя отдать…»
Мегги зажала уши руками, но разве это поможет заглушить насмешливый голос у неё в голове? Какое-то время она так и стояла. Затем помотала головой, пока этот голос наконец не умолк, и поволокла собранную сумку в коридор. Сумка была тяжёлой, слишком тяжёлой. Мегги снова открыла её и побросала всё обратно в комнату. Оставила только один свитер, одну книгу (уж хотя бы одна-то книга была ей нужна), фотографию и портмоне. Теперь она сможет нести сумку, каким бы дальним ни был путь.
Она тихо спустилась по лестнице, держа в одной руке сумку, а в другой записку. Утреннее солнце уже пробивалось сквозь щели в ставнях, но в большом доме было так тихо, словно спали даже книги на полках. Только из-за двери в комнату Элинор доносился негромкий храп. Сначала Мегги хотела подсунуть записку под дверь, но та не пролезала. Она немного поколебалась, а затем надавила на дверную ручку. В спальне Элинор было светло, несмотря на закрытые ставни. Рядом с кроватью горела лампа – очевидно, Элинор заснула за чтением. Она лежала на спине с чуть приоткрытым ртом и услаждала своим храпом гипсовых ангелов на потолке. К груди она прижимала книгу. Мегги сразу узнала её.
– Откуда она у тебя? – закричала Мегги и потянула книгу из рук Элинор, тяжёлых со сна. – Это книга моего отца!
Элинор мгновенно очнулась, как будто Мегги плеснула ей кипятком в лицо.
– Ты её украла! – кричала Мегги, вне себя от ярости. – Это ты позвала этих разбойников! Да! Точно! Ты и твой Каприкорн, вы с ним заодно! Ты велела увести моего отца, и кто знает, что ты сделала с бедным Сажеруком! Ты хотела взять эту книгу себе, с самого начала! Я видела, как ты на неё смотрела, – будто она живая! Она, быть может, миллион стоит, а то и два или три!
Элинор сидела на постели, рассматривала цветочки на своей ночной рубашке и не издавала ни звука. Она заговорила, только когда у Мегги перехватило дыхание.
– Ты всё сказала? – спросила она. – Или ты будешь вопить, пока не рухнешь замертво? – Её голос звучал, как всегда, грубо, но слышалось в нём и нечто иное – нечистая совесть.
– Я всё скажу полиции! – выдохнула Мегги. – Я скажу им, что ты украла книгу, и пусть они спросят тебя, где теперь мой отец.
– Я… спасла… тебя… и эту… книгу!
Элинор спустила ноги с кровати, подошла к окну и отодвинула ставни.
– Ах, вот как! А что будет с Мо? – Голос Мегги снова окреп. – Они ведь скоро узнают, что он дал им не ту книгу! Ты будешь виновата, если они что-нибудь с ним сделают! Сажерук сказал: «Каприкорн его убьёт, если не получит книгу». Он убьёт его!
Элинор высунула голову в окно и глотнула побольше воздуха. Потом обернулась.
– Ерунда! – сказала она сердито. – Ты слишком много значения придаёшь болтовне Пожирателя Спичек. И ты начиталась скверных приключенческих историй. Убить твоего отца! Господи, да он же не секретный агент или что-то в этом роде! Он реставрирует старые книги. Эта профессия не связана с угрозой для жизни. Я просто хотела посмотреть книгу в спокойной обстановке. Только поэтому я её подменила. Откуда мне было знать, что посреди ночи явятся какие-то тёмные личности, чтобы забрать её и твоего отца вместе с ней? Мне он рассказывал только, что из-за этой книжки его преследует какой-то сумасшедший коллекционер. Откуда я могла знать, что этот коллекционер не остановится ни перед кражей со взломом, ни перед похищением людей? Даже мне такое не пришло бы в голову. Ну разве что ради одной-двух книг на свете…
– Но так говорил Сажерук. Он говорил, что Каприкорн убьёт его!
Мегги крепко обхватила книгу, как будто только так могла предотвратить новую беду. Ей вдруг показалось, будто она опять слышит голос Сажерука.
– А вопли и трепыхание малютки, – прошептала она, – для него сладки, как мёд.
– Что? О ком это ты снова? – Элинор села на край кровати и усадила Мегги рядом с собой. – Сейчас ты расскажешь мне всё, что знаешь об этом деле. Выкладывай!
Мегги открыла книгу. Она полистала страницы, пока не нашла заглавную букву К, на которой сидел зверёк, так похожий на Гвина.
– Мегги! Эй! Я тебя спрашиваю! – Элинор грубо потрясла её за плечи. – О ком ты только что говорила?
– Каприкорн… – Мегги едва прошептала это имя – казалось, оно притягивало опасность каждой своей буквой.
– Каприкорн. И что дальше? Это имя я от тебя уже пару раз слышала. Но, бес его дери, кто же он такой?
Мегги захлопнула книгу, провела пальцем по обложке и рассмотрела её со всех сторон.
– Здесь нет названия, – пробормотала она.
– Нет. Ни на обложке, ни внутри. – Элинор встала и подошла к платяному шкафу. – Есть много книг, название которых сразу не узнаешь. В конце концов, это новомодный обычай – писать его на переплёте. Ещё когда книги переплетали так, что корешок изгибался внутрь, название в лучшем случае писали на срезе страниц, а как правило, его можно было узнать, только раскрыв книгу. Лишь когда переплётчики научились делать выпуклые корешки, название перекочевало туда.
– Да, я знаю! – нетерпеливо сказала Мегги. – Но это не старинная книга. Я знаю, как выглядят старинные книги.
Элинор бросила на неё насмешливый взгляд.
– Ах да, извини! Я забыла, что ты настоящий эксперт! Но ты права: эта книга не совсем старинная. Она издана всего тридцать восемь лет назад. Поистине смехотворный возраст для книги! – Элинор исчезла за открытой дверцей шкафа. – И всё-таки название у неё, разумеется, есть: «Чернильное сердце». Я полагаю, твой отец специально переплёл её так, чтобы по обложке не догадались, что это за книга. Даже внутри, на первой странице, ты не найдёшь названия, и если ты внимательно приглядишься, то поймёшь: он просто изъял эту страницу.
Ночная рубашка Элинор упала на ковёр, и Мегги увидела, как её голые ноги не спеша влезают в колготки.
– Нам надо ещё раз сходить в полицию, – сказала она.
– Зачем? – Элинор кинула свитер на дверцу шкафа. – Что ты им расскажешь? Ты что, не видела, как те двое вчера глазели на нас? – Элинор стала передразнивать голоса полицейских: – «Ах да, как там было дело-то, госпожа Лоредан? Кто-то ворвался к вам в дом после того, как вы любезно отключили сигнализацию. И тогда эти взломщики – ну ловкачи прямо! – стащили одну-единственную книгу, хотя в вашей библиотеке есть книги стоимостью в несколько миллионов, и забрали отца этой девочки, хотя он и сам вызвался сопровождать их! Ну да. Очень интересно. И эти люди работали на человека, называющего себя Каприкорн. Кажется, это имя означает „Козерог“?» Боже мой, девочка…
Элинор снова появилась из-за дверцы шкафа. На ней была безобразная клетчатая юбка и свитер карамельного цвета, в котором она казалась бледной, как дрожжевое тесто.
– Все, кто живёт у этого озера, считают меня сумасшедшей, и, если мы опять обратимся с нашей историей в полицию, повсюду заговорят, что теперь-то Элинор Лоредан окончательно свихнулась. А это лишний раз доказывает, что страсть к книгам – нездоровая страсть.
– Ты одеваешься как старая бабка, – сказала Мегги.
Элинор посмотрела на неё сверху вниз.
– Вообще-то, комментарии насчёт моей внешности нежелательны. А потом, я могла бы быть твоей бабкой. Если бы чуть-чуть постаралась.
– Ты когда-нибудь была замужем?
– Нет. Никогда не понимала, зачем это нужно. И будь добра, перестань спрашивать о моей личной жизни. Разве отец не научил тебя, что это нехорошо?
Мегги молчала. Она сама не знала, почему задавала такие вопросы.
– Она очень ценная? Или…
– «Чернильное сердце»? – Элинор взяла книгу из рук Мегги, провела пальцем по переплёту и отдала ей. – Я думаю, да. Хотя в каталогах и списках редких книг ни одного экземпляра ты не найдёшь. Я между тем кое-что про неё разузнала. Некоторые коллекционеры предложили бы твоему отцу очень-очень много денег, если бы пошли слухи, что он обладает, возможно, единственным экземпляром. В конце концов, эта книга должна быть не только редкой, но и хорошей. Я ничего на этот счёт сказать не могу. Вчера ночью я не одолела и десяти страниц. Как только там появилась первая фея, я сразу же уснула. Истории про фей, гномов и всё такое прочее мне никогда не были особенно по душе. Хотя я не отказалась бы наблюдать парочку таких историй в моём саду.